Бахам-младший, а именно так звали мальчика, который, сам того не желая, выпросил значок у Бешеного Тедди, сидел на переднем сиденье вездехода и любовался своим приобретением. Ему было двенадцать лет, а в этом возрасте самое время открывать мир. Ребенком он был неизбалованным, хотя являлся единственным отпрыском довольно состоятельной семьи. Отец держал его в черном теле, желая развить в сыне волю к победе, каковой обладал сам. Родитель считал, что его сын должен пройти через те же испытания, что и он, чтобы стать настоящим мужчиной. Но до сих пор ничего не получалось. Многочисленные лакеи и гувернантки, тайно подсылаемые матерью, в считанные часы благоустраивали любую, самую дикую обстановку, и жизнь Бахама-младшего текла без проблем.

Как уже говорилось, это был худой, бледный подросток с не по возрасту усталым и разочарованным взглядом. Впрочем, он скорее всего притворялся, стараясь быть похожим на взрослых. Его серые глаза постоянно горели любопытством, но, стесняясь, он очень часто прятал их под густыми длинными ресницами. Вытянутое аристократическое лицо, как правило, было безмятежно. Но внимательный взгляд всегда смог бы прочесть все мысли мальчишки на его чистом лобике.

Одет он был дорого, но неброско. Родители знали толк в материях — это был их бизнес. Поэтому Бахам-младший был одет во все крепкое, надежное и, вследствие двух первых обстоятельств, очень дорогое. Цвета он выбирал сам, и поэтому синие джутовые брюки тончайшей выработки прекрасно сочетались с такой же ковбойкой, а дополняли и оттеняли это все ремень из змеиной кожи и такие же полусапожки. Мальчик был одет почти как настоящий ковбой.

Значок он сначала приколол к своей ковбойке, но на этом месте он был плохо виден владельцу. Поэтому он прицепил его на панели приборов и с восторгом разглядывал редкую вещицу.

— Господин Клайд! — позвал мальчик.

— Я вас слушаю, — ответил гид. — Говорите, пожалуйста.

— Могу я потом оставить себе знак старшего группы?

— Простите, а с кем имею честь беседовать?

— Бахам-младший. — Мальчишка машинально поклонился рации.

— У меня в списках нет вашего имени, — после короткой паузы ответил Клайд. — В какой машине вы следуете?

— Наш номер — восемь, — ответил гувернер, сидящий позади.

— Ага! У меня в картотеке вы зарегистрировались как мистер Стейтс, не так ли?

— Да, разумеется.

— А кому вы намерены передать знак?

— Моему подопечному, Бахаму-младшему.

— Я не возражаю. Но на ближайшей стоянке мы все же выберем старшего группы, и знак придется передать ему. Вы согласны?

— Да, я согласен, — кивнул мальчишка. — А после окончания путешествия могу я оставить его себе как сувенир?

— К сожалению, не я решаю такие вопросы, но постараюсь замолвить словечко в вашу пользу.

Клайд не врал. Вся эта затея не очень-то ему нравилась. Поэтому он твердо решил для себя оставить ребенка в живых, чего бы ему это ни стоило. Впрочем, он не мог знать, чего могут стоить ему возражения хозяину.

Ведь мысли о собственной смерти очень плохо укладываются в рамки человеческого разума. Каждый почему-то считает, что он в этом мире едва ли не самая главная деталь, относиться к которой следует предельно бережно. И если он погибнет, то рухнет весь этот прекрасный мир, похоронив под собой и убийц, и равнодушных. И в этом человек, наверное, прав. С гибелью каждого существа невозвратно отмирает некая частица Вселенной, и на месте ее возникает зияющая пустота. Быть может, «черные дыры» — противоположность сияющих светил — и есть следы умерших вселенных. Человек, согласный с таким положением, никогда не станет убийцей. Мало того, он всеми силами будет защищать жизнь не только свою, но и любую другую.

Но Клайд не учел одного обстоятельства. Есть еще, к сожалению, на свете люди, ценящие свои амбиции намного дороже человеческой жизни. Они готовы вымостить свой путь мертвыми телами и считать их только ступеньками на пути к цели, зачастую имеющую ценность только для них самих. Именно к людям такого сорта относился Фингер Двадцать Первый. Он убивал только для того, чтобы разогнать скуку, захватившую его избалованную натуру.

Клайд не успел выйти на связь с замком. Роботы приступили к действиям раньше. Наученные опытом погибшего товарища, они не двигались теперь по прямой, а постоянно меняли высоту и положение относительно цели. Маневрирование затрудняло прицеливание, зато через короткое время картина стала трехмерной, объемной. Недостаток снайперов был в программе, которая определяла целью маяк и ограниченное пространство около него. Расчет, как вы помните, был на то, что мишень будет находиться на груди жертвы. В этом случае практически любое ранение было, безусловно, смертельным. Удаление от цели и расположение стрелков относительно нее не имело большого значения. Поэтому два импульса, невидимых при дневном свете, поразили цель под разными углами.

Удар деструктора совершенно нечувствителен для человека. Нет ни боли, ни разорванных мускулов и переломанных костей. Зачастую нет даже крови.

Просто в теле мгновенно появляется канал, как от сверла диаметром в семь-восемь миллиметров, который, впрочем, тут же заполняется кровью и неповрежденными тканями. Деструктор разрушает связи между молекулами. Смерть же наступает, как правило, от внутреннего кровоизлияния.

Ходили слухи, что деструктор изобрел врач, озабоченный стерильностью хирургических операций. Ничего удивительного в этом предположении нет, гильотину тоже изобрел хирург. Ну а военные нашли инструменту свое применение.

Первый выстрел настиг гувернера Стейтса, сидящего посередине заднего сиденья. Он не мог понять, откуда на него навалилась такая внезапная слабость. Удар луча пришелся в правую часть груди. Он прошил наискосок оба легких, не задев при этом сердца. Однако были повреждены слишком многие кровеносные сосуды. Легкие стали быстро наполняться кровью. Поэтому, когда Стейтс спустя минуту хотел что-то сказать, он зашелся клокочущим кашлем. Изо рта и из носа у него ручьями хлынула кровь, и гувернер повалился вперед, на женщину, сидящую за рулем. Чтобы не испачкать белоснежной блузки, та вместе с рулем подалась влево, и тяжелый вездеход едва не слетел при этом в придорожные кусты.

Мадам Лаева была вынуждена притормозить, чтобы не перевернуть машину. Сзади тотчас раздался возмущенный вой сирены — попутчики, и без того лишенные возможности обогнать, не хотели замедлять темп движения.

Но спасти блузку ей не удалось. Все плечо было пропитано кровью, хлещущей из горла гувернера. Бахам-младший в ужасе прижался к двери, готовый выскочить наружу. Его глаза готовы были вывалиться из орбит. Вот он заметил кровавые брызги на своих брюках и принялся тереть их. Но пятна от его энергичных действий расползались еще больше.

Гувернантка решила остановить машину, чтобы хоть немного привести себя и подопечного в порядок, а заодно и разобраться, в чем дело. Но едва она нажала на педаль тормоза, как задняя машина ударила вездеход в корму и принялась толкать его вперед. Дорога здесь была неровной, и скрежет металла перекрыл все другие звуки.

— Я не хочу! — завизжал мальчишка и принялся молотить кулаками остывающее тело гувернера по плечам, по голове — куда только мог достать. — Ты слышишь? Я не хочу!!!

Он толкнул тело, и оно, качнувшись, свалилось на пол, за спинки передних сидений.

— Успокойтесь, сэр, — сказала мадам Лаева. — Стейтс только ушибся. Возможно, он только разбил нос о спинку кресла. Поэтому так много крови. Сейчас, уже скоро будет остановка, и мы приведем его в чувство.

Она и сама верила в свои утверждения, и поэтому собственный внешний вид волновал ее больше, чем состояние коллеги.

— Да нет же! Он умер, умер, умер!!! — кричал Бахам.

— Ну, посудите сами, — успокаивающе проговорила гувернантка. — С чего бы ему умереть?

— Он умер! — продолжал талдычить мальчишка.

— Этого не может быть. Успокойтесь, сэр. Вам нельзя так волноваться. В вашем возрасте психика еще не до конца сформировалась и может пострадать от таких сильных эмоций. Нет ничего страшного в том, что мистер Стейтс упал в обморок. Вполне возможно, что это результат акклиматизации. Перепад давления, жара… Я тоже что-то себя неважно чувствую, — неожиданно пожаловалась она.

— Вы не имеете права! — вскричал Бахам. — Вас нанял мой отец. Вы должны…

— Не пойму, — не без удивления произнесла гувернантка, полностью погруженная в анализ собственных ощущений. — Откуда-то взялось головокружение и легкая тошнота. Послушайте, у вас с желудком все в порядке?

Мальчишка от такого вопроса вдруг успокоился. В таком возрасте дети часто стыдятся отправления естественных нужд и всего, что с ними связано. Намек на то, что у него может быть расстройство желудка и необходимость останавливать всю колонну только для того, чтобы отыскать укромное место для облегчения, подействовали на него отрезвляюще. Однако он постарался прислушаться к своим ощущениям. Некоторое время он сидел неподвижно, но ничего необычного в своем организме так и не нашел.

— У меня все нормально, а почему вы спросили?

— Что-то мне нехорошо. Боюсь, что продукты на столе могли оказаться не совсем свежими.

Бахам считал неприличным разговаривать с женщиной на эту тему, но все же спросил:

— У вас что-то болит? — Под «что-то» он подразумевал живот.

— В том-то и дело, что нет, но все остальные симптомы совпадают.

И только теперь Бахам заметил, что левый рукав блузки мадам Лаевой насквозь промок от крови. На полу между сиденьями образовалась целая лужа, которая не могла быть связана с лежащим головой к левой задней двери Стейтсу.

— Смотрите! — Он ткнул пальцем в пол.

Гувернантка последила за его рукой и все поняла. Это была ее собственная кровь. Она попыталась закатать рукав блузки, чтобы посмотреть, в чем дело, но пуговка на манжете никак не желала расстегиваться. Забыв об этикете, она вскрикнула:

— Помоги же мне!

— Что надо делать? — с готовностью отозвался Бахам. Его ужас прошел, и, напротив, стало даже интересно.

— Расстегни пуговку и закатай рукав. — Мадам Лае-ва с надеждой посмотрела в зеркало заднего вида, потом вперед.

Ей очень хотелось, чтобы сейчас все обогнали ее, чтобы можно было спокойно остановиться. Но дорога по-прежнему была с одной стороны подперта густыми, переплетенными между собой кустами, а с другой стороны все так же нависали отвесные скалы.

Бахам довольно быстро справился с неподатливой, ставшей скользкой от крови пуговкой и осторожно попытался закатать рукав. Поначалу он пытался проделать все это, не испачкав рук. Но очень скоро отказался от этого своего каприза. Ткань прилипла к коже, и дело продвигалось очень медленно.

— Надо, наверное, разорвать, — неуверенно предложил он.

— Что? Нет, зачем… А вообще вещь все равно испорчена.

У нее уже темнело перед глазами. В ушах нарастал звон, и руки, особенно правая, оказывались крутить руль. Пока ее спасало только то, что дорога была прямая и более или менее ровная.

Мальчишка попытался разорвать рукав, но ткань была крепкая, и его тонкие пальцы не в силах были с ней справиться. Он тянул, дергал, но все было тщетно. В отчаянии он рванул изо всех сил, надеясь, что рукав оторвется у плеча.

И вот только тогда все существо гувернантки пронзила резкая боль, от которой она потеряла сознание. Неуправляемая машина резко свернула вправо, вспрыгнула по каменистой осыпи вверх и врезалась в скалу. От удара вездеход едва не перевернулся, но искореженные бампер и крыло зацепились за какой-то уступ и остановили опрокидывание. Машина встала под углом едва не сорок пять градусов. Система безопасности тотчас выключила двигатель.

Бахама снова охватила паника. Он рвался выскочить из машины, совершенно забыв о том, что с этой стороны дверь уперлась в скалу. Он продолжал щелкать замком и ударять плечом в перекошенную ударом дверь, но она не подалась ни на миллиметр. А лезть через тело гувернантки, казавшееся мертвым, он боялся. Наконец его блуждающий взгляд наткнулся на рацию.

Путаясь в кнопках, мальчишка нашел нужную и, когда в динамиках зашуршало, прокричал:

— Помогите!

Но те, кто преследовал его машину, равнодушно промчались мимо, словно не слышали призыва и не видели перекошенной машины, висящей под скалой.

— В чем дело? — отозвался Клайд.

— У меня здесь все умерли! — прокричал Бахам-младший.

— Как это? — не понял гид, но тут же догадался, что это результат налета снайперов. — А тебя не задело?

— Нет, у меня все в порядке, а вот миссис Лаева и мистер Стейтс умерли.

— Я уже вижу тебя. Оставайся на месте, я сейчас. А что случилось?

— Они изошли кровью. — И только сейчас он понял, что сидит в машине с двумя мертвецами и полом, залитым кровью.

Не говоря более ни слова, Бахам, едва сдерживая тошноту, быстро открыл окно, ужом вылез в него и опрометью бросился к кустам. У кромки дороги он споткнулся, упал и кубарем вкатился в самую середину зарослей. Рвота, надсадный, задыхающийся кашель, рыдания — все смешалось в один нестерпимо горячий ком. Он не помнил, сколько времени все это продолжалось.

Клайд, что удивительно, не заметил бегства мальчишки. Он намеренно отстал от колонны, чтобы случайно не попасть под выстрел роботов шефа. Поэтому ему понадобилось минуты три-четыре, чтобы добраться до места аварии.

Открывшаяся картина его всего лишь несколько обескуражила. Но взволновали его не кровь и два еще не остывших трупа, а отсутствие третьего члена экипажа. Мальчишка, который должен был по новому плану Фингера умереть первым и тем самым вызвать шок у всех остальных, исчез. Клайд сначала подумал, что раздавленное тело находится с той стороны вездехода, но тут ему на глаза попался висящий на зеркале заднего вида значок. Мысленно восстановив возможные траектории, Клайд с облегчением вздохнул. Как бы ни был он плох, этот человек, а брать на душу убийство ребенка он не хотел.

Значок следовало достать из машины. Но Клайд совсем не хотел испачкать костюм. Он вскочил на подножку и протянул было руку, но уперся животом в склоненную голову мадам Лаевой. Прикосновение было неприятным. Он хотел оттолкнуть тело в глубь кабины, но машина наклонилась настолько, что тело упрямо возвращалось в прежнее положение. К тому же ноги постоянно соскальзывали с залитой кровью подножки. В пятый раз помянув дьявола, Клайд спрыгнул на землю, так и не достигнув своей цели.

Бахам-младший слышал, как подъехала и остановилась машина гида. Он хотел сразу выбежать навстречу этому человеку, но задержался, приводя себя в порядок. Отпрыску состоятельной фамилии, наследнику огромного состояния не следовало показываться на людях в таком жалком виде. Поэтому Бахам сначала отер слезы, отряхнул одежду и только после этого двинулся назад к дороге.

Но буквально в двух шагах от границы кустов он замер, словно пригвожденный к месту. Сквозь листву он ясно видел Клайда и сначала не мог понять, чем тот занят.

Вот гид спрыгнул с подножки и, похоже, задумался, стоя возле машины и глядя внутрь салона. Бахам решил, что он ищет его, и хотел крикнуть, но тут гид распахнул дверцу вездехода. Бесчувственное тело гувернантки скатилось к его ногам. Но она не умерла! Она была еще жива. Жестокий удар о землю на мгновение привел ее в чувства. Она с трудом разлепила глаза и, увидев человека, стоящего над ней, протянула к нему руку.

Клайд не отшатнулся, не запаниковал. Он просто посторонился, чтобы окровавленные пальцы не задели его брюк. Потом он окинул глазами окрестности и сунул руку за полу пиджака.

Бахам почему-то сразу понял, что произойдет через мгновение. Он хотел выбежать, закричать, чтобы гид ни в коем случае не исполнял своего намерения, и тут же понял, что он становится нежелательным свидетелем. А такие люди долго не живут. Их убивают сразу, вслед за жертвой. Поэтому рассудительный мальчишка не тронулся с места, решив про себя, что обязательно отомстит гиду за его жестокость.

А Клайд и в самом деле достал из кармана бластер. Почти не целясь, он выстрелил в голову женщины. Вспышка! И на месте верхней части туловища появилась зияющая черная воронка. После этого, уже не глядя по сторонам, он снова вспрыгнул на подножку и на этот раз легко достал значок.

Вернувшись к машине, Клайд небрежно бросил бластер в багажный ящик и запер его на кодовый замок. Это мощное оружие было гарантией его безопасности среди толпы, которая может в один момент прийти в неистовство. Потом он включил прямой канал связи с замком. На вызов ответил Ефан.

— Что там у тебя? — Голос его был недовольным, если только в голосе робота можно различить эмоции.

— Восьмая машина сошла с дистанции.

— Это уже всем известно. Туда выслали катер.

— Ага! Тогда я двигаюсь дальше.

— А где мальчишка?

— В каком смысле «где»?

— Мы видели только два трупа.

— Я думаю, он во время удара вылетел из машины и находится под колесами, — соврал Клайд.

— Не обольщайтесь. Он вышел из машины живой и здоровый.

— Куда же он в таком случае делся?

— Вы для того и существуете, чтобы отвечать на подобные вопросы. Рекомендую вам найти его, чтобы нам не отвлекаться на его поиски.

— Да пусть побегает, — вдруг вмешался в разговор Фингер Двадцать Первый. — Когда перебьем всех остальных, устроим на него облаву. Это даже интереснее. Кстати, Клайд, думаю, что в следующий раз вам надо выдать пистолет. Такой старинный, с пулями. Думаю, это будет выглядеть эффектнее, чем выстрел из бластера.

— Благодарю вас, сэр, — только и оставалось сказать гиду.

— Значит, так, отправляйтесь дальше, а мы пока поохотимся за мальчишкой. Ефан, ты должен знать его расположение в любой момент, когда бы я ни спросил.

— У меня одна просьба, сэр. — Клайд опасливо оглянулся по сторонам.

— Что там еще? — недовольным голосом спросил Фингер Двадцать Первый.

— Будьте так добры, выключите пока снайперов. Значок временно находится у меня…

— Ефан! Закрой пока программу охоты для снайперов.

— Может быть, их отозвать?

— Нет, это будет потерей времени. Сначала их надо будет перегнать к ангарам, потом вернуть на дорогу…

— Но, сэр, колонна находится уже очень близко от первой линии обороны. Затраты времени будут незначительны.

— Как ты смеешь со.мной спорить?! Я сказал!..

На этом Клайд выключил связь и тронул свой вездеход вперед. Ему не стоило оставлять между собой и колонной большое расстояние. Жертвы могли заподозрить его в нечистой игре и слишком рано понять суть происходящего. А он должен успокаивать их и всеми силами убеждать, что пока не происходит ничего из ряда вон выходящего.

Бахам-младший слышал разговор Клайда только отрывками и поэтому смог понять только то, что некие плохие люди уничтожают путешественников ради собственной выгоды. А ради чего же еще?! С младых ногтей Бахам-младший усвоил эту аксиому, что человек готов пойти на любое преступление, если только он получит с этого какую-нибудь прибыль. Элементарная логика подсказывала ему, что скорее всего неизвестные бандиты охотятся за деньгами, которые получат призеры. О том, что выигрыш еще никем не получен, Бахам как-то не подумал.

Однако надо было как-то выбираться. Солнце катилось к закату, и от того, что ему придется провести ночь в этой дикой местности в полном одиночестве, становилось жутко. Оставалось только забраться в вездеход и ждать, когда кто-нибудь появится. Но это не скрасит одиночества. Страх не проходил.

Всю жизнь Бахам-младший пребывал в центре внимания. Рядом с ним практически постоянно кто-нибудь находился. Родители, слуги, гувернеры, редкие приятели всегда составляли компанию. Он даже иногда тосковал по уединению, но, оказавшись один среди парка, он понял цену обществу.

Можно было, конечно, включить рацию и вызвать кого-нибудь на помощь, но мальчик был уверен, что первым до него доберется Клайд, и тогда пощады не жди.