Полковник Максимов подробно изложил генералу все обстоятельства дела. Выслушав, тот долго поглаживал ежик волос, курил, раздумывал.

— Так, так… Ясно. Конечно, данные по Сибири — лакомая штука для тех, кто издавна рвался на русский Север. Однако близок локоть, да не укусишь! Для них сейчас важно… что важно, товарищ полковник?

— Нефть, товарищ генерал.

— Точно, аляскинская нефть. Ее до сих пор на Аляске не добывают, а только ведут весьма активную разведку нефтяных залежей. И занимается этим военно-морское ведомство США. Так ради этого они не то что архивные документы, а дедов родных из гроба поднимут…

— Безусловно, товарищ генерал. Отсюда и поиски ключей… в чужом кармане.

— Ну, что ж. Вами, товарищ Максимов, и вашими сотрудниками сделано много и сделано хорошо. Выло бы нецелесообразно на данном этапе следствия выключать вас из дела. Нам надобно действовать параллельно, произведя некоторое, так сказать, разделение труда. За вами оставляется честь довести до конца уголовную линию с Сухорословым. Я целиком и полностью согласен с вами: если он еще не завладел документом — этого, видимо, пока не произошло, — то должен оставаться в Крутоярске. Продолжайте поиск…

Генерал привалился грузноватым телом к столу, повторил:

— Итак, Сухорослов — за вами. Нужно найти его во что бы то ни стало. Но брать пока не следует. За спиной Сухорослова стоит некто, вдохновляющий и направляющий его. Необходимо установить их связи. Должны ведь они сноситься каким-то образом?! Вот этого «некто», будем называть его условно «Наставник», мы возьмем на себя. Мы придадим Чернобровину нашего работника, который и будет заниматься Наставником. Чернобровин не должен показывать вида, что знает своего напарника, и вмешиваться в его действия без особых на то указаний. Словом, все должно выглядеть так, будто вы продолжаете расследовать обычное уголовное дело. Пусть никто не подозревает, что теперь параллельно с вами работают органы безопасности. Вы установите наблюдение за квартирой Сухорослова и за музеем. Уже сделано? Отлично.

* * *

… Найти Сухорослова?! Легко сказать! В Крутоярске насчитывается больше пятисот тысяч жителей, и преступник, даже если он и оставался в городе, имел все возможности бесследно кануть в людском море.

И вот Чернобровин в штатском костюме, изменив внешность, появлялся всюду, где мог случайно встретить Сухорослова: на рынках, на железнодорожном и речном вокзалах, заглядывал в рестораны, пивные, чайные… Он знал, что ему всюду сопутствует напарник, но никогда не ощущал его присутствия.

На третьи сутки поиска Чернобровин обследовал район железнодорожного вокзала. К концу дня он наведался в еще один пивной павильон. Фасад этого заведения был выкрашен в ярко-голубой цвет, поэтому местные любители пива окрестили павильон «Голубым Дунаем».

Как и в любое время дня, здесь было людно и шумно. У столиков толклась разноликая публика. В углу кто-то пиликал на губной гармошке. Чернобровин в форме железнодорожника, с железным сундучком в руках, ни дать ни взять член паровозной бригады, идущий домой со смены, взял кружку пива и устроился за высоким столиком неподалеку от входа. Отсюда можно было обозревать помещение, посетителей за другими столиками и очередь жаждущих у прилавка, гудящую, как растревоженный пчелиный рой.

Стену над прилавком украшала большая копия со знаменитых репинских «Запорожцев», чрезвычайно примечательная по исполнению. У копииста, вероятно, не оказалось под рукой киновари и кармина, а потому веселые сечевики выглядели словно вываленные в муке и походили больше на пекарей. Завсегдатаи павильона привыкли к этому курьезу и не обращали на него внимания, Чернобровин же не мог удержаться от улыбки. «Уж не Сухорослова ли изделие?» — пришло ему в голову. Он усмехнулся и стал оглядывать зал.

Прямо против него, у соседнего столика, стоял Сухорослов. Длинные черные волосы, усики ниточкой над толстыми губами, бугристый низкий лоб все точно отвечало описанию его наружности, а узенький, едва заметный шрам на подбородке рассеивал последние сомнения. Сухорослов был одет с полуцыганским, полублатным шиком: серый каракулевый картуз с кожаной отделкой, замшевая куртка, брюки из дорогого синего материала с «молниями» на карманах, желтые сапожки. Явно нетрезвый, он клевал носом над своей кружкой.

Чернобровин достал из кармана коротенькую черную трубочку и закурил: этим условным знаком он давал знать напарнику, что Сухорослов находится здесь.

«Ах вы сени, мои сени!» — запиликала губная гармошка. Это означало: «Понял, вижу!».

… Менялись за столиком Сухорослова посетители, и каждый раз Чернобровин спрашивал себя: «Не этот ли вот черненький, низенький и есть Наставник? Или, может быть, вот этот солидный дядя?». Но ни тот ни другой ни движением, ни словом не пытались войти с Сухорословым в явный или замаскированный контакт. Они пили свое пиво и уходили. Сухорослов также не обращал ни на кого внимания, только время от времени апатично потягивал из кружки.

Вот к столику Сухорослова протиснулся некто в летнем коломянковом пиджаке и светлой фетровой шляпе, под мышкой — портфель и газета. Какой-нибудь командировочный из тех, что ежедневно десятками прибывают в Крутоярск и убывают из него. Вежливо осведомившись: «Тут свободно?» — занял место, одул пену и, отхлебнув из кружки, поставил ее на столик. На полочку под крышкой столика положил портфель и газету, достал платок и, не торопясь, обтер светлые, коротко подстриженные усы я потное лицо.

Если бы пивная была освещена получше и старший лейтенант стоял поближе, он заметил бы, возможно, что посетитель в фетровой шляпе бросил искоса быстрый взгляд на Сухорослова и в его глазах сверкнул недобрый огонек. Но огонек тотчас погас, и Чернобровин ничего не заметил, не услышал в гомоне пивной, как, поднося кружку к губам, неизвестный прошипел сквозь зубы: «Нализался, идиот!».

Посетитель допил пиво, взял портфель и проследовал к выходу. Газета, свернутая в узкую полосу, осталась лежать на полочке. Чернобровин ожидал, что ему крикнут вслед: «Гражданин, газетку забыли!». Нет, никто не крикнул…

За ним покинул павильон «музыкальный посетитель» с губной гармошкой. Он еще относительно твердо держался на ногах.

Сухорослов остался за своим столиком один. Покатав глазами направо-налево, он опустил руку под крышку столика и потянул газету к себе. Быстро сложив ее, сунул в карман.

«Значит, это был «он!» — ликующе подумал Чернобровин. — Вот удача! Ну, за того можно не беспокоиться, след взят. Посмотрим, куда направит стопы мой подопечный».

Сухорослов побрел в сумрак привокзальных переулков. По дороге зашел в продовольственный магазин и взял еще поллитра водки. Чернобровин, наконец, установил новый адрес Сухорослова: он нашел временный приют у своей давней приятельницы по спекулятивным делам.

* * *

… Напарник, однако, оказался не так удачлив, как Чернобровин. Он, правда, сумел сфотографировать гражданина в фетровой шляпе, но потом тот внезапно остановил такси и укатил. Это вышло так неожиданно и быстро, что напарник ничего не мог предпринять, только заметил номер машины (шофер такси потом сообщил, что седок в фетровой шляпе слез на Центральном проспекте, сунул деньги и ушел).

Еще сутки прошли в напряженных, но безуспешных попытках восстановить след человека в фетровой шляпе.

Квартира Сухорослова находилась под неослабным наблюдением. Но и отсюда сообщения были неутешительные: Сухорослов залег, как барсук в норе, и не показывался.

Генерал с Максимовым, посовещавшись, пришли к выводу: Сухорослова надо брать. Когда он снова выйдет на явку, неизвестно. Если же Наставник учуял слежку, то времени терять нельзя. Оставалась надежда через Сухорослова восстановить потерянный след.

— Товарищ полковник! — взмолился Чернобровин, узнав об этом решении. Подождите еще немного. Сухорослов должен непременно второй раз вернуться в музей! В первый раз он ничего не взял, ручаюсь. Он даже не успел как следует просмотреть папку, ему помешала Ковальчук. Он искал документ в комнате Зинаиды Васильевны. Лист из диссертации он захватил как оправдательный документ перед Наставником. «Вот, дескать, я был в музее!» И, прежде всего, как свидетельство того, что тайна завещания еще не стала достоянием советских людей. Потом, когда все уехали, он снова вернулся в зал и попытался продолжить поиски…

Чернобровин остановился.

— Продолжайте, — сказал полковник.

— Сухорослов, конечно, страшно торопился и нервничал, ведь он все время ходил по острию бритвы. Понимал, как сильно рискует. Ищет папку нету; если помните, я накануне поднял ее и положил на стеклянный шкаф. Сухорослову стоило только поднять голову, чтобы увидеть эту папку… Но он не сделал этого. Вот эта «психическая слепота» говорит о том, в каком состоянии находился преступник. А тут Кирюхин то и дело подходит к двери и проверяет печати… И Сухорослов решил больше не испытывать судьбу…

— Но почему же все-таки следует ожидать нового визита Сухорослова?

— Наставник выждал, пока немного уляжется суматоха, связанная с первыми днями следствия. На явке Сухорослов получил от него директиву довести дело до конца, то есть вторично проникнуть в музей. Эта директива была передана через газету, в какой форме — трудно сказать. Газету Сухорослов, надо полагать, уничтожил.

— Очень логично и интересно, прямо художественную картину нарисовали, — сказал полковник, улыбаясь. — Но, Вадим Николаевич, это опять-таки гипотезы. А где доказательства, что Сухорослов явится снова?

— Поступили сведения, что приятельница Сухорослова была у Косого и получила от него набор отмычек.

— А! Это уже не журавль в небе, а синица в руках. Что же вы предлагаете? Засаду?

— Я предлагаю нечто лучшее. Сухорослова мы, конечно, возьмем. Но нужно обставить операцию так, чтобы он еще до момента задержания сам показал нам, где находится завещание.

— Как же вы это сделаете?

— Вот как. Папку нужно положить на место…

И Чернобровый выложил свою идею. Предложенный план получил полное одобрение.