#img_3.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА (в порядке появления)

П е т р о в и ч.

Д я д я  Ж о р а   Е г и я н ц.

А р ш и к.

Л ё к а.

К о л я - т а н к и с т.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а.

Т е т я  П а ш а.

Д е в у ш к а  В а р я.

С т е п а.

С т а р ь е в щ и к.

Д в а  м у з ы к а н т а.

К л а в а — жена участкового.

М и ш а н я.

О с т а п ч у к  С ы с о й  В а с и л ь е в и ч — участковый.

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Улица на окраине провинциального города. Видна часть двухэтажного дома с тронутыми временем кариатидами у арки ворот и балконом с фигурной решеткой, где живут участковый Остапчук и Клава. На углу, под уличным фонарем, — голубого цвета ларек «Пиво — воды», закрытый на огромный висячий замок. На стене ларька афиша: «Скоро!!! Художественный фильм «В ШЕСТЬ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ПОСЛЕ ВОЙНЫ». На другом углу улицы стоит небольшая будка сапожника, на двери которой неровными буквами крупно выведено:

«РЕМОНТ ОБУВИ

(и босоножек)

Д я д я  Ж о р а ЕГИЯНЦ»

В глубине сцены видны развалины жилого дома. В непривычно обнаженных прямым попаданием бомбы комнатах местами сохранились обои, висит покосившаяся пустая рама картины, предметы домашнего обихода — все то, что обычно скрывает от постороннего глаза фасад…

Летний вечер. У ларька, рядом с бревном, обычным местом сбора мужчин, П е т р о в и ч  крутит ногой планку привода точильного станка с кремневыми кругами. Из-под ножа с характерным визгом летят искры. В открытом окошке своей мастерской стучит молотком усатый дядя  Ж о р а  Е г и я н ц. Он в кожаном фартуке, надетом прямо на голое тело. Это человек с мощной, заросшей густыми волосами грудью. Рядом с ним старательно трудится над заготовкой молодой парень лет семнадцати — А р ш и к. Где-то в доме играет патефон: «Едут-едут по Берлину наши казаки!..» Высоко поднимая босые ноги в коротких холщовых штанах, к мастерской подходит уличный сумасшедший  Л ё к а, взрослый человек с поведением ребенка, молча стоит у низкого окошка. Через плечо у него сумка из-под противогаза.

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц. Что скажешь, Лёка?

Л ё к а тихо плачет.

(Отложив молоток.) Тебя обидели?

Л ё к а. Слез много накопилось, пусть текут.

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц. Аршик, дай ему мелочи.

А р ш и к медлит.

Не жадничай.

А р ш и к неохотно отбирает из железной коробки несколько монет, протягивает Лёке.

Купи себе конфетку.

Л ё к а хватает монетки, прячет за щеку и уходит, также по-журавлиному высоко поднимая ноги.

На улице постепенно начинают собираться люди: наступал тот час, когда обитатели дома, поужинав, выходили подышать вечерней прохладой, посудачить с соседями… Первым появляется  К о л я - т а н к и с т, человек с обожженным лицом. Кивнув дяде Жоре Егиянцу, он садится на бревне. Затем, каждая со своей скамеечкой, у арки дома располагаются женщины: буфетчица пивного ларька  Н и н к а  — полная женщина с грубо наштукатуренным лицом, мудрая  Т е т я  П а ш а  и незамужняя девушка  В а р я, в новом креп-жоржетовом платье с поднятыми по моде плечами, которое тут же, со знанием дела, начинают щупать и обсуждать остальные женщины. Последним появляется рабочий парень  С т е п а  в морской тельняшке с обрезанными, на манер майки, рукавами. Он здоровается с каждым соседом за руку, присаживается рядом с Колей-танкистом на корточки.

С т е п а. Сегодня прораб наряды бригаде закрыл, а получать не хрена. Но те, кто ставит ему бутылку, те-то получили, а мы — нет.

К о л я - т а н к и с т. Так и спустили на тормозах?

С т е п а. Я ему говорю: «Что ж ты, гад, торгуешь людьми, с которыми вместе мозоли наживал?!»

К о л я - т а н к и с т. А он?

С т е п а. Бог, говорит, не Яшка — знает, кому тяжко.

П е т р о в и ч (пробует на ногте острие ножа, садится рядом). Знает-то знает, да никому не помогает.

К о л я - т а н к и с т (бешено). Давить их надо!..

С т е п а. И откуда такие люди берутся?

К о л я - т а н к и с т (так же). Давить!

С т е п а. Придавили. Слово за слово — и полетели зубы!

П е т р о в и ч. Эх-хэ-хэ… Все, как в песне поется: «Зарплату зажали, жиры подорожали — жизнь жмет…» Иди на завод, Степа. Это надежней, чем ваш строительный шараш-монтаж. Конечно, там упираться надо, зато заработаешь столько, сколько сделаешь.

К о л я - т а н к и с т. Есть у него силушка, бог не обидел.

С т е п а (шутливо). Была сила, пока мать носила… Ты же знаешь, Петрович, на мне две сестренки малые висят. За ними глаз нужен — постирать, погладить, поштопать, сопельки вытереть. А на заводе действительно упираться надо.

К о л я - т а н к и с т. Женись — и всех делов.

С т е п а. Легко сказать!

П е т р о в и ч. Для этого большого ума не надо.

С т е п а. На ком?

К о л я - т а н к и с т (показывает на Варю). На ней. Чего далеко ходить?

С т е п а (смеется). На Варьке? Да я ее с детства знаю, вместе голышом на речке купались!

К о л я - т а н к и с т (хохотнув). У нее теперь все по-другому!..

С т е п а. За ней Аршик убивается.

К о л я - т а н к и с т. Несерьезно. Для Варьки он малолетка. А девка в самом цвете, лучше не надо. ФЗУ кончила, бригадир маляров. Аккуратная, и девушка еще наверняка. И ласковая. Глянь, ни одной злой морщинки на лице.

Степа с сомнением смотрит на Варю.

Подойди к ней и скажи: так, мол, и так, Варя!

С т е п а (смеется). Будь мамой моим сестренкам!

К о л я - т а н к и с т. Ты дуболом, Степа. Тебе дело толкуют, а ты хохотальник в ответ открываешь.

П е т р о в и ч. Она тебе совсем не нравится?

С т е п а (снова, уже более внимательно смотрит на Варю). Ничего… Только что ей сказать?

К о л я - т а н к и с т. Я бы начал так: «Дорогая Варвара. Мы с тобой давно знакомы, хорошо знаем характер друг друга…»

С т е п а. С пеленок!

К о л я - т а н к и с т (не обращая внимания). «Ты сирота, я тоже одинок. Я люблю тебя…»

С т е п а. Да кто тебе сказал, что я люблю Варьку?! Симпатичная она мне, и все!

П е т р о в и ч. А ты ей нравишься?

С т е п а. Откуда мне знать?

П е т р о в и ч. Ну, можно определить по разным признакам… Глазами улыбается, когда с тобой встречается, ручкой эдак рот прикрывает, когда смеется, нет?

С т е п а. Глазами — не помню, а вот рот ладошкой прикрывает. У нее щербинка вот тут, она и стесняется.

П е т р о в и ч. Деталь.

К о л я - т а н к и с т. А со мной когда говорит, не прикрывается. Значит, Степа, ты ей не без сердца. Но это следует прояснить.

С т е п а. Как?

К о л я - т а н к и с т. В непринужденной беседе. Давай: я — Варя, а ты — Степа, подходишь ко мне произвести разведку боем.

С т е п а. Ты — Варя?

К о л я - т а н к и с т. Ага!

С т е п а (смеется). Ну даешь, Николай!

К о л я - т а н к и с т. Ты не смотри на мою обгорелую рожу, ты Варьку на моем месте представляй. Начинай, ну!

С т е п а (откашлявшись). Варя…

К о л я - т а н к и с т (дурным голосом). Да, Степа?

Степа снова смеется.

(Сердится.) Ржешь как конь на заре!.. Давай по новой.

С т е п а. Варвара…

Петрович посмеивается.

К о л я - т а н к и с т. «Варвара»! Ты ее еще по отчеству назови! Нежно приступай.

С т е п а. Варечка…

К о л я - т а н к и с т (одобрительно). О!

С т е п а. Ты помнишь наши встречи?

К о л я - т а н к и с т. Молодцом! (Тонким голосом.) Они были так прекрасны, Степан!..

С т е п а. В приморском парке, на берегу?

К о л я - т а н к и с т. Все назад! Это же из песни, лошадь!

С т е п а (огрызается). А что другое я могу вспомнить? Как я Варьку за косы таскал, а она моей матери жалилась?!

П е т р о в и ч. Не растравляй парня, Николай. К чему жениться, если без чувств? (Смотрит на тетю Пашу.)

Т е т я  П а ш а (издалека). Вечер добрый, Петрович.

Петрович встает, церемонно кланяется в ответ. Женщины разом замолкают, с интересом смотрят на тетю Пашу. Та бросает смущенный взгляд на дядю Жору Егиянца.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (подтолкнув Варю). О, и глаз у мужика сразу запотел!.. (Хихикает.)

П е т р о в и ч. Нельзя без любви.

К о л я - т а н к и с т. Она Степиным сестренкам мать заменит. Пусть парень дыхание переведет!

П е т р о в и ч. Сестренки худо-бедно, да вырастут, замуж повыходят, семьи свои заведут. А Степа себе жизнь с нелюбимым человеком кастрирует. Пить начнет — и прощай мечты о высшем учебном заведении! (Строго.) Занимаешься или бросил?

С т е п а. Занимаюсь. Приду после работы, открою учебник, полчасика посижу над ним и, как в патоку проваливаюсь, засыпаю. Девки мои тихонечко сапоги стащат — и на кушетку. Хочу сопротивляться, а сил нет.

П е т р о в и ч. Что слышно о мамаше?

С т е п а (хмуро). Запросы кругом послал, молчат пока. Один мужик только откликнулся, он у нас старшим в теплушке был при эвакуации. Пишет, что видел мать живой, когда бомбежка кончилась. (Вздыхает.) Хоть покалеченная, лишь бы жива была мамка-то…

Молчат.

К о л я - т а н к и с т. А ты, Петрович, все машинку свою крутишь?

П е т р о в и ч. «Точить ножи-ножницы-мясорубки…» Куда меня с такой биографией возьмут?

К о л я - т а н к и с т. Несправедливо. Ты же механик золотые руки! Квалификация как у короля! А люди сейчас кругом требуются разруху военную восстанавливать.

П е т р о в и ч (спокойно). Все так. Но в кадры придешь, на бумажки мои глянут сквозь очки и сразу — «будь здоров» говорят. С моей статьей еще долго буду точить ножи-ножницы…

С т е п а. И у нас на проходной Юрка-охранник, ну совсем озверел парень, чистая зараза. Опоздаешь на пару минут — отдай пропуск и не греши!

П е т р о в и ч. Это их, охранников этих, еще Иван Грозный разбаловал.

К о л я - т а н к и с т (невольно оглянувшись). Рисковый ты мужик, Петрович. Такой жизни похлебал, а ничему она тебя не научила.

П е т р о в и ч. На Руси не все караси, есть и ерши.

С т е п а. Страшно было… там?

Петрович аккуратно гасит самокрутку, отрывает от сложенной газеты четвертушку бумаги, ссыпает в нее из самокрутки остатки табака, добавляет туда из кисета свежего и ловко сворачивает новую «козью ножку».

П е т р о в и ч. И там люди живут.

К о л я - т а н к и с т. Помню, в Дрездене, на главной их штрассе, поймали одного шнурка, тоже, как и ты, из штрафников. Сперва немка примчалась, кричит: ваш, мол, зольдат мою соседку насильничает. Мы туда. Точно: гоняется наш мужичонка за немкой. Хватаем мы его, трясем: «Мать-перемать, что ты армию перед Европой позоришь?!» А он в ответ: «Я мстю!..»

Смеются.

Эх, война-война… С сорок первого воевал, что только со мной не было, где не побывал, сколько в госпиталях валялся! А сейчас временами кажется, что, может быть, ничего этого и не было, а?

П е т р о в и ч (показав на развалины). А это кино показывают, что ли?

К о л я - т а н к и с т. Ночью стал просыпаться от запаха. Будто снова натягиваю комбинезон, потом и соляркой пропахший. И так тоскливо становится, будто чего не хватает, будто прошло что-то такое… Будто я уже всю свою жизнь прожил и ничего больше не будет.

П е т р о в и ч. По войне-то скучаешь?

К о л я - т а н к и с т (подумав). Не то что скучаю… пусто живу, без интереса. А вот мой сержант Федька, теперь он на заводе бо-ольшой человек, в завкоме путевки распределяет. Зашел как-то к нему, спрашиваю: «Как живешь-можешь, Федька?» А он мне в ответ морщится: «Николай Николаевич, что вы все «Федька» да «Федька». Отчество у меня имеется. Кончайте фронтовые замашки!..» (Бешено.) Это Федька-то мне!..

П е т р о в и ч. Что же — вчера твой сержант, теперь человек при исполнении других обязанностей. Зачем ему тыкать?

К о л я - т а н к и с т. Мы же с ним из одного котелка хлебали, шинелькой одной укрывались — какое тут отчество может быть? На фронте мечталось: вот война кончится, и если вернемся живыми, то будут нас на руках носить. А вышло? Месяц законный погулял и — давай обратно в упряжку!.. Работа, заботы какие-то вшивые, карточки отоваривать, жена все время шипит, как сало на сковородке… Нет, не о том мечталось!

П е т р о в и ч. Всю жизнь героем не проходишь, примелькаешься. Вон Жора Егиянц. Летчиком стал, до подполковника долетался. А кончилась война, спокойно вернулся к своей профессии.

К о л я - т а н к и с т. Он же покалеченный, чего ему остается…

П е т р о в и ч. Как чего? Жил бы себе на большую пенсию да поплевывал сверху вниз.

К о л я - т а н к и с т. Да понимаю я, а все же… Живу, а чего-то не хватает. Словно потерял что-то, а что — вспомнить не могу…

П е т р о в и ч. Кончай дурью маяться, Николай. Уже год как демобилизовался, а все баклуши бьешь.

К о л я - т а н к и с т. У меня семь боевых орденов!

П е т р о в и ч. У некоторых других и того поболее. А они сняли шинель и, как все, спокойненько айда трудиться.

К о л я - т а н к и с т. Вернусь в армию!

П е т р о в и ч. Кому ты там нужен, израненный? О Зине, жене своей, подумай. Крутится бабонька белкой в колесе. А ты, амбал здоровый, на шее у нее сидишь да еще обижаешься на ее руготню.

К о л я - т а н к и с т. Потерпит. Я четыре года каждый божий день жизнью рисковал!

П е т р о в и ч. Дело, конечно, хозяйское. Но ты, Коля, думай. Кончилась война, хрен ей в глотку.

С т е п а (задумчиво). Может, действительно жениться?

К о л я - т а н к и с т (с горечью). Нет, Петрович, забывают люди, забывают!.. Чего далеко ходить! Моя коза Зинка уж сколько меня по госпиталям нянчила, с такой мордой страшной полюбила, а вот нынче, на Первое мая, надеваю праздничный костюм, хочу к пиджаку ордена привинтить, говорю: «Дай ножницы, дырочки на лацкане сделать». Не дает — костюм, мол, испорчу! Это же надо!

С т е п а (с завистью). Конечно, испортишь. У тебя их вон сколько, орденов разных!.. Эх, не вышел мой год к сорок пятому, я бы повоевал!..

П е т р о в и ч. Дура молодая. Радуйся, что год не вышел. На войну интересно смотреть в кино. (Коле-танкисту.) Так и пошел на демонстрацию без орденов?

К о л я - т а н к и с т. Пошел, даже медали не стал цеплять. (Бешено.) Зато вечером жахнул стопаря, взял нож и к едрене фене этот пиджак покромсал!..

С т е п а (восхищенно). Правильно!

П е т р о в и ч. Что «правильно»? Пиджак тут при чем? (Вздыхает.) Жизнь…

К о л я - т а н к и с т. Плакала потом Зинка, прощения просила…

Пауза.

П е т р о в и ч (тряхнув кисет). Сходим к Ефимычу за табачком? Вчера, говорит, свежий нарезал.

С т е п а. И я с вами.

П е т р о в и ч (поднимается). Пошли, коль не шутишь.

А р ш и к (из мастерской). Степа!..

С т е п а (мужчинам). Идите, я догоню.

Петрович и Коля-танкист неторопливо уходят. Предварительно выглянув из окошка, А р ш и к  выходит на улицу.

А р ш и к. Надумал?

С т е п а (неуверенно). Не знаю, Аршик…

А р ш и к. Сапоги!.. С тупым квадратным носом! Белый рант вокруг пустим!

С т е п а. А голенища?

А р ш и к. По заказу клиента. Можем высокие «бутылочкой», можем короткие «летные», можем мягкие «кавказские», а лучше всего «полярные», с пряжками поверх голенищ!

Степа колеблется.

И со скрипом, Степа! У меня в заначке, только для солидных клиентов, осталась сухая, выдержанная березовая кора. Мы ее между стелькой и подошвой замастрячим, набьем медные фигурные подковки на каблук, и будешь ты, Степа, как замминистра! Идешь, а сапоги хромово так скрип-скрип!..

С т е п а. Эх! Гори все огнем, сколько?

Аршик тревожно оглядывается.

Не боись. Они тут уже были и ушли.

А р ш и к. Кто?

С т е п а. Дружки твои — Мишаня и этот здоровый… как его?..

А р ш и к. Хобот?

С т е п а. Хобот. Покрутились и ушли.

А р ш и к (успокоившись). А я их и не боюсь.

С т е п а. Это ваши дела. Так сколько хочешь за сапоги?

А р ш и к. А еще я тебе, Степа, по дружбе бесплатно колодочки фанерные вырежу и байкой мягкой обошью. Перед сном будешь вставлять их в голенища, и ни одной морщинки на сапогах не появится, чтоб мне сдохнуть!

С т е п а. Твоя цена, Аршик?

А р ш и к. Век сносу им не будет, Степа!

С т е п а. Госцена?

А р ш и к. Госцена за вшивые кирзачи солдатского пошива, а у меня офицерский покрой полковничий! Под истинный хром мастрячить буду!

С т е п а. Под хром?

А р ш и к (с обидой). Разве я могу тебе по-другому.

С т е п а. Назови свою цену.

А р ш и к. Степа, твоя вещь будет выглядеть на столько, на сколько она будет стоить. Три тысячи — и то по старой дружбе.

С т е п а (ахает). Три тысячи?!

А р ш и к. А выглядеть сапоги будут на пять… Да что я говорю — на все шесть кусков! С другого фраера за такую работу люкс, да рант, да с вкладышами я запросил бы все три с половиной!

С т е п а. Не потяну…

А р ш и к. Дело твое.

Пауза.

Степа, перед тобой не жлоб, а твой бывший школьный товарищ по парте. Полтора куска сразу, остальное — с зарплаты, в рассрочку. По-божески?

С т е п а. Опять думать буду…

А р ш и к. Я не спешу, хотя клиентов у меня вагон и маленькая тележка. Дело серьезное, Степа, думай.

С т е п а. Подумаю, Аршик. (Идет за мужчинами.)

А р ш и к (вслед). Ой, Степа! Ты идешь, а они — скрип-скрип, скрип-скрип…

Степа невольно замедляет шаги. Чувствуется, что он мысленно в новых сапогах, которые сошьет ему Аршик.

Скрип-скрип, скрип-скрип…

Степа уходит. Снова настороженно оглянувшись, Аршик возвращается в мастерскую.

Некоторое время дядя Жора и Аршик молча работают.

Д я д я  Ж о р а. Хочу с тобой совет держать, сынок…

А р ш и к. Не беспокойся. И гвозди, и стальные подковки мне уже обещал один мужик с фабрики.

Д я д я  Ж о р а. Я за другое… (Несколько смущенно.) Хорошо бы в дом женщину. Без них, сам понимаешь, дом так — казарма.

А р ш и к (отложив дратву, тоже смущенно). Не знаю, папа, согласится ли она…

Д я д я  Ж о р а. Думаю, согласится.

А р ш и к. А если нет?

Д я д я  Ж о р а. Считай, она и так наше хозяйство ведет. Готовит, стирает, на базар для нас ходит.

А р ш и к (разочарованно). Так ты про тетю Пашу говоришь?

Д я д я  Ж о р а. А ты про кого? (Смеется.) Про девушку Варю?

А р ш и к. Ладно, я так просто… Разве нам вдвоем плохо?

Д я д я  Ж о р а. Ас тетей Пашей будет еще лучше.

А р ш и к. Она же старая!

Д я д я  Ж о р а. Для кого старая, для кого и нет.

А р ш и к. Ты про себя, что ли?

Д я д я  Ж о р а. Что ты имеешь против?

А р ш и к. Ну…

Д я д я  Ж о р а. У меня голова седая от другого.

А р ш и к. Да я что, я ничего…

Д я д я  Ж о р а. Она тебе не нравится?

А р ш и к (подумав, солидно). Тетка нормальная.

Д я д я  Ж о р а (обрадованно). К тебе хорошо относится. Можно сказать — любит.

А р ш и к. Главное, как она к тебе.

Д я д я  Ж о р а. Вот тут и думаю… Кому я калеченый нужен?

А р ш и к. Мне.

Д я д я  Ж о р а. А Паше? Может быть, она из жалости только. Мы для нее вроде сирот брошенных.

А р ш и к. Ну и пошла она куда подальше!

Д я д я  Ж о р а (сердито). Не бросайся пустыми словами, ахмах!

А р ш и к. Ничего, отец. Будет и на нашей улице праздник. (Загадочно.) Скоро опять начнешь ходить на своих двоих.

Д я д я  Ж о р а (размышляя). А если не из жалости? У нас еще до войны симпатия была обоюдная. Да только Паша уже была замужем и у меня семья…

А р ш и к. А ты боец, папа!..

Д я д я  Ж о р а. Тебе женская ласка будет. В техникум опять пойдешь учиться.

А р ш и к. Не пойду.

Д я д я  Ж о р а. Слушай, ты дурак, да?

А р ш и к. Не пойду! Мне деньги нужны, работать буду!

Д я д я  Ж о р а. Зачем деньги, зачем?! (В сердцах дает сыну подзатыльник.)

А р ш и к. Нужны, и все!

Д я д я  Ж о р а. Бить буду!..

Аршик выскакивает из мастерской.

Появляется  д е в у ш к а  В а р я.

Д е в у ш к а  В а р я (приветливо). Здравствуй, Аршик.

А р ш и к. Здравствуй. (Убегает.)

Появляется  С т а р ь е в щ и к  — старый татарин в тюбетейке, с худым мешком через плечо. Следом за ним — Л ё к а.

С т а р ь е в щ и к (уныло). Старый вещи покупа-им!..

Л ё к а (достает из сумки тряпочную куклу, требовательно). Купи!

С т а р ь е в щ и к. Иди от меня, глупый человек. Иди куда подальше. (Кричит.) Старый вещи покупа-им!.. (Стоит ждет.)

Лёка подходит к мастерской, протягивает одну конфетку дяде Жоре Егиянцу.

Л ё к а. На!

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц (берет конфетку). Спасибо, Лёка.

Лёка садится рядом с мастерской. Дядя Жора продолжает работать.

С т а р ь е в щ и к (безнадежно). Старый вещи покупаим… (Уходит.)

Т е т я  П а ш а (передразнивает). «Старый вещи»… Где взять их, когда еще в сорок втором последнюю кацавейку да обручальное колечко в деревне на картошку поменяли…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Не скажи, тетя Паша. У людей всегда что-либо в загашнике найдется.

Т е т я  П а ш а. Смотря у каких людей.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Сами знаете, для кого война, для кого и мать родна…

Т е т я  П а ш а (в сердцах). Тьфу, прости господи! Повернется язык такое сказать!.. Вот у Варьки отец погиб, у меня сынок Сашенька и муж! У Жоры Егиянца трое малых детей и жена под бомбу попали! (Показывает на разрушенный дом.) Вон, на том этаже они все жили, в крайней комнате, где картина висит… А глянь на Лёку. Я же помню, какой до войны это был вежливый и аккуратный мужчина, инженер. С невестой каждый день стоял тут на углу, до ночи прощался. Она еще у него на скрипке училась играть. А вот контузило — и стал просто Лёка. Горе кругом разлито как океан.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (виновато). Люди так говорят…

Т е т я  П а ш а. Сволочи это, а не люди! Коробок спичек на базаре десять рублей стоит… «мать родна»!.. Или возьми того же Аршика. Тоже круглый сирота. В детдоме подобрал его Жора.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Не повезло дяде Жоре, жульмана подобрал.

Д е в у ш к а  В а р я. Много вы знаете!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. А то нет? Деревенских мужиков на базаре обманывает! Продает им сапоги со скрипом, а в них — вместо подошвы — кора березовая, дегтем пропитанная!

Д е в у ш к а  В а р я (упрямо). Аршик — он хороший, вот! Жаль только, что учиться бросил, дурачок!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Да чем же он хороший? Жульман и прохиндей! Он как мыша жухает и в норку тянет. Ох, однажды его мужики ногами топтали за базаром — ужас! Еле отняли.

Д е в у ш к а  В а р я. Ему деньги нужны для одного дела.

Т е т я  П а ш а (сурово). Не жалко, за дело били. Не обманывай людей, тебе доверившихся.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Нет, придется, видно, моего Юрку в суворовское училище сдать, а то еще на годик подрастет и тоже шкодить будет. И кормят в училище регулярно, и одевают, и в строгости держат. Опять же — образование офицерское получит.

Т е т я  П а ш а. Правильно, Нина. Себя потом, глядишь, замуж пристроишь. А так… кто тебя с таким довеском возьмет?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (пригорюнившись). Мужиков некалеченых мало. (Посмотрев на Варю, с ненавистью.) А эти молодые кобылицы так и шастают вокруг!.. Погадала бы мне, теть Паша? Что-то дорога дальняя да дом казенный видеться стлали…

Т е т я  П а ш а. А чего не погадать — погадаю. Зайди как-нибудь вечерком, раскинем карты.

Д е в у ш к а  В а р я. Я слышала, что в суворовское училище принимают только детей погибших краснофлотцев и красноармейцев…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Несправедливо такое! Я виноватая, что моего забрал военкомат, когда он-то после свадьбы еще не успел проспаться? Виноватая?!

Т е т я  П а ш а. Что, в свадебную ночь ничего не было?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Он говорил, что не хочет пьяным дите затевать, чтоб оно потом здоровым росло.

Т е т я  П а ш а. Значит, любил тебя. А то ведь как бывает? Заберется пьяный, попыхтит и отвалит в сторону храпеть… (Девушке Варе.) Ты не слушай, девка, не для твоих ушей.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Да знает Варька все это лучше нас с тобой, тетя Паша!

Д е в у ш к а  В а р я (обиженно встает). Я вас не трогаю, не трогайте и вы меня!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Ишь, сразу на «вы» — дворянка какая объявилась!

Т е т я  П а ш а. Уймитесь. Садись, Варя.

Д е в у ш к а  В а р я (садится). А чего она…

Т е т я  П а ш а. А от кого же ты Юрку своего понесла?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (неохотно). В сорок втором, на эвакопункте не убереглась.

Т е т я  П а ш а. И не жалей. Помучилась в молодости, в старости порадуешься. Будет кому стакан воды подать, не то что у меня…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (подтолкнув локтем Варю, невинно). А Петрович на что?

Т е т я  П а ш а. Болтай, да не заговаривайся. Петрович человек, не чета твоим хахалям!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Зря лаешься, теть Паша, я уж забыла, как мужчина выглядит.

Т е т я  П а ш а. Показать?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Покажи!

Т е т я  П а ш а (показывает). Вот так ироды проклятые выглядят!..

Женщины смеются, хихикает и Варя.

Д е в у ш к а  В а р я. Ну вас!..

Т е т я  П а ш а. Извини, Варвара, дуру старую.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (подначивает). Разве не похоже, Варька? Али не видела еще?

Д е в у ш к а  В а р я. Зачем в мужчине только это видеть? В нем еще и духовная жизнь имеется…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Имеется… в виде зарплаты.

Д е в у ш к а  В а р я. Третьего дня… Ну да, в воскресенье прошлое, сижу я на лавочке в горсаду одна, и тут подходит мужчина.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Брюнет?

Д е в у ш к а  В а р я (подумав). Шатен светлый. И говорит мне вежливо так: «Разрешите присесть с вами рядом, одинокий нарушить покой…»

Женщины внимательно слушают.

А я ему: «С посторонними мужчинами не знаюсь». А он: «Я одинок, как таинственный знак Зорро. Вы видели такое кино?» Я, конечно, смотрела, но молчу, гляжу в сторону и чуть губы поджала, чтобы он ничего такого в голову себе не брал.

Т е т я  П а ш а. А лет сколько ему на вид?

Д е в у ш к а  В а р я. Ну… тридцать, а может, меньше. В пиджаке шевиотовом.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Брешет!

Д е в у ш к а  В а р я. Что брешет?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Где это видано, чтобы в наше время мужик в таком соку — и одинокий?! Брешет!

Т е т я  П а ш а. Чего в жизни не бывает…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Может, он выпивши был?

Д е в у ш к а  В а р я. Не-ет… Я незаметно нюхнула, когда он ближе придвинулся.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (многозначительно). Придвинулся уже?

Д е в у ш к а  В а р я. Всё ты опошлишь, Нина!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Я женщина холостая. У меня теперь взгляд на эти вещи как у мужика.

Д е в у ш к а  В а р я. Вот и рассказывай вам после этого!

Т е т я  П а ш а. Так к чему ты всё ведешь, девушка?

Д е в у ш к а  В а р я. Свидание он мне назначил следующим воскресеньем. На том же месте, в горсаду.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Пойдем вместе, Варюха. Я в кустиках спрячусь, гляну на него, а потом сразу тебе скажу, что он такое за личность. Глаз у меня — алмаз!

Д е в у ш к а  В а р я. Стыдно это…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Тю на тебя!..

Т е т я  П а ш а. А что у тебя с Аршиком?

Д е в у ш к а  В а р я. Просто дружим. Он мне вроде младшего братика. Что еще может быть?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Ты жизни не знаешь, Варюха, а я помочь хочу. Мужики, они такие — ого! — чуть зазеваешься, а юбка уже на голове. С ними надо ухо востро, а главное — сразу лапам их шкодливым воли не давать!.. Вот был у меня в сорок четвертом хахаль один демобилизованный. Я тогда в хлебном работала, — помнишь, тетя Паша? Тоже обходительный такой и все прочее, ручки даже целовал — вот эти самые. (С удивлением смотрит на свои грубые, красные руки.) Я и разнюнилась. Думаю, знал бы ты, парень, сколько я этими руками полов перемыла, картошки перекопала, стирала!.. Подобрала его, в дом свой привела, отмыла, откормила, одела — на человека стал похож. А то все в одной гимнастерочке со споротыми погонами ходил. Ну, живем месяц супругами, второй, в загс собираемся… В тот день жду его, из окошка выглядываю. Гляжу — показался. Я ему из окна и говорю: «Явился не запылился, идол царя небесного!» А он мне: «Зачем на улице кричать, неудобно, Нина». Я ему в ответ: «Мне людей стыдиться нечего! Я дома весь красный воскресный день штопала, стирала! А ты зенки свои бессовестные заливал невесть где!..» А он врет: «Воскресник в учреждении был, честное слово, Ниночка!» А я ему: «Врешь, бессовестный, глаза б мои тебя не видели!..» А он сплевывает этак себе под ноги и произносит тоскливо: «С бабой спорить — что плевать против ветра: все обратно в тебя попадает». Как услышала я такие речи, выбежала сюда, на улицу, схватила его за руку и кричу: «Пойдем, ирод, в местком твоего учреждения! Пусть нас люди рассудят!..» А он, как услыхал такое, побледнел весь что твоя стена и жалобно так просит: «Хорошо, Нина, пойдем. Только вот табачок у меня кончился, а в суде я, естественно, волноваться стану. Можно, схожу на угол, несколько папиросок куплю?» И глаза у него такие умоляющие… Ну, сердце у меня не камень…

Т е т я  П а ш а. Сбег?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Как был… в одной гимнастерочке. Так что будь, Варя, настороже. Мужик как волк — все в лес норовит.

Т е т я  П а ш а. Хороший парень был.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Я же любя! Чтоб руку женину чувствовал, не шкодил на стороне, боялся!.. (С тоской.) И где он сейчас?..

Появляются  б р о д я ч и е   м у з ы к а н т ы. Один из них слепой. Он идет за первым, положив ему руку на плечо.

Т е т я  П а ш а. Сама виновата. Грубая ты бываешь, Нина.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (убито). Правда, теть Паша. Потом сама казнюсь, а все равно лаюсь…

Музыканты не спеша достают из футляров скрипку и старенький баян с цветочком василька на деке. Кладут кепку у ног для пожертвований. Играют и поют на два голоса:

Заслышав звуки музыки, женщины замолкают, перестает стучать молотком дядя Жора Егиянц. На балконе появляется жена участкового  К л а в а  в цветастом халате. Из-за пивного ларька возникает  М и ш а н я.

К л а в а (кричит с балкона). Ну вас, с вашим «батальонным разведчиком»! (Бросает вниз завернутую в бумажку монету.) Давайте «Валечку»!.. Лёка, вон монетка, подбери и отдай музыкантам!..

Лёка находит бумажку, разворачивает, кладет монетку в кепку музыканта. Зрячий музыкант кивком благодарит Клаву, взмахивает смычком, и они вместе с товарищем поют на два голоса популярную «Валечку».

М у з ы к а н т ы (поют).

Продолжая играть и петь, зрячий музыкант берет кепку, обходит с ней слушателей. В кепку бросают монеты.

(Поют.)

Клава на балконе пригорюнилась.

(Поют.)

К музыкантам подходит Мишаня. Одет он по-блатному: куцая кепочка с плетенкой поверх короткого козырька, мешковатый пиджак, брюки заправлены в спущенные гармошкой сапоги.

М и ш а н я (бросает в кепку красную тридцатку, заказывает). «Маленький домик на юге».

М у з ы к а н т ы (без всякого перехода поют).

Заложив руки за спину и поблескивая золотой фиксой во рту, Мишаня сперва медленно, затем все быстрее отбивает сапогами чечетку в такт музыке. Вокруг него, радостно гикая, крутится Лёка, хлопает в ладоши.

М у з ы к а н т ы (поют).

Появляется слегка выпивший участковый  О с т а п ч у к  — грузный человек в милицейской форме тех лет, с пышными усами. На перевязанную бинтом голову надета фуражка.

Танцуя, Мишаня приближается к нему.

М и ш а н я. Гражданину участковому!.. (Шутовски раскланивается.) Наше вам — с кисточкой!

Музыканты замолкают, но продолжают играть.

О с т а п ч у к (добродушно). Валяй, Мишаня, куражься, пока на свободе. Скоро у тебя опять этапы, аж до самого теплого города Магадана.

М и ш а н я (отчаянно поет).

(Показывает на перевязанную голову Остапчука.) Головка вава?

О с т а п ч у к (быстро). Что тебе известно о моей головке, Мишаня?

М и ш а н я. То, что она круглая, лейтенант.

Нинка-буфетчица хихикает.

О с т а п ч у к. И все?

М и ш а н я. Более ничего. Что еще скажешь о твоей голове, Сысой Васильевич?

О с т а п ч у к. Попомню тебе это, Мишаня. (Музыкантам.) Идите с богом, ребята.

Д е в у ш к а  В а р я. Пусть, Сысой Васильевич. Душевно играют.

О с т а п ч у к. Нельзя. Постановление исполкома. (Приветственно машет рукой жене, Клава в ответ посылает воздушный поцелуй.)

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (вполголоса). Ишь голубки…

О с т а п ч у к. Хочешь культурно отдохнуть, Варя, иди в горсад. Там духовой оркестр каждый вечер играет…

Музыканты укладывают в футляры свои инструменты, с достоинством кланяются слушателям, уходят. Удаляются они так же, как и пришли: зрячий впереди, за ним, положив руку на плечо, — слепой музыкант.

М и ш а н я (подходит к мастерской). Дядя Жора, ваш Аршик дома?

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц. Иди-иди, Мишаня, глаза мои тебя не видят.

М и ш а н я (не обижаясь, весело). Да он мне по делу нужен, дядя Жора. Век свободы не видать!

Д я д я  Ж о р а. Нет у тебя с Аршиком никаких дел!

М и ш а н я. Я ему бабки должен.

Д я д я  Ж о р а. Какие бабки?

М и ш а н я. Полста рублей занимал.

Дядя Жора недоверчиво смотрит на него.

(Кланяется.) Чтоб меня воши покоцали!

Д я д я  Ж о р а. Отдай мне, я передам.

М и ш а н я. Мы договаривались из рук в руки…

Д я д я  Ж о р а. Пошел отсюда, пошел быстро!

М и ш а н я. Чего тянешь, дядя Жора?

Д я д я  Ж о р а (с угрозой). Мне выйти к тебе, да?

М и ш а н я. Передайте Аршику, что, мол, Мишаня заходил. (Со значением.) Должок хотел вернуть лично. А то Аршик еще обидится… (Отходит к женщинам.) Варюха, айда в горсад на танцы?

Девушка Варя мнется, вопросительно смотрит на женщин. Те осуждающе молчат — Мишаня им не нравится.

Пойдем, а?

Д е в у ш к а  В а р я. Не хочу, устала…

М и ш а н я. Эх, манюня моя ненаглядная!.. (Неожиданно обнимает Варю и, приподняв, смачно целует в губы.)

Д е в у ш к а  В а р я (запоздало взвизгнув). Хулиган!..

Т е т я  П а ш а (встает). Не лапай девку, не твоя!

М и ш а н я. Неправда, тетя Паша. Все, что видим, — наше.

О с т а п ч у к (Мишане). Хромов!.. (Делает вид, что хочет погнаться за ним.)

В свою очередь Мишаня делает вид, что убегает.

М и ш а н я (поет).

Т е т я  П а ш а. Туда тебе и дорога, уркаган!

Посмеиваясь, Мишаня уходит. Уходит вслед за ним и Лёка.

Распустил шпану, Сысой, потакаешь.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (невинно). А наш Сысой Васильевич только с нами, с бабами, горазд воевать. Тут он — Аника-воин!

К л а в а (услышав с балкона). Чья бы корова мычала… Ты. Нинка, сама из этой компании — гопница!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Говори, да не заговаривайся, Клавдия. А то… знаешь!..

К л а в а. А то — что?

О с т а п ч у к. Хватит вам, бабоньки… Куда это все мужики подевались?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Ты думаешь, если замужняя, да он еще и милиционер, я на тебя управы не найду, да?!

К л а в а. Проворовалась, так сиди уж никшни!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (вскакивает). Кто проворовался, кто?!

О с т а п ч у к. Клава!..

К л а в а. Знаем!..

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Выдь сюда и скажи людям всенародно!

К л а в а. Думаешь, испугалась? И выйду!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Выдь! Дура ленивая!

К л а в а. От такой же слышу!..

О с т а п ч у к (страдая). Клавдия…

К л а в а. Выйду!.. (Исчезает с балкона.)

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (женщинам). Бездельница! Всю жизнь за спиной мужа пряталась да спала! А я, мать-одиночка, сама за себя билась!.. (Участковому.) Что, Сысой Васильевич, что, товарищ участковый, жене служебные тайны выбалтываешь в постели?!

О с т а п ч у к. Ты, Нина, тоже придержи язычок. Паша, устыдила бы хоть ты их.

Т е т я  П а ш а. Бабы это, Сысой…

Из дома выбегает воинственно настроенная  К л а в а.

К л а в а (показывает). Кто в этом ларьке пиво водой разбавлял, а?!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Это еще надо доказать!

К л а в а. А водкой своей приторговывал?!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. И это еще надо доказать!

К л а в а. Сысой и докажет!..

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Ничего он уже не докажет!..

Клава и Нинка-буфетчица стоят друг против друга, готовые сцепиться в любой момент.

К л а в а. Он службы из-за тебя может лишиться, тварь неблагодарная!

О с т а п ч у к. Ну, хватит лаяться, хватит…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Пусть спасибо скажет, что живого привела!..

Неторопливо появляются  м у ж ч и н ы  во главе с  П е т р о в и ч е м. Все трое нещадно дымят самокрутками.

П е т р о в и ч. Что за шум, а драки нету?

Т е т я  П а ш а. Сейчас будет и драка…

К л а в а  (пораженная внезапной мыслью). А может, ты с Нинкой спишь, поэтому и защищаешь?!

Т е т я  П а ш а. Ой!..

Девушка Варя хихикает.

О с т а п ч у к (в сердцах). Тьфу!..

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. И-эх!.. Как была ты, Клавдия, смолоду дурой, такой и помрешь!

П е т р о в и ч (подмигивает мужчинам). Сознайся, Сысой, скидка будет.

К л а в а (женщинам). То-то в последнее время он от меня глаза прячет!..

О с т а п ч у к (умоляюще). Клавдия, не позорь — я при форме…

К л а в а. Изменщик!.. Ну, ничего! Нынче не война, мужиков хватает!..

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Окстись, Клавдия!

К л а в а (плачет). Глаза ваши бесстыжие!.. (Уходит в дом.)

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (тоже плачет). За что такое?

Т е т я  П а ш а (встает). Пойдем ко мне, Нинок… (Обнимает ее за плечи.) Хочешь, погадаю?

Идут в дом. Вместе с ними уходит и девушка Варя.

О с т а п ч у к (расстроенно). Дайте закурить, мужики…

Ему с готовностью протягивают кисеты.

(Закуривая.) Как живете-можете?

П е т р о в и ч. Мы-то ничего. Хлеб жуем, картошку жарим. С тобой что стряслось, Сысой?

О с т а п ч у к (машет рукой). А-а-а…

Мужчины присаживаются на бревне возле ларька.

К о л я - т а н к и с т. Уходят тебя из органов?

О с т а п ч у к. С чего это ты взял?

П е т р о в и ч. Болтают люди.

О с т а п ч у к. Это все Клавка моя, дура!.. (Вздыхает.) Иди, Степа, погуляй.

С т е п а (с обидой). Я же не ваша Клава, дядя Сысой!

О с т а п ч у к. Ты болтай, да не заговаривайся, — жена все же.

П е т р о в и ч. Рассказывай, Сысой, все одно улица узнает.

Остапчук оглядывается: улица у дома опустела, только в открытом окошке мастерской дремлет дядя Жора Егиянц.

О с т а п ч у к. На той неделе поймал нашу Нинку, что называется, за руку. Пиво она разбавляла, так это давно замечено было…

П е т р о в и ч. Кто из них не разбавляет…

К о л я - т а н к и с т. Хрен с ней, с Нинкой, пусть разбавляет… Зато пиво завсегда под рукой было. А теперь вот… (Показывает на громадный замок закрытого ларька.)

О с т а п ч у к. Пиво — ладно. Петрович прав — все они разбавляют, свыклись уже. Водку она магазинную в розлив по буфетной цене продавала, а это уже подсудное дело. Застукал Нинку наш опер, сообщил мне. Я с понятыми обыск поздно вечером произвел. Обнаружил пять ящиков в подсобке, да еще один початый прямо под прилавком стоял. Ну, составили протокол, понятые подписали. Нинка ревмя ревет…

На балконе появляется  К л а в а.

К л а в а (официально). Сысой Васильевич, ужинать будешь?

О с т а п ч у к. Уйди с глаз моих, язва!

К л а в а. Изменщик!.. (Скрывается в комнате.)

О с т а п ч у к. Язва!

П е т р о в и ч. Побей ты ее, приведи бабу в норму.

О с т а п ч у к. Пора, наверно… Ну, уложил я протокол в планшетку, взял с Нинки подписку о невыезде и направился в отделение… (Дотрагивается до забинтованной головы, морщится.) Вон там, у горелого (показывает на развалины), меня и тюкнули сзади трубой по голове. Пистолет мой, видать, понадобился. Да не было у меня его с собой, в сейфе оставил.

П е т р о в и ч. Не с нашей ли улицы урки балуются?

С т е п а. Мишаня и Хобот?

О с т а п ч у к (подумав). Может, и они… Хотя вряд ли. Скорее — залетные какие-нибудь… Ну, тем временем Нинка закрыла свой ларек и следом шла. Увидела, что меня убивают, заорала бабьим истошным криком и спугнула налетчиков. Тем, можно сказать, и спасла, не успели добить… Очухался у нее дома и весь в кровище. Нинка притащила меня к себе. Клава в тот день в ночной смене работала. Так до утра у нее на кровати и пролежал…

П е т р о в и ч. А из органов-то за что уходят?

О с т а п ч у к (снова вздыхает). Утром пришел в себя. Смотрю, по комнате бельишко мое от крови отстиранное сушится, удостоверение мокрое на веревке бельевой повешено, а главное — планшетка с протоколом обыска, понятыми подписанным, рядом со мной на табуретке лежит. А ведь могла и бумаги уничтожить, ночью же сбегать в ларек, водку спрятать и — концы в воду. Нет протокола — нет дела! Могла бы?

К о л я - т а н к и с т. Запросто!

П е т р о в и ч. Могла бы вообще пройти мимо, когда тебя убивали.

О с т а п ч у к. То-то и оно!.. Когда я сообразил все это, тогда взял да и порвал протоколы прямо у нее дома. (С непонятным ожесточением.) И обрывки сжег, чтоб соблазна не было склеить обратно.

С т е п а. Нарушение закона, Сысой Васильевич!

П е т р о в и ч. Щенок, а гавкает.

С т е п а. Что-что? Разве не так?

О с т а п ч у к. Нинка смотрит, как горит протокол, и плачет, руки мне бросается целовать, а на душе у меня муторно…

С т е п а. Не понимаю! Ведь каждый на месте Нинки помощь бы вам оказал! Зачем же протокол рвать?!

П е т р о в и ч. Каждый, да не каждый, Степа.

К о л я - т а н к и с т (бешено). Стрелять мразь бандитскую! К стенке — из крупнокалиберного!..

О с т а п ч у к. Вчера написал рапорт, всю правду изложил. Начальник нашего отделения майор Стрелков сказал, что только славное партизанское прошлое спасает меня от суда.

К о л я - т а н к и с т. Чего жалеть, Сысой Васильевич? Сколько лет служишь, а все лейтенант.

О с т а п ч у к. Я не лезу. Дело свое спокойно делаю — и все.

П е т р о в и ч. А вот скажи мне, Сысой… Допустим, не ахнули тебя по голове, тогда что — посадил бы Нинку?

О с т а п ч у к. Посадил.

П е т р о в и ч. Что выходит из этого?

О с т а п ч у к. Добро мы должны делать друг дружке?

П е т р о в и ч. О, допер наконец! А у нас так: пока самого жареный петух в зад не клюнет, до тех пор только чешемся да молча сочувствуем!

С т е п а. Ладно, Петрович, может, я действительно дурной по молодости… Объясни мне тогда. Одной рукой Нинка-буфетчица Сысою Васильевичу жизнь спасала, но другой же воровала?

П е т р о в и ч. Ну…

С т е п а. Так или нет?

П е т р о в и ч. Говори мысль.

С т е п а. Что в таком случае получается? Нинка сделала добро одному Сысою Васильевичу, зато сотне другим — зло. Воровала у людей трудом добытую копейку! Сысой Васильевич не просто «дядя Петя с Боготяновской улицы», он еще участковый, лейтенант милиции! Он призван по долгу службы защищать закон, а не поддаваться личным чувствам!

К о л я - т а н к и с т. Хорошо говоришь, Степан! (Бешено.) По ворью — крупнокалиберными!..

П е т р о в и ч. Тебя когда-нибудь били свинцовой трубой по голове, Степа?

С т е п а. Это уже из другой оперы!

П е т р о в и ч. Все из той же. Дело тут не в Нинке, черт с ее разбавленным пивом! Дело в самом Сысое. Она, как ни крути, жизнь ему спасла, а он ее — за решетку!

С т е п а. Долг выполнял!

П е т р о в и ч. Долг-то он выполнит, а как сам дальше жить станет? Сысой сжег протокол обыска, зато человеком внутри себя остался.

С т е п а (ядовито). А Нинка пусть ворует и дальше. Хорошая, арифметика!

П е т р о в и ч. Далась тебе эта Нинка!.. Ее теперь пусть другие милиционеры ловят. (Помолчав.) Да и Нинка после такого случая сто раз подумает, прежде чем взяться за старое.

О с т а п ч у к (с тоской). Жена меня поедом ест.

П е т р о в и ч. Язык почешет и забудет.

О с т а п ч у к. Хорошо вам рассуждать, а я двадцать лет прослужил в милиции без единого взыскания, а ухожу с позором…

П е т р о в и ч. Неправда, Сысой. Человеком уходишь. А во-вторых, у каждого из нас или было, или будет такое в жизни. Вот на нашей улице разное болтают за моей спиной. Гадают, за что я во время войны загремел под трибунал… А судили меня примерно за то, за что тебя сегодня выгоняют из милиции… Когда мы Ростов освободили, поймали там одного полицая. Мой младший братишка, сука, оказался им. И надо было так случиться, что мне же приказали его в расход вывести.

С т е п а (ахает). Братана?!

К о л я - т а н к и с т. На войне и не такое бывало.

О с т а п ч у к. Да, судьбы сплетение…

П е т р о в и ч. Что темнить теперь — сам я это и подстроил. В трибунале не знали, что мы сродственники. Мать с Лешкой, его Алексеем звали, одна у нас была, а отцы разные. Ну, и фамилии соответственно.

К о л я - т а н к и с т. Разве ты в трибунальском взводе служил?

П е т р о в и ч. Старшиной в комендатуре, после второго ранения. Из госпиталя выписали, и там долечивался вроде бы. А так всю дорогу в полковой разведке. Лешку я случайно увидел в комендатуре, когда его конвоиры по коридору вели… Трибунал приговор определил, я вызвался добровольцем привести его в исполнение.

К о л я - т а н к и с т. Рассказывают, взводом расстреливали?

П е т р о в и ч. По-разному бывало. Кого взводом, кому пулю из нагана в затылок.

С т е п а. Неужели были добровольцы на такое дело?

П е т р о в и ч. Находились любители. За добровольное участие доппаек полагался и сто пятьдесят граммов опять же.

О с т а п ч у к. Неужто в брата стрелял?

П е т р о в и ч. Я старшим в доме был. Еще мальчонком Лешку на руках баюкал, пока мать в поле работала… Ну, вывез я его, подлеца, за город на полуторке, отвел в овраг, чтоб шофер не видел, пальнул в небо пару раз, дал Лешке по шее за гадство его полицейское да и отпустил за Дон… На другой день Лешку опять словили в какой-то станице и там шлепнули. А я под трибунал загремел. Сперва тюрьма, потом штрафная…

О с т а п ч у к (с острым любопытством). Не жалеешь теперь, что жизнь себе сломал?

П е т р о в и ч (не сразу). На душе у меня чисто и светло. А на хлеб я всегда себе заработаю.

Пауза.

К о л я - т а н к и с т. Сколько у тебя ранений?

П е т р о в и ч. Четыре. Два тяжелых.

К о л я - т а н к и с т (с уважением). Кровью, значит, смыл. У меня только два, и в танке горел…

Молча курят.

Вбегает возбужденный  Л ё к а.

Л ё к а. Жора-дядя!.. Жора-дядя!..

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц (очнувшись от дремоты). Что хочешь, Лёка?

Л ё к а (показывает в сторону разрушенного дома). Там!..

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц. Не понимаю тебя, Лёка.

Л ё к а. А-а-а!.. (Бросается к сидящим на бревне мужчинам, хватает их за руки, пытается поднять. Умоляюще.) Там!..

С т е п а (смеется). Фрица там живого увидел?

К о л я - т а н к и с т. Иди гуляй, Лёка. Тут разговор.

П е т р о в и ч. Там кто-то есть, да, Лёка?

Л ё к а (с отчаянием). Там!!!

П е т р о в и ч. Что-то стряслось. (Поднимается.) Пойдем глянем, Сысой?

О с т а п ч у к (с горечью). Меня теперь это не касается…

КАРТИНА ВТОРАЯ

Все тот же длинный летний вечер. Темнеет. Развалины дома. Прижавшись спиной к стене, стоит  А р ш и к. Напротив него, закрывая пролом на улицу, — М и ш а н я.

А р ш и к (горячо). Вот те крест, Мишаня, завтра твои сапоги будут готовы!

М и ш а н я (укоризненно). Все еще хочешь натянуть.

А р ш и к. Работы было много, Мишаня, просто не успел!

М и ш а н я. Сколько же тебе времени надо? Ты еще зимой взял у меня бабки за сапоги. Полторы косых.

А р ш и к. Аванс, так все делают!

М и ш а н я. Значит, взял. За это ты обещал построить сапоги, обещал? «Летные», шевро, с белым рантом и со скрипом. (Передразнивает.) «Скрип-скрип»!..

А р ш и к. Завтра, Мишаня! Ей-богу, завтра получишь сапоги!

М и ш а н я. Ты меня пять месяцев завтраками кормишь.

А р ш и к. Ночь буду сидеть, а сапоги к утру будут готовы! С белым рантом, Мишаня, шевро!..

М и ш а н я. Теперь вспомни, Аршик, сколько раз я приходил, сколько раз по-доброму просил построить сапоги или вернуть деньги. Я правду говорю?

А р ш и к. Хорошо, если тебе не нужны теперь сапоги, я сейчас сбегаю домой и принесу деньги.

М и ш а н я (укоризненно). А потом сколько раз я приходил, а ты прятался от меня! Нехорошо, Аршик. Так люди не поступают. Разве я похож на тех деревенских лохов, которых ты натягиваешь у базара?

А р ш и к. Правда, Мишаня, не бей. Завтра — кровь из носу! Шевро, летные, с белым рантом на хромовом ходу!..

М и ш а н я. Признаешь свою вину, Аршик?..

Аршик неожиданно бьет его головой в живот, пытается прорваться на улицу, но Мишаня перехватывает, снова отбрасывает к стене.

(Морщась от боли.) Признаешь свою вину, Аршик?

Тяжело дыша после борьбы, Аршик молчит.

Признаешь?

Аршик кивает и сразу же поднимает локоть, прикрывая лицо.

Отпусти руку, Аршик. Ты же сам согласился, что виноват.

Аршик опускает руку. Мишаня бьет его. Аршик сползает по стене.

Вставай, Аршик, лежачего не бью.

Аршик медленно поднимается.

Заложи руки назад. (Бьет.)

Аршик снова сползает по стене.

Вставай, Аршик!

Аршик лежит без движения.

(Мягко.) Ну вставай же…

Аршик с трудом поднимается, его покачивает.

Жухай у фраеров. Но меня не трожь, Аршик. Я вор в законе.

А р ш и к (хрипло). Не бей больше, Мишаня…

М и ш а н я. Уж если тебе так нужны деньги, то воруй, но не натягивай людей. Могу по старой дружбе на дело взять. Торгаши тут жирные недалече живут.

Аршик молчит.

(Вздыхает.) Не хочет. (Достает из-за голенища нож, открывает, протягивает лезвием вперед.) Целуй.

А р ш и к (тихо). Не надо ножом, Мишаня.

М и ш а н я. Тогда целуй и — разбежались по-хорошему. (Снова протягивает нож.)

А р ш и к. За что?

М и ш а н я. Как «за что»? Полгода с сапогами как последнего фраера натягивал. К Варьке клинья подбиваешь, хотя обязан знать, что я на нее давно глаз положил.

А р ш и к. С сапогами виноват. (Глухо.) Но Варю не трожь, мы с ней дружим.

М и ш а н я. Дружишь? Ах ты, Павлик Морозов!

А р ш и к (с угрозой). Не трожь!

М и ш а н я. Она же с тобой, соплей малолетней, играется. Сама мне говорила.

А р ш и к. Врешь!

М и ш а н я. Варька ко мне на хату по ночам бегает. Ну и потом болтает после этого, понимаешь…

Аршик бьет его по лицу. И в тот же момент Мишаня неуловимо быстрым, почти механическим движением выбрасывает вперед руку с ножом… Аршик медленно, без звука валится ему под ноги. Слышны голоса. В проломе появляются  Л ё к а, за ним  П е т р о в и ч, К о л я - т а н к и с т  и  С т е п а.

П е т р о в и ч. Ну что тут, Лёка?.. (Видит лежащего Аршика.)

Л ё к а (показывает на Мишаню). Он!..

Мишаня стоит, выставив перед собой нож.

П е т р о в и ч (Мишане). Что ты наделал, парень?

Степа, Петрович и Коля-танкист склоняются над Аршиком, трогают его.

С т е п а. Аршик, эй!..

К о л я - т а н к и с т (удивленно). Неужели убил, зараза?

Пауза.

Мужчины молча идут на Мишаню.

М и ш а н я (не отступая). Идите от меня, мужики, порежу…

Мужчины набрасываются на него, отнимают нож, молча и страшно бьют.

В проломе показывается  О с т а п ч у к.

О с т а п ч у к (кричит). Отставить!.. (Бежит к ним.) Самосуд!.. (Закрывает собой Мишаню.) Что случилось?

К о л я - т а н к и с т. Аршика убил, гад!

О с т а п ч у к (оценив обстановку). Дотанцевался, Мишаня?

Мишаня молчит.

Так… Я веду Мишаню в отделение, а ты, Степа, по-быстрому смотайся в аптеку, там телефон. Вызови «скорую».

С т е п а. Есть! (Убегает.)

О с т а п ч у к (выворачивает Мишане руку за спину). Под вышку пойдешь, Мишаня. (Уводит его.)

Мужчины поднимают Аршика, выносят из развалин. Вокруг них возбужденно кружит Лёка, высоко, по-журавлиному поднимая ноги.

КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Тот же вечер, улица. В окошке сапожной мастерской виден склонившийся над заготовкой  д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц.

Вбегает  Л ё к а. За ним появляются  м у ж ч и н ы, несут мертвого Аршика. В мастерской поднимает голову дядя Жора, смотрит. Мужчины останавливаются, опускают тело, молчат.

Пауза.

Дядя Жора Егиянц кладет инструмент на столик, медленно снимает кожаный фартук. Затем открывается дверь мастерской, откуда выкатывается на маленькой тележке с подшипниками  о т ч и м  А р ш и к а. Он без ног, обрубок его тела привязан ремнями к тачке. Отталкиваясь деревянными упорами, дядя Жора Егиянц подъезжает к распростертому на земле телу. Молчит. Вдалеке слышна сирена «скорой помощи». На звук ее из дома появляются женщины: т е т я  П а ш а,  д е в у ш к а  В а р я,  Н и н к а - б у ф е т ч и ц а; на балкон выходит  К л а в а.

К л а в а (с балкона). К кому это «скорая»?..

Т е т я  П а ш а (увидев Аршика). Господи!.. (Подходит ближе.) Господи боже мой!.. Куды же ты смотришь, господи боже мой?!

Д е в у ш к а  В а р я (плачет). Бедный Аршик… Я знала, я предупреждала его!..

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (шепотом). Кто его?

К о л я - т а н к и с т. Мишаня.

П е т р о в и ч (присаживается на корточки рядом с дядей Жорой, чтобы быть с ним вровень). Георгий… Словами здесь не поможешь, но ты держись, ладно?

К о л я - т а н к и с т (тоже присаживается рядом). Держись, браток. Может, закурим, а?

Дядя Жора Егиянц молчит, словно окаменел.

П е т р о в и ч. Закурим, Георгий, полегчает. (Достает из верхнего кармана пиджака длинную папиросу.) Держи мою заначку. «Северная Пальмира», Георгий, настоящая, довоенного табака…

Вбегает  С т е п а.

С т е п а. Приехала «скорая», ждут!..

Помедлив, мужчины поднимают Аршика, несут к дворовой арке. За ними катит дядя Жора Егиянц.

П е т р о в и ч. Останься, Георгий, мы сами. (Тете Паше.) Присмотри за ним.

Уносят Аршика.

Д я д я  Ж о р а  Е г и я н ц (вслед, с отчаянием). Сынок!.. Куда ты, сыно-ок!.. (Отталкиваясь упорами, спешит вслед за мужчинами, но опрокидывает тележку, беспомощно лежит.)

Т е т я  П а ш а (бросается к нему). Жора!.. Миленький, родненький!.. (Поднимает, прижимает его голову к груди.) Плачь, родненький мой, плачь криком!.. (Плачет сама.) Да что же это такое?!.

Слышен удаляющийся звук сирены «скорой помощи». Возвращаются  м у ж ч и н ы  и сопровождавший их  Л ё к а.

П е т р о в и ч. Увезли.

Л ё к а. Аршик на машине поехал. Туда!..

Появляется озабоченный  О с т а п ч у к.

О с т а п ч у к. Сдал гада в КПЗ. (Достает из кителя записную книжку.) Давайте, товарищи, протокол надо составить. Ну кто что видел?

К л а в а. У Нинки дотошней поспрошай, у нее глаз острый.

О с т а п ч у к. Цыц, Клавдия, или, видит бог, побью сегодня.

К л а в а. Я по-хорошему сказала…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Мишаня этот цельный вечер тут крутился, да, Варя?

Варя кивает.

О с т а п ч у к (записывает). Говорил что, намекал?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Вроде нет… Веселый такой был. Он даже Варьку лапал.

Д е в у ш к а  В а р я. Урка проклятый!

О с т а п ч у к. Вы — мужики?

К о л я - т а н к и с т. Сидели на бревнышке, потом за махрой на угол Боготяновской сходили…

С т е п а. Я с Аршиком разговаривал.

О с т а п ч у к. О чем именно, конкретно?

С т е п а. Сапоги мне Аршик обещал смастрячить.

О с т а п ч у к. И больше ни о чем не говорил?

С т е п а. Не-ет…

О с т а п ч у к. Подозрительного ничего не заметил?

С т е п а. Заметил…

О с т а п ч у к (оживившись). Ну-ну…

С т е п а. Оглядывался Аршик по сторонам, словно боялся чего-то.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Бандита этого и боялся. Я раз встретила Аршика и Мишаню у базара. Грозил он ему, Сысой Васильевич. Деньги какие-то требовал и за грудки тряс, но не бил.

О с т а п ч у к (записывает). Когда это происходило?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. А я помню?.. Ну, месяц назад, может, чуток раньше. И чего Аршик с бандитом связался?

О с т а п ч у к. Ты — Варвара?

Д е в у ш к а  В а р я (не сразу). Ничего не знаю.

О с т а п ч у к. Варвара!

Д е в у ш к а  В а р я. Чего пристали?!

О с т а п ч у к. По глазам вижу — знаешь…

К о л я - т а н к и с т. С Лёкой потолкуй, Сысой Васильевич. Он же нас в развалины звал.

О с т а п ч у к. Не учи ученого…

К л а в а (авторитетно). Лёка блаженный, его показания для суда недействительны…

О с т а п ч у к. Дома ты у меня схлопочешь, Клава! (Девушке Варе.) Давай выкладывай, что у тебя там?

Варя молчит.

Не желаешь?

Д е в у ш к а  В а р я. Отстаньте!

О с т а п ч у к. Ладно, потом все равно расскажешь. (Ласково.) Лёка…

Высоко поднимая ноги, подходит Лёка.

Ты Аршика очень любил?

Л ё к а. Дай.

О с т а п ч у к. Чего тебе дать?

Л ё к а. Дай.

О с т а п ч у к (догадавшись). А, фуражку хочешь. (Снимает форменную фуражку, отдает Лёке.) Кто Аршику больно сделал, а?

Лёка натягивает фуражку на голову, важно прохаживается вокруг участкового, грозит кому-то пальцем.

Аршика в развалины позвал Мишаня, да? Ну, в кепочке такой малой и плетенка по козырьку, да?

Лёка губами подражает милицейскому свистку.

Фикса еще у него во рту блестящая? Вот тут (показывает), на этом зубе?

Л ё к а (подходит к Варе). Дай зеркальце.

Девушка Варя достает из сумочки маленькое зеркальце. Лёка смотрится в него, поправляет так и эдак милицейскую фуражку, радостно гикает.

О с т а п ч у к (терпеливо). Мишаня зазвал Аршика в развалины? А, Лёка? Больше никого не было?

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (подмигивает участковому). Что вы к нему пристали, Сысой Васильевич? Не помнит Лёка, потому как не видел ничего!

Л ё к а (страшно волнуется). Видел! Видел! Видел!..

О с т а п ч у к (подыгрывает). Ты не права, Нина, Лёка всегда все видит.

Л ё к а. Видел!.. (И вдруг мы видим, как этот несчастный преображается. Обретает, вызванный потрясением, облик совершенно нормального человека, такого, каким его когда-то, до войны, помнила тетя Паша. Но это только на какое-то мгновение, затем Лёка снова погружается в свой сумеречный мир. Ткнув пальцем в себя.) Аршик!.. (Делает вид, что идет по улице.) Мишаня!.. (Подражает манере Мишани ходить.)

И дальше перебивая себя бессмысленными восклицаниями, Лёка показывает, как происходила вся эта история. Как бандит встретил Аршика, как заманил в развалины, что с ним делал, как при этом вел себя Аршик, как его ударили ножом… Изображая, Лёка мечется между слушателями, показывая то грузного участкового, уводящего Мишаню в милицию, то дядю Жору Егиянца, то плачущую тетю Пашу, и все словно заново переживают трагическую историю Аршика…

Т е т я  П а ш а (не выдержав). Хватит, Лёка!..

П е т р о в и ч. Да…

К л а в а (выходит из дома). А ведь к дяде Жоре Мишаня подходил.

О с т а п ч у к. Подходил?

К л а в а. Ну да! Что-то спрашивал у него.

О с т а п ч у к. Жора…

Дядя Жора безучастно смотрит на него.

П е т р о в и ч. Оставь все эти дела на завтра. Видишь, человек не в себе…

Пауза.

Т е т я  П а ш а. Помянуть надо Аршика. Как, люди?

Вспыхивает неяркий уличный фонарь под железным колпаком-тарелкой.

К л а в а. Окстись, Паша! Какие поминки, еще земле не предали.

Т е т я  П а ш а (показывает на дядю Жору). Человека надо отвлечь, нельзя ему сейчас одному.

П е т р о в и ч. Верно сказано. (Снимает фуражку, первым бросает в нее деньги, обходит присутствующих.) Ну, кто что может, громодяне…

Т е т я  П а ш а (мягко отстраняет от себя дядю Жору). Посиди пока один, Жорочка… Бабоньки, тащите из дома что есть съестного. Надо быстренько сгоношить закуску.

Женщины расходятся по домам.

К о л я - т а н к и с т. Нинка, постой-погоди. Магазин-то уже закрыт…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Я тут с какого краю?

К о л я - т а н к и с т. Ладно, Нинка, не темни. (Забирает у Петровича деньги.) Бери, тут люди все свои, не заложат.

Все смотрят на участкового.

О с т а п ч у к (вздыхает). Чего уж там, Нина… Тащи из своих сусеков. Случай такой, что ничего не вижу.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (берет деньги, ворчит). Вот так завсегда. Просят, просят, а виноватая одна Нинка-буфетчица!.. (Уходит в дом.)

Мужчины составляют у бревна табуретки, девушка Варя накрывает их принесенной скатертью, расставляет тарелки, граненые стаканы. В стороне одиноко сидит дядя Жора Егиянц.

О с т а п ч у к (посмотрев на него). Степа, кликни музыкантов. Они на Боготояновской во дворе играют.

Степа исчезает.

П е т р о в и ч. Ай да Сысой Васильевич, ай да наш участковый! Как же с постановлением исполкома?

О с т а п ч у к. Семь бед — один ответ…

Появляются женщины, каждая из них что-нибудь приносит из дома: кто варенную в мундире картошку, кто — воблу, зеленый лук, хлеб… Хлопочут у импровизированного стола. Последней появляется Нинка-буфетчица. Опасливо поглядывая на участкового, достает из-под жакета несколько бутылок водки.

Т е т я  П а ш а. Идите к столу, люди. (Коле-танкисту.) Зови свою Зину.

К о л я - т а н к и с т. Она сегодня в ночной смене.

Все рассаживаются. Деликатно ждут дядю Жору Егиянца. Помедлив, он тоже подкатывает к столу.

К л а в а (заботливо). Сюда, дядя Жора. Во главу стола, как полагается.

Появляется  С т е п а.

С т е п а. Отыграют и придут к нам, обещали.

Коля-танкист разливает по стаканам водку. Один полный стакан ставит отдельно, накрывает куском хлеба — для Аршика.

О с т а п ч у к (поднимается со стаканом в руке). Гм… О покойнике плохо не говорят… Но скажу по совести, Жора. Лукавым пареньком был твой Аршик. С блатными, правда, не вожжался, в воровстве тоже замечен не был, но — вертелся. Сколько деревенских мужиков на базаре надул!.. Чего он деньги так любил?

Дядя Жора Егиянц молчит.

Д е в у ш к а  В а р я. Как вам не стыдно, Сысой Васильевич! Что вы говорите такое?! (Убегает в дом.)

К л а в а. Что это она?

Т е т я  П а ш а. Дружили они с Аршиком.

К о л я - т а н к и с т. Не в ту степь ты свернул, Сысой.

К л а в а. Ты, Сысой, думай наперед, прежде чем слово свое вякнуть.

О с т а п ч у к (виновато). Я что, я ничего… Так, охарактеризовать вначале хотел, а потом, конечно, и добрые слова…

Из дома появляется  В а р я. В руках у нее большая разноцветная коробка из-под монпансье.

Д е в у ш к а  В а р я. Вот!.. (Открывает коробку, вываливает из нее кучу денег.) Смотрите все!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Ого!..

К л а в а. Да тут тысяч тридцать…

О с т а п ч у к (строго). Откуда такая сумма?

Д е в у ш к а  В а р я. Деньги Аршика. Он три года собирал и прятал у меня дома. И ни одной копеечки не потратил на себя, даже на мороженое.

О с т а п ч у к. Зачем он копил деньги?

Д е в у ш к а  В а р я. Аршик взял с меня честное слово, что я никому не скажу, — хотел дяде Жоре Егиянцу сюрприз преподнести. Но теперь, когда его нет… Аршик собирал эти деньги, чтобы купить дяде Жоре протезы. Американские, на шарнирах.

Пауза.

Дядя Жора Егиянц молчит.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Мороженое он, бедняга, любил. А я и не знала…

Пауза.

О с т а п ч у к (ворчит). Честно надо было зарабатывать на такое святое дело.

Д е в у ш к а  В а р я. Аршик хотел быстрее. Поэтому и техникум бросил!

К о л я - т а н к и с т. Сколько там до протезов не хватает, Варюха?

Д е в у ш к а  В а р я. Четыре тысячи семнадцать рублей. Мы только вчера с Аршиком пересчитывали.

К о л я - т а н к и с т. Георгий, ты не обидишься, если мы по-соседски сбросимся да купим тебе эти протезы?

С т е п а. Точно!

Дядя Жора Егиянц молчит.

О с т а п ч у к. Обидишь нас отказом.

К о л я - т а н к и с т. С получки и добавим, как, мужики?

Т е т я  П а ш а. И мечта твоего Аршика сбудется.

Пауза.

Дядя Жора Егиянц молчит.

П е т р о в и ч. Ладно, потом поговорим… (Берет стакан, поднимается.) Сколько я смертей человеческих видел — не счесть…

С т е п а (шепотом). Варюха…

Д е в у ш к а  В а р я. Чего тебе?

С т е п а (замявшись). Подай лучок.

Д е в у ш к а  В а р я. Помолчи, потом…

П е т р о в и ч. А все привыкнуть не могу. Каждый раз во мне будто какая-то малая жилка обрывается. Несправедливо это — смерть. Как же так, вот был он, человек, ел, пил, смеялся, руку мне пожимал — и вдруг нет его! Да как так нет, как?! Куда подевался голос его, сияние глаз, невысказанные слова, которые должен был он произнести, дети его будущие?! Несправедливо!..

Т е т я  П а ш а (грустно). И некому пожаловаться.

П е т р о в и ч. А еще горше, когда жизнь отнимает так просто, как Аршика. Ну, понятно, еще война проклятая, старость горькая, болезнь тяжелая, это куда ни шло, хотя тоже непонятно — зачем? Но вот иной раз задумаешься за поминальным столом, и вдруг смерть человеческая поворачивается другим боком, неожиданным. А может, она дана людям для того, чтобы те, кто остается жить, стали лучше. Ну, к примеру… вот Коля-танкист. Поставь его во главе государства, и он никогда по своей воле войны не зачинет, потому что при нем умирали его товарищи фронтовые. Паше это тоже в голову не придет — две похоронки на мужа и сына получила… Или Степа наш. Теперь уж он никогда не сможет поднять руку с ножом на другого человека, потому что на глазах у него убили друга детства Аршика…

Л ё к а (эхом). Аршика…

П е т р о в и ч. Я к чему веду. Хотя смерть сама по себе и несправедлива, но она же очищает души других людей, делает их лучше, добрее, терпимее друг к другу. Память умерших светлая как раннее утро… Помянем Аршика с благодарностью сердечной. Не зря, выходит, он жил на свете. Прими наш поклон за это, Георгий. (Кланяется дяде Жоре. Выпивает.)

Все тоже выпивают, молча закусывают.

Т е т я  П а ш а (подкладывает на тарелку). Ешь, Жора, ешь, миленький…

К л а в а. Налить тебе морсу, Лёка?

Л ё к а. Дай морсу!

К л а в а. Нина, передайте, пожалуйста, бутылку с морсом.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Пожалуйста, Клавдия.

К л а в а (наливая Лёке морс). Прости за злой язык, Нина.

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. Прости и меня, проклятущую, соседка.

Целуются.

Т е т я  П а ш а. Давно бы так.

С т е п а. Подкосели наши женщины.

О с т а п ч у к. Клавдия, смотри у меня!

К л а в а. Уж с человеком хорошим не дашь поцеловаться, милиционер!

О с т а п ч у к. То лаются, то целуются… Бабы, что с них взять!

П е т р о в и ч (с горечью). Эх, милые, славные мои! Ну что вы собачитесь, лаетесь по любому пустячному делу, любезностей друг другу не оказываете? Ведь такое пережили, так слезами оппились — сто лет после этого должны любить всех как братья… Что, надо было умереть этому пареньку, чтобы вы по-людски заговорили, теплыми глазами смотреть начали?

Пауза.

К о л я - т а н к и с т. Первую смерть после фронта вижу. Смотри-ка, как она людей всколыхнула, а уж они-то мертвых навидались, не удивишь. Отчего так?

П е т р о в и ч. Да потому, что кончилась война, Коля. Это ты в ней все живешь, а она кончилась. Цена жизни человеческой снова стала настоящей, не уцененной.

К о л я - т а н к и с т. А я все очухаться не могу…

П е т р о в и ч. Дурью маешься. Станешь к станку — и все войдет в свою колею.

К о л я - т а н к и с т. Это верно. Видать, никуда не денешься…

Т е т я  П а ш а (задумчиво). Вот так подумаешь и разведешь руками — что за доля такая выпала нам? Каждая малость кажется подарком…

П е т р о в и ч. Вспомни, что было, Паша, и радуйся.

О с т а п ч у к. Теперь все за плечами. Теперь только жить надо начинать.

Д е в у ш к а  В а р я. Я жизнь будущую нашу так представляю… Каждый новый день, даже в понедельник, идут люди по улице — и все улыбающиеся, нарядно одетые и красивые, как на Первое мая.

К л а в а (мечтательно). Карточки отменят… В хлебный магазин зайдешь, а там булочки на витрине навалом. Белые, сдобные, с хрустящей корочкой…

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а. У каждого своя отдельная квартира. (Застенчиво.) С ванной и туалетом, только на две семьи.

С т е п а (передразнивает). «Туалетом»! Махровая мещанка ты, Нина!

Н и н к а - б у ф е т ч и ц а (тихо). Мне ведь за тридцать, Степа. Хочется и пожить по-человечески…

С т е п а. Главное — всемирное братство трудящихся всего мира! Плюс — отсутствие безработицы в капиталистических странах. Это важный момент!

К о л я - т а н к и с т. Хрен с ними, с капиталистическими! Чтоб мы в одну смену работали.

О с т а п ч у к. А надо бы выпить еще и за то, чтобы я был последним милиционером, которого уволят ввиду отсутствия состава преступления среди населения города, села и привокзальных районов.

П е т р о в и ч (не сразу). А я бы хотел, чтобы мы все остались такими, какие есть. Чтобы кусок хлеба с маслом и красивая тряпка не заслонили человека от человека…

С т е п а. Эх!.. (Стесняясь, обнимает Варю за талию.) Ты бы спела, Варюха!

Д е в у ш к а  В а р я (удивленно). Ты что, Степа?

С т е п а (смущенно). Я говорю, спела бы, а?

Д е в у ш к а  В а р я. Руку убери.

С т е п а. Она мешает тебе?

Девушка Варя внимательным женским взглядом смотрит на Степу, словно впервые видит этого молодого ладного парня.

Д е в у ш к а  В а р я (задумчиво). Ну тебя, какие сейчас песни…

Все в том же порядке: впереди зрячий, за ним, — положив ему руку на плечо, слепой — появляются  у л и ч н ы е   м у з ы к а н т ы.

С т е п а. Сюда, тут мы!

О с т а п ч у к. Шагайте к столу, ребята. Помяните хорошего парня, спойте людям песню задушевную.

З р я ч и й. Собачиться не станешь?

О с т а п ч у к. Что же я, не человек?

Клава подает музыкантам стаканы.

С л е п о й. Как звали покойного?

Дядя Жора Егиянц всхлипывает.

Кого поминаем?

К о л я - т а н к и с т. Аршика. С нашей улицы парень.

С л е п о й. Земля тебе пухом, Аршик.

З р я ч и й. Пусть ему сейчас легко икнется на том свете.

Дядя Жора Егиянц всхлипывает.

Выдержав достойную паузу, музыканты выпивают.

Д е в у ш к а  В а р я (запевает).

Музыканты достают свои инструменты, аккомпанируют ей.

(Поет.)

Постепенно песню подхватывают все присутствующие.

П е т р о в и ч. Паша… (Отводит тетю Пашу в сторону.) Давно хотел с тобой посоветоваться, Паша…

Т е т я  П а ш а. Со мной, глупой бабой?

П е т р о в и ч. Не прибедняйся, Паша.

Т е т я  П а ш а. Ты ведь у нас на улице такой мудрый…

П е т р о в и ч. Не мудрый я — битый. Может, ты это, а?

Т е т я  П а ш а. Бельишко твое постирать? Конечно.

П е т р о в и ч. Какой черт бельишко!.. Извини, Паша, смущаюсь я, злюсь от этого. Замуж за меня выходи.

Т е т я  П а ш а. Ты вроде и невыпивши еще.

П е т р о в и ч. Верное слово, выходи.

Т е т я  П а ш а. Не к месту сейчас такой разговор — поминки.

П е т р о в и ч. Жизнь и смерть — они завсегда под ручку ходят.

Т е т я  П а ш а. И старые мы с тобой для таких игрищ…

П е т р о в и ч. То-то и оно, что старые, Паша. Никому не нужные. Будем держаться друг друга, — глядишь, выстоим и спокойно до могилки доживем.

Т е т я  П а ш а. Ну, женишок! Еще не поцеловал ни разу, а уже о кладбище толкует!

П е т р о в и ч (сердито). Я дело говорю, а ты хахоньки строишь!..

Т е т я  П а ш а (ласково дотронувшись до его руки). Как теперь этого бедолагу бросишь? Один во всем мире остался как перст.

П е т р о в и ч (с горечью). Эх…

Т е т я  П а ш а. Прости. (Оставив Петровича, возвращается к столу, поет вместе со всеми.)

(Обнимает за плечи дядю Жору.) Пой, Георгий. Пой.

Дядя Жора Егиянц молчит.

…Был поздний летний вечер тысяча девятьсот сорок шестого года. Неяркий уличный фонарь освещал импровизированный стол, сидящих вокруг него людей и музыкантов. Они пели старинную русскую песню, забыв принесенное войной собственное горе, ссоры, мелкие житейские неурядицы; пели, объединенные высоким чувством человеческого участия, и лица их были прекрасны…