Право на жизнь

Шагинян Александр Вартанович

ЖЕНЩИНЫ

Трагикомедия в двух действиях

 

 

#img_6.jpeg

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

З а х а р о в н а.

Н и к о л а й.

М а н я - В а н я.

С и м а.

Л я д я е в а.

Т а и с ь я.

М и р о ш н и к о в.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

За длинным полукруглым столом, освещенные слабой лампой, сидят  с в я т ы е  в грубых рубищах, молча смотрят на стоящую пред ними старую женщину — З а х а р о в н у. Одета она во все черное, только голова повязана белым платочком.

Все это несколько напоминает «Тайную вечерю», куда неожиданно явился посетитель.

З а х а р о в н а. Так я к вам…

П е р в а я  с в я т а я. Ты не к нам, ты к нему.

В т о р а я  с в я т а я. Сейчас явится. Ты жди.

З а х а р о в н а. Я жду.

В т о р а я  с в я т а я. Терпеливо жди.

З а х а р о в н а (эхом). Терпеливо.

П е р в а я  с в я т а я (помолчав, зовет). Господи!

З а х а р о в н а (эхом). Господи!

Т р е т ь я  с в я т а я. Боже мой!

З а х а р о в н а (так же). Боже мой!..

Ждут.

Ч е т в е р т а я  с в я т а я (ворчит). Вся жизнь в ожидании да в очередях проходит…

В т о р а я  с в я т а я. И когда это кончится?

П е р в а я  с в я т а я. Не богохульствуйте.

Ждут.

Из темноты не спеша появляется человек. Он тоже в рубище, на голове у него терновый венец, но через плечо, на лямке, солдатский худой вещмешок. Это  Н и к о л а й.

Н и к о л а й. Зачем потревожила меня, женщина?

З а х а р о в н а. Невозможно так больше жить.

Н и к о л а й. А, поведай.

З а х а р о в н а. Старая я, а меня забижают. Зятюха Ксенофонтов дом в деревне продать заставил, в город перевез, а денежку, за продажу даденную, зажилил. Денежки — бог с ними со всеми, не жаль. Измываться начал. Грит, жить я ему мешаю, под ногами путаюсь.

П я т а я  с в я т а я. Муж твой куда смотрит?

З а х а р о в н а. А муж мой погиб. (Показывает на Николая.) Он знает.

Н и к о л а й. Знаю. В сорок втором, в ноябре, под Великой Руссой. Бедняга.

П я т а я  с в я т а я. Дочь твоя?

З а х а р о в н а. Он и ее замордовал, зятюха Ксенофонтов. Как выпьет, так ей по сусалам норовит вдарить. Спасибо, внучки, кобылки-то здоровые, не дают. В туалете кафельном запирают. Он, Ксенофонтов, там всю ночь и шебуршит, словами ужасными ругается!..

Николай слушает, скорбно склонив голову.

Я же, когда в город переезжала, думала, что нужная им буду. Дочке по хозяйству помочь, внучкам платьице сшить, Юленьку, правнучку, нянчить стану — это старшей девонька. Так и ей не нужна. (С ненавистью.) Разве с этим квадратом потягаешься?

П е р в а я  с в я т а я. Это еще кто у вас в доме обитается?

З а х а р о в н а. Телевизор, кто еще? Юленька не мои сказочки слухает, а то, что ей квадратный бает. И сказочек он поболее моего знает, и музыка в нем грает, и куколки красивые кажет, да и песенку ночную лучше меня пропоет, чтоб глазыньки она закрыла… (Плачет.) Кругом не нужна я… Ни дочке родимой, ни внучкам здоровым, ни крохотульке моей, ненаглядной Юленьке… И в деревню возврату нету…

Николай молча слушает, все так же скорбно склонив голову. Молчат и святые.

Осталось одно — лечь да помереть.

П е р в а я  с в я т а я. А люди куда смотрят?

З а х а р о в н а (кивает на человека, похожего на Христа). Мне теперь один только он и поможет. Люди тут ни при чем.

Пауза.

Так, как же мне дальше быть?

Н и к о л а й (святым). Идите.

Святые не спеша поднимаются. Когда они проходят мимо, Захаровна кланяется им, а второй святой даже целует руку.

З а х а р о в н а (растроганно). Спасибо за участие… Спасибо, милые. Спасибо…

Святые удаляются. Захаровна и Николай остаются одни. Молчат.

Так как мне дальше быть-то, господи?

Н и к о л а й (другим голосом). Не узнала меня, Даша? Дашенька… (Снимает с головы венец.)

З а х а р о в н а (всматриваясь, неуверенно). Николай?..

Н и к о л а й. Он самый, женушка моя дорогая.

З а х а р о в н а. Коля, но ты же погиб?.. (Кричит.) Я же сама похоронку на тебя получила-а!..

Н и к о л а й. Погиб, в ноябре, под Руссой. Осколком мины шарахнуло сюда. (Показывает.) Прямо в горло.

З а х а р о в н а. Ох!.. Больно?

Н и к о л а й. Сперва вроде как ударило несильно. А потом кровью захлебнулся.

З а х а р о в н а. За что так тебя, Коля?

Н и к о л а й. Кто-то же должен был погибнуть. Война — дело серьезное, там по-другому не бывает.

З а х а р о в н а (с робкой надеждой). Теперь я останусь с тобой?

Н и к о л а й. Не могу, но мы еще увидимся.

З а х а р о в н а. Конечно, увидимся, Коленька, милый. Я старая стала. Значит, скоро приду к тебе насовсем.

Н и к о л а й (строго). И думать пока не смей об этом, Дарья.

З а х а р о в н а. Я все уже на земле сделала, все пережила… Да и дома своего теперича нету.

Н и к о л а й. Так уж и надо было тебе уходить?

З а х а р о в н а. Понимаешь, Катя, дочка наша, хотела из-за меня разводиться с зятюхой Ксенофонтовым. А я, чтоб семью им сохранить, не ссорить каждый день, собрала вещички вечером поздним да рано поутру, покуда они еще все спали, ушла. Теперь вот на работу нанимаюсь. Может, возьмут поварихой…

Н и к о л а й (помолчав). Ты всегда вкусно стряпала, Дашенька.

З а х а р о в н а. А как же! Тебе пирожки с картошкой нравились. Чтоб там лучок был пережаренный и перчика поболее.

Н и к о л а й (не сразу). Ты спрашивала, как быть тебе дальше. Отвечу. Ты должна… (Шепотом произносит какое-то слово.)

З а х а р о в н а. Что, что? Не услыхала я, Коля. Повтори.

Николай снова произносит какое-то слово, медленно уходит в темноту.

(Кричит вслед.) Коленька, миленький, повтори-и!..

Николай шепотом повторяет свое слово и растворяется в темноте.

(Горестно.) Не услыхала… (Садится на лавку, на которой сидели святые, молчит, устало уронив голову на грудь.)

Лавка под окном конторы, на дверях которой табличка:

«ОРГНАБОР

Организованный набор рабочих.

Прием с 9 до 17 часов».

В помещение Оргнабора ведет деревянное крыльцо. Раннее утро. На лавке, ожидая, когда откроется контора Мирошникова, рядком сидят  М а н я - В а н я — женщина с мужскими замашками, грустная  Л я д я е в а  и деревенская женщина  С и м а. Последней в этой небольшой очереди дремлет  З а х а р о в н а — старушка в белом, низко повязанном платочке.

М а н я - В а н я. А ты, Лядяева, чего тут спозаранку кучкуешься?

Лядяева безнадежно машет рукой.

Опять с Вовчиком полаялась?

Л я д я е в а (уклончиво). На путину хочу наняться.

М а н я - В а н я. Пришла пораньше, боишься, не возьмут?

Л я д я е в а. Я свое уже отбоялась. Давно не девушка…

Появляется  Т а и с ь я. Колеблется, прежде чем подойти. Решившись, надевает парик, явно чужие очки и, как в омут головой, подходит к очереди.

Т а и с ь я. Женщины, кто крайняя?

С и м а. Маманька, наверно.

Т а и с ь я. Эй, старушка!.. (Тормошит Захаровну.) Заснула?

З а х а р о в н а (очнувшись от дремоты). Да, милая?

Т а и с ь я. Вы крайняя?

З а х а р о в н а. Я, милая, я. Да ты иди вперед, я не спешу.

Т а и с ь я (усмехнувшись чему-то своему). Я тоже. (Садится рядом.) Мне присмотреться надо.

М а н я - В а н я. Чего тут присматриваться? Наше дело прямое — бери нож и шкерь рыбу.

Т а и с ь я. Я имею об этой работе общее представление…

М а н я - В а н я. Ха, общее! Там вся работа на пупке. Руки в язвах от соли тузлучной, ноги гудут, целый день не присевши. К вечеру глаза от усталости вываливаются. А уж рыбой пропахнешь так, что самой от себя тошнит!

Л я д я е в а. Одни бабы такое могут выдержать. Мужики на путине только в начальниках ходят. Триста баб и пятеро мужиков малахольных с блокнотиками и карандашиками, учет ведут.

Т а и с ь я (с острым любопытством). Пристают?

Л я д я е в а. Кто?

Т а и с ь я. Мужчины эти с карандашиками?

Л я д я е в а. Пристают, куда денутся…

Т а и с ь я. Но у них же, наверное, жены есть?

Л я д я е в а. Их жены дома деньги считают. Как говорится, «рыбу — стране, деньги — жене».

М а н я - В а н я. А ты что, за этим самым сюда нацелилась?

Т а и с ь я. Как вам не стыдно!

М а н я - В а н я. Ишь, нецелованная!

Т а и с ь я. Я женщина замужняя!

М а н я - В а н я. Чего тогда любопытствуешь?

Т а и с ь я. А это, извините, мое личное дело!

М а н я - В а н я. А, иди ты в баню на второй сеанс!..

Пауза.

Л я д я е в а. Да, в начальничках там все мужики, казакуют вовсю… А ты, Маня, чего с постоянной работы бежала?

М а н я - В а н я. Директора рыбокомбината на собрании обложила по-матерному да под ноги плюнула.

С и м а. Ах, отчаянная!

Т а и с ь я (ворчит). На такую похожа…

Л я д я е в а. Смотри, Маня, зуб на тебя наточат начальнички!

М а н я - В а н я. Мне их бояться? Да я лучшая на побережье обработчица! Три раза значками почетными награждали.

С и м а. А все же не надо дразнить гусей…

М а н я - В а н я. Думают, если мы вербованные, так нам все до лампочки? Три года ездила к ним на комбинат, три путины глядела на их безобразия и не стерпела наконец!.. (Волнуясь.) Судите сами, подружки. Весной комбинат ловит селедку нерестовую, забивает ею все емкости холодильные, рапортует кому положено о перевыполнении — премии получают. А в августе начинает идти жировая селедка. У нее процент жирности выше, — значит, она и дороже для комбината, выгоднее. Так этот гад директор приказывает ту нерестовую селедку, что весной выловили и что пароходами-рефрижераторами вывезти в город не успели, закапывать в тундре! Грейдерами роют траншею, вываливают в нее сотни центнеров обработанной рыбы и бульдозерами засыпают! Это как?!

С и м а (с ужасом). Это же сколько добра!

З а х а р о в н а. И поднимается рука у человека…

М а н я - В а н я. Валят эту рыбу в траншею, засыпают ее землей сырой, а у меня в груди чувство… Ну, такое, будто мне аборт делают. И больно, и жалко, и стыдно!.. Живое ведь было, нужное могло жить, а мы его своими руками!..

Т а и с ь я. В газету надо было написать.

М а н я - В а н я. Писали, да толку мало. У директора ответ есть — пароход-рефрижератор не смог всю рыбу вывезти.

З а х а р о в н а. Меньше ловите рыбу эту. Чтобы всю вывезти.

М а н я - В а н я. Эх, бабушка… Директор, можно сказать, тоже не виноват. У него план имеется. Как на вылов нерестовой, так и на жировую селедку. Да еще повышенные обязательства, чтоб премии все получили.

З а х а р о в н а. А люди?

М а н я - В а н я. Что — люди?

З а х а р о в н а. Люди же видят, что делается.

М а н я - В а н я. Привыкли.

Л я д я е в а (смеется). Им что? Лишь бы с рук сбыть, а с ног они сами свалятся!

З а х а р о в н а. Они не рыбу — себя этим губят.

М а н я - В а н я. Я и не стерпела.

З а х а р о в н а. Это ты одна, а другие?

М а н я - В а н я (злится). Я же говорю — привыкли!

З а х а р о в н а. Нет, милая. К этому привыкнуть нельзя. А привыкнут — мертвыми внутри себя станут.

Пауза.

М а н я - В а н я (смеется). А уж удивился он, когда я его вдоль по Волге по матушке послала принародно! Морда аж кровью налилась, что твой помидор!

Т а и с ь я. Женщине неприлично так говорить — «морда». Физиономия.

М а н я - В а н я (простодушно). Какая же у него физиономия? Вот такая ряха — за два дня на мотоцикле не объедешь!

Женщины смеются.

Все за столом президиума засуетились, руками замахали на меня — возмущаются! А в зале похихикали довольно и замолчали. Обидно.

Т а и с ь я. Да, это удивительно. Стоишь в магазине, продавщица хамит и обвешивает. Сделаешь ей замечание, а тебя никто в очереди не поддержит, наоборот. «Ладно, — говорят, — чего там. Не мешай человеку работать». И льстиво так улыбаются хамке продавщице. Думают, что она им за это кусок получше отрежет.

С и м а. Про условия расскажите, пожалуйста.

М а н я - В а н я. Условия нормальные. Барак деревянный, койки. Питание сносное, особенно если повариха хорошая попадется. Баню раз в неделю кочегарят. В субботу женщины моются, в воскресенье мужики парятся и водку пьют.

Л я д я е в а. И красной икры хоть лопатой лопай! (Смеется вместе с Маней-Ваней.)

С и м а. Почему смеетесь? Я красную икру и в жизни никогда не пробовала.

М а н я - В а н я. Ее там будет как грязи. Через два дня и смотреть на нее не сможешь.

Л я д я е в а. Если лосось хорошо пойдет. Но год на год не приходится. Бывает, так заработаешь, что еле за питание рассчитаешься.

С и м а. Не, я так не хочу…

М а н я - В а н я (смеется). Она не хочет!

С и м а. Нам заработать треба.

Т а и с ь я. Вы откуда приехали?

С и м а. Со Ставропольского краю.

М а н я - В а н я. У вас что, заработать нельзя?

С и м а. Тут рубль длиньше, наслышаны. Встречный вопрос — сколько за путину может выйти, если на круг?

Л я д я е в а. Сколько наработаешь, столько и получишь.

С и м а. А гарантии?

М а н я - В а н я (смеется). Гарантии дают только в Госстрахе!

С и м а. Это вы смешно сказали, ха! А если рыба не пойдет, не будет ее? (Показывает на Лядяеву.) Как вот эта женщина рассказала?

М а н я - В а н я (закуривает). Ни хрена и не получишь.

С и м а. Как так — ни хрена, извините за прямую речь. Неужто гарантированного оклада нет?

М а н я - В а н я. Ты чего со мной-то торгуешься?

С и м а. Скажете тоже!

М а н я - В а н я. Как корову покупает!

С и м а. Может, и корову купим. Но у нас перспективные планы другие.

Т а и с ь я. У кого это?

С и м а. У меня и мужа моего — Анатолия. (Хвастливо.) У Анатолия три специальности — и все золотые. Плотник, механик, шофер. И непьющий!

М а н я - В а н я. Тогда считай не три, а все четыре.

С и м а. Анатолий сейчас с шабашниками детсадик строит… А я как в станице семилетку кончила, так только в город Ставрополь разок на экскурсию и съездила. Больше нигде не была, все на ферме дояркой трубила, пока Анатолий из армии не вернулся и замуж меня не взял.

З а х а р о в н а. И ты в одиночку на Дальний Восток подалась?

С и м а. Как можно! Анатолий тоже тут с бригадой. Он не хотел, чтоб я поехала, да напросилась со слезами. Тоже заработать да свет посмотреть. Чего бы я одна дома куковала?

Т а и с ь я. Детей нет?

С и м а. Пока не имеем. Маманя одна в доме осталась. (Вздыхает.) Ждет.

З а х а р о в н а. Старая?

С и м а. Такая, как вы. Болеет только.

З а х а р о в н а. Кто же за ней присматривает?

С и м а. Соседей попросила, а на душе кошки скребут. Сердце у нее квелое.

З а х а р о в н а. Грешно такую оставлять одну.

С и м а. Соседи же рядом…

З а х а р о в н а. Соседи — не дочь родная.

М а н я - В а н я. И с детишками не промахнись. Круть-верть — состарилась.

С и м а. Не состарюсь. Мы с Анатолием работящие…

Л я д я е в а (хихикнув). В постели, что ли?

С и м а. И в постели, и так дело у нас кипит. Дом уже в станице поставили. О пяти комнатах, с верандой застекленной. Сейчас вернемся с Дальнего Востока, теплицы достроим, а там и детишек заведем, дело нехитрое, известное.

М а н я - В а н я. Теплицы-то зачем?

С и м а. А как же? Огурчики ранние, помидорчики, зелень разную на рынок. С руками отрывают.

М а н я - В а н я. Всех денег не заработаете.

С и м а. Но те, которые можно, чего их не взять?

Л я д я е в а (смеется). Эхма!.. Была бы денег тьма! Купил бы деревеньку и жил в ней помаленьку!..

М а н я - В а н я. Мало вас, куркулей, выводили! Опять на нашу голову разводят!

С и м а. Дура вы совсем, извиняюсь. Газеты читать надо! Там черным по белому сказано: «Люди, займитесь сельским хозяйством!»

М а н я - В а н я. Какие вы с Анатолием люди — чистой воды кулаки!

С и м а. Господи, что за народ!.. (Искренне.) Если мы, не украв, не обманув никого, станем жить лучше, чем соседи, — за что нас травить-то?! Вот этими руками, своим трудом тяжким?! Завидки брать будут только лодырей да пьяниц проклятых!.. Так ты брось пить, не ленись — вставай, как я, в пять утра, прополи, полей рассаду помидорную, руки свои в навозе замарай, потом и упрекни меня, ткни пальцем!

Т а и с ь я. А ведь она права.

М а н я - В а н я. Права!.. Сегодня сама руками в навозе копается, а завтра помидоры по семь рублей за килограмм продаст, еще одну теплицу с мужем своим Анатолием отгрохает и меня в батрачки наймет!

Л я д я е в а (смеется). Зато помидоры каждый день есть будем!

Т а и с ь я. И заметьте — даже зимой.

М а н я - В а н я. А сама барыней диван толстым задом прижмет и ручки уже белые на груди сложит!

С и м а. Никогда такого не будет!.. У меня и зад не толстый.

М а н я - В а н я. Отрастишь!

С и м а. Бабушка, вы тоже деревенская, скажите им!

М а н я - В а н я. Пусть скажет, она еще помнит, как ее кулаки гнобили!

З а х а р о в н а. Хорошо, что люди снова к земле льнуть стали. По сердцу, а не из-под палки. Значит, свой интерес им нужен. За одни значки да флажки много не наработаешь.

М а н я - В а н я. И ты туда же, бабуля?

З а х а р о в н а. Тут думать надо, чего людям лучше. Или одна на диванчике сидит, или все помидоры ранние кушают. Обругать да обхаять — дело нехитрое, на это у нас горазды. По уму надо. Чтобы те, кто спину гнет на огороде, и те, кто покупает, — все были довольны и радостны.

Т а и с ь я. Разве люди бывают когда-нибудь довольны? Кажется, все есть, а чего-то и не хватает.

З а х а р о в н а. Доброты нам друг к другу не хватает. Любви и уважения.

М а н я - В а н я. В общем, чем дальше в море, тем оно глубже. Куда плывем?

Пауза.

Л я д я е в а. Просите, бабоньки, Мирошникова, чтоб на остров Серикова направил. Нынче самое рыбное место будет. Там заработать можно будет.

Т а и с ь я. Это кто — Мирошников?

Маня-Ваня подозрительно смотрит на нее.

Л я д я е в а (показывает на контору). Мирошников в этом заведении командир-полковник.

Т а и с ь я. Он добрый?

Л я д я е в а (смеется). К кому как!

Т а и с ь я. Я хочу спросить, что он за человек!

М а н я - В а н я (мрачно). Гад.

Т а и с ь я. Я так понимаю, у вас все люди нехорошие.

М а н я - В а н я. Его даже утопить хотели рыбаки.

Т а и с ь я (испуганно). Как утопить?!

М а н я - В а н я. Ночью за ноги — и за борт.

С и м а. Страсти какие!

З а х а р о в н а. Нельзя на человека руку поднимать — он живой.

М а н я - В а н я. Мирошников у них на траулере завпродом плавал.

С и м а. Это капитаном?

М а н я - В а н я (смеется). Тундра необразованная!.. Завпрод на судне — ну вроде завхоза. А у них в море сухой закон. Так Мирошников водки несколько ящиков тайком на берегу набрал и в рейсе толкал рыбакам по двадцать пять рублей за бутылку.

С и м а (ахает). Двадцать пять?!

Л я д я е в а. Охамел.

Т а и с ь я. Наговорят на человека с три короба и радуются. Это еще доказать надо!

М а н я - В а н я. Чего доказывать? Мирошников поэтому и списался с траулера, побоялся дальше шакалить. А то бы его рыбачки достали ночкой темной. За ноги — и за борт. Они мужчины серьезные.

Л я д я е в а. Серьезные. По своему́ знаю.

М а н я - В а н я. Так что гад он, Мирошников.

Т а и с ь я. Звери какие-то…

М а н я - В а н я. Ты-то чего за него болеешь?

Таисья молчит.

З а х а р о в н а. Вы мне, девоньки, скажите, поварихи там постоянные или каждый раз заново набирают?

М а н я - В а н я. Заново, как и всех. Ты, бабуля, никак тоже пахать с нами собираешься?

З а х а р о в н а. Ага, поварихой. Пирожки я какие пеку — с луком жареным и яичками, вкрутую сваренными!

М а н я - В а н я. Старая ты для такого дела.

З а х а р о в н а. Да жилистая.

Т а и с ь я. В вашем возрасте, бабушка, внуков дома нянчить надо.

З а х а р о в н а. Мне другого пути нет.

М а н я - В а н я. Куда дети твои взрослые смотрят?

Захаровна молчит.

Чего затаилась?

Захаровна молчит, упрямо поджав губы.

Л я д я е в а. Хватит пытать. Может, у человека и нет никого.

З а х а р о в н а. Как так нет? (С гордостью.) Даже правнучка имеется.

Л я д я е в а. Чего же здесь маешься?

З а х а р о в н а (будто не услышав вопроса). А еще у меня борщ огненный украинский получается. Фасоль туда кладу коричневую. Вкусны-ый!

М а н я - В а н я (вздыхает). С тобой все понятно, бабушка.

Т а и с ь я. Если у родных не живется, вы в дом престарелых устройтесь. Есть такой специальный дом, где живут одни старички и старушки.

М а н я - В а н я. Брошенные.

Т а и с ь я. У них, говорят, даже своя самодеятельность есть.

М а н я - В а н я. Ей только самодеятельности и не хватает!

З а х а р о в н а (помолчав). Спасибо на добром слове… Слыхала о таком, да нельзя мне туда, милые. Дом у зятюхи Ксенофонтова — полная чаша. (С ненавистью.) Одних телевизоров этих сразу две штуки! Один черный на кухне, другой разноцветный в большой комнате, разговаривают с утра до вечера!

М а н я - В а н я. Эх, люди… Злыдни проклятые!

З а х а р о в н а. А бабушка в доме стариков милостыню просит, это как? Что люди скажут — стыдобушка одна.

М а н я - В а н я. Плевать, что они скажут!

З а х а р о в н а (строго). На них грех плевать. Они люди.

С и м а. Обижают вас, бабушка?

З а х а р о в н а. Все одно люблю их всех. (Вздыхает.) Временами даже зятюху Ксенофонтова.

М а н я - В а н я (с досадой и восхищением). Ну что ты скажешь на это?

Т а и с ь я. Да… В таком возрасте — и остаться одинокой…

Пауза.

С и м а. Никому они, старики, стали не нужные. Мне мать рассказывала, как раньше было. До самой смерти родителей почитали. Любили не любили, а почитали. Потому как знали: обидишь — дом в наследство не получишь, деньгами накопленными обделят. А теперь всем всё трын-трава! Домов нет, одни квартирки блочные, а деньги — пенсия куцая.

Т а и с ь я. Любить надо не за деньги, за них самих.

Л я д я е в а. Любить их начинаешь, когда они умрут. Отец помирал в Новочеркасске. Вовча мой говорит: «Съезди попрощайся с батей». А я, дура, посчитала, сколько на дорогу потрачусь от Дальнего Востока до Тихого Дона, и зажалась. Дубленку купить хотела, одна женщина предлагала… А умер папка-то — уж так плакала, захлебывалась!.. До сих пор простить себе не могу, казнюсь…

М а н я - В а н я. Сволочи вы сытые! Я в детдоме росла, так мы там за каждое слово доброе последнюю рубашечку готовы были отдать!.. Как придет кто со стороны ребенка усыновить, выберут одного, уведут, а мы, те, кто остались, всю ноченьку в подушку ревмя ревем!.. Так хотелось кого мамой-папой назвать.

С и м а. А мамку-то свою я, уезжая, больной оставила. (С грустью.) Как там она, родная, одна крутится?

Пауза.

Л я д я е в а (встает). Маня, поди сюда… (Отводит Маню-Ваню в сторону.) Окажи помощь…

М а н я - В а н я. А сладких слюней не хочешь?

Л я д я е в а. Выслушай сперва…

М а н я - В а н я. Не дам. Кому другому, а тебе, Лядяева, не дам. Опять загуляешь!

Л я д я е в а. Я не за деньги. Помоги заявление написать.

М а н я - В а н я. Сама неграмотная?

Л я д я е в а (оглянувшись на женщин, тихо). Руки не слушаются…

М а н я - В а н я. С похмелья?

Л я д я е в а. Тише ты!.. Окажи любезность, а?

М а н я - В а н я. Не стану оказывать тебе любезностей! (Громко, женщинам.) Муж при ней, дите, а она пьет!..

Женщины заинтересованно поворачиваются к ним.

Бичара!.. Ладно мужики пьют, а ты чего, глаза твои зеленые, лицо твое нахальное?!

С и м а. Это же надо!

Л я д я е в а. Грустную правду говоришь, Маня…

М а н я - В а н я. Чего пьешь, ответь!

Лядяева молчит.

Была девка как девка. Вместе на комбинатах рыбу шкерили. А выскочила замуж, родила — и как с резьбы сорвалась!

З а х а р о в н а. Может, жизнь обижает?

М а н я - В а н я. Какая жизнь?! Муж ее — золото парень! С работы забрал. Сиди, говорит, дома, ходи только за дитем, квартиру в порядке блюди, а я обеспечу!

С и м а. Значит, от безделья это.

Л я д я е в а (с тоской). Не знаю… Жить скучно, отец помер…

М а н я - В а н я. Бить тебя некому!

С и м а. А муж на что?

М а н я - В а н я. Добрый он, муж ее Вовка Лядяев. И не пьет сам. Отличный мужик, каждой бы такой! Тралмастер, зарабатывает прилично, квартира двухкомнатная, дите спокойное, живи — не хочу! А она, гадость, выкаблучивается. Скучно ей!

Л я д я е в а. Не пью я больше, завязала…

М а н я - В а н я. Веревочкой гнилой!

Т а и с ь я. И выражается, как мужчина какой пьющий — «завязала».

Л я д я е в а. Дитем клянусь!

М а н я - В а н я. В который раз?!

Л я д я е в а. В углу я, женщины. Страшно.

М а н я - В а н я. Кто тебя загнал в угол этот?! Кто?

Л я д я е в а. Я же только винцо сладенькое…

Т а и с ь я. Сладкое вино пьют и горькие пьяницы.

С и м а. Они его только и глохчут, бормотуху эту.

Лядяева виновато молчит.

Т а и с ь я. Я понимаю — рюмочку за компанию на праздник. Папироску даже можно для смеха перед мужчинами. Но так…

Л я д я е в а. И муж, и сын от меня отказались. Одна я теперь…

М а н я - В а н я. Не бреши! Никуда Вовка от тебя не денется, он дите любит!

Л я д я е в а. Нет, теперь он насовсем ушел… (Плачет.)

З а х а р о в н а. Ты расскажи, милая. (Берет Лядяеву за руку.) Расскажи, душу облегчи, легче станет.

Л я д я е в а (обнимает ее, плачет). Ох, бабушка!.. Пропала я…

З а х а р о в н а (гладит ее по голове). Все пройдет… Пройдет, и светлые денечки опять у тебя будут… Верь мне.

Л я д я е в а (всхлипывая). В это воскресенье одна знакомая, Сазонова Нюрка, из Иокогамы вернулась…

М а н я - В а н я. Знаем такую! Тоже не подарок.

З а х а р о в н а. Помолчи, Маня. Жизнь свою человек кажет.

Л я д я е в а. Она буфетчицей на лесовозе плавает, лес они японцам поставляют. Встретились случайно в порту, расцеловались. Она из хорошего отношения ко мне пару игрушек подарила для сына моего Гошеньки. Драконы такие смешные. И большой флакон одеколону. «Мужу твоему, Володьке». Принесла домой подарки эти. Муж говорит: «Давай, Людмила, как все люди, в кино семьей сходим, пока я в рейс не ушел». Пошли… После кино прогуливаемся по главной улице. Муж меня под руку держит. Гошенька флажком помахивает, играет рядом… (Всхлипывает.) Где он сейчас, дите мое малое?

З а х а р о в н а. Ну-ну, милая.

Л я д я е в а. Солнце светит, здороваемся со знакомыми и мужниными друзьями. И тут, на беду мне, из магазина номер одиннадцать опять Сазонова Нюрка появляется. «Здравствуйте, — говорит подлая. — День рождения у меня», — добавляет. Поглядела я на Вовчика, а он губы поджал. Не любил он Нюрку, выпивали мы иногда вместе. Выпьем и песни поем, да… Но все же говорит: «Только у нас на дому и нигде более». А Нюрка, гадость, уже по сумке своей выпуклой похлопывает и подмигивает мне весело. Деньги у нее всегда водились…

Т а и с ь я. Она что, безмужняя?

М а н я - В а н я. Нюрка сама как мужик. Баба веселая, фарцует заграничными тряпками, отсюда и деньги водятся.

С и м а. Детей тоже нема?

М а н я - В а н я. Одиночка. Хотя мужики к ней лезут.

Т а и с ь я (многозначительно). На прохожей тропе трава не растет.

Л я д я е в а. Ну, Вовча выдает мне три рубля на бутылочку вина — с нашей стороны угощенье и вроде подарка ко дню рождения. Купили и пошли к нам домой, да и засиделись мы с Нюркой. Вовча сыночка Гошеньку спать уложил, да и сам уснул на диване. А у нас, как водится, последней рюмки и не хватает…

Т а и с ь я (подмигивает женщинам). Разве так не бывает?

М а н я - В а н я. Дура, а туда же!

Т а и с ь я. Вы поосторожней на поворотах!

М а н я - В а н я (насмешливо). А то что — задавишь? Самосвал!

Сима хихикает.

З а х а р о в н а. Женщины, женщины… Беда у человека, а вы зубоскалите, нехорошо.

Л я д я е в а. Да, не хватило! Очень задушевный у нас с Нюркой разговор был… А все магазины уже закрыты. Пошла к соседу. Нету, сам всю уже выхлестал и мается. Побежала к Василь Кузьмичу, сторожу у промтоварного. Он по пятерке за портвейн в ночное время берет. Отоварилась. Прибегаю домой, а Сазонова Нюрка японский одеколон, что сама подарила, взяла и выпила.

Женщины смеются.

Со скуки, говорит. А утром Вовча взял чемодан, Гошеньку и ушел к маме своей, пока мы с Нюркой спали на кухне.

З а х а р о в н а. Ах ты, господи!.. Поговори с ним, повинись, простит.

Л я д я е в а (с тоской). Винилась, не простил. Через мать передал, что японский одеколон этот ему чашу терпения переполнил. Сегодня рано-рано опять прибежала к свекрови, а она заявляет, что Вовча уволился и вместе с Гошенькой уехал из города. Куда — неизвестно.

С и м а. Мужики, они все такие. Человек, можно сказать, падает, а он еще в спину подталкивает!.. Слушай, а может, у тебя дублерша завелась?

Т а и с ь я (живо). Какая дублерша?

С и м а. Полюбовница тайная. К ней и сбег, проклятый!

М а н я - В а н я. Что зря бочку катить — золотой парень Вовчик ее!

С и м а (Лядяевой). И дите, и квартира, и муж золотой — тогда, извиняйте за прямую речь, вы зажрались! Я уже девушкой была в соку, а все в телогреечке ватной по селу бегала. А когда мамка пальтишко мне новое приобрела, так день этот до сих пор как светлый праздник помнится!

З а х а р о в н а. Что вы все «квартира» да «квартира»! А если она мужа не любит?

Т а и с ь я. Мало ли женщин, не любящих мужей своих! Не пьют же они, живут как миленькие!

С и м а. Да!

Л я д я е в а. Что я — трава? Полили, удобрили — и расти не жалуйся? (С тоской.) Не-ет…

Т а и с ь я. Долг женщины — семья. А то, что вы про себя рассказали, — ужасно!..

М а н я - В а н я. Опять варежку свою распахнула?

Т а и с ь я (возмущенно). Всем можно, а мне нельзя?!

М а н я - В а н я. Тебе нельзя. Ты злорадная.

Т а и с ь я. Вот пристала!..

З а х а р о в н а. Ежели Вовчик хороший — простит, милая.

М а н я - В а н я. Нужна она ему, как петуху тросточка!

Т а и с ь я. Сама злорадная!

М а н я - В а н я (веско). Я подружка. Я за Лядяеву душой болею, а не любопытничаю скуки ради.

З а х а р о в н а. Сказано было: «Любите и уважайте друг друга, муж и жена. Заботьтесь в радости и беде, в здоровье и болезни, пока вас не разлучит смерть…»

Женщины зачарованно молчат.

Незаметно появляется  Н и к о л а й, присаживается на лавку рядом с Захаровной.

(Обрадованно). Коленька!..

Н и к о л а й. Тише, не мешай людям… (Обнимает ее за плечи, слушает вместе с Захаровной женские разговоры. Его присутствие для женщин остается незамеченным. Они еще не могут видеть его, им пока не дано, их души не открыты для этого.)

Т а и с ь я (мечтательно). «…пока вас не разлучит смерть…»

С и м а. Бабушка, хорошая… (Целует Захаровну.) Из вас доброта льется.

Лядяева понуро молчит.

М а н я - В а н я. Давай бумагу, напишу. (Пишет заявление, отдает Лядяевой.) Держи, подружка. (Грустно.) Так охота прислониться к кому-нибудь. Хоть к плохонькому, да своему. Ведь скоро бабий век мой кончится…

С и м а. Чего ж бобылкой? У вас тут и тут (показывает) — все на своем месте. И лицом вроде пригожа.

М а н я - В а н я. Боятся меня мужики, сторонятся. Злой я им кажусь.

Т а и с ь я (бормочет). Хуже овчарки…

М а н я - В а н я (с ожесточением). Сами-то квелота сплошная!.. Радио включишь, и там они бабьими дурными голосами воют! (Передразнивает, поет тонким голосом.) «Я сегодня там, где метет пурга! Я сегодня там, где цветет тайга!..» Тьфу! Будто им чего прищемили!..

С и м а. А вы заделайте себе ребеночка, а мужика потом выгоните за дальнейшей ненадобностью.

Николай ухмыляется.

З а х а р о в н а (Николаю). Ох, шустрая девка! (Смеется.) Всё-то ей охота по полочкам разложить и расставить.

М а н я - В а н я (не сразу). По глупой молодости аборт сделала неудачно. Теперь никогда у меня детишек и не будет.

Женщины сочувственно молчат.

З а х а р о в н а (Николаю). Негоже тебе про такие наши бабьи горести слушать…

М а н я - В а н я (со слезами). Как бы я сейчас взяла ребеночка на руки, прижалась бы к нему, тепленькому, лицом в шейку между плечиками зарылась!..

Николай встает, легким движением руки гладит Маню-Ваню по голове, не спеша удаляется.

(Вытирая слезы, тихо.) Сплю и вижу…

Стремительно появляется  Л ю с я. Крепкие ноги ее, словно в форму, влиты в модно потертые джинсы. Концы рубашки узлом завязаны на голом животе. На рубашке, через всю спину, крупная надпись: «Я кусаюсь!»

Л ю с я. Кто в Оргнабор крайний?

Женщины не отвечают, осуждающе разглядывая несколько вольный ее наряд.

Чего смотрите?

С и м а. Очень уж деловая!

Л ю с я. Какая есть. За кем буду?

С и м а. Голое-то спрячь. Ишь, выставилась!

Л ю с я. А ты не смотри, не для тебя выставилась!

С и м а. Срамота сплошная пляжная!.. (Отворачивается.)

Л ю с я. Это кому как глянется!

Т а и с ь я (с ненавистью). Вот такие ранние и сбивают наших мужей с правильного пути!

Люся пожимает плечами.

З а х а р о в н а. Я буду крайняя. (Подвигается.) Садись рядом, девонька.

Люся садится. Таисья замечает надпись на рубашке.

Т а и с ь я. Вы правда кусаетесь или это реклама?

Женщины злорадно хихикают.

Л ю с я (простодушно). Рубашка не моя, подружка дала поносить.

Т а и с ь я (невинно). Понятно. Для представительства.

Л ю с я. Нет, чтобы мужики рукам воли не давали. Вы же видите (показывает на себя), конфигурация у меня какая вызывающая.

С и м а. Сама и выпятилась.

Л ю с я. Молчи, мышь серая!

Т а и с ь я (подмигивает женщинам). С вашей фигурой только в кино сниматься или в манекенщицы идти.

Л ю с я. Я знаю.

М а н я - В а н я (успокоившись). А лучше буфетчицей на пароход. Там таких любят.

Л ю с я. В буфетчицы я и хотела… Пришла на пароход наниматься, а замполит не берет. Все штурманы и сам капитан согласны, а этот уперся рогом в стенку — и ни в какую!.. (Передразнивает.) «Мы в морях долго находимся, а у вас конфигурация вызывающая…» Я говорю ему, что во время плавания буду ходить по пароходу только в длинном платье и без пояса, чтобы не подчеркивать. «Нет, — говорит, — все равно команду с ума сведете. Свара из-за вас в море начнется!»

Т а и с ь я. Отказал?

Л ю с я. Отказал!

Т а и с ь я. Умный человек, вперед видит.

М а н я - В а н я. Вот девка — оторви да выбрось!.. И я такой была…

Л я д я е в а (неожиданно). А, пропади он пропадом!..

М а н я - В а н я. Тю!.. Ты что, сказилась?

Л я д я е в а. Он думает, жена не волк, в лес не убежит! Дите держит, а фига! Уйду и не вернусь больше. Другого себе найду!

С и м а. А как же Гошенька ваш, не отдаст ведь?

Л я д я е в а. Через суд заберу!

З а х а р о в н а. Не горячись. Подумай сперва хорошенько.

М а н я - В а н я. Сама виновата, никто другой.

Л ю с я (с любопытством). Что случилось?

Л я д я е в а. Не твоего ума дело!..

Пауза.

Нет, паразиты мужчины.

З а х а р о в н а. Есть и хорошие.

Л я д я е в а. Только мы их не знаем.

М а н я - В а н я. Не тебе это говорить.

Т а и с ь я. Вот у меня двоюродная сестра — Ксения. Женщина, а стала председателем городского исполкома на Брянщине. Я как раз гостила у нее дома, когда он пришел…

С и м а. Кто?

Т а и с ь я. Бывшая любовь — Константин. Они в молодости еще любовь крутили. Мы с Ксенией тогда на текстильной фабрике работали, а он студентом был, Костя этот. Симпатичный такой, культурный снаружи. Все девчонки Ксении завидовали, и я тоже. Очень уж парень был видный. А кончилось? Ребеночка оставил ей и скрылся в неизвестном направлении. Мы все, близкие и родственники, настаивали: «Отыщи подлеца! Обложи алиментами!..» А Ксения — ни в какую, гордая! «Сама подниму ребенка». И подняла. Хорошая девочка выросла. В Москве сейчас педагогический институт заканчивает. Да и сама Ксения заочно институт кончила, инженершей стала, потом депутатом, а теперь — председатель исполкома. И вот тут он явился, через двадцать лет.

С и м а (ахает). Через двадцать лет?!

Т а и с ь я. Постучал в дверь, я открываю… и не узнала. Стоит какой-то представительный мужчина с букетом роз и растерянно улыбается. «Здравствуйте, Тая», — это он мне говорит. Я ему: «Здравствуйте…» — а сама недоуменно смотрю. «Ксения дома?» — спрашивает. «Ксения Ивановна дома», — отвечаю. «Можно ее видеть?» — спрашивает и в прихожую входит. Ксения, как увидела его, побелела вся что твоя стенка и без сил на диван села с тряпкой в руках. Она уборкой занималась…

Женщины слушают затаив дыхание, искренне переживая историю неизвестной им Ксении.

«Вот я и пришел…» — говорит он, а сам жалко так улыбается…

Появляется  М и р о ш н и к о в — модно и тщательно одетый мужчина неопределенного возраста. В руках у него «дипломат».

Увидев его, Таисья поспешно отворачивается, прячет лицо.

М и р о ш н и к о в. Доброе утро.

Ж е н щ и н ы (нестройно). Здравствуйте…

М а н я - В а н я (кричит). Когда принимать будешь, Мирошников?

Мирошников, не отвечая, поднимается на крыльцо, отпирает дверь, скрывается в своей конторке.

Во, как будто нас и нет в природе!

Т а и с ь я (с неприязнью). Что вы с человеком фамильярничаете?

М а н я - В а н я. А чего с ним чикаться?

Т а и с ь я. Человек занимает определенную должность — инспектор по кадрам…

М а н я - В а н я. Тоже начальничек!.. Надоело, вся жизнь в очередях проходит. Куда ни сунься!..

С и м а. Рассказывайте же, интересно!

Т а и с ь я. На чем это я остановилась?

Л ю с я. «Вот я и пришел…» — и улыбается жалко.

Т а и с ь я. Ну да. А глаза как у побитой собаки. Я хотела из деликатности уйти, но Ксения не пустила. «Сиди!» — говорит строго. Пришлось остаться, весь разговор их и слышала. Он тоже сел, цветы на стол положил и заявляет: «Хочу видеть свою дочь…»

С и м а. Ишь ты! Дочь ему теперь подавай! Где раньше был?

Т а и с ь я. Ксения ему в ответ, сдерживаясь, хотя мне видно, что всю ее внутри трясет: «Нет у тебя никакой дочери, Константин, нет! Твоим ребенок может считаться только тогда, когда ты месяцами нянчил его на руках, стирал пеленки бесконечные, не спал ночами, сидел над ним больным!»

З а х а р о в н а. Истина.

Т а и с ь я. А он тут шутит: мол, и я тоже имел некоторое отношение к рождению дочери…

С и м а. Ну да, сделал свое черное дело и отвалил в сторону!

Т а и с ь я. «Господи! — Тут Ксения не выдержала и заплакала. — А как тяжело мне было тогда!.. Общежития, чужие углы, где тебя шпыняет хозяйка!.. Денег мало, по ночам подрабатывать приходилось — мыла лестницы и сортиры в общежитии!.. А я ведь еще училась в институте — контрольные, курсовые. Дочку оставить не на кого, приходилось и ее брать на сессии… Я и в институт поступила, чтобы от тебя, студента, не отставать!» Выхлестнула она все это Константину в лицо, а он сидит, голову опустил и только бормочет: «Прости, прости…»

Л ю с я. Из-за чего они разошлись? Ну, тогда, в молодости?

Т а и с ь я. Ему показалось, что Ксения для него не пара: он институт архитектурный заканчивает, а она простая фабричная работница. Ксения ему так и сказала: «Теперь мы поменялись местами. Теперь я наверху. Мало того, ты, Константин, старый, никому не нужный пень, а у меня есть еще и дочка. Добрая, красивая и умная девочка». И приказала уходить ему из своего дома.

Л я д я е в а. Ушел Константин?

Т а и с ь я. Как миленький, с поджатым хвостом!

З а х а р о в н а (вздыхает). За все в жизни надо платить.

М а н я - В а н я. И то — погонял в свое время за бабами, пожил в удовольствие, пусть теперь поплачется, босяк!

С и м а. Зря она его так отпустила, Ксения ваша. Надо было его обложить алиментами, волка. За все шестнадцать лет, что отсутствовал!

Т а и с ь я. Я тоже намекнула на это. Да Ксения у нас гордая, только рукой в ответ махнула.

С и м а. Положила бы денежки эти на книжку. Дочка замуж, а ей — вот они, как приданое.

З а х а р о в н а (Симе). Нет, милая. Такие деньги — как грязь на руках. Моешь — они чистые, не моешь — она есть.

М а н я - В а н я. Как ты говоришь, бабуся? Деньги — как грязь на руках? (Смеется.) Точно! Мотай на ус, подружка из Ставропольского края!

Л ю с я. Вот вы все болели за Ксению и Константина этого. А про дочь подумали? Ей, может быть, отец каждый день во сне снился. Я помню, как мой отец поссорился с мамой и ушел из дома. Так я каждый день после уроков прибегала в порт, где папа работал, и часами ждала, когда он выйдет на улицу. Однажды увидела, как он спускался по лестнице с какой-то женщиной из ресторана «Ласточка». И держал ее под руку. Так я от ненависти готова была выцарапать ей глаза, серной кислотой готова была облить!.. А когда в газете появилась его фотография за какое-то рацпредложение, я вырезала ее, наклеила на картонку, чтобы не мялась, и каждую ночь прятала себе под подушку. И молилась. Не знаю — кому, но молилась. Просила, чтобы в один прекрасный день вдруг открылась бы дверь и папа снова вошел к нам в дом. Вошел и остался бы в нем навсегда.

Л я д я е в а (заинтересованно). Вошел?

Л ю с я. Конечно. Он меня любил… (Помолчав.) Потом сейнер, на котором он плавал, попал в шторм, и они все утонули. Мама снова вышла замуж. Отчим моложе ее, так теперь она меня к нему ревнует.

М а н я - В а н я. Дура ненормальная!

Л ю с я. Щипается, кричит, что я нарочно перед ним в одной комбинашке кручусь. Ненавижу ее!

С и м а. Не крутись. Отчим — это не отец. У него взгляд другой на тебя.

Л ю с я. Переодеться мне надо? У нас одна комната в общей квартире.

Т а и с ь я. Переодевайтесь в ванной, в туалете…

Л ю с я. Проклятье какое-то! Хоть всему телу пластическую операцию делай!.. Все только и видят (показывает) это и это! А я внутри другая! Я стихи люблю и маленьких щенков!..

М а н я - В а н я. И я вот… Давно мечтаю взять мальчонку из детдома, да боязно.

З а х а р о в н а. Возьми. Будет кому стакан воды в старости подать.

М а н я - В а н я. Тебе много подавали?

З а х а р о в н а. Они ни при чем. Все зятюха Ксенофонтов…

М а н я - В а н я. Не в стакане воды соль, мамаша… Дитя хочется. Ласку ему отдать, накопилось много… Я же сама детдомовская, отец с матерью погибли в войну. И рядом росли ребята, тоже дети погибших солдат. А нынешние кто? Ребенки алкашей разных. Возьмешь такого, а он больной вырастет. Зачат-то в пьяном виде. Вот и майся с ним всю жизнь.

Т а и с ь я. Дебилы они называются и микроцефалы.

З а х а р о в н а. Не слушай никого — бери. Полюбишь, и маета в радость станет. Свое, родное.

М а н я - В а н я. Так-то оно так…

З а х а р о в н а. А умрешь бобылкой, и не останется о тебе памяти. Будто и не жила на этом свете, не ходила по этой земле. А так жива в нем будешь, в детях и внуках его будущих.

Маня-Ваня молчит.

Т а и с ь я (Люсе). Нельзя в таком откровенном виде к мужчине являться. Хотя бы рубашку в джинсы заправьте.

Л ю с я. Пусть пялится. Лишь бы направление на хороший рыбозавод дал.

С и м а. Деньги небось на тряпки новые нужны?

Л ю с я. Долги отдать. Дома не хотели, чтобы я стюардессой стала, не пускали в Хабаровск поступать на курсы бортпроводников, мне девчонки из нашего класса собрали на дорогу.

Л я д я е в а. Провалилась?

Л ю с я. Ну и что? На следующий год опять поеду. Я верю в свою звезду!

С и м а. В какую еще звезду?

Л ю с я. В судьбу свою. Теперь на путине подработаю, долги раздам и буду копить для новой поездки.

Т а и с ь я. Что сейчас в Хабаровске носят?

Л ю с я (пренебрежительно посмотрев на нее). Да уж парики не носят. Вчерашний день.

Т а и с ь я. Это нам известно.

М а н я - В а н я. Чего тогда напялила?

С и м а. И волос от парика лезет. А за волосом надо ухаживать, как за садом.

Т а и с ь я (таинственно). Парик на мне для дела…

М а н я - В а н я (смотрит на часы, возмущенно). Да что же это такое?! Вся жизнь в очередях проходит!.. (Поднимается на крыльцо, тарабанит в дверь конторы.) Мирошников, время! Открывай!..

Мирошников в конторке никак не реагирует.

Нелюдь!..

Т а и с ь я. Ну и выражения у вас, женщина!

М а н я - В а н я. Не булькай, темнушница!

Т а и с ь я. Опять она ко мне цепляется!..

М а н я - В а н я. Намотай свой длинный язык вокруг шеи и заткни конец за ухо!

Т а и с ь я. Хамка!..

М а н я - В а н я (идет на нее, с угрозой). Куда ты мне это говоришь?!

Т а и с ь я (истерично). Вы мне не тыкайте!..

М а н я - В а н я. Чего глотку за Мирошникова дерешь?

Т а и с ь я. Мы вместе с вами свиней не пасли! Я техникум заканчивала!..

З а х а р о в н а (встает между ними). Охолонитесь, милые. Что вы как цепные, право слово…

М а н я - В а н я (торжествующе). Подружки, я раскусила ее!.. (Неожиданным движением срывает с Таисьи парик.)

Т а и с ь я. Ах!.. (Реакция ее такова, словно сорвали не парик, а платье.)

М а н я - В а н я. Это жена разлюбезная Мирошникова!..

Т а и с ь я (испуганно оглядывается на контору). Тише!..

М а н я - В а н я. Точно. Я их в клубе вместе видела. На Первое мая! Под ручку стояли!..

Т а и с ь я (умоляюще). Прошу вас, тише!..

М а н я - В а н я. Мне ее обличье сразу знакомым показалось! И про Мирошникова, гада, всю дорогу выспрашивала!

Л ю с я. Может быть, она за нами шпионила в пользу мужа?

Т а и с ь я. Зачем вы мне… (Плачет.) Пропадает он… (Поколебавшись.) Геннадий как начал тут работать, так все время пьяным домой возвращается. И за полночь. Злой, раздраженный. Вот я и решила узнать, в чем дело.

З а х а р о в н а. Стыдно за мужем подглядывать.

Т а и с ь я (простодушно). А я парик надела, чтобы он меня не узнал.

С и м а. Нет, дублерша у тебя объявилась, тут собака зарыта. Чую.

Т а и с ь я. Вы так думаете?

З а х а р о в н а. Не колготись опрометчиво, женщина. А если у мужа твоего горе какое, тебе неизвестное?

М а н я - В а н я (хохотнув). Горе мужское известное — поймал птичку на стороне!

Л ю с я (с любопытством). Какую птичку?

М а н я - В а н я. Странную. Такую только доктор в диспансере может из клетки достать и вылечить.

Лядяева смеется.

Т а и с ь я. Злая вы, злая!.. (Снова плачет.)

З а х а р о в н а. Постыдись, Маня! Человек не в себе, а ты смеешься будто на радостях.

М а н я - В а н я (смутившись). Да я так… вырвалось к слову.

З а х а р о в н а (Таисье). Помню, муж мой, Николай, — это за год до войны было — ходит как в воду опущенный. Весь смурной. День, второй, третий… Я не выдержала, с лаской к нему: «Коля, миленький, что гложет тебя?» Не отвечает. Я подождала еще денек — смурь не проходит. Опять лащусь. Не выдержал, сказал наконец. Оказалось, деньги, что мы на дом свой собирали, он повез в город, в сберкассу, а их у него на вокзале украли.

С и м а (машинальным движением хватается за спрятанные на груди деньги). Все?!

З а х а р о в н а. До копеечки! Урки вырезали вместе с карманом.

С и м а. Вот беда так беда!..

З а х а р о в н а. Услыхала я такое, и все у меня внутри оборвалось. До самых слез обидно стало. Жили мы тесно, у мамы моей. Хатка была всего на две комнатки…

Л я д я е в а. Может, в городе загулял и пропил, а тебе байку сочинил?

З а х а р о в н а (не удостаивая ее даже взглядом). Очень мы о доме своем мечтали. Но снаружи вида не подаю. Говорю весело эдак, улыбаясь: «Не горюй, Николаша! Главное, мы с тобой вместе, живы-здоровы, а деньги опять заработаем…»

М а н я - В а н я. Смотрю на тебя, бабушка, и думаю — сколько же всякого разного за каждой твоей морщинкой на лице? (Целует Захаровну.)

З а х а р о в н а. Спасибо, милая.

М а н я - В а н я. За что?

З а х а р о в н а. За ласку, за слова хорошие.

Л ю с я. Построили дом?

З а х а р о в н а. Построили. У соседей заняли. Перед самой войной проклятой новоселье справили, на рождество… А в августе Колю на фронт призвали. (Таисье.) Так что, милая, не ешь его своей ревностью, не гложи. Попробуй к душе мужниной прислониться. А если больная она у него, то помоги, поддержи, согрей.

Т а и с ь я. В том-то и дело — не хочет слушать меня. Что-то с ним творится…

З а х а р о в н а. А ты думай, думай — и найдешь тропку к нему.

Т а и с ь я (с тоской). Раньше Гена был веселый и добрый. Гостей любил, на гитаре играл, а сейчас и в руки ее не берет… Однажды, это было несколько лет назад, пришел домой какой-то тяжелый. Поужинал, молча телевизор посмотрел, а когда спать легли, говорит: «Все, Тая, сдаюсь». Я не поняла. А он продолжает, как будто сам себе: «Никому ничего не надо. А если так, то нечего мучиться и доводить себя до инфаркта». Тогда я сообразила — не утвердили его главным инженером комбината, хотя эту должность Гена исполнял два года и отлично справлялся. Можно сказать, весь комбинат на его плечах держался! Но директор боялся Гену. Думал, если он станет главным инженером, то потом начнет копать под его кресло… Вскоре Гена уволился и ушел завпродом на траулер, к рыбакам.

З а х а р о в н а. Вот и нашла загвоздку в его душе.

Т а и с ь я. Я, грешным делом, сперва даже была довольна. Денег стал больше в дом приносить, заставил меня из библиотеки уйти, я там в отделе художественной литературы работала, дубленку подарил на день рождения… А теперь вижу — пропадает человек. Катится вниз. Ничего его, кроме водки, не интересует. Даже с Верочкой, дочкой нашей маленькой, перестал по воскресеньям гулять!.. (Плачет.) Мы с его мамой думаем-думаем, как спасти, и ничего не получается…

Л я д я е в а. Уезжайте в другой город.

Т а и с ь я. Я тоже так решила. Но только заикнусь об этом — Гена орать начинает, ногами топает и чуть не матом меня!..

Женщины сочувственно молчат.

Уж как мать родная любит, так и она говорит: «Тая, его в тюрьму надо сажать, — может быть, там одумается…»

Л ю с я. А за что его посадить можно?

Т а и с ь я (уклончиво). Знаю, за что…

М а н я - В а н я. Тоже мне секрет — за взятки!

З а х а р о в н а. Не сходи с ума, женщина. Кого посадить хочешь? Муж ведь, отец твоего ребенка, свое, родное…

Т а и с ь я. Сил моих больше нет!.. Вот сегодня посмотрю на него в последний раз со стороны и пойду в милицию — сажать негодяя…

Открывается окно, из конторки выглядывает  М и р о ш н и к о в. Таисья отворачивается.

М и р о ш н и к о в. Прошу, товарищи. В порядке очереди, по одному.

З а н а в е с

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

То же утро. Контора Мирошникова: стол с телефоном, несколько стульев, железный сейф. На стене цветные плакаты, изображающие улыбающихся рыбаков в широкополых зюйдвестках и рыбой в руках.

Входит  М а н я - В а н я.

М и р о ш н и к о в. Э, да это Маня-Ваня к нам явилась!

М а н я - В а н я. Здоров, паскудник Мирошников?

М и р о ш н и к о в. Здоров, здоров… Говорят, теперь ты не только рыбу бланшируешь, но и начальство за вымя трогаешь?

М а н я - В а н я. Беру повышенные обязательства.

М и р о ш н и к о в. И успешно их выполняешь. Слава уже пришла к тебе. Вчера мне звонили из трех комбинатов, просили не присылать к ним такую… (Смеется.) Ударницу!

М а н я - В а н я. Пусть звонят, без работы не останусь.

М и р о ш н и к о в. Жила бы себе спокойно, что возникаешь?

М а н я - В а н я. Ты у рыбаков мозоли трогал? Видел, как мы, обработчицы, горбимся, а? А этот гад директор снова приказал селедку в тундре закопать!

М и р о ш н и к о в. Не его вина, Маня. Не хватает судов-рефрижераторов, чтобы всю нерестовую селедку на материк вывезти. А хранить долго нельзя, пропадет.

М а н я - В а н я. Тогда не ловите столько рыбы!

М и р о ш н и к о в. А план?

М а н я - В а н я. Составляйте план с умом, не с потолка собирайте!

М и р о ш н и к о в. И на старушку бывает порушка. Живые люди, ошибаться могут.

М а н я - В а н я. Не люди — враги!

М и р о ш н и к о в. Не оправдываю. Действительно обидно, когда твой труд пропадает. Разгильдяйство!

М а н я - В а н я. Не разгильдяи это, а враги!.. Бабы в моей бригаде как посмотрели на такое, сразу вполноги работать начали — тяп-ляп! А сделаешь замечание, они в ответ: «Все одно пойдет в землю!» И возразить нечего.

М и р о ш н и к о в. Не бери к сердцу, Маня. Когда-нибудь все образуется.

М а н я - В а н я. Когда? Видать, никто уже ничего к сердцу не берет. Прошел день — и ладно.

М и р о ш н и к о в. Особо язык не распускай…

М а н я - В а н я (насмешливо). Пришпилишь?

М и р о ш н и к о в. Меня не трогай, и я не трону. Другие могут.

М а н я - В а н я. А не боюсь я. Живу на Дальнем Востоке, так что дальше не сошлют, да и работы трудней не придумают.

М и р о ш н и к о в. Что это мы с тобой в политику ударились? Давай паспорт и заявление для государства, червонец мне — и разбежались.

М а н я - В а н я. В прошлом году брал по пятерке.

М и р о ш н и к о в. Новая такса.

М а н я - В а н я. Звереешь?

М и р о ш н и к о в. В прошлом году не было такой инфляции на Западе, да и бензин с водкой у нас дешево стоили.

М а н я - В а н я. Паскудник — он и есть паскудник. Никуда от таких не денешься. (Бросает на стол паспорт и деньги.) Подавись! (Со значением.) Скоро аукнутся тебе наши денежки.

М и р о ш н и к о в. Не ругайся зря, Маня. (Подписывает заявление.) Придет вместо меня другой — брать будет больше.

М а н я - В а н я. Почему?

М и р о ш н и к о в. Меня за взятки снимут, — значит, он рискует больше. А больше рискует — больше берет.

М а н я - В а н я. А если он брать не будет?

М и р о ш н и к о в. Ты действительно чокнулась. Он же жить хочет, хорошо жить.

М а н я - В а н я. За счет других, за их кровный рубль?

М и р о ш н и к о в. А они тоже крутятся, только на своем месте.

М а н я - В а н я. Крутятся, да не все!

М и р о ш н и к о в. Со временем поумнеют. Я ведь не академик, не народный артист, бог таланта не дал. В космонавты тоже не берут, а жить хочется. Взрослый я уже, Маня. Очки надел — все вижу в упор. Все как есть, без розовой краски.

М а н я - В а н я. Не с теми стеклами у тебя очки, Мирошников. Кривые.

М и р о ш н и к о в. Может быть, не спорю. Но мне в них пока удобно.

М а н я - В а н я. Ну что с таким гадом, как ты, делать?

М и р о ш н и к о в. А ничего.

М а н я - В а н я. Как ржа все вокруг разъедаете!

М и р о ш н и к о в. Если ржа существует в природе, значит, и она для чего-то нужна?

М а н я - В а н я. На все-то у него ответ есть!

М и р о ш н и к о в. Без ответа нельзя. Спиться можно, няня.

М а н я - В а н я. Лучше спиться, чем жить на свете с такими бесстыжими глазами!

М и р о ш н и к о в. Сними пионерский галстук, Маня. Взрослая женщина, а все как Дон Кихот в юбке.

М а н я - В а н я. Это который с мельницами сражался?

М и р о ш н и к о в. Как ты с директором комбината.

М а н я - В а н я. Ну, сниму я свой пионерский галстук. С кого тогда червонцы рвать будешь?

М и р о ш н и к о в (шутливо). Свято место пусто не бывает.

М а н я - В а н я. Хочешь сказать, что на твой век дураков хватит, да?

М и р о ш н и к о в. Ладно, дискуссию нашу продолжим в другой раз. Хотя я и не люблю тебя, Маня, и лаешься ты, но раз взял червонец, то, несмотря на личные чувства, направляю на остров Серикова. Золотое место. Там в эту путину лосося ожидается невпроворот, заработаешь.

М а н я - В а н я. Не брешешь?

М и р о ш н и к о в. Зря деньги не беру. Данные авиаразведки. А теперь прощай до следующей путины, Маня-Ваня.

М а н я - В а н я. Прощай. Глаза мои отдохнут от тебя за год.

М и р о ш н и к о в. Мои тоже. Зови следующего.

Маня-Ваня уходит. Мирошников убирает ее документы в сейф.

Появляется  Л ю с я.

М и р о ш н и к о в (увидев). Ого!.. Ну вот, человек хоть на женщину похож.

Л ю с я (настороженно). На какую женщину?

М и р о ш н и к о в. Красивую. А то ходят тут разные Мани-Вани… (Галантно.) Прошу садиться.

Л ю с я. Спасибо. (Садится, скромно сложив на коленях руки.)

М и р о ш н и к о в (продолжает с удовольствием рассматривать ее). Каким попутным ветром занесло сюда?

Л ю с я. Меня усиленно приглашали в буфетчицы на лесовоз, но я отказалась. Меня в море укачивает.

М и р о ш н и к о в. Какие буфетчицы — в кинозвезды вам надо идти!

Л ю с я. Я и хотела поступить на курсы стюардесс, но не получилось.

М и р о ш н и к о в (сочувственно). Провалили? Да, сейчас никуда не поступишь без толстой волосатой руки.

Л ю с я. На следующий год опять попытаюсь.

М и р о ш н и к о в. А пока к нам решили?

Л ю с я. Хотела бы.

М и р о ш н и к о в. Работали уже обработчицей?

Л ю с я. Я только школу кончила.

М и р о ш н и к о в. Так… Специальности нет.

Л ю с я. Для меня единственная возможность за два месяца путины хорошо заработать и сразу рассчитаться с долгами.

М и р о ш н и к о в. Это благородно, долги надо платить. Все дело в том, на какой рыбозавод попадете. Не везде заработки высокие.

Л ю с я. Я надеюсь на вашу помощь.

М и р о ш н и к о в (многозначительно). Да? Вы приезжая? Простите, как вас зовут?

Л ю с я. Провоторова Люся.

М и р о ш н и к о в (встает, представляется). Мирошников… Геннадий.

Л ю с я. Нет, я местная, Геннадий… Как ваше отчество?

М и р о ш н и к о в. Васильевич. Нет, нельзя, чтоб такие ручки покрылись цыпками и мозолями…

Л ю с я. Не беспокойтесь, Геннадий Васильевич, я работы не боюсь!

М и р о ш н и к о в. Совесть моя мужская не позволяет… Вот что… Вы, Провоторова, поедете на путину, но в качестве культработника.

Л ю с я. Но я никогда…

М и р о ш н и к о в. Там нечего уметь. Два раза в неделю будете книжки в библиотеке выдавать, плакатик какой-нибудь нарисуете, танцы в клубе устроите… В общем, работа не бей лежачего.

Л ю с я. За это, наверное, мало платят?

М и р о ш н и к о в. Культработникам мы даем полторы ставки обработчика, так что не прогадаете, Люсенька.

Л ю с я. Спасибо. (Протягивает заявление.)

М и р о ш н и к о в (подписывает). Родителей благодарите, что сделали вас такой. Красота — это тоже специальность. Высшая квалификация, так сказать…

Л ю с я. Я буду стараться, Геннадий Васильевич.

М и р о ш н и к о в. Можно просто Геннадий… Гена. (Многозначительно.) А чтобы вас там не обижали, я постараюсь чаще бывать на острове Серикова. (Еще многозначительней.) С инспекционными проверками.

Л ю с я (уклончиво). Мне можно идти, Геннадий Васильевич?

М и р о ш н и к о в. Нет. Скажите — Гена.

Л ю с я. До свидания… Гена.

М и р о ш н и к о в. До скорой встречи, Люсенька.

Люся выходит из конторки, Мирошников видит надпись на ее рубашке.

М и р о ш н и к о в. «Я кусаюсь…» (Восхищенно.) Вот кадр!..

Входит  Л я д я е в а.

М и р о ш н и к о в. Опять муж из дома выгнал, Лядяева?

Л я д я е в а. Чего горю чужому радуетесь, Геннадий Васильевич?

М и р о ш н и к о в. Факт констатирую. Небось тоже на остров Серикова хочешь?

Л я д я е в а. Хорошо бы…

М и р о ш н и к о в (подумав). Можно.

Л я д я е в а. Вот спасибочки, Геннадий Васильевич!

М и р о ш н и к о в (смотрит на часы). Жена уже встала… Слушай, Лядяева, белить умеешь?

Л я д я е в а. Приходилось.

М и р о ш н и к о в. Тогда держи пятерку и адрес. (Пишет адрес.) Купишь по дороге мелу и чего там еще надо и побели, пожалуйста, кухню. Жена мне уже плешь проела.

Л я д я е в а. Паразит…

М и р о ш н и к о в. Что?

Л я д я е в а. Только кухню, говорю?

М и р о ш н и к о в. Только кухню. Пятно рыжее на потолке, течет от соседей сверху.

Л я д я е в а. Это работы на целый день.

М и р о ш н и к о в. Выручи, а? За мной не заржавеет.

Л я д я е в а. А заявление мое что не подписываете?

М и р о ш н и к о в. Какой разговор! (Лихо подписывает заявление.) Вот: «Направить на рыбокомбинат острова Серикова».

Л я д я е в а. Ладно, давайте адрес.

М и р о ш н и к о в. Спасибо, Лядяева… Да, что там за женщина сидит?

Л я д я е в а. Какая?

М и р о ш н и к о в. Ну, такая…

Л я д я е в а. В парике, что ли?

М и р о ш н и к о в. Кажется. Лицо вроде знакомое…

Л я д я е в а. Не знаю.

М и р о ш н и к о в. Ну иди.

Лядяева уходит, столкнувшись в дверях с  С и м о й.

С и м а (шепотом). Как он, добрый?

Л я д я е в а (зло). Добрый. (Уходит.)

С и м а (робко). Здравствуйте.

М и р о ш н и к о в (оценив ее, строго). Документы!

С и м а. Мои?

М и р о ш н и к о в (еще строже). Мои у меня в кармане!

С и м а (торопясь протягивает паспорт). Пожалуйста!..

М и р о ш н и к о в (внимательно изучает документы). Залетная. Со Ставропольского края?

С и м а. Оттуда, оттуда!

М и р о ш н и к о в. Что занесло к нам, на Дальний Восток?

С и м а. Заработать треба.

М и р о ш н и к о в. Желание, понятное всем, да только не у всех это получается.

С и м а. А бабы болтали, что можно, есть у вас такие места…

М и р о ш н и к о в. Есть. Но на таких рыбозаводах все места уже полностью укомплектованы.

С и м а. А на других?

М и р о ш н и к о в. На другие — пожалуйста.

С и м а. Не, мне на остров Серикова.

М и р о ш н и к о в. Там все места заняты.

С и м а. Чего же делать? (Растерянно.) У меня и денег на обратный билет не хватает…

М и р о ш н и к о в. Я не отказываю вам… (Заглядывает в паспорт.) Гражданка Загоруйко С. А. Выбирайте любой комбинат, у нас их много.

С и м а. Не, мне на остров Серикова.

М и р о ш н и к о в. Я вам уже объяснил.

С и м а. А Маню взяли.

М и р о ш н и к о в. Маня-Ваня человек известный на побережье. Все время на Доске почета. (Хохотнув.) Ударница!

С и м а. Я быстро научусь, я понятливая и работящая! Мне бы только показать, как рыбу разделывают, а там меня не остановишь! У кого хошь спросите.

Мирошников задумчиво молчит.

(С надеждой.) Никак?

М и р о ш н и к о в. Подумать надо, Серафима Антоновна, подумать.

С и м а. Подумайте, прошу вас.

М и р о ш н и к о в. Действительно, так далеко уехать от родного дома и вернуться пустой…

С и м а. Ну да, ну да! Билет в один конец больше сотни рублей стоит, это что — хахоньки?!

М и р о ш н и к о в. Понимаю… Конечно, если раскинуть мозгами, помочь можно. Но для этого надо переговорить с нужными людьми.

С и м а. Поговорите, а?

М и р о ш н и к о в. Люди тяжелые, неразговорчивые.

С и м а. Объясните мое положение. У человека, мол, и денег нет на обратную дорогу!..

М и р о ш н и к о в. Совсем нет?

С и м а (заикаясь). Есть… (Поспешно.) Самая малость.

М и р о ш н и к о в. Нет, не поймут.

С и м а. Не поймут?

М и р о ш н и к о в. Насухую не поймут.

С и м а. Так вы им бутылку поставьте!

М и р о ш н и к о в (изумившись). Я?!

С и м а. Ну да. А я дам на нее.

М и р о ш н и к о в. Как гора с плеч!

С и м а. У вас есть в продаже по три шестьдесят Две?

М и р о ш н и к о в. Не пойдет.

С и м а. Не пойдет?

М и р о ш н и к о в. Они пьют только коньяк.

С и м а. Он, говорят, вредный. Там дубильные вещества.

М и р о ш н и к о в. А их дубильные вещества не берут.

С и м а. Жалко… А коньяк почем?

М и р о ш н и к о в. Разный. Есть даже за полста рублей бутылка.

С и м а (ахает). За пятьдесят то есть?!

М и р о ш н и к о в. «Наполеон» называется.

С и м а. Это же целая зарплата!

М и р о ш н и к о в. Все нынче кусается.

С и м а. Неужто есть люди, которые пьют такое?

М и р о ш н и к о в. Есть, Серафима Антоновна, есть.

С и м а. И не поперхнутся?

М и р о ш н и к о в. С чего бы это им?

С и м а. Куда только жены их смотрят!

М и р о ш н и к о в. Они его без жен пьют.

С и м а. С полюбовницами.

М и р о ш н и к о в. И с любовницами. Но больше под одеялом. Чтобы ОБХСС не увидел.

С и м а. Подешевле имеется?

М и р о ш н и к о в. Можно найти.

С и м а. Найдите, ладно?

М и р о ш н и к о в. Постараюсь только для вас, Серафима Антоновна.

С и м а (тяжело вздохнув). Отвернитесь.

Посмеиваясь, Мирошников отворачивается.

Глубже отвернитесь.

М и р о ш н и к о в. Бриллианты в своих сусеках прячешь?..

Сима расстегивает кофточку, куда-то глубоко запускает руку, достает завернутый в платочек сверток. Отшпилив булавку, разворачивает, достает деньги, отсчитывает несколько бумажек, тем же порядком прячет сверток обратно.

(Нетерпеливо.) Долго еще будешь чикаться, Загоруйко?

С и м а. Держите. Пятнадцать рублей. На коньяк проклятый.

М и р о ш н и к о в. Трехзвездочный. (Забирает деньги.) Попробую договориться.

С и м а. Я на вас надеюсь.

М и р о ш н и к о в. Думаю, все будет в порядке.

С и м а. Надеюсь очень. Остров Серикова.

М и р о ш н и к о в. Спокойно оставляйте заявление и идите.

Сима идет к двери.

Постойте, Загоруйко!

С и м а (опасливо). Мало?

М и р о ш н и к о в (протягивает деньги). Возьмите пять рублей обратно.

С и м а. Не, не возьму, почему такое?

М и р о ш н и к о в. Я к вашему червонцу добавлю свою пятерку.

С и м а. Доброе дело делаете, так еще сами потратитесь. Нет, не возьму!

М и р о ш н и к о в. Эх ты, божий одуванчик… Бери свою пятерку. Я же с ними тоже пить буду.

С и м а. С теми, нужными?

М и р о ш н и к о в. С ними, с ними.

С и м а. Вроде как свою долю внесете в выпивку?

М и р о ш н и к о в (раздраженно). Ну чего ты меня достаешь? Бери свою пятерку и проваливай.

С и м а. А вдруг раздумают?

М и р о ш н и к о в. Не волнуйся. Завтра приходи за направлением.

С и м а (протягивает руку). Спасибо, товарищ Мирошников.

М и р о ш н и к о в. За что, товарищ Загоруйко?

С и м а. За человеческое участие. (Берет его руку, торжественно пожимает, уходит.)

М и р о ш н и к о в (оставшись один, бормочет). За человеческое участие… Озверела баба…

Из конторки Мирошникова на крыльцо выходит довольная  С и м а.

М а н я - В а н я. Порядок, ставропольская?

С и м а. А как же! Геннадий Васильевич человек с понятием, знает, что к чему.

Т а и с ь я (с гордостью). Он у меня такой!..

М а н я - В а н я. Эх ты, овца белая!

Таисья сникает.

Айда, подружки, в кафе-стекляшку. Отметим событие!.. (Берет Люсю, танцует с ней.) И попляшем — шерочка с машерочкой!..

Л я д я е в а. Не могу, мне идти надо…

М а н я - В а н я. Не боись, Лядяева! Мы вина тебе не дадим. Будешь только присутствовать и мороженое лопать.

Л я д я е в а (со злостью). Дело у меня появилось!..

Из окна выглядывает  М и р о ш н и к о в. Таисья поворачивается спиной, прячет лицо.

М и р о ш н и к о в. Кто еще ко мне, товарищи?

З а х а р о в н а (встает). Я, милый.

М и р о ш н и к о в. Опять?

З а х а р о в н а (сокрушенно). Опять.

М и р о ш н и к о в. Я вам, мамаша, третий день русским языком талдычу — по возрасту не подходите. (Лядяевой.) Не подведи. (Закрывает окно, скрывается в конторке.)

Т а и с ь я (подозрительно). На что он намекал?

Л я д я е в а (уклончиво). Так… Потом вам скажу.

Захаровна понуро стоит у крыльца.

С и м а. Куда вы теперь, бабушка?

З а х а р о в н а. Почем я знаю?

Т а и с ь я. Послушайтесь доброго совета — идите в дом престарелых, не мучайтесь.

С и м а. Или домой вернитесь. Родные ведь, притретесь.

Захаровна молчит.

М а н я - В а н я. Деньги-то у тебя есть?

З а х а р о в н а. Деньги? Что деньги, милые… Много ли мне надо?

М а н я - В а н я. Ну-ка, подружки, поможем человеку!.. (Собирает у женщин деньги.) Люська, давай… Лядяева… (Таисье.) Вы, женщина… Ставропольская…

С и м а (смущенно). У меня нету…

М а н я - В а н я. Не ври! У куркулей всегда заначка имеется.

С и м а. Ей-богу, поистратилась…

М а н я - В а н я. Черт с тобой, жадина, обойдемся!.. Держи, бабушка.

З а х а р о в н а. Не надо, милые, что вы!

М а н я - В а н я. Бери, от души даем, обидишь! (Сует Захаровне деньги.)

З а х а р о в н а (прячет руки назад). Не обессудьте, милые. Всю жизнь своим трудом кормилась, нельзя мне в старости милостыню брать.

М а н я - В а н я (обиженно). Ну как знаешь…

Л ю с я. Пойдемте с нами в стекляшку, бабушка.

З а х а р о в н а. Идите себе, милые. Я тут посижу, может, он еще передумает и возьмет меня.

Л я д я е в а. Адресок мой запомните, бабуля. Морская, тридцать, квартира вторая. Ночевать приходите. (С тоской.) Места теперь хватит…

З а х а р о в н а. Спасибо. (Мане-Ване.) Не серчай на меня, девушка.

М а н я - В а н я. Я не серчаю, сама такая. А деньги тебе пригодятся. (Кладет на лавку деньги, прижимает их камнем, чтобы не разлетелись.) Пока, бабушка. Может, еще свидимся.

З а х а р о в н а. Прощайте, милые.

Л ю с я. Жалко старушку…

С и м а. Что тут поделаешь?

М а н я - В а н я. Пошли, подружки.

Т а и с ь я. И я с вами. Не завтракала еще…

Женщины уходят. Захаровна остается одна. Постояв, садится на лавку, рядом с деньгами. Терпеливо ждет.

Бегом возвращается  С и м а.

С и м а. Ты еще тут, бабушка?

З а х а р о в н а. Куда я денусь, милая?

С и м а. Вот!.. (Кладет в общую стопку свои три рубля.) Нашла, затерялись на теле.

З а х а р о в н а. Зачем?

С и м а. Прости меня, жадину, бабушка! (Целует Захаровну, убегает.)

Захаровна берет деньги, задумчиво перебирает их, грустно усмехается.

З а т е м н е н и е

Снова то первое непонятное помещение с лампой-светильником на столе. Полутемно. З а х а р о в н а  одна.

З а х а р о в н а (озираясь, негромко). Эй… Эй, где ты?.. Я не вижу тебя!

Тишина.

Коля, родной, отзовись… Прошу тебя, выйди, а?

Не спеша появляется  Н и к о л а й.

(С облегчением.) Слава богу!..

Н и к о л а й. Что опять?

З а х а р о в н а. Не поняла я, какое слово молвил, Николай?

Н и к о л а й. Когда?

З а х а р о в н а. Давеча, когда прощались?

Н и к о л а й. Ох, Захаровна, суетная ты женщина, не по возрасту. Никуда он уйти от тебя не может. Он всегда у тебя тут. (Показывает на сердце.)

З а х а р о в н а. Радостно такое слышать.

Н и к о л а й. Что маешься по свету, вернулась бы домой.

З а х а р о в н а (вздыхает). Мне тоже хочется, по Юленьке соскучилась. Да вспомню зятюху Ксенофонтова — с души воротит.

Н и к о л а й. Стерпится.

З а х а р о в н а. Разве я не долго терпела? Да ты знаешь, уж очень горько мне в его доме… Вот на праздник светлый мандаринчиков оранжевых купит. Сядем за стол всей семьей. Он начнет раздавать, вроде подарков. Так мне завсегда норовит самую малую и мятую подсунуть. Не люблю я их, мандаринчиков этих оранжевых. Не привыкла, и кисленькие они, в моем возрасте чего послаще хочется. А обидно.

Н и к о л а й. Осуждаю. Суета это есть.

З а х а р о в н а. Мне и самой смешно было. Обидно, правда, но смеялась. А он новое дело придумал, зятюха Ксенофонтов. Явится с работы и сразу, руки даже не помывши, шасть на кухню ко мне и в кастрюлю мордой лезет. (Передразнивает бодро-деловым голосом зятя.) «Ну что у нас на обед, теща дорогая?.. Ага, курица — хорошо!» И — раз туда цельный чайник воды! Чтобы бульону больше было да на подольше хватило. А потом дочка с внучками ругаются за столом: что, мол, за бурду я подаю! Совсем, мол, старая из ума выжила, курицу толком сварить не может!.. Это как?!

Николай молчит.

Тоже стерпела… Тут ему еще одно втемяшилось. Начал каждый день гнать меня в исполком. Иди, говорит, и проси слезно комнату отдельную. Ты жена погибшего фронтовика, должны дать. А дадут, мы эту комнату и нашу квартиру обменяем на большую…

Н и к о л а й (неожиданно). Сними платочек.

З а х а р о в н а (растерянно). Платочек, мой?

Н и к о л а й. Сними.

З а х а р о в н а. Зачем, господи? Старая я, стыдно простоволосой. И волосиков мало осталось, жидкие…

Н и к о л а й (улыбается). Сними.

Захаровна неуверенным движением, досадуя и стесняясь, снимает низко повязанный платочек. Волной падают на спину волосы. Она выпрямляется, и мы вдруг видим тридцатилетнюю, статную и красивую женщину с густыми длинными волосами.

З а х а р о в н а. Ах ты, боже мой!..

Н и к о л а й. Чувствуешь?

З а х а р о в н а (молодым, сильным голосом). Чувствую!.. Я такой была, когда Николая на войну провожала…

Николай снимает с головы терновый венец, сбрасывает рубище и тоже предстает перед нами молодым сильным мужчиной в солдатской форме. Таким, каким его провожала на фронт Захаровна.

(Плачет.) За что такая радость?!

Н и к о л а й (смеется). Странный народ бабы! Горе — плачут, радость — тоже слезу пускают! У вас что, крантик такой есть?

З а х а р о в н а. Радостно!..

Н и к о л а й. Ну, хватит, Дашенька, хватит.

З а х а р о в н а. Смирилась я, а тут вдруг такое…

Николай обнимает ее, ведет к лавке, садятся.

(Застенчиво.) Поцелуй меня.

Н и к о л а й. Не забыла, как это делается?

З а х а р о в н а. Как проводила тебя на фронт, с тех пор верная тебе, богом клянусь!.. Один раз, правда, чуть не упала, но удержалась на краю.

Николай целомудренно целует ее.

А помнишь, Коля, наш новый дом?

Николай молча кивает, гладит ее по голове, перебирает распущенные волосы.

Мы в тот год заняли денег и только отстроились. В горнице еще пахло досками сосновыми… Потом рождество было, помнишь? Мама с Лизой, с доченькой нашей первой, что померла, гостевать уехали к твоим старикам на хутор, а мы с тобой остались вдвоем в новом нашем доме. Ты из лесу принес морозную елочку, я на веточки зеленые набросала белой ватки, как снежком, ленточками цветными оплела… Потом ты свечки, в церкви купленные, зажег, и мы сели под нее, совсем как дети малые. И пели… Окошко слюдяное, мохнатое от изморози. На дворе ветер свистит-посвистывает, а мы с тобой, обнявшись, сидим под елочкой, раскачиваемся из стороны в сторону и поем…

Н и к о л а й (негромко поет).

Снег да снег кругом, Путь далек лежит. В той степи глухой Замерзал ямщик…

З а х а р о в н а. Никогда больше я не была счастлива, как на то рождество…

Н и к о л а й (поет).

И, набравшись сил, Чуя смертный час, Он товарищу Отдает наказ…

З а х а р о в н а (вспомнив, озабоченно). Коля, какое слово ты давеча молвил, уходя?

Н и к о л а й (поет).

А жене скажи Слово прощальное, Передай кольцо Обручальное…

З а х а р о в н а. Какое, я не услыхала?

Н и к о л а й. Потом скажу. А сейчас пой, Дашенька, пой, милая моя. (Поют на два голоса.)

Да скажи ты ей, Пусть не печалится, Пусть с другим она Обвенчается… Про меня скажи, Что в степи замерз, А любовь ее Я с собой унес…

З а т е м н е н и е

Переговариваясь, к конторке Мирошникова возвращаются  ж е н щ и н ы.

На лавке, улыбаясь чему-то, дремлет  З а х а р о в н а.

Т а и с ь я. А бабушка наша опять носом клюет…

С и м а. Гляжу на нее, а у самой сердце болит, стонет — как там дома мамка моя одна?

М а н я - В а н я. Если болит, садись в поезд и езжай обратно.

С и м а. Полетела бы, а не поехала! Да ведь столько денег уже поистратила, вернуть надо…

Т а и с ь я. Да она улыбается!

Л ю с я (обрадованно). Взял ее, наверно, Мирошников!

Т а и с ь я. Что он — не человек?

М а н я - В а н я (подходит). Кусок в горло не полез, Захаровна. Представили, как ты одна тут сидишь…

З а х а р о в н а (очнувшись). Что, милые?

М а н я - В а н я. Взяли тебя на работу?

З а х а р о в н а. Он пока не выходил, Мирошников-то.

С и м а. А чему улыбались так хорошо?

З а х а р о в н а (уклончиво). Привиделось что-то…

Л ю с я. Так и будете сидеть?

З а х а р о в н а. Буду.

С и м а. Деньги-то спрячьте, бабушка.

З а х а р о в н а. Пусть их.

С и м а (взволновавшись). Как так «пусть»? Украдут! (Берет деньги, прячет.) Они пока у меня побудут, а то не ровен час…

М а н я - В а н я. Нет, под лежачий камень вода не течет! (Решительно.) Пойду возьму Мирошникова за кадык! (Поднимается на крыльцо, скрывается в конторке Мирошникова.)

Все молча ждут возвращения Мани-Вани.

С и м а. Господи, страшно женщине быть одной. А еще страшней, когда ты старая, никому не нужная…

На крыльцо выскакивает разъяренная  М а н я - В а н я.

М а н я - В а н я. Правила под нос тычет!.. Старая, мол, Захаровна! Накажут его, если возьмет, паскудник!.. (Осекается.) Извини, Таисья…

Таисья безнадежно машет рукой.

Л ю с я. Хотите, я пойду к Мирошникову?

С и м а. Геннадий Васильич Маню не послухал, а тебя и подавно.

Л ю с я (загадочно). Посмотрим.

Т а и с ь я. Что вы хотите этим сказать?

Л ю с я. То, что бабушка будет работать.

С и м а. Хвостом покрутишь перед ним?

Л ю с я. Покручу. И глазки построю.

С и м а. Нужна ты ему очень!

М а н я - В а н я. А что? Клюнет. Мирошников — он охоч, ни одной юбки не пропустит. (Таисье.) Не при тебе будет сказано.

С и м а. Неужто Геннадий Васильич — кобель?

М а н я - В а н я. Кобель.

Т а и с ь я (чуть не плача). Женщины, что вы такое говорите?!

Л ю с я. Он мне уже и свидание назначил.

Т а и с ь я. Врете!

Л ю с я. А вы спросите у него.

Таисья сникает.

С и м а (Таисье). Вот такие змеи молодые, подколодные и сбивают с толку чужих мужей!

Л ю с я (возмущенно). Я тут при чем?!

Л я д я е в а. Если муж любит свою жену, то его хоть в женскую баню запусти — верен останется. По своему Вовчику знаю.

Т а и с ь я. Смотрите, женщины… (Достает из сумочки конверт, осторожно разворачивает.) Смотрите!

Женщины с любопытством склоняются над конвертом.

С и м а. Что это?

Т а и с ь я. Волосы! Длинные, перекисью крашенные!.. Целых три штуки нашла на диванной подушке!

З а х а р о в н а. Может, от твоей знакомой какой остался?

С и м а. Или на фабрике еще прилипли, когда диван делали?

Т а и с ь я. Нет!.. Он домой приводил женщину, в то время как я у сестры гостила.

С и м а. В собственный семейный дом другую бабу?!

Л я д я е в а. Тьфу!.. Будто ему на стороне места мало!..

Л ю с я. Они беспринципные, мужчины. От них всего можно ожидать.

М а н я - В а н я. Ты-то чего чирикаешь, малолетка?

Л ю с я. Отчим ко мне пристает, когда мамы дома нет. Я ей не говорю, она любит его. Жалею и молчу поэтому…

З а х а р о в н а. Господи, каждому из нас дана боль. Зачем? Непонятно. А терпи.

Т а и с ь я (с надеждой). Может быть, ничего такого с Геной и не происходит, просто появилась другая женщина? Побесится, надоест она ему, и все опять станет на свое место, а?

З а х а р о в н а. Надейся на это, милая. А то сразу — посажу!..

Л я д я е в а. Конечно, дублерша у тебя. Мужики — они простые, одним миром мазанные.

М а н я - В а н я (Таисье). Вот и случай тебе прямо в руки бежит. Сейчас запустим к твоему Люську и поглядим, какой он верный супруг!

З а х а р о в н а (смеется). И придет такое в голову!

С и м а. Точно, и для бабули доброе дело сделаем.

Т а и с ь я. Н-не знаю…

Л я д я е в а. Рискни, ты же рядом будешь.

Таисья колеблется.

Л ю с я. Я всегда пожалуйста.

Т а и с ь я. Неужели уговорите?

Л ю с я. Сыграю как по нотам.

Т а и с ь я (с горечью). Гена, Гена… До чего мы с тобой дожили… (Помедлив.) Идите.

М а н я - В а н я. Вперед, Люська, за орденами!

З а х а р о в н а. Ах, бабы, бабы… Любите вы пилить сук, на котором сидите.

Л я д я е в а (Люсе). Постой, марафет наведи. Губы вместе с мороженым съела.

Люся тщательно красится. Женщины активно помогают ей советами. Помедлив, подключается и Таисья.

В с е.

— Губы поярче…

— Нынче модно большой рот иметь…

— Рубашечку повыше вздерни, пупок оголи…

— Глазами больше играй, зубки белые показывай…

— И крутись перед ним, чтобы сзади тоже видел…

Л ю с я (Таисье). У вас туфли красивые. Одолжите на время. Мне высокий каблук к лицу, фигуру поднимает.

Т а и с ь я. Пожалуйста!..

Меняются обувью.

Не жмут?

С и м а. Он туфли ваши не узнает?

М а н я - В а н я. Мужики такие вещи не замечают, они выше глаз кладут. Пройдись-ка…

Покачивая бедрами, Люся дефилирует перед женщинами. Те со знанием дела критически смотрят.

Годится. Как увидит такое Мирошников, так сразу слюну пустит.

Т а и с ь я. Я ему тогда, павлину, все перья из хвоста выдерну!

Л ю с я. Давайте, бабушка, ваше заявление. (Берет у Захаровны листок, поднимается на крыльцо, стучит в дверь, томным голоском.) Можно мне войти, Геннадий Васильевич?.. (Подмигнув женщинам, скрывается в конторке.)

Таисья, Маня-Ваня, Сима и Лядяева на цыпочках крадутся на крыльцо, приникают к двери. Захаровна продолжает сидеть на лавке; посмеиваясь, наблюдает за ними.

Т а и с ь я (шепотом). Через десять минут войдем!

С и м а. Рано. Они еще поговорить должны, полюбезничать.

М а н я - В а н я. Какие разговоры! Мирошников мужик деловой…

Из окна воровато выглядывает  М и р о ш н и к о в. Убедившись, что перед конторой никого, кроме Захаровны, нет, плотно прикрывает створки окна.

Снова высвечивается контора Мирошникова. Входит  Л ю с я.

Л ю с я. Можно?

М и р о ш н и к о в (закрывая окно). Всегда пожалуйста!.. (Суетливо.) Проходите, Люсенька, садитесь!

Л ю с я. Я на минутку.

М и р о ш н и к о в. Не обижайте. Я уже думал, что увижу вас только на острове.

Л ю с я. Хотела посоветоваться, Геннадий Васильевич.

М и р о ш н и к о в. Ради бога! Вы все же присядьте.

Л ю с я (садится). А что, если я организую для обработчиц кружок художественной самодеятельности?

М и р о ш н и к о в. Идея прекрасная. Но они за целый день так наломаются, что им вряд ли будет до театра. Хотя можно попробовать. А сумеете?

Л ю с я. Я в народном театре играла!

М и р о ш н и к о в. Что вы говорите!

Л ю с я. Честное слово!.. (Становится в позу, читает.) «Вы помните, вы все, конечно, помните! Как я стоял, приблизившись к стене. Взволнованно ходили вы по комнате и что-то резкое в лицо бросали мне. Вы говорили — нам пора расстаться, что вас измучила моя шальная жизнь. Что вам пора за дело приниматься, а мой удел — катиться дальше, вниз!..»

Маня-Ваня за дверью одобрительно поднимает большой палец.

Мирошников снова выглядывает в окно; убедившись, что по-прежнему никого нет, горячо аплодирует Люсе.

М и р о ш н и к о в. Прекрасно!

Л ю с я. И танцевать умею!.. (Напевая индийский мотив, извивается в восточном танце перед восхищенным Мирошниковым.)

М и р о ш н и к о в (хлопает в такт, подпевает мотивом из кинофильма «Бродяга»). «Бродяга я-а-а-а!..»

Женщины за дверью недоуменно переглядываются, не понимая, в чем дело.

Л ю с я (останавливается). Ну как?

М и р о ш н и к о в. Выше всяких слов!

Л ю с я. А забодали меня на курсах только из-за внешнего вида.

М и р о ш н и к о в. Никогда не поверю! С вашим такелажем, то есть телосложением, хоть сейчас на Выставку достижений народного хозяйства!

Л ю с я (кокетливо). Скажете тоже…

М и р о ш н и к о в. Не сойти мне с этого места!

Л ю с я. Летчики в приемной комиссии ели меня глазами…

М и р о ш н и к о в (горячо). Я их понимаю!

Л ю с я. Только одна старая ведьма, бывшая стюардесса, вякала. (Старчески шамкая.) «Очень вульгарная девушка…» Завидки ее взяли, у самой давно все висит.

М и р о ш н и к о в. Все правильно, Люсенька. Люди завистливы, ох завистливы! Если тебе везет, так они за ноги готовы вниз потянуть!

Л ю с я. Мне одна девочка в Хабаровске рассказывала — она все знает, по второму разу поступает на курсы, — эти приемщики в комиссии любят, когда абитуриенты скромненько одеты, без краски на лице. Я не знала про это, вот и провалилась.

М и р о ш н и к о в (сочувственно). Вредные какие!

Л ю с я. А я, дурочка, наоборот, нафуфырилась, думала — так лучше будет. Ничего, на следующий год старенькое ситцевое платьице надену и весь макияж с лица сотру.

М и р о ш н и к о в. Какой макияж?

Л ю с я. Так марафет по-научному называется.

М и р о ш н и к о в. Вы правы, Люсенька. Старики особенно завистливы. Как сели наверху, так нас, молодых, и гноят под собой. Не дают расти. Держат в мальчиках до седых волос. Я ведь не всегда в этой конторе сидел, когда-то и сам командовал… Но… «но над каждым генералом, кто бы ни был он такой, есть другой — большой над малым, а над тем — еще другой. А над тем — еще постарше…» И так без конца. Надоело мне зависеть, плюнул и ушел. Тут хотя бы сам себе хозяин, никто над головой не торчит, по темечку не стукает.

Л ю с я. Согласна с вами, Геннадий Васильевич…

М и р о ш н и к о в (грозит пальцем). Гена. Мы же договорились, что вы будете называть меня просто Гена…

Таисья за дверью не выдерживает, громко: «Подлец!» Мирошников в конторке настораживается, но затем, решив, что ему почудилось, успокаивается.

Л ю с я. Согласна с вами (хихикает), Гена. Такой видный мужчина, как вы, сам должен быть начальником.

М и р о ш н и к о в. Бодливой корове бог рогов не дает.

Л ю с я. Вы и на этом месте много можете сделать. От вас люди зависят.

М и р о ш н и к о в (садится рядом с ней). Так уж и зависят!

Л ю с я. Мне, например, помогли. Вы, наверное, очень добрый, да?

М и р о ш н и к о в (берет ее руку). В душе, Люсенька. А наяву не совсем. Знаете, людям сделай доброе, а они тут же тебе гадость преподнесут… (Подвигается ближе.) Но для вас я многое могу сделать…

Таисья рвется в конторку, но женщины удерживают ее.

Л ю с я. Тогда помогите бабушке.

М и р о ш н и к о в. Какой бабушке?

Л ю с я. Той, что на лавочке сидит.

М и р о ш н и к о в. Нельзя, она старая.

Люся обиженно отодвигается.

Не обижайтесь, Люсенька. Есть официальное положение — женщин пенсионного возраста к обработке рыбы не привлекать. Работа тяжелая.

Л ю с я. Вы ее поварихой назначьте.

М и р о ш н и к о в. Готовить на триста человек разве легче?

Л ю с я. Она же будет не одна… А кто-то говорил, что все для меня сделает, а?

М и р о ш н и к о в (подозрительно). Вы нарочно пришли, только из-за этой бабки?

Л ю с я. Она мне не знакома. Попросила помочь, а я решила проверить — бросает ли мой Гена слова на ветер или правда хорошо относится ко мне.

М и р о ш н и к о в. Ох, лукавая!.. Ладно, где старухино заявление? (Подписывает и уже по-хозяйски обнимает Люсю.) А что Гена будет иметь с этого?

Л ю с я (прячет заявление). Бледный вид и поломанные ноги.

М и р о ш н и к о в (обнимает ее). Огурчик ты мой!..

Л ю с я (кокетливо). Пустите!.. Ну, пустите же!

Таисья снова рвется в конторку, но женщины ее не пускают. Маня-Ваня: «Рано!..»

М и р о ш н и к о в (обиженно). Я свое слово сдержал, а ты выкобениваешься…

Л ю с я (вырывается). Сюда могут войти!

М и р о ш н и к о в. А я никого не боюсь!

Л ю с я (подходит к двери, громко). А жену? У вас и жена, наверное, есть?

М и р о ш н и к о в. Не жена, а ошибка моей юности. Женился сдуру, а она теперь как старое пальто. И не носишь, и выбросить жалко…

Люся деланно хихикает. Смеется вместе с ней и Мирошников.

Одно слово — кулема!..

В конторку врывается  Т а и с ь я. В открытых дверях толпятся ухмыляющиеся женщины.

М и р о ш н и к о в (не узнав, строго). В чем дело, товарищи?!

Таисья срывает с себя парик. Немая сцена.

З а т е м н е н и е

На лавке перед конторой сидит  З а х а р о в н а. Вокруг нее хлопочут М а н я - В а н я,  Л я д я е в а,  Т а и с ь я  и  Л ю с я. Они готовят к свадебному обряду не старую женщину, а юную невесту в белом кружевном платье. Такую, какой некогда была Захаровна. Поправив фату, она встает, прохаживается перед женщинами. Те одобрительно кивают. Затем, спохватившись, убегают, чтобы тут же вернуться, ведя под руки такого же юного  Н и к о л а я. Он тоже принаряжен — брюки заправлены в начищенные сапоги, новый пиджак с цветком в петлице, застегнутая на все пуговицы косоворотка. Из-под лихо заломленной фуражки выбивается чуб.

Женщины подводят его к невесте, торжественно соединяют их руки. Незаметно исчезают.

Звучит музыка, мелодия их молодости — кадриль. Медленно, не спеша Захаровна и Николай начинают танцевать. Ритм старинной кадрили все убыстряется, и вот они уже стремительно летят по кругу…

З а х а р о в н а. Какое слово ты давеча молвил, Коленька?

Н и к о л а й (танцует). Волшебное — жить!.. Ты должна жить!..

З а х а р о в н а. Ой, Коленька!.. (Счастливо смеется.) Подожди!.. Сердце колготится, сердце… Отдохнем…

З а т е м н е н и е

Из конторки Мирошникова шумной гурьбой выходят смеющиеся  ж е н щ и н ы.

М а н я - В а н я. Ну сейчас она выдаст ему бузды!..

С и м а. А не лезь в чужой огород, козел!

Л я д я е в а. Глаза, глаза-то у него были, когда она парик сняла, — во!..

Л ю с я (хвастливо). Достала я его, по системе Станиславского!..

На лавке, притулившись к спинке, сидит  З а х а р о в н а  — женщина в белом платочке и черном старушечьем платье. На морщинистом лице ее светится тихая добрая улыбка. Рядом, обняв ее за плечи, застыл  Н и к о л а й.

Л ю с я. Все, бабушка!.. (Размахивает подписанным заявлением.) Поедешь вместе с нами!..

Захаровна молчит. Строго молчит и Николай.

М а н я - В а н я. Не боись, поможем тебе на первых порах.

Л я д я е в а. Опять задремала, старая…

С и м а. Бабушка, эй!..

Захаровна молчит, все с той же улыбкой на лице.

Л ю с я (протягивает заявление). Возьмите, бабуля…

Николай бережно проводит рукой, закрывает глаза жены.

(Отшатывается, кричит.) Мама!..

М а н я - В а н я (присматривается). Господи!.. (Шепотом.) Умерла, бедная…

Потрясенные женщины молчат. Только из конторки продолжает доноситься крикливый голос Таисьи да невнятное бормотание оправдывающегося Мирошникова.

М а н я - В а н я (горестно). Как же ты так, бабушка, милая?..

Пауза.

На крыльцо выбегает  Т а и с ь я.

Т а и с ь я (кричит). Это я все придумываю?! (Показывает на женщин.) Вот свидетели!..

М а н я - В а н я. Тише ты. Бабушка умерла.

Т а и с ь я. Что?! Что вы такое говорите?!..

Женщины молчат.

Из конторки выходит  М и р о ш н и к о в.

М и р о ш н и к о в (покаянно). Тая…

Т а и с ь я. Гена, бабушка умерла!.. (Прижимается к мужу, плачет.) Боже мой… Беда какая…

Люся продолжает всхлипывать.

М а н я - В а н я. Хватит, не трави душу.

Л ю с я. Маму вспомнила… Как только с ней не ругалась, как не обзывала…

М а н я - В а н я. Лаемся на стариков, злимся, вроде мешают жить нам… А спохватимся — их уже нет, родных наших… И будто стеночка какая между тобой и смертью тоньше становится. А если умирает отец с матерью, значит, следующий ты сам. Нет между тобой и могилой больше никого… (Целует Захаровне руку.) Прости нас.

Так скорбно и стоят они вокруг маленькой старушки, склонившей свою голову в белом, по-деревенски повязанном платочке на грудь Николая. Старой женщины, вошедшей в их жизнь и ушедшей из нее с тихой улыбкой на добром лице.

Утверждают, что человек после своей смерти воспринимает окружающую его действительность еще двенадцать часов. Если это действительно так, то Захаровна порадовалась бы за Маню-Ваню, услышав, что та все же возьмет ребенка из детского дома; одобрила бы решение Симы уехать обратно в станицу к больной матери; похвалила бы Лядяеву, которая вернулась домой, чтобы ждать Вовчика с сыном; успокоила бы девушку Люсю; угадала бы, что Таисья в конце концов простит и спасет своего мужа и, может быть, они когда-нибудь будут счастливы… А если могла бы выразить свою последнюю волю и ее услышали бы, то попросила бы снова сыграть старинную кадриль — мелодию ее молодости.