Бухарест.
Магазин готовой одежды.
Февраль 1986 года
В половине восьмого вечера «боинг» авиакомпании «Еджипшн эйр» оторвался от взлетной полосы каирского международного аэропорта и взял курс на Дубай. Там, поздней ночью, Серостанов пересел на самолет до Бухареста, который приземлился в восемь утра по местному времени.
…До места явки Николай Серостанов добирался в три приема: из аэропорта на такси, потом уже в центре Бухареста пересел на трамвай, а оставшиеся несколько сот метров шел пешком, с трудом изображая туриста и лениво вертя головой по сторонам. Поскольку рассматривать в провинциальной и казавшейся очень грязной — даже после Каира — румынской столице было нечего. Убогие витрины магазинов, озабоченные выражения лиц скверно одетых прохожих, слякотные мостовые и бесчисленные портреты подозрительно моложавого Николае Чаушеску, на которых всесильному румынскому «кондуторе» можно была дать максимум тридцать пять лет. «И Ленин такой молодой…» — совершенно некстати подумал Серостанов и резко повернулся.
Хвоста не было. Или Николаю казалось, что не было…
И вот теперь, не торопясь, Серостанов шел на явочную квартиру советской военной разведки, чтобы выполнить последнюю часть старых инструкций. О новых он пока старался не думать…
Хрустальное «блям» закрепленного над дверью магазина готовой одежды колокольчика возвестило о появлении очередного посетителя и заставило Николая невольно вздрогнуть. Чистое звучание резко диссонировало с окружающим его убожеством. «Что-то вроде пения херувимов в аду», — подумал Николай и скептически оглядел два стыдливо оголенных манекена в углу, металлические вешалки с одеждой на колесиках в центре небольшого помещения и невысокого человечка средних лет с яйцеобразной лысой головой за прилавком.
— Чем могу служить?
— Вы говорите по-английски?
— Да, мой господин, — часто закивал коротышка, от чего сразу же стал похож на китайского болванчика. — Говорю.
— Я бы хотел купить у вас рюкзак.
— Мы не торгуем рюкзаками, — ответил продавец, сразу же перестав кивать.
— Почему не торгуете?
— Потому что рюкзак — это не одежда.
— Тогда в чем я унесу одежду, которую намерен у вас купить?
— Пройдите, пожалуйста, сюда, господин… — Лысый продавец показал Серостанову на дверь за своей спиной.
В комнате за прилавком, служившей по всей видимости и кабинетом хозяина, и подсобкой, были в полном беспорядке свалены коробки и обмотанные прозрачным полиэтиленом тюки. В углу притулился колченогий письменный стол и массивная тумбочка с советским телевизором «Рекорд». Маленький экран был стыдливо прикрыт потемневшей от пыли узорчатой салфеткой. Две стены складского помещения сверху донизу занимали полки с товаром. Пахло пылью, нафталином и крысиным пометом. Николай неодобрительно покачал головой и, испытывая чувство брезгливости, осторожно присел на краешек табурета.
Через минуту в подсобку вошел продавец. От былой предупредительности лысого коротышки не осталось и следа. Он молча обошел Серостанова, по-хозяйски уселся за письменный стол и пристально посмотрел на гостя:
— Как долетели?
— Нормально.
— Вас ждали вчера.
— Я не агент турбюро, — огрызнулся Серостанов. — Стыковка авиарейсов — не моя основная профессия!..
— Хотите есть?
— Спасибо, потерплю.
Коротышка кивнул, после чего яйцеобразная голова исчезла. Серостанов не сразу сообразил, что мужчина просто колдует над одним из ящиков письменного стола. Голова появилась спустя минуту. Выставив перед собой старую жестяную коробку из-под печенья, коротышка порылся в ней, а затем положил на стол небольшой серый пакет:
— Здесь ваши документы, деньги, билет на самолет…
На лице хозяина застыл молчаливый вопрос.
Серостанов кивнул, извлек из внутреннего кармана пиджака свои документы и протянул их лысому. Через мгновение документы исчезли в столе продавца.
— Посадка на ваш самолет заканчивается через час пятьдесят минут, — бесцветным голосом, по-русски, сообщил хозяин магазина. — Не опоздайте…
— Для меня есть еще что-нибудь?
— Все в пакете…
Поймав такси, Николай уселся на заднем сидении и вскрыл пакет, в котором обнаружил авиабилет на рейс София-Бухарест-Москва-София, паспорт гражданина Болгарии на имя Лечко Петарова, письмо на официальном бланке министерства тяжелого машиностроения СССР, из которого следовало, что товарищ Лечко Петаров, ответственный работник министерства тяжелого машиностроения Болгарии, приглашается на консультативное совещание СЭВ в Москву, три тысячи левов, восемьсот долларов, плоский ключ и записка. Развернув сложенный вчетверо лист из блокнота, Николай прочел:
«Москва, гостиница „Космос“, двенадцатый этаж, комната 1223. Сегодня в 22.00 по местному времени в ресторане на втором этаже. Третий столик от входа у окна. Полный отчет и посылку оставьте в нижнем ящике мини-бара».
Подписи не было…
* * *
Молоденький сержант погранслужбы в фуражке с зеленым околышем, под которой полной луной простиралась щербатая, густо усеянная угрями, физиономия, окинул иностранца заученно-испытующим взглядом, потом опустил круглые голубые глаза на паспорт, резким тычком приложил печать и неожиданно улыбнулся:
— Добро пожаловать в Москву, товарищ Петаров!..
Улыбающаяся таможня — это было что-то новенькое, очевидно, последнее веяние перестройки и гласности, о которых у Серостанова было весьма смутное, расплывчатое представление. «С другой стороны, — подумал Николай, забирая дружелюбно протянутый паспорт и направляясь в багажный зал Шереметьево, — болгарский слон всегда был лучшим другом советского слона…»
Закончив составление подробного отчета руководству, Николай посмотрел на часы — шесть. До встречи оставалось еще много времени. Он аккуратно уложил восемь исписанных страниц и фотокассету в мини-бар, потом принял душ, одел чистую белую сорочку, повязал ее скромным темно-серым галстуком, причесался и, закрыв дверь номера на ключ, направился к лифту. Почти три часа, укрываясь от колючего морозного ветра поднятым воротником дубленки, Серостанов переходил из одного павильона ВДНХ в другой. Свидание с родиной вызывало в нем противоречивые ощущения. В глаза бросались новые приметы времени — люди были одеты значительно лучше, хотя выбор товаров на прилавках был по-прежнему скудным. Понимая, что за ним внимательно наблюдают, Николай не делал никаких попыток провериться или, того хуже, ускользнуть от слежки. Он просто бродил по заснеженным аллеям выставки, переходил из павильона в павильон, словно приглашая своих бдительных товарищей по оружию как следует рассмотреть его со всех сторон, не прибегая к дополнительным профессиональным уловкам.
Ровно в десять часов он сидел за указанным столом в ресторане «Космос» на втором этаже и с интересом наблюдал за шевелением машин и людей на подъезде к гостинице.
В ресторане было немноголюдно, площадка для оркестра пустовала — будний день…
— Простите, у вас не занято?..
Серостанов повернулся. Перед ним стоял средних лет мужчина в невыразительном сером костюме с коротко остриженной «под ежик» седой головой и абсолютно ничего не выражавшими голубыми глазами — невысокий, поджарый, без единого грамма лишнего веса. Николаю хватило двух секунд, чтобы понять: никогда раньше этого человека он не встречал.
— Да, пожалуйста…
Незнакомец сел напротив, спиной к выходу, и бесцеремонно, ВЛАСТНО уставился на Николая. Понимая, что этот человек оказался за его столом не случайно, Серостанов не отвел взгляд и с таким же интересом принялся изучать суровое и абсолютно неподвижное лицо незнакомца.
Состязание в молчанку длилось недолго — мужчина вдруг неопределенно хмыкнул и спросил:
— Ну, что, водку пить будем?
— По поводу или просто так?
— По поводу.
— Можно спросить, по какому именно?
— В связи с вашим возвращением на родину, Николай Игоревич…
Серостанов недоуменно пожал плечами и натянуто улыбнулся:
— Возвращение на родину мне еще только предстоит. Вы, видимо, обознались. Я, видите ли, болгарин. Такая вот незадача…
— Ну да, конечно, — кивнул незнакомец. Потом огляделся и вполголоса произнес. — Я хочу сообщить вам приятную новость от ваших друзей из Обнинска.
— Я не был там с семидесятого года, — не отрывая взгляд от незнакомца, спокойно отозвался на пароль Серостанов.
— С семьдесят первого, — уточнил седой и впервые изобразил на лице нечто, весьма отдаленно напоминающее улыбку. — Так что, можете говорить по-русски без болгарского акцента, товарищ подполковник. Тем более, что он у вас не очень убедительный…
— Моя вина, — Николай развел руками. — Никогда раньше не был болгарином. Я как бы по другой части…
— Я в курсе, по какой вы части, — коротко и властно обронил мужчина.
— Как мне к вам обращаться?..
С первых же секунд встречи Николай понял, что имеет дело с одним из высших руководителей ГРУ — очевидно, представителем той самой новой волны начальников советской военной разведки, которая пришла к власти вместе с горбачевской перестройкой. И теперь терпеливо ждал, когда незнакомец сделает первый шаг. Серостанов вдруг поймал себя на мысли, что волнуется…
— Мое имя — Виктор Витальевич Евсеев… — негромко произнес мужчина. — Воинское звание — генерал армии. Должность — начальник Главного разведывательного управления Генштаба Советской армии…
— Господи, какая честь! — пробормотал Николай и тут же осекся — рискованная фраза слетела с языка раньше, чем он успел ее обдумать.
— Действительно честь, — невозмутимо ответил Евсеев. — Но вы ее заслуживаете,
— Спасибо.
— В дороге не было никаких проблем?
— Никак нет, товарищ…
— Пока — только Виктор Витальевич, — властно оборвал Евсеев. — Договорились?
— Так точно.
— Я ознакомился с вашим отчетом, подполковник… — шеф ГРУ говорил короткими, обрывистыми фразами, словно диктовал текст неопытной стенографистке. — Впечатляет. Весьма впечатляет. Вместе с тем, там много неясностей. Правда, в моем распоряжении было всего полтора часа. Возможно, этого времени недостаточно. В вашем отчете много информации и конкретных фактов, нуждающейся в более тщательном анализе…
— Почему в таком случае вы не перенесли встречу, Виктор Витальевич?
— К сожалению, очень мало времени, подполковник…
— Я должен уезжать?
— Возможно, да… — Евсеев испытующе посмотрел на Николая. — Конечно, если вы чувствуете себя готовым.
— Вы сказали, «возможно»…
— А вы-то сами куда так торопитесь, подполковник? — суровое лицо Евсеева по-прежнему ничего не выражало — ни подозрительности, ни дружелюбия.
— Но вы же сами сказали, что времени мало.
— Мне докладывали, что вы устали, издерганы…
— Два года в полной консервации, — негромко возразил Николай. — Сами понимаете, Виктор Витальевич, это не курорт.
— А вас к курортным условиям и не готовили, товарищ подполковник, — по-армейски жестко обрубил Евсеев.
— Ни о каких поблажках по службе я не просил и не прошу! — с трудом сдерживаясь, ответил Николай. — Но даже атомные подводные лодки уходят в автономное плавание на конкретный, определенный командованием срок. И точно знают, когда именно вернутся на базу. Я же был предоставлен исключительно самому себе, Виктор Витальевич! Без связи, без каких-либо контактов с Центром, в полной неопределенности. И вместо того, чтобы полноценно работать, я был вынужден заниматься хиромантией и гадать, когда же именно обо мне вспомнят! Если вспомнят вообще…
— Мне это известно… — В интонации Евсеева прорезалось нечто напоминающее сдержанное одобрение. — Считаю, что даже в этой нештатной ситуации ваши действия были правильными…
Обезоруженный столь неожиданной уступкой, Николай замолчал.
— Почему поехали в Эйлат? — быстро спросил Евсеев. — Что за непонятная инициатива?
— Задание шефа каирского бюро… — Николай недоуменно пожал плечами. — В отчете об этом сказано.
— Вы его получили сразу или уже потом, в Израиле?
— Сразу, как только была одобрена командировка.
— В Эйлате было жарко?
— В каком смысле, Виктор Витальевич?
— В климатическом.
— Точно не помню, — Николай задумался на несколько секунд. — Где-то около плюс двадцати, может, чуть больше. Нормальная температура для этого времени года…
— Вы видели человека, который положил вам в карман фотокассету?
— Нет, не видел.
— Не страшно было тащить ее через несколько стран?
— Еще страшнее — держать ТАКОЕ при себе, — спокойно возразил Серостанов и вдруг представил себе невыспавшееся, помятое лицо Моти Проспера с неизменной сигаретой в зубах. «Мистика какая-то! — подумал Николай. — Евсеев в точности повторяет его вопросы!..»
— Откуда вы знаете, подполковник, что именно было изображено на фотопленке? — Сухое, невыразительное лицо начальника ГРУ приблизилось к нему на несколько сантиметров. — Откуда вы можете это знать?
— Я не знаю, Виктор Витальевич, я ПРЕДСТАВЛЯЮ, что на ней изображено.
— Представляете? — Евсеев вдруг поморщился, будто неожиданно почувствовал сильную зубную боль. — Как это, «представляете»? Хочу вам напомнить, подполковник, речь идет о весьма серьезных вещах!
— Виктор Витальевич! — Серостанов изобразил на лице искреннее изумление. — Я полжизни работаю на Ближнем Востоке. И имею некоторое представление о том, что такое Израиль. Вы ведь не стали бы рисковать мною, будь эта кассета какой-нибудь безделицей, верно? Информация, которую я доставил в Центр, меня абсолютно не касается. Однако представить себе, что именно она содержит, я могу вполне…
— Н-да, — неопределенно протянул Евсеев и откинулся на спинку стула. — Я так и думал…
— Могу я задать вопрос?
— Задавайте.
— Меня оставляют в Центре?
— Нет, — начальник ГРУ резко мотнул стриженной головой, словно отгоняя подальше эту возможность. — Завтра утром вы получите новые инструкции, после чего тотчас же вернетесь обратно в Каир.
— Тоже завтра?
— Да, днем. Вам надлежит вернуться на место службы, не вызывая ни малейших подозрений. То есть, к вечеру воскресенья…
— Могу я повидаться с родителями?
— Ни в коем случае! — взгляд Евсеева был холоден, как лед. — В этом нет никакой необходимости! Приказ о присвоении вам очередного воинского звания уже подписан. Вы также представлены к ордену Красной Звезды за безупречное выполнение важного правительственного задания. Представление будет подписано в ближайшую неделю… Что же касается ваших родителей, подполковник, то они регулярно получают корреспонденцию от вашего имени, а также соответствующее денежное содержание, которого им вполне хватает. Самочувствие ваших родителей вполне удовлетворительно. Так что, беспокоиться вам не о чем, подполковник. Хочу также довести до вашего сведения, что руководство ГРУ довольно вашей работой. Тот факт, что в течение двух лет вашими услугами практически не пользовались, никак не означает недоверие лично к вам, подполковник. Могу лишь сказать, что внутри главного разведывательного управления структуры происходили значительные структурные перемены, кое-какие моменты были заново пересмотрены… Сейчас этот процесс полностью завершился. Отныне ваши полномочия по месту несения службы будут значительно расширены, под ваше начало передаются кое-какие дополнительные контакты… Впрочем, обо всем подробно вы узнаете завтра, в ходе инструктажа, который проведет мой заместитель…
Евсеев неожиданно встал и протянул Серостанову руку.
— Виктор Витальевич, я должен безвылазно находиться в гостинице?
— У вас есть какие-то неотложные дела? — насупив брови, спросил начальник ГРУ.
— Да нет, ничего определенного… — Николай неопределенно развел руками. — Только… Я ведь не был в Москве много лет, Виктор Витальевич. Стал уже забывать, как она выглядит. Хотелось просто погулять…
— Ночь на дворе, — Евсеев кивнул в окно, где разрозненными, редкими огнями очерчивались контуры ВДНХ. — Да и морозно. Хороший хозяин в такую погоду собаку не выпустит…
— Тем лучше, — сдержанно улыбнулся Серостанов. — Меньше толкотни…
— Вы — гражданин братской Болгарии, — совершенно серьезно произнес генерал армии Виктор Евсеев. — Так что, можете идти туда, куда захотите, подполковник. Главное, чтобы завтра в одиннадцать вы были в номере. Успеха вам! И, надеюсь, до скорой встречи…
* * *
В половине третьего ночи тишину квартиры генерал-майора КГБ Эдуарда Горюнова прорезала трель телефона. На четвертый сигнал трубку сняли и заспанный, недовольный голос хрипло откликнулся:
— Алло?
— Эдик?
— Ну?
— Не узнаешь?
Последовала короткая пауза.
— Ты?
— Я.
— Ты где?
— Как обычно. Нужно поговорить…
— Еду…
Круглосуточно работавшее кафе на втором этаже центрального аэровокзала на Ленинградском проспекте, было их местом. В Высшей школе КГБ или «вышке», как называли это учебное заведение курсанты, несмотря на его суровую специфику, обучались, все-таки, мужчины, которым — правда, в разной степени — не было чуждо ничто человеческое. Именно здесь, в одну из суббот семьдесят второго года, Николай познакомился с миловидной девушкой, работавшей официанткой в ресторане аэровокзала. Естественно, он назвался вымышленным именем, сказал, что учится в технологическом институте, а вообще-то родом из Николаева и живет в общежитии. Девушку звали Таней. После того, как знакомство переросло в более тесные отношения — у разведенной и бездетной Тани была кооперативная двухкомнатная квартира на Автозаводской, где Николай и проводил свободное от занятий в «вышке» время, — он как-то спросил Таню, есть ли у нее симпатичная подруга. Получив утвердительный ответ, Николай явился на очередное свидание вместе с Эдуардом — самым близким своим другом по «вышке», который, правда, уже завершал обучение…
Это была их маленькая, хотя и отнюдь не безопасная тайна — по суровым правилам «вышки», каждый курсант был обязан информировать руководство о любых своих контактах. Нарушение этого правила грозило немедленным отчислением и самыми неприятными последствиями. Оба были еще очень молоды и, скорее всего, просто не отдавали себе отчет в том, насколько сильно и безрассудно рисковали, держа в тайне от начальников грозного и всезнающего учебного заведения свои амурные делишки…
Расположившись за высоким мраморным столиком спиной к выходу, Серостанов лениво прихлебывал из граненого стакана безвкусный кофе с молоком.
— До самой последней минуты я был уверен, что это какой-то розыгрыш. Неужели это действительно ты?..
Николай медленно, как бы нехотя, обернулся. Перед ним стоял Эдик Горюнов в модной дубленке с небрежно поднятым узким воротником. Тонированные стекла, вставленные в модную металлическую оправу, загадочно поблескивали и скрывали выражение глаз.
— Ты на машине? — Николай спокойно отвернулся и угрюмо уставился в граненый стакан.
— Да.
— Номер?
— 14–18.
— Через двадцать пять минут. За «Соколом». Сиди в машине и жди…
В машине Николай произнес единственную фразу: «Куда-нибудь, где можно спокойно поговорить…» В оставшиеся двадцать минут, в течение которых Горюнов пересекал у Химок кольцевую дорогу и несся по Ленинградскому шоссе на скорости 100 километров в час, ни один не проронил ни слова. В салоне «жигулей» воцарилась тяжелая атмосфера напряженности и взаимного недоверия…
Убедившись в обзорном зеркальце, что позади нет ни одного огня, Горюнов резко свернул с шоссе на какую-то проселочную дорогу, попетлял минут пять и изящно проскользнув в небольшой створ, образованный двумя раскидистым соснами, приглушил мотор и выключил фары.
— Приехали, Коля…
Серостанов молча вылез из машины и огляделся. Горюнов последовал за ним.
— Ну, здравствуй, дружище! — Николай протянул руку.
— Ты меня напугал, — признался Горюнов, одной рукой отвечая на приветствие, а другой сжимая плечо Серостанова. — Прямо, привидение какое-то, ей богу!
— Прости, иначе я не мог…
— Где ты пропадал, Коля?
— Ой, как некрасиво, товарищ генерал-майор! — Серостанов улыбнулся и покачал головой. — Как непрофессионально: задавать подобные вопросы подполковнику ГРУ!..
— Всего лишь подполковник?
— Ну, не всем же быть генералами.
— А как другу вопрос задать можно?
— А мы все еще друзья? — быстро спросил Николай.
— Трудно сказать… — Горюнов поглубже засунул руки в карманы дубленки и поежился. — Может, лучше в машине, а? А то ведь замерзнем на хрен!..
— Ничего, лучше потерпим на открытом воздухе — так спокойнее. Да и для здоровья полезнее…
— Ты все еще за бугром, Коля?
— А меня что, готовили к другому?
— Много лет прошло с тех пор…
— Ну и что? — Серостанов равнодушно пожал плечами. — Ты ведь все равно проверишь, верно, Эдик?
— Считаешь, нужно?
— Нужно, — коротко кивнул Николай. — Обязательно проверь. Потому, как есть разговор к тебе. Очень серьезный разговор. Если бы речь шла не о тебе, этой встречи не было бы. И быть не могло, ты понимаешь?
— Честно говоря, не очень.
— Видишь ли, со своим начальством я встречался сегодня вечером… Впервые, кстати, за последние четыре года.
Горюнов какое-то время молчал.
— И что?
— Мне важно, чтобы у тебя не оставалось никаких сомнений на мой счет.
— У меня есть время?
— Для бесед со мной? — уточнил Николай.
— И для этого тоже..
— Боюсь, этот разговор — первый и последний! Завтра днем убываю на место постоянной службы. Когда еще свидимся — не ведаю. Если вообще свидимся. Так что, проверять будешь уже без меня, Эдик.
— А что так печально, друг?
— Не знаю… — Серостанов потер веки и оглянулся. Вокруг стояла мертвая тишина. — Устал, наверное. Да и ситуация мне не нравится…
— Говори, я слушаю.
— Тебе известно, где я работаю?
— Имеешь ввиду регион?
— Именно.
— Нет, неизвестно. Но это нетрудно узнать…
— Не напрягайся попусту: Ближний Восток. Потом проверишь.
— Ох, не повезло тебе, друг, — улыбнулся Горюнов. — Жарища небось?..
— Об этом — в другой раз, — отмахнулся Серостанов. — Официальная крыша — сотрудник одного западного информационного агентства. Очень серьезного, между прочим…
— Кажется, я догадываюсь, какого именно, — пробормотал Горюнов и внимательно посмотрел на Серостанова. — Надеюсь, работаешь не арабом?
— И даже не израильтянином! — отрезал Серостанов.
— Упреждаешь мой следующий вопрос? — усмехнулся Горюнов.
— Постарайся не спрашивать лишнего! — Николай перешел на сдавленный шепот. — Во-первых, ты не мой начальник, а, во-вторых, у нас мало времени…
— Извини, — пробормотал Горюнов.
— Ничего. Кстати, я уже много лет подданный Ее Величества королевы Великобритании.
— Ишь ты! — ухмыльнулся Горюнов.
— Так вот, у меня есть один контакт. Там, в Каире… — Николай говорил отрывисто, словно ему было неприятно признаваться в этом. — Долгое время я был уверен, что он связан с арабскими спецслужбами. И использовал эти связи. Причем довольно результативно. Это контакт выполнял мои отдельные поручения — на за просто так, как ты понимаешь. Естественно, эта связь была санкционирована Центром… На прошлой неделе мы встретились. По его просьбе. И этот контакт начал с того, что в прямо лоб задал вопрос о тебе…
— Обо мне? — изумление в голосе Горюнова было неподдельным.
— Именно, — кивнул Николай. — Сказал он мне буквально следующее: что, КГБ готовит покушение на Горбачева, которое намечено на ближайшее время; что специально для этой цели люди КГБ выкрали в Копенгагене одного беглого офицера советской внешней разведки; что в рамках этой подготовки, хотя и по неустановленной причине, непосредственно в Москве был заминирован самолет, на котором возвращался в Штаты ответственный чиновник американского госдепа и который взорвался где-то над Альпами. Но главное, что ко всему этому непосредственное отношение имеет заместитель начальника Первого главного управления КГБ генерал-майор Эдуард Горюнов, с которым я когда-то учился в Высшей школе КГБ…
Серостанов сделал паузу и внимательно посмотрел на Горюнова. Эдуард молчал. Выражение его лица было ошарашенным.
— Контакт сказал мне также, — продолжил Серостанов, — что ситуация находится под полным контролем некоторых спецслужб — правда, не уточнив при этом, каких именно, — и что им необходима личная встреча их представителя с тобой, Эдик для конкретного предложения. Мне также было передано, что тебе будет гарантирована не только полная безопасность, но и серьезное продвижение по службе. В том случае, естественно, если ты согласишься на встречу и выслушаешь, что они хотят тебе сказать. Это все, Эдик…
Горюнов молча стоял, засунув руки в карманы дубленки, и, медленно покачивался, словно кряжистое дерево под порывами ветра.
Серостанов терпеливо ждал.
— Н-да, Коля, — негромко произнес наконец Горюнов. — Ты передал мне информацию спецслужбы, а не частного лица, добытую частными методами. Надеюсь, ты это понимаешь?
— Думаю, что понимаю.
— И попасть именно к тебе СЛУЧАЙНО она не могла.
— Очевидно, так оно и есть, — кивнул Серостанов.
— Тогда почему же она попала именно к тебе, друг мой? Откуда твоему таинственному контакту известно о нашей дружбе в период совместной учебы? Не говоря уже о том, почему твой контакт обращается по делам КГБ к «кроту» советской военной разведки?
— У меня есть только один ответ, — Николай виновато улыбнулся и развел руками. — Возможно, тебе он покажется абсолютно идиотским…
— Ну, говори.
— Я не знаю!
— На кого ты работаешь еще, Коля? — неожиданно жестко спросил Горюнов. — Говори как есть, я постараюсь тебя понять…
— Ты спрашиваешь, на кого я работаю? — Серостанов широко раскинул руки, словно решил обнять старого друга. — Еще на две спецслужбы, плюс к тому консультирую третью. Причем так успешно, что сегодня Евсеев сообщил мне при личной встрече о присвоении очередного звания и представлении к ордену Красной звезды…
— Это еще ни о чем не говорит, — отмахнулся Горюнов.
— Говорит, тупица! — вдруг взорвался Серостанов. — Еще как говорит! Ибо расскажи я сегодня вечером эту увлекательную историю своему шефу, я бы тут же догнал в звании тебя, счастливчик, а к Красной Звезде получил бы впридачу Звезду Героя Советского Союза.
— Почему же ты этого не сделал? — тихо спросил Горюнов.
— Послушай, Эдик! — Серостанов резко выпрямился. — По-моему, ты чего-то не понял. Я ведь разговариваю сейчас только с тобой, верно? И только тебе сказал то, что сказал. За мной нет хвоста и я без прослушки — можешь проверить. Если эта информация туфта, — забудем о ней и поговорим о подружках нашей с тобой молодости. И об этой встрече тоже забудь — так будет спокойнее и тебе, и мне. Но если это правда, Эдик… Тогда ты не до нашей следующей встречи — до послезавтра можешь не дожить! Просекаешь, приятель? Меня ваши лубянские интриги никак не касаются — я в другой конторе и у меня другие проблемы. Но мы были друзьями, хорошими друзьями, и ты — один из немногих порядочных людей, сохранившихся в моей памяти о прошлой жизни. То, что я сейчас делаю — кстати, с риском угробить не только свою карьеру, но и голову, — я делаю во имя нашей дружбы. Дальше — твои проблемы и твой выбор. У меня все, дружище. И давай выбираться из этой глуши, а то и впрямь замерзнем…
— Звучит очень даже искренне, — кивнул Горюнов. — Если только именно такой сценарий не является твоим конкретным заданием…
— Ты мне не веришь?
— А почему я должен тебе верить? — неожиданно вскипел Горюнов. — Может быть, тебя специально для этой встречи и отозвали на родину, а? Получил от своего руководства инструкции и теперь разыгрываешь тут доверительную встречу двух старых приятелей, чтобы завтра, получив от меня подтверждение, твои начальники стали дырявить мундиры для новых орденов?
— Господи, а Евсеев-то здесь при чем? — искренне изумился Николай. — Да знай он хоть крупицу из этой информации, Лубянка была бы уже оцеплена Таманской дивизией!
— Ну, да, конечно… — не обращая внимания на монолог Серостанова и уставившись на носки собственных ботинок, пробормотал Горюнов. — Евсеев тут действительно не при чем! И, главное, как все удачно совпало! Просто взяло и сложилось, как в примитивном пасьянсе для домохозяек. Ты встречаешься с неким контактом, потом сразу же прилетаешь в Москву, — впервые, кстати, за много лет. Причем прилетаешь всего на сутки, но, тем не менее, успеваешь встретиться со мной глубокой ночью, чтобы наутро убраться восвояси…
Эдуард поднял голову и неожиданно улыбнулся.
— Чему ты радуешься? — сухо поинтересовался Серостанов.
— Озарению, друг мой! — с неестественной живостью откликнулся Горюнов. — Профессиональному озарению! А ведь тебя используют, Коля! Причем я даже не хочу размышлять над тем, вслепую или в светлую — сейчас это уже не имеет принципиального значения…
— Значит, все это — правда? — очень тихо, почти шепотом, спросил Серостанов.
— Что, «это»? — механически переспросил Горюнов. Его мысли, казалось, унеслись далеко от глухого места встречи двух старых друзей.
— Я говорю о покушении на Горбачева. Это правда?
— Правда, неправда! — Горюнов прищелкнул языком. — Представляешь, Коля, сколько миллионов долларов тебе отвалили бы в твоем информационном агентстве за такую информацию, а?
— Что ты будешь теперь делать?
— Я? Ты спрашиваешь, что я буду делать? — Горюнов невидящим взглядом окинул Николая. — Еще не знаю. Все довольно неожиданно, и, главное, очень много вопросов без ответов. Откуда ты вообще свалился на мою голову, Серостанов?
— Из Каира… — Николай положил руку на его плечо. — Послушай, Эдик, а, может, это совсем не так плохо, что свалился именно я?
— Ты в этом действительно уверен?
— Знаешь, я не хочу лезть в твои дела, но если эта информация хотя бы на треть соответствует действительности, то ты — в дерьме по уши, Горюнов! Скорее всего, ты скажешь, что это не мое собачье дело, и, тем не менее, я хотел бы знать: почему бы тебе не принять это предложение?
— Потому, что это вербовка, Коля, — спокойно произнес Горюнов. — Классическая вербовка высокопоставленного офицера совсем не хилой спецслужбы. Одной рукой мне действительно помогут вылезти из дерьма, но другой — в него же и затолкают. Да так основательно, что я не выберусь оттуда до конца жизни… — Он резко стряхнул руку Серостанова. — Судя по всему, с тобой это уже произошло, верно? И, очевидно, не так давно?..
Николай молчал, не отводя взгляд.
— Ну же, Коля! — в голосе Горюнова звучала болезненная, неестественная бодрость. — Смелее! Уж меня-то бояться тебе не стоит, друг мой! И что вообще происходит в безлюдной ночной глуши на тридцать пятом километре шоссе Москва-Ленинград? Встреча двух старых друзей, которые почему-то не могут просто так, ни от кого не прячась, распить на радостях бутылку? Или, все-таки, разговор двух предателей, двух заурядных изменников родины — одного реального и другого — перспективного? Ну, Коля, ответь с трех попыток!..
— Я своей родине не изменял! — голос Серостанова звучал глухо. — У тебя нет ровным счетом никаких оснований так говорить! И тебя к измене я тоже не призываю!..
— Да ты что, Коля, в самом деле обиделся? — удивление Горюнова казалось совершенно искренним, не наигранным. — Да брось ты, в самом деле, старый дружище! Я действительно верю: все, что ты сделал — сделано из самых лучших, приятельских побуждений. В то же время, друг Коля, не тебе объяснять, что рано или поздно любой человек нашей с тобой профессии оказывается в подобной ситуации. Вопрос лишь в том, когда именно это случится и как на это реагировать?..
— Что ты собираешься делать?
— А что мне делать? — наигранное возбуждение вдруг разом покинуло Горюнова. Взгляд его стал угрюмым и настороженным. — Выбор, скажу откровенно, скудный: либо стенка, к которой, кстати, меня поставят заодно с тобой, дружище, либо — измена присяге, предательство.
— Ну, да, конечно, — пробормотал Серостанов и косо сплюнул в сторону. — Участие в подготовке покушения на жизнь главы собственного государства изменой родине и предательством не считается. Все это так, ерунда, невинные тактические занятия на местности…
— А ты хоть знаешь, почему я сделал этот выбор? — набычился Горюнов. — Ты хоть потрудился задать себе такой вопрос?..
— Не знаю и знать не хочу! — отрезал Николай. — Вот уж что меня действительно, не касается!
— Ты рассуждаешь так, словно речь идет не о судьбе твоей страны!..
— Я слишком долго прожил за бугром и слишком глубоко влез в другую оболочку, чтобы задумываться сегодня над тем, что действительно хорошо или плохо для страны, во имя которой я все это делаю. Если честно, Эдик, я вообще утратил способность что-либо ощущать или чувствовать. Тебе, возможно, трудно это понять, но я уже много лет являюсь стандартным и запрограммированным на все случаи жизни биороботом, выполняющим чужую волю в чужой стране и под чужим именем…
— Мы сознательно сделали свой выбор, — негромко, но твердо произнес Горюнов. — И нас никто не заставлял…
— Когда-нибудь, если мы сумеем уцелеть, я объясню тебе, Эдик, в чем ты заблуждаешься… — Серостанов глубоко вздохнул и посмотрел на часы. Фосфоресцирующие стрелки показывали половину пятого утра. — Нам пора возвращаться в Москву…
— Где и с кем я должен встретиться? — в голосе Горюнова вдруг вообще исчезли интонации — в них не было ни горечи, ни любопытства, ни страха. Просто звук…
— Тебе позвонят домой, — отрывисто произнес Серостанов. — Если трубку возьмешь ты, то попросят принять заказ на вызов такси. Ты скажешь, что ошиблись номером. Ко времени вызова нужно будет прибавить ровно семнадцать часов. Встреча с их человеком на нашем с тобой месте. Это все…
— Пароль?
— Без всяких паролей.
— Как я его узнаю?
— Ты с ним знаком.
— Лично?
— Заочно.
— Даже так?
— А что тебя удивляет?
— Собственная популярность.
— У меня к тебе просьба.
— Да? — Горюнов с неожиданным интересом посмотрел на Николая и ладонями стал оттирать замерзшие уши. — Неужели ты хочешь обняться на прощанье?
— Я по-прежнему считаю тебя своим другом… — Николай говорил очень тихо, словно боясь, что кто-то в этой глуши может их услышать. — Несмотря ни на что. Повторяю: я бы не сделал этого, если бы речь шла о каком-то другом человеке… Так вот, по возвращении я должен дать слово, что тому, кто встретится с тобой на нашем месте, абсолютно ничего не угрожает. Абсолютно ничего, понимаешь? В противном случае пострадаем не только мы с тобой — без головы останется человек, который, собственно, ни в чем ни перед кем не провинился…
— Господи, сколько лирики! — вздохнул Горюнов. — Ты что, действительно веришь в существование ТАКИХ людей? И вообще, такое впечатление, будто речь идет о школьном преподавателе родного языка и литературы, а не о таком же, как мы, профессионале…
— Это не совсем так… — Николай покачал головой. — И вообще, многое тебе еще предстоит понять…
— Николай, ты ведь знаешь, о ком идет речь, да?
— Это неважно, Эдик. Мне просто нужно твое слово. И этого будет достаточно. Если ты не уверен, скажи мне сейчас. А то, знаешь, с годами мне перестала казаться симпатичной одна наша народная пословица…
— Какая именно?
— Лес рубят — щепки летят.
— Ну, хорошо! — Горюнов кивнул и медленно, скрепя снегом, направился к «жигулям». Потянув на себя дверцу, он посмотрел поверх кузова машины на Серостанова, который по-прежнему стоял на месте. — Я даю тебе слово, что этому человеку нечего бояться. Но это все! Остальное зависит от того, что именно я услышу, и на каких условиях мне предстоит предать своих товарищей и отказаться от задуманного… Короче, в этом никаких гарантий я давать не стану, понял?
— Меня это устраивает, — коротко кивнул Николай и направился к машине. — Ты вправе распоряжаться собственной головой. Особенно сейчас, когда она может слететь с плеч в любую минуту…