Ник Кенворти вышел из трактира в таком необычайном приливе самоуважения, что захотел тотчас же - весьма простительная слабость у великих людей - быть признанным или, что одно и то же, возбудить всеобщую зависть.

Улица была еще туманна. Констэбль вел за ним Друка в стальных наручниках. Кэба поблизости не было. Слушателей тоже. Впрочем, возле стены огромного серого домища стоял чистильщик ножей, крутил колесо и шипел металлическими предметами, пристав ленными, вопреки их природной сущности, к крутящемуся камню, - сценка, способная напомнить философу иные брачные связи, издающие ничуть не меньше шипенья.

- Констэбль! - громко произнес Кенворти, бросив гордый взгляд на чистильщика и подняв кверху палец. - Вы сейчас пойдете за кэбом. Но, прежде чем привести кэб, остановитесь и обдумайте все, что вы видели своими глазами. Никакая теория, констэбль, не научит вас искусству сыска лучше, чем классическая практика!

Констэбль остановился. Чистильщик поднял голову. Даже Друк сделал самое покорное лицо, - дескать, что есть - то есть, что классично - то классично.

Кенворти порозовел от блаженства.

- Обратите внимание, констэбль, на всю цепь - звено за звеном. Перед вами сыщик - я не говорю знаменитый сыщик, но вы слышали, по всей вероятности, его имя в каждом участке!

При слове «сыщик» чистильщик ножей рас крыл рот и так заработал ногами, что камень завертелся не хуже молнии.

- И вот, - продолжал! Кенворти, - этому известному сыщику поручают поймать опытного преступника, бежавшего из ульстерской уголовной тюрьмы. Другой бы на моем месте, констэбль, окружил себя сотней помощников, оцепил все вокзалы, устроил засаду в Уайтчепле, вооружил лодочников, покрыл всю Темзу полицейскими яликами, разослал телеграммы с описанием наружности белого преступника… Так я говорю, или нет?

- Честное слово, так, - угрюмо вырвалось у самого Боба Друка, сердито, переступившего с ноги на ногу и чуть не столкнувшего точильный камень.

- Но я поступаю иначе, - милостиво прервал - Кенворти: - человеку даны мозги чтоб не шевелить зря руками и ногами!

Я просто пошел в портерную, сел и стал думать. Что говорит логика? Логика говорит: «вое люди подчинены человеческим привычкам», «преступник есть человек», «следовательно, и преступник подчинен человеческим привычкам»!

- Чёрт побери! - завистливо пробормотал Друк, скосив на сторону не только лицо, но и обе кисти О наручниками, вследствие чего стальные браслеты так и прижались к острому ребру точильного камни,

- Слушайте дальше, констэбль! - упоенно вещал Кенворти. - Каковы человеческие привычки, присущие всем людям? Прежде всего кушать и пить. Были бы мы с вами людьми, если бы Мы не кушали и не пили? Нет! Можем ли мы с нами отучиться кушать и пить? Еще раз нет…

(Ж-ж-ж-ж… ш-ш-ш-ш, - жужжал и шипел точильный камень, кушая стальную браслетку.)

- И потому, констэбль, для меня было ясно, что преступник рано утром захочет кушать и пить, и, вследствие закоренелой человеческой привычки пить not утрам кофе, он будет искать место, где ему это кофе дадут. А так как - следите за цепью моих рассуждений, констэбль! - рестораны открываются: не раньше одиннадцати, то преступник вынужден. будет, говорю я, спуститься в портерную и измененным голосом, подняв воротник к лицу, спросить себе кофе!

Здесь и констэбль и Кенворти бросили разом такой пронзительный взгляд на Боба Друка, что несчастный преступник зашатался.

- Сказать по чести, сэр, после этого можно сесть, где сидишь, и не встать! - с восхищением проговорил констэбль. - Все равно, сэр, умнее, чем ваша логика, ни с какой стороны не придумаешь!

Кенворти принял комплимент как заслуженный.

- В том-то и заключается практика, любезный, - самодовольно закончил он свою лекцию. - И когда я теперь пойду в Скотланд-Ярд, мистер Лестрад выйдет - ко мне, держа в руках телеграмму. «Ужасная неприятность, Ник, - скажет он мне, потому что, констэбль, он зовет меня просто по имени, как близкого человека, - можешь себе представить, этот негодяй сбежал из ульстерской тюрьмы!» - «Неужели, Лестрад? - отвечу я спокойным голосом, - а мне показалось, я держу его за моей спиной с наручниками на руках и под охраной этого молодца, констэбля номер…» Ай!

Пронзительный крик вырвался из груди знаменитого сыщика. Констэбль вздрогнул и обернулся. Прямо перед ним на земле, валялись перепиленные наручники, а Боба Друка простыл и след.

- Собака! - воскликнул Кенворти, кидаясь на точильщика. - Ты освободил государственного преступника!

Точильщик встал со своего сиденья, Глядя на сыщика честными серыми глазами, полными слез.

- Этого, сэр, я от вас не ожидал! - дрожащим голосом ответил бедняга. - Коли я заслушался себе, в убыток вашей соловьиной речи, так меня пожалеть надо, а не крыть такими словами! Как же это я мог его освободить, сударь, если он ие заплатил мне за работу ни полпенса!

- Что правда, то правда, мистер Кенворти! Тут поблизости есть хороший ресторан, чик, где публика обедает за пол шиллинга. Часа через четыре, по вашей логике, сэр, мы спокойно можем, сидя за столиком, рассчитывать…

- Дурак! - бешено прервал его Кенворти, выхватывая свисток и издавая пронзительный свист. - Оцепи дом! Устрой засаду на черной лестнице! Опиши швейцару наружность преступника! Вооружи дворников! Он мог скрыться только в этот дом - и никуда больше!