Солнце зажаривает над Миддльтоуном, птицы поют, деревья распустились, - словом, природа подогнала себя под календарь почти в самую точку, хотя, надо сознаться, старухе это с каждым годом становится все труднее и труднее.

Мастерская деревообделочного завода залита полным светом. Веселый гигант, Микаэль Тингсмастер, в переднике и с трубкой в зубах, знай себе работает да работает рубанком, стряхивая с лица капли пота. Белокурые волосы слиплись на лбу, фартук раздувается, как парус, стружки взлетают, свистя, во все стороны. Хорошая, гладкая штучка выходит из рук Микаэля Тингсмастера, весело подмигивает она двумя глазками:

Мик поднял ее на свет, полюбовался, вынул трубку и запел вполголоса, глядя на свою штучку:

Клеим, стругаем, точим, Вам женихов пророчим, - Дочери рук рабочих, Вещи-красотки! Сядьте в кварталы вражьи, Станьте в дома на страже, Банки и бельэтажи - Ваши высоты.

Кто не знает песенки Тингсмастера? Один за другим к Мику сошлись рабочие, улыбаясь и подтягивая.

- Ну, как дела, Мик? Как подвигается кресслингова затей?

Тингсмастер поднял вверх великолепный квадратный ящик, сделанный из драгоценного эбенового дерева.

- Вот оно как, ребята, - сказал он с улыбкой, - осталось только украсить его резьбой да передать на оптический завод, где уже все смастерил техник Сорроу. Вставят, вправят - и готова штука!

- Ловко! - захохотали рабочие. - А химики знают?

- И химики сделают свое дело. Дочь не пойдет против отца, никогда не пойдет, так и знайте, ребята.

- А секрет-то тебе известен, Мик?

- Не приставайте, не скажу. Да и не нашего это ума дело, братцы. Техник Сорроу намудрил, чуть ли не по-латыни.

Рабочие схватились за живот, надрываясь от хохота. А Мик как ни в чем не бывало смахнул с фартука стружки, надел картуз и пошел к себе домой скоротать полчаса, ассигнованных Джеком Кресслингом на обеденную передышку.

Скучно стало в маленьком домике Тингсмастера без верной Бьюти. Стряпуха поставила на стол тарелку с салатом и мясную похлебку, нацедила Мику жидкого пива и села с ним есть. Молча и торопливо окунали они ложки в тарелку, как вдруг задребезжало чердачное окно.

- Голубь! - воскликнул Мик и, бросив ложку, помчался на чердак. В самом деле, в окно бился почтовый голубь Мика.

Распахнув окно, он поймал голубя, погладил и опустил пальцы в мешочек на его шее.

- Странно! - пробормотал он, спуская голубя с пальца. - Никакой записочки ни от Биска, ни от мисс Тоттер.

Не успел он сказать это, как в чердачное окно влетели, один за другим, еще девять почтовых голубей и опустились с ласковым воркованием к нему на плечи и на голову. Голуби были живы и здоровы, мешочки у них на шее в полном порядке, но ни один из них не принес Мику письма.

- Несчастье! - воскликнул Мик. Он посадил голубей на их жердочки, насыпал им корму, налил воды и бросился бегом на ближайшую радиостанцию.

- Менд-месс!

- Месс-менд. В чем дело, Мик? - отрывисто спросил дежурный, возившийся над приемом депеши.

- Пошлите радио на «Амелию», дружище.

- Можно. Кому?

- Технику Сорроу. Передайте так: «Вестей нет, предполагаю несчастье, берегитесь Кронштадте подмена».

- Будет исполнено, Мик. Крупная игра, а?

- На человеческую жизнь, - ответил Мик, приложив к картузу два пальца, и опрометью помчался на завод.

Стряпуха аккуратно доела свою порцию похлебки и выглянула в окошко, не идет ли Мик. Потом вздохнула, почесала в ухе и честно разделила оставшуюся похлебку на две части, съев свою часть и облизав ложку.

- Мы люди бедные, но справедливые, - шептала она себе под нос, выйдя за дверь и поджидая Мика, - сейчас он, голубчик, вернется и съест свою долю, ровнешенько половину.

Однако же Мик не шел и теперь. Вздохнув еще громче, стряпуха опять поделила остаток на две равные части и съела свою долю, не забрав ни капельки у соседа. Так она делила и ела вплоть до сумерек, пока, наконец, на долю Мика не осталась одна деревянная ложка. Вздохнув, стряпуха убрала посуду и залегла малость вздремнуть.

А Тингсмастер вынул из-за пазухи горячую хлебную краюху и, разжевывая ее на ходу, нес изготовленный им ларец к себе домой, чтоб здесь выполнить для Кресслинга диковинную сверхурочную работу: покрыть драгоценное дерево тончайшей резьбой, вызвать к жизни сотню-другую лапчатых птиц, охотничьих собак, лисиц, зайчат, добрых коней и охотников на конях в длинных шляпах с перьями, в развевающихся плащах, в соколиных перчатках. А вокруг зверья и людей выточить тропку, обсадить ее листьями папоротника, ивой, тополем, дубом, поставить в стороне избушку, словом, навести таких чудес, таких тонких штук, чтоб каждый любовался и похваливал. В уголку же проставить невидимо для смертного глаза две крохотные буквы, чтоб свой брат, рабочий, поглядев сквозь лупу, сказал:

- Кто не угадает хитреца Тингсмастера? Кто, кроме него, еще может выдумать подобную штучку?!

Мик засветил лампу, заработал тончайшей иглой и замурлыкал свою песенку:

На кулачьих кадушках, Генераловых пушках, Драгоценных игрушках - Всюду наше клеймо. За мозоли отцовы, За нужду да оковы, Мстит без лишнего слова - Созданье само!