— Я думаю, — сказал граф, нервно оглядываясь по сторонам, — нам здесь нельзя оставаться.

— Правильно, правильно. — Типа уже присмотрел подходящий металлический прут и примеривался, как половчее его ухватить.

— Но в каком направлении следует двигаться?

— Не имею ни малейшего понятия. — Типа сделал маленький шажок в направлении выбранного оружия.

— Насколько я понимаю, — продолжал рассуждать граф, — те двое, которые были с нами, сумели найти дорогу.

Пользуясь тем, что Мастубани смотрел в другую сторону, Типа протянул руку к пруту, и в тот момент, когда кончики его пальцев уже легли на холодный металл, до него дошел смысл последней фразы.

— Так что же? — попытался уточнить он. — Они, может, уже получают деньги?

— Не думаю. Замок очень запутан, и без проводника здесь можно плутать очень долго.

— Но они-то ушли!

— У вас есть какие-нибудь предположения относительно направления? — Граф обернулся и встретился глазами с Типой.

— Я думаю, туда. — Типа убрал руку от прута и неопределенно махнул ею в сторону центральной части замка.

— А пожалуй, вы правы, если только поблизости нет какого-нибудь хода вниз. — Граф снова огляделся.

Типа в это время схватился обеими руками за прут, готовый обрушить его на тщательно причесанный затылок Мастубани. Он уже видел внутренним взором, как раскалывается череп аристократа и его голубая кровь бьет фонтаном, окатывая все вокруг горячей волной. Он уже радовался победе и остывающему трупу конкурента, но… Выбранный им прут арматуры плотно сидел в бетоне. Пытаясь вырвать его одним махом, Типа лишь ободрал ладони. От внезапной боли и разочарования он едва не зарыдал. Его подлая натура получила щелчок от самой Судьбы, а ей не дашь сдачи.

— Итак, мой друг, — снова повернулся к нему граф, — мы последуем по предложенному вами пути.

Тон его не был высокомерным, однако заставлял плебея Типу знать свое место и держать дистанцию. Он не напоминал ему о его низком происхождении — Типа невольно сам вспоминал о нем и от этого ненавидел своего товарища по несчастью еще больше.

Не оглядываясь, граф двинулся в выбранном направлении. Он заметил настроение Типы и к каждому движению его был очень внимателен. В отличие от своего спутника Мастубани не лишился от жадности здравого смысла и наблюдательности. Он видел, как Типа тянулся к пруту, и много раньше того понял, что он не может стать оружием. И именно поэтому спокойно, но внутренне насмехаясь над подлым отродьем, поворачивался к нему спиной.

Он не хотел умереть от руки такого ничтожества, каким являлся Типа. Но вместе с тем жизнь потеряла для него смысл и значение. Он совершил ошибку, заказав убийство жены, которую продолжал любить даже после их разрыва и довольно продолжительной войны. Теперь ему казалось, что даже смерть из ее рук он принял бы с удовольствием. Но Гамма была мертва, и единственное, что он мог теперь для нее сделать, — тоже умереть. Но не покончить жизнь самоубийством — Мастубани был католиком и считал подобный акт тягчайшим грехом, а, коль даст Бог, умереть в бою, поскольку ожидание естественной смерти слишком затянет его встречу с Гаммой. На худой конец, сойдет не противник, а палач. Пусть только он будет не таким скотом, как тот, что тащится, шаркая ногами, позади, отыскивая среди руин кирпич или трубу с тем, чтобы проломить голову графу.

Поэтому он внимательно следил за тем, чтобы Типа не смог найти ничего подходящего для его цели, старательно обходя подальше все пригодные в качестве оружия обломки. Очень скоро задача графа значительно упростилась — разрушенные бастионы остались позади. Решись теперь Типа на нападение, ему пришлось бы действовать голыми руками.

Но теперь волнения Мастубани были напрасны. Типу захватила новая идея. Он понял, что гонку проиграл и, возможно, что его деньги вот именно сейчас делят другие. Но ведь было сказано, что победителями считаются все, кто доберется до замка! Пусть те двое уже добрались до денег, но очень скоро появятся они — и что тогда? А тогда деньги будут разделены на четверых — вряд ли кто-то еще сумел выжить в этой мясорубке. И что же? Если Типа явится один, то получит одну треть выигрыша, а если они явятся вдвоем, то половина будет им на двоих. А кто мешает ему, Типе — ловкому дельцу и хитрому молодцу, — убить Мастубани после получения выигрыша. А может, удастся справиться и с остальными?..

В этот момент его сладкие грезы были прерваны голосом графа:

— Следы!

— Где? Какие?

— Вот. — Граф покосился на руки присевшего рядом с ним Типы — он не мог знать, что тот отсрочил его смертный приговор.

На гладкой плоской кровле четко отпечатались следы двух пар обуви — мужской и женской. Утренняя роса, смешанная с копотью от пожаров и пылью от разрушенных бастионов, сделала поверхность крыши сплошной контрольно-следовой полосой. Даже граф, не имевший никакого опыта следопыта, сумел разглядеть две параллельные цепочки, не зная того, что приблизил этим свою кончину.

— Ну, теперь им от нас не уйти! — потер руки Типа, стараясь проследить путь преследуемых, насколько это было возможно. — Бежим!

— Вы торопитесь?

— А вы — нет? Там же уже делят и ваш выигрыш!

— Я думаю, организаторам лотереи известно о нашем местонахождении, и они дождутся нашего прибытия.

— Хрен тебя кто будет ждать! — При последнем слове изо рта Типы вылетел целый фонтан слюны. — Они поделят деньги — и тю-тю!

Граф полез за платком, чтобы отереть попавшие на него капли, но того на месте не оказалось. Пришлось стряхнуть их ладонью.

Но Типа даже не обратил на это внимания. Пригибаясь, будто бы принюхиваясь к следам, он кинулся вперед, оставив спутника на волю его собственных решений. И Мастубани был вынужден потрусить следом, все более и более отставая.