Армения.

Ереван.

Гостиница «Молодежная».

Февраль 1986 года.

В половине десятого утра в холл гостиницы вошли два молодых парней и уверенно направились к стойке регистратуры. Один был в меховом полушубке, грубо скроенном из нескольких волчьих шкур и гигантских размеров пыжиковой ушанке, а второй, словно демонстрируя морозоустойчивость, был вовсе без головного убора; легенькое черное полупальто открывало на всеобщее обозрение кривоватые ноги, плотно обтянутые вылинявшими голубыми джинсами.

Если бы слепой случай занес в тот момент в холл ереванской гостиницы «Молодежная» человека, находившегося четыре дня назад в Палермо, возле церкви Сан-Джованни дельи Эремити, он, вполне возможно, узнал бы в двух молодых людях тех самых парней, которые подъехали к выщербленным ступеням церкви на невзрачной «ланче». А, может быть, и не узнал, поскольку если там, в Палермо, этих невысоких молодых парней с черным кудрявыми волосами могли запросто принять за коренных сицилийцев, то здесь, в заснеженном Ереване, они мало чем отличались от стопроцентных армян.

Через плечо у мужчины в шубе висела большак холщовая сумка, а его напарник волочил за лямки по мраморному полу вестибюля объемистый туристский рюкзак.

Подойдя к стойке администратора, за которой величественно восседал пожилой мужчина в строгом черном костюме, один из парней положил на стойку два паспорта с выдавленными на обложке гербом Франции, ослепительно улыбнулся и произнес по-французски с изяществом коренного парижанина:

— Добрый день, мсье!

— И вам того же, господа! — французский администратора был ничуть не хуже. — Чем могу служить?

— Мы только что из аэропорта и у нас должны быть заказаны номера. Проверьте, пожалуйста…

— Секунду, мсье! — Администратор раскрыл толстый гроссбух, пошуршал страницами, после чего несколько раз энергично кивнул. — Все в порядке, номера заказаны. Вы надолго к нам?

— Дня на три-четыре, — беспечно отозвался парень в ушанке.

— Как вам понравился Ереван?

— Потрясающий город! — вступил в беседу второй мужчина. — К сожалению, мы видели его только из машины, по дороге в отель.

— Жаль, что вы приехали в такое неудачное время, — администратор покачал головой и протянул гостям ключ с биркой. — Приехать в Армению и не увидеть Севан, это очень обидно, мсье! Да что там Севан — вы даже Арарат из своих окон не увидите — все затянуто облаками, зима!..

Войдя в просторный номер с двухспальной кроватью, один из французов сразу стал накручивать диск телефона, в то время как его напарник принялся распаковывать холщовую сумку.

— Алло, мне нужен господин Тер-Ионесянц, — по-русски, но с очень явным акцентом произнес мужчина. — Кто спрашивает? Скажите, говорит близкий друг Самвела Автандиляна. По очень срочному делу. Я только что прилетел из Парижа и сразу звоню… Что, простите? Из гостиницы «Молодежная», номер 413. Как вы сказали? Хорошо… Только напомните господину Тер-Ионесянцу, что дело очень срочное, не терпящее отлагательств… Благодарю вас, буду ждать…

Мужчина положил трубку и выразительно посмотрел на своего товарища. Тот продолжал извлекать из холщовой сумки какие-то свертки и аккуратно раскладывать их на застеленной кровати.

Не произнося ни слова, мужчина снял полупальто, небрежно швырнул его в кресло, потом уселся на свою половину кровати, рядом с телефоном, и стал ждать, искоса наблюдая, как его товарищ распаковывает свертки и извлекает из них пластиковые трубочки, крючки и подпорки, внимательным образом разглядывая каждую деталь. Через десять минут телефон разразился продолжительным звонком.

— Алло? — мужчина сделал своему приятелю знак прекратить на время свое занятие. — Да, именно так… Ах это вы, господин Тер-Ионесянц! Очень рад вас слышать… Что, простите? Нет, нет, с господином Автандиляном все в полном порядке. Да, он сейчас в Париже и просил вам кое-что передать. Нет, только на словах… Конечно, лучше не по телефону… Хорошо… А когда?.. Да, вполне устраивает. Нет, я не один, со мной друг. Да, мы спустимся вместе. До встречи…

— Когда за нами приедут? — по-французски спросил напарник, сразу же вернувшийся к составлению своих трубочек.

— Через полчаса… Ты успеешь, Бред?

— Думаю, уложусь…

Через двадцать минут на кровати лежало два предмета, похожих на миниатюрные велосипедные насосы с короткими перпендикулярными ручками посередине. С удовлетворением оглядев проделанную работу, Бред вновь полез в холщовую сумку, вытащил оттуда четыре упаковки с патентованным бельгийским аспирином и, аккуратно расстелив на кровати два белых полотенца, стал выковыривать над одним из них белые таблетки.

— Тебе помочь?

— Лучше я сам, Люк, — не поднимая головы, ответил Бред. — Так будет надежнее…

Методично раскрошив одну за другой шестнадцать таблеток аспирина, Бред извлек из каждой крохотную, объемом в спичечную головку, капсулу с прозрачной жидкостью. Отложив их отдельно на второе полотенце, он тщательно подобрал аспириновые крошки и скрылся в ванной комнате. Через секунду оттуда донесся хриплый звук спускаемой воды. Вернувшись в комнату, парень бережно угнездил по восемь капсул в рукоятки собранных предметов.

— Ну, теперь мы готовы, — удовлетворенно произнес Бред и протянул предмет товарищу. Люк деловито осмотрел его и сунул во внутренний карман джинсовой куртки…

В сопровождении трех бородатых и молчаливых мужчин, они долго ехали в серой «волге». За окнами машины бушевала самая настоящая метель, видимость была отвратительной, «волга» прокладывала себе дорогу толчками, то и дело тормозя, однако иностранцев все это, казалось, нисколько не волнует — они лениво обменивались впечатлениями о каком-то фильме, не обращая внимания на насупленных провожатых.

Потом «волга» въехала через глухие металлические ворота в небольшой дворик, где французам знаками предложили выходить. Двухэтажный кирпичный дом с покатой крышей был наполовину занесен снегом. Суровые провожатые, пытаясь проложить гостям дорогу к крыльцу, увязли в снегу по колено. Войдя внутрь, один из бородачей, который сидел за рулем «волги» и, судя по уверенным манерам, был старшим в группе, знаками велел гостям снять обувь и переобуться в легкие тапочки. Двое его товарищей стояли тем временем за спинами иностранцев и, скрестив руки на груди, молча наблюдали за процедурой переобувания.

— Ну, что, теперь можем идти? — по-русски спросил Бред.

— Еще нет, — покачал головой бородатый армянин. — Я должен вас обыскать…

Французы недоуменно переглянулись.

— Зачем нас обыскивать? — недоуменно поинтересовался Люк. — Мы в гости к господину Тер-Ионесянцу не набивались — он сам нас пригласил…

— Сказали надо, значит делай, что тебе сказали! — грубо произнес за спиной французов один из бородачей. — Поднимите руки! Ну, живо!..

Оба бородача, стоявшие у двери и отрезавшие путь к отступлению, почти одновременно вытащили из-за пояса пистолеты и наставили их на иностранцев.

— Не надо беспокоиться, уважаемые гости, — подчеркнуто мягко произнес водитель и улыбнулся. — Вам здесь не сделают ничего плохого — вы в доме у друзей.

— У нас, во Франции, друзей встречают вином, а не пистолетами, — возразил Бред, поднимая руки. То же самое сделал и его напарник.

— Будет тебе и вино, уважаемый, — пробормотал водитель и сделал шаг к Бреду. Последний шаг на пути в Вечность. Дальнейшее произошло в доли секунды: Бред резко опустил руки и неуловимым движением свернул набок голову водителя, а Люк, не оборачиваясь, нанес каблуком левого ботинка страшный удар в пах одного из бородачей, тут же резко сместился вправо, перехватил левой рукой кисть бородача с пистолетом, а ребром правой коротко рубанул по кадыку, скрытому в заросшей шее.

Провожатые, даже звука не издав, повалились на пол. Бред по очереди склонился над телами, пощупал пульс у каждого, после чего выразительно кивнул на одного из бородачей и посмотрел на товарища. Люк едва заметно кивнул и стал собирать пистолеты. А Бред вытащил из-за пазухи предмет, похожий на миниатюрный велосипедный насос, и приставил его на секунду к шее бородача. Тело конвульсивно вздрогнуло и застыло…

Бесшумно передвигаясь с пистолетами в руках, французы осмотрели весь первый этаж и, убедившись, что он безлюден, поднялись по деревянной лестнице на второй. В довольно узкий коридор, устланный потертым ковром, выходило три двери. Заглянув в замочную скважину первой, самой близкой к лестнице, Бред показал напарнику опущенный большой палец. Люк кивнул, приложил ухо к крайней левой двери и на какое-то мгновение застыл, словно гранитное изваяние. Потом повторил жест Люка и сделал шаг к центральной двери. Бред подошел к ней справа и, прикоснувшись к ней кончиками пальцев, легонько толкнул. Дверь была открыта…

В просторной комнате, в кресле у камина, сидел средних лет бородатый мужчина в меховой безрукавке и что-то внимательно читал.

— Здравствуйте, господин Тер-Ионесянц, — по-русски произнес Люк, подошел к креслу, рывком поднял хозяина дома и нанес ему по скуле короткий, резкий удар тыльной стороной ладони. Опрокинув в падении обеденный стол, Тер-Ионесянц отлетел в угол комнаты и, ударившись головой о стену, медленно сполз на пол.

— Это и есть традиционное армянское гостеприимство? — спросил Бред, плотно закрывая за собой дверь.

— Что вам от меня нужно? — прохрипел Тер-Ионесянц. Глаза его налились кровью, он то и дело потирал ушибленный затылок.

— Все, что нам нужно — это две минуты вашего драгоценного внимания, — спокойно ответил Люк, сел в кресло и положил пистолет на колено. — У нас мало времени, уважаемый хозяин. Очень мало. Потому, собственно, мы и не стали уговаривать ваших бородатых псов, а просто отправили их на мыло…

— Вы?.. — Тер-Ионесянц подтянулся на руках и прислонил к стене окровавленную голову. — Что вы сделали с моими людьми?

— Убили, — флегматично ответил Люк. — И вас, если окажетесь таким же тупым, тоже убьем…

Поймав на себе взгляд товарища, Бред подошел к хозяину и короткими, выверенными движениями обыскал его. Потом выпрямился, выразительно мотнул головой и вернулся к своему месту у входной двери.

— Говорите, что вам надо и убирайтесь из моего дома!

— Нам нужны два паспорта граждан СССР с ереванской пропиской и с нашими фотографиями. Только железные паспорта, понимаете, господин Тер-Ионесянц… — Люк отогнул указательный палец. — Затем два билета на ближайший рейс в Москву. А в Москве — кое-какое оружие и спецоборудование. Вот, собственно, и все, что нам нужно…

— При чем здесь Автандилян? — прохрипел хозяин дома.

— Как это, «при чем»? — хмыкнул Люк. — Он нас рекомендовал. А ваши люди, господин Тер-Ионесянц, почему-то решили нас обыскать. Может, приняли нас за представителей братского Азербайджана, а? Не уважаете посланцев вашего партнера?

— Он не партнер, а дешевка! — процедил Тер-Ионесянц.

— Это ваши с ним разборки, — равнодушно пожал плечами Люк. — Нас они не касаются…

— Зачем вам нужно было убивать моих людей?

— Чтоб вы поняли, с кем имеете дело, — отрезал Люк. — Кроме того, я могу по минутам рассказать вам график движения трех составов с оружием, которое сейчас направляется по вашему адресу, уважаемый. А заодно месторасположение тайных складов в Степанакерте и Мартуни, где вы собираетесь спрятать оружие. А также названия судов и номера фактур, по которым вы должны получить остальные три партии. Вам нужны еще какие-нибудь подтверждения наших полномочий, господин Тер-Ионесянц, или достаточно?

— Кто вы такие? — тихо спросил хозяин дома.

— Добрые самаритяне, — беспечно улыбнулся Бред и почесал стволом реквизированного пистолета подбородок. — Но очень нетерпеливые…

Люк медленно встал, подошел к Тер-Ионесянцу, рывком поставил на ноги грузное тело, усадил хозяина на стул и пододвинул к нему телефонный аппарат:

— Звоните, отдавайте распоряжения, короче, делайте все, что надо. И быстро, если хотите жить…

Через сорок минут к дому подъехал «РАФик» и отрывисто прогудел.

— В Москву с вами полетит мой человек, — не глядя на французов, произнес Тер-Ионесянц. — Оружие и все необходимое получите от него. После этого мой человек вернется в Ереван. Я выполнил все, что вы хотели?

— Не совсем… — Люк нацелил указательный палец в лоб хозяину. — Домой мы вернемся так же, как прилетели — через ваш прекрасный город. И до того момента, пока наш самолет не приземлится в Орли, весь ваш вонючий ливер и все тайны вашей сраной организации намотаны у меня вот тут, на этом пальце. Нам нет никакого дела до ваших войн и заговоров. Если вам так нравится жить в крови — живите. Но условия нашей маленькой сделки должны быть выполнены полностью. Пошли, Бред…

* * *

«Стратегический резерв» откликнулся на мой телефонный звонок очень агрессивно, однако, услышав условную фразу, немного смягчился:

— У меня для вас две новости — хорошая и плохая. С какой начать?

— С плохой.

— Ваш план утвержден, поздравляю!

— Надеюсь, хорошая новость еще лучше?

— Ага! — клацнул челюстями «стратегический резерв». — С этим планом вы свернете себе шею. Это не будет потерей для еврейского народа и не станет приобретением для старого еврейского кладбища…

Пока я молчала, пораженная столь неслыханным цинизмом, «стратегический резерв» отрывисто сообщил мне место и время встречи и дал отбой в ухо.

…Когда я вползла в «запорожец», ястребиный нос хозяина этого автоуродства плотоядно дернулся:

— Поберегите голову, мадам, она вам еще пригодится…

Я уже было открыла рот, чтобы высказать наконец этому вырожденцу из колумбария, что я о нем думаю, но внезапно почувствовала чье-то дыхание за спиной. Я резко повернулась и увидела улыбающееся смуглое лицо.

— Люк, — по-русски произнес мужчина, протянул мне через сидение руку и по-французски добавил. — Премного наслышан…

— Мне тоже очень приятно, — пробормотала я и перевела вопросительный взгляд на «стратегический резерв».

— Начальник похоронной команды, прибывший специально по вашему вызову! — по-французски пояснил старый тетерев и добавил на идиш. — Очень ценный молодой человек. Перед тем, как тебя, женщина, завернут в тахрихен, этот парень обмоет твое тело и прочтет над ним кадиш. Если, конечно, сам выживет. Амен!

Я открыла рот, не зная, как реагировать.

— Не берите его в голову, мисс Спарк! — на французском откликнулся с заднего сидения Люк. — Это у него примета такая — перед серьезным делом говорить только о покойниках. Чтобы все остались живы…

— Назначайте встречу с Горюновым, все готово, — процедил «стратегический резерв», притормозил свое убожество на четырех колесах и окинул нас по очереди долгим и совершенно непонятным взглядом. — А теперь вытряхивайтесь оба, мишугине…

* * *

Мы сидели с Люком в очень уютном кафе «Адриатика» на Кропоткинской, в углу полупустого зала, и молчали. Встреча с Горюновым была назначена на девять, и он опаздывал уже на десять минут.

— Да не волнуйтесь вы так, куда он денется!.. — Развалившись на угловом диванчике, Люк, в черном свитере и драной джинсовой куртке, с неподдельным интересом изучал меню и напоминал восточного торговца мандаринами с Тишинского рынка.

— Какой странный старик, — тихо сказала я, чувствуя, что все еще нахожусь под впечатлением сердечных напутствий «стратегического резерва».

— А-а-а… — Люк оторвал кудрявую голову от меню. — Легендарная личность…

— Он что, постоянно находится в Москве?

— Госпожа Спарк, есть только одно место на земле, о котором можно сказать, что человек находится там постоянно… — Люк хмыкнул и вновь углубился в меню…

Горюнов появился в кафе в двадцать пять минут десятого. Оглядевшись, он сразу же направился к нашему столику и сел по другую сторону диванчика, напротив Люка. Я оказалась между двумя довольно интересными мужчинами, однако особой радости по этому поводу не испытывала.

— Прошу простить за опоздание, — буркнул Горюнов и подозрительно уставился на Люка. — Ваш новый приятель, Валентина Васильевна?

— Как раз наоборот — очень старый. Познакомьтесь, пожалуйста…

— Весьма рад знакомству! — хмуро произнес Люк и протянул Горюнову руку. — Меня зовут Грегор…

— Приятель действительно старый, — усмехнулся Горюнов. — Настолько, что успел подзабыть русский язык.

— Не обращайте внимания на эти мелочи, генерал, — отмахнулась я, думая совсем о другом. — Грегор — сын греческих коммунистов и когда-то, еще в пионерском возрасте, мы вместе отдыхали в «Артеке». Представляете?

— Врать научились там же? — сухо поинтересовался Горюнов.

— Ага, — кивнула я. — На заседаниях клуба интернациональной дружбы.

— Кстати, Ингрид Кристианссен сегодня улетела в Копенгаген, — произнес Горюнов и посмотрел на часы. — Думаю, она уже дома…

— Это хорошая новость, генерал, — тихо сказала я. — очень хорошая…

— Я могу вас кое о чем спросить? — Люку явно не терпелось перейти к делу.

— Да, конечно, — кивнул Горюнов. — Я вас слушаю, Грегор.

— Скажите, что может случиться, если у Мишина неожиданно начнется приступ? Скажем, глубокой ночью?

— Совсем неожиданно? — улыбка Горюнова была понимающе невеселой.

— Естественно, — невозмутимо ответил Люк. — Ведь Мишин — здоровый и тренированный мужчина.

— На базе есть медчасть… — Горюнов перевел взгляд на меня. — Всю необходимую помощь он может получить на месте. Разумеется, если действительно будет в ней нуждаться.

— Включая анализы и рентген? — наседал Люк.

— Да, и это тоже.

— А операцию в этой медчасти провести могут?

— Смотря какую операцию…

— Ну, например, прободение язвы. Или что-нибудь еще в этом роде.

— Вы это серьезно?

— Конечно.

— Не знаю. — Горюнов задумался. — Вряд ли…

— Вы в этом уверены?

— Да. Вообще-то, на базе нет больных людей. В штате медчасти только два человека — врач и медсестра. Тогда как для серьезной операции под общим наркозом необходимы еще как минимум два человека. Если не больше. Стало быть, больного должны срочно отправить в наш госпиталь.

— А если наоборот?

— Что вы имеете в виду?

— Зачем вывозить больного за пределы базы, когда можно вызвать врачей, необходимых для проведения операции?

— Это все не так просто, — Горюнов с сомнением покачал головой. — Особый режим секретности, понимаете? Нужно оформлять допуск, а это долгая и канительная процедура. Так что, если случай экстренный, больного отправят в госпиталь. Тут сомнений нет…

— Даже если речь идет об особом больном? — Уточнил Люк. — Я имею в виду захваченных иностранных агентов, перебежчиков и тому подобное.

— Тем более.

— Только что вы сказали о госпитале. Какой именно вы имеете в виду?

— Госпиталь КГБ.

— Где он расположен?

— В самой Москве. В районе Садового кольца.

— Время в пути?

— От базы? — уточнил Горюнов. — Часа полтора. Конечно, если ехать с нормальной скоростью…

— А ночью?

— Примерно столько же. У наших машин есть предписания нарушать правила только в экстренных случаях.

— Чтобы транспортировать больного на базу, должны вызвать спецмашину?

— Не думаю… Опять проблема с режимом секретности и прочим. Скорее всего, больного повезет одна из наших машин.

— Разве на базе есть транспорт, специально предназначенный для перевозки тяжело больных?

— Машин со спецоборудованием нет — это я знаю совершенно точно. Но всегда можно что-нибудь придумать…

— Как, по-вашему, машину будут сопровождать?

— Вы имеете в виду охрану?

— Да.

— Конечно! — Горюнов потер пальцем переносицу. — Тем более, если речь идет о транспортировке Виктора Мишина.

— Кто будет принимать решение о его отправке в госпиталь? Карпеня?

— Генерал Воронцов, — не задумываясь, ответил Горюнов. — Без его приказа Карпеня и пальцем не пошевелит. Даже если ваш приятель будет умирать на его глазах.

— Какой может быть охрана?

— Думаю, усиленная.

— Что это значит? Конкретнее, пожалуйста!

— Скорее всего, два человека вместе с водителем впереди и как минимум трое — вместе с больным, в крытом кузове. Все, естественно, вооружены. Плюс машина сопровождения…

— А там сколько человек?

— Наверняка поедет «газик» с армейскими номерами. А это не меньше шестерых солдат внутренних войск, включая водителя и командира группы.

— Оружие?

— Старшие групп имеют АПС, рядовые — «Калашниковы». Ну и штык-ножи, естественно.

— Боезапас?

— По уставу — три магазина.

— Контакт с базой?

— Обычная радиосвязь.

— Мне все ясно, — кивнул Люк и посмотрел на меня.

— Генерал, теперь самая важная деталь… — Я открыла сумочку, вытащила оттуда завернутые в вырванный из блокнота листок две таблетки и положила их на салфетку перед собой. — Я не знаю как, но вам необходимо завтра, не позднее одиннадцати ночи, передать эти таблетки Мишину. Вы должны объяснить ему, что белая через пять минут после приема вызовет острейший приступ, все симптомы которого укажут на прободение язвы. Коричневую надо принять сразу после того, как он услышит… — в поисках поддержки, я посмотрела на Люка.

— После того, как он услышит первый выстрел, — процедил израильтянин. — Случится это ночью, во время его транспортировки.

— Да, именно так! — Я прерывисто вздохнула. — Боль исчезнет ровно через пять минут…

— Плохо себе представляю, как мне удастся все это передать, — пробурчал Горюнов, засовывая таблетки в нагрудный карман пиджака.

— Я тоже. Но если вы этого не сделаете, все наши усилия пойдут насмарку. У нас, а точнее, у вас, есть только две попытки — либо завтра ночью, либо — послезавтра… — Я старалась говорить тихо и убедительно. Почему-то мне казалось, что Горюнов реагирует на мои объяснения куда спокойнее, чем на жесткие, лаконичные вопросы Люка. — Но будет намного лучше, если вам удастся ввести Мишина в курс дела уже завтра…

— Почему вы решили, что Мишин должен мне поверить?

— Не беспокойтесь, он поверит, — улыбнулась я. — Передайте ему от меня привет и скажите, что на бумажке, в которую обернуты таблетки, моей рукой написан один номер. Он его узнает…

Естественно, я не стала рассказывать Горюнову, что речь идет о номере банковского счета Витяни в Швейцарии…

— У вас ко мне все? — сухо поинтересовался Горюнов.

Я взглянула на Люка. Тот равнодушно пожал плечами.

— Думаю, да, генерал.

— Теперь мне бы хотелось задать один шкурный вопрос… — Горюнов повертел в руках толстый стакан, словно примериваясь, с какой силой его нужно грохнуть о стену, чтобы он разлетелся вдребезги. — Допустим, все что вы задумали, получится…

— Очень надеюсь на это, — пробормотала я.

— А что будет со мной?

— Ничего плохого, генерал… — Я еще раз посмотрела на Люка, однако после того, как завершилась техническая часть его диалога с Горюновым, израильтянин, казалось, начисто утратил интерес к происходящему. — В ночь операции вы будете спать дома, рядом с супругой. А до этого, так сказать, для подстраховки, посидите с ней часов эдак до двух в каком-нибудь людном ресторане. Таким образом, у вас будет стопроцентное алиби…

— А зачем оно мне? — Горюнов низко наклонил голову, словно собирался боднуть меня в плечо. — И, главное, для кого это алиби? Воронцов вычислит меня за час, как вы не понимаете? Ведь детали операции известны только мне, ему и Карпене…

— Вот мы и подошли к самому главному… — Я облегченно вздохнула, поскольку Горюнов сам затронул эту неприятную тему. — Вы, генерал, проявили себя как настоящий друг. А между друзьями не может быть недомолвок. Следовательно… Представим себе на секунду, что и Воронцов, и Карпеня каким-то таинственным образом исчезают…

— В каком смысле? — сдавленным голосом спросил Горюнов.

— В физическом, — прервал, наконец, молчание Люк.

— Вы что, с ума сошли!

— Это вы сошли с ума, если действительно считаете, что после завтрашней ночи сохраните голову на плечах, — спокойно возразил Люк. — Поймите, генерал: мы сами никого сплавлять не намерены. И уже тем более вас… О готовившемся покушении на Горбачева не узнает ни одна живая душа — это не в наших интересах, Горюнов. Однако живые Воронцов и Карпеня вас все равно уроют. Возможно, ваши друзья сумеют достать Горбачева со второй попытки. Или не сумеют… Но нас это уже не касается. Да и вас, Горюнов, тоже — как вы совершенно справедливо заметили, Воронцов просчитает ваше участие в этой операции за час…

— Надеюсь, — сдавленным шепотом произнес Горюнов, — вы не собираетесь их убивать?

— Мы? — Люк несколько раз удивленно моргнул. — У нас, дорогой друг, хватит своих проблем завтра ночью. После которой всем нам придется срочно делать ноги — вокруг будет очень горячо, уж поверьте моему опыту. А вот вы сами, генерал… Я думаю, вы не просто можете — вы обязаны их убрать. А мы, в свою очередь, могли бы оказать вам в подготовке, скажем так, техническую помощь. Но не больше! Ликвидировать своих коллег вам придется в одиночку. В том случае, конечно, если вы на это решитесь…

Горюнов молчал, совершенно раздавленный. На него было просто жалко смотреть.

— Послушайте, Эдуард… — я осторожно положила руку на нервно подрагивающее колено Горюнова. — Поймите, мы не оказываем на вас давления. Не хотите — не делайте. В конце концов, мы просто могли вам не говорить все это. Но ведь если вы этого не сделаете, то они уж точно расправятся с вами. И нас не будет рядом, чтобы хоть как-то помочь вам. Это, надеюсь, вы понимаете?

— Нет, нет, наверное, вы правы, — пробормотал генерал. — Просто все очень уж неожиданно… — Он посмотрел на Люка. — У вас есть какой-то план?

— В общем-то, есть, — невозмутимо кивнул израильтянин, словно отвечал на вопрос, как правильно переходить улицу. — Скажите, где ночует генерал Карпеня?

— В последнее время — только на базе.

— И завтра ночью тоже?

— Думаю, он будет там находиться безвылазно, вплоть до дня операции.

— Если вы сумеете сделать так, что Мишина в госпиталь будет сопровождать и генерал Карпеня, то один грех, так и быть, я с вас сниму…

— Понятно, — кивнул Горюнов и саркастически усмехнулся. — Ваше благородство очень своеобразно… А если он останется на базе?

— Тогда исхитритесь, Горюнов, и сделайте так, чтобы эта штуковина любым способом попала внутрь организма вашего коллеги… — Люк подтолкнул к Горюнову малинового цвета салфетку, на которой, словно капелька воды, белела крохотная ампула. — Она кстати мгновенно растворяется в любой жидкости…

— Надеюсь, вы понимаете, что будет сделано вскрытие. Причем самое тщательное.

— Которое установит, что пожилой генерал КГБ скончался от острой сердечной недостаточности, — хмыкнул Люк. — В его возрасте это такой же естественный диагноз, как геморрой у профессиональных жокеев.

— А Воронцов? — тихо спросил Горюнов.

— Ну, с этим будет проще… — Люк беспечно ухмыльнулся. — Есть у меня одна штуковина. Я ее по случаю купил в антикварном магазине. Намертво пристает к любой железке. И что любопытно, генерал: сразу же после соприкосновения с металлом, в ней начинает происходить очень странная химическая реакция, суть которой я так и не понял. Главное, что ровно через пять минут, без всяких там дистанционных сигналов и прочей технической дребедени, штуковина срабатывает, после чего раздается взрыв, который подбрасывает трехтонный автомобиль на высоту примерно двадцатого этажа. Согласитесь, высота полета просто впечатляет…

— И много у вас таких штуковин? — мрачно спросил Горюнов.

— Поверьте, генерал, вам лучше этого не знать.

— Она с вами?

— Со мной, — кивнул Люк и пододвинул к Горюнову очередную малиновую салфетку, на которой лежал плоский серебристый цилиндр размером с половину хоккейной шайбы. — Только упаси вас Боже положить ее на металл! Даже если это корпус от дамской зажигалки. Лучше всего прикрепить штуковину к любой части автомобиля вашего шефа. Тем более, что он предпочитает не пользоваться услугами водителя. Стало быть, не будет безвинных жертв. Да, и самое главное: штуковинами, которые я вам передал, вы можете воспользоваться только ПОСЛЕ того, как машина с Мишиным выедет за пределы базы.

— Но мне может не хватить времени, — возразил Горюнов.

— Все зависит от вашей оперативности… — Люк пожал плечами. — Наутро Воронцов обязательно соберет вас и Карпеню — ему надо будет во всем разобраться. Так что, постарайтесь приехать на службу пораньше и подготовиться к совещанию. Еще вопросы есть?

— Только один… — Горюнов осторожно положил цилиндр во внутренний карман пиджака и внимательно посмотрел на Люка. — Какими силами вы собираетесь провернуть свой план? Вы что, запланировали высадку в Подмосковье парашютного десанта?

— А вот этого, генерал Горюнов, вы никогда не узнаете! — Черные глаза Люка выражали искреннее сожаление.

— Почему же?

— Ну, мы ведь договорились: в момент операции вы спите рядом с женой, обеспечивая себе стопроцентное алиби. А в советских газетах, даже несмотря на вашу хваленую гласность, об этом никогда и ничего не напишут…

* * *

Хотите знать, как я очутилась в лежачем положении в проеме между сидениями «жигуленка» ГАИ, придавленная сумками и приказом ни при каких обстоятельствах не подавать признаков жизни? Очень просто: хотя «стратегический резерв» и представил Люка начальником похоронной команды, прибывшим в Москву под мое начало, на самом деле я сама перешла в его полное подчинение. Произошло это сразу же после того, как Горюнов покинул кафе «Адриатика», а я собралась в британское посольство, чтобы вернуть внешность Гортензии Лоуренс и вернуться в гостиницу.

— Вы со мной госпожа Спарк, — коротко обронил Люк.

— Надолго?

— До самого конца.

— Как романтично, — пробормотала я.

— Если нам суждено пережить завтрашнюю ночь, то мы уйдем вместе… — Держа меня под локоть, Люк вышел из кафе и коротко свистнул проезжавшему такси. — Точнее, я должен убедиться, что ваш самолет улетел в нужном направлении…

— Куда мы едем?

— К Бреду.

— А это еще кто?

— Похоронная команда не может состоять из одного человека, — Люк улыбнулся и галантно распахнул передо мной дверь такси…

В однокомнатной и явно нежилой квартире обшарпанного пятиэтажного дома в Черемушках, куда меня привез Люк, я провела в полном одиночестве и не смыкая глаз, почти сутки. И только в половине одиннадцатого ночи в квартиру ввалилось двое… милиционеров. В шинелях, начищенных до зеркального блеска сапогах, фуражках с золотыми кокардами и даже в белых крагах. Впрочем, я слишком хорошо знала эту редкостную породу людей — наполовину романтических рыцарей, наполовину — отвратительных пакостников, чтобы удивляться их бесконечным выходкам больше нескольких секунд.

— Уже успели найти работу?

— Мы были настойчивы, — пробурчал Люк, явно не настроенный на светскую беседу. — Мы за вами, госпожа Спарк. Через пять минут спускайтесь. У подъезда машина…

Вот так, глухой, морозной ночью я оказалась в выемке между сидениями патрульного «жигуленка» ГАИ. Счастье еще, что машина, проделав сравнительно недолгий путь, стояла с выключенным мотором. Ибо тряска в столь своеобразной позе по московской Большой кольцевой дороге могла запросто привести к перелому нескольких ребер. Где именно и на каких условиях эта пара гнедых похоронщиков раздобыла милицейский «жигуль», я, естественно не спрашивала — вокруг и без того хватало тумана…

— Можно мне сесть как человеку хоть на несколько минут? — взмолилась я. — Я спины не чувствую!..

— Ни в коем случае! — отрезал Люк.

— Который час?

— Половина третьего, — откликнулся с пассажирского кресла Бред. — Потерпите еще немного, госпожа Спарк.

— Вы думаете, у Горюнова получится?

— Думать вредно, — буркнул Люк. Ожидание делало его очень раздражительным. — Надо просто ждать.

— Вам легко говорить! — огрызнулась я. — Сидите, как белые люди, облокотившись и вытянув ноги. А я как пакет на багажной полке…

— Вы и есть наш багаж, — неожиданно хмыкнул Люк.

— Ах, вы еще и хамите! — взревела я.

— Не обижайтесь, госпожа Спарк, — примирительно пробасил Бред. — Если вы и багаж, то очень ценный. В конце концов, парашют, если им не пользоваться по прямому назначению, тоже весит немало. Тем не менее, его тащат за собой даже на земле…

— Бред какой-то! — прошипела я. — Зачем на земле парашют?

— Не скажите, — вздохнул Люк. — Подзалететь можно в любой момент…

— Это они! — резко выдохнул Бред и тут же клацнул дверной ручкой.

— Даже носа не высовывайте, понятно? — рявкнул Люк в мою сторону и выскочил из машины…

Моего терпения хватило секунд на двадцать. После чего я стала тихонько подтягивать онемевшее тело на сидение. А потом, аккуратно, буквально по сантиметру, приподняла голову на уровень заднего стекла и увидела в десяти метрах от себя фырчащий мотором военный «газик» и коренастую фигуру Люка, о чем-то переговаривающегося с водителем. За «газиком» стояла еще одна машина, к которой не спеша направлялся Бред. Но разглядеть ее я не могла — мешал слепящий свет фар передней машины. Картина была такой мирной и даже безобидной, что я на какое-то мгновение забыла, где и в связи с чем нахожусь. Это было похоже на короткое помутнение рассудка. То ли я действительно перележала на полу в неприличной позе, то ли сказалось нервное перенапряжение последних недель, но мне вдруг мучительно захотелось выйти из машины и размять кости. Разумом я понимала весь кретинизм этого желания, однако подсознание упрямо требовало свободы действий и волеизъявлений… Я опустила голову и потянулась к дверной ручке. И в ту же секунду, словно предупреждение господне, меня ослепила страшная вспышка. Все вокруг стало белым-белым, как фосфоресцирующий киноэкран. Надо мной что-то несколько раз щелкнуло. Я чуть приподнялась и увидела на заднем стекле серьезные изменения — теперь его украшали пять аккуратных дырок, вокруг которых паучьими лапками разбегались тонкие трещины. И только тут до меня дошло, что вокруг стреляют из автоматов…

Поняв наконец, что имел в виду Люк, предупреждая насчет носа, который даже высовывать нельзя, я тут же определила для себя новую смотровую щель: чуть-чуть приоткрыла дверцу «жигуля» и просунула туда голову. Ослепительная вспышка, как и следовало ожидать, была взрывом, после которого на месте задней машины зияла огромная воронка и клубилась непроницаемая снежная пыль. Ощущение было такое, словно здесь только что произошло извержение вулкана. Видимость была нулевой. Во всяком случае, ни «газика», ни Люка, ни Бреда я не увидела — только трассирующие следы пуль, прочерчивающие морозный воздух сразу в нескольких направлениях.

Вспомнив рассказы о фронтовых разведчиках, я решила сменить дислокацию и поползла к противоположной двери «жигуля», чтобы обозреть поле боя с другой стороны. Отсюда не было видно даже трассирующих пуль. Наверное, именно поэтому сторона, обращенная к заснеженным зарослям кустарника, показалась мне совершенно безопасной. Настолько, что я медленно вылезла из машины и впервые за три часа выпрямилась в полный рост. И вот тут меня ослепила вторая вспышка — не такая яркая, как минуту назад, зато куда более ощутимая. Я почувствовала короткую, режущую боль где-то между плечом и шеей и толком даже не поняв, что произошло, потеряла сознание…

Очнулась я от неприятного ощущения. Мне показалось, что я лежу, истекая противным, липким потом, на каком-то знойном пляже, а под головой у меня — булыжник. Я ворочаюсь, ворочаюсь, но устроиться не могу — голова на камне болит, а тело — ломит.

Я открыла глаза и обнаружила, что действительно лежу, но не на пляже, а на заднем сидении «жигуля». Голова моя моталась из стороны в сторону на чьем-то костлявом и жестком как бетонная плита колене. На чьем? Впереди торчали головы Люка и Бреда.

— Витяня… — Я облизнула запекшиеся губы и закрыла глаза. — Мог бы, между прочим, подушку под голову подложить, старый козел!..

— Можно подумать, что ты коза молодая, — пробормотал Мишин и осторожно погладил меня по голове. — А подушку я забыл в «газике»…

— Почему мне так жарко, Мишин?

— Потому, что ты ранена… — Витяня бережно приподнял мою голову и переложил ее на другое колено. — Кто тебя просил высовываться, кретинка?

— Куда мы едем?

— Домой.

— На Масловку?

— Ага, на Масловку! — Мишин засопел. — Которая в штате Калифорния.

— Я хочу остаться здесь… Высадите меня у метро, ладно, ребята?

— Сейчас, — вздохнул Мишин. — Только доллары разменяем и высадим.

— Ты думаешь, я брежу?

— Я думаю, тебе надо помолчать.

— Понимаешь, Витяня, я должна остаться в Москве… — К голове словно приложили кипящий чайник. — Хоть на пару дней.

— Зачем?

— Мне надо на кладбище. К маме…

— В данный момент у тебя только одна возможность сделать это — попасть туда в виде трупа и лечь рядом со своей матерью. Такой вариант тебя устраивает, подруга?

— Помоги мне, Мишин. Я в самом деле хочу остаться!.. Только на пару дней, а потом я вернусь… Ну, пожалуйста, будь другом!..

Я вдруг почувствовала над собой лицо Витяни и открыла глаза. Его длинные светлые волосы касались кончика моего носа…

— Прошу тебя, Валентина, лежи тихо. Нам надо домой, понимаешь, девочка? Мы хорошо повоевали, сделали то, что должны были сделать, а теперь и тебе, и мне, и этим парням пора домой. Дранг нах вестен, фирштейн зи, фрау Малтсефф?..

— Все настолько весело, что ты скалишь зубы?

— Ты просто не возвращалась с того света, подруга, — пробормотал Мишин и движением пальцев убрал мои волосы со лба. — А что касается кладбища… Я тебе обещаю, Валентина, слово даю: при первой же возможности мы обязательно вернемся сюда вместе. Ты приедешь в Москву со своими мальчиками и покажешь им могилу их бабушки.

— Дурак ты, Мишин, — вздохнула я, чувствуя, как слипаются глаза. — Мы никогда уже сюда не вернемся…

— Не знаю… — Витяня глубоко вздохнул и выпрямился. — Сейчас мне кажется, что мы отсюда никогда не уезжали…