Было это в Ленинграде, в самый разгар кампании по поднятию производительности труда. Губсоюз текстильщиков переживал тревожные дни. Дано задание: перевести работниц хлопчатобумажных ткацких фабрик с двух станков на три. А чтоб понять всю сложность этого задания и всю его деликатную сторону, надлежало только побывать в самом штабе ленинградской армии текстильщиков — в губсоюзе, где вы могли на каждом заседании видеть легендарнейших людей, когда-то делавших чудеса и подпольях Иваново-Вознесенска, Ярославля, Костромы, Орехово-Зуева и других текстильных районов. Почетным председателем союза был товарищ Тюшин, патриарх с головой Льва Толстого, с застенчивой детской улыбкой, большой, мягкий, — в высоких валенках, — старый рабочий чье прошлое похоже на сказку. Вы могли встретить на этих заседаниях старых текстилей, борцов двух революций, прошедших через тюрьмы, этапы, ссылки. Их биографии в архиве союза могли бы наполнить вас детским благоговением, а сам хранитель архива, товарищ Перазич, чья благородная седая голова и лицо, опрозрачненное тюрьмой, от утра и до вечера, изо дня в день склоняется над историческими документами союза, он мог бы тихим голосом, поблескивая голубым глазом, дополнить эти сухие письмена рассказами, врастающими в память. Так вот, эти легендарные люди когда-то подняли забастовку и зажгли рабочих как раз против того же самого задания: перевода с двух станков на три. Только задание это ставилось труду капиталом. А сейчас они же должны проводить собрания по ткацким фабрикам и убеждать рабочих идти на то, что оценивалось ими много лет назад как «гнусная эксплуатация, каторжный труд и новая петля, закинутая на шею трудящемуся». Понятно теперь, что положение было из рук вон трудно и что многим оно внушало тяжелые опасения.