На Востоке есть старинная притча, распространению которой на Западе по мере сил способствовал и я, ее часто называют «Историей о слоне в темноте».

В этой истории несколько человек залезают ночью в цирковой шатер, желая узнать, что там находится. Они слышали, что приехавшие на гастроли циркачи привезли с собой нечто, именуемое слоном. Но они не знают, каков слон на самом деле.

Итак, эти люди пытаются определить на ощупь, что такое слон. Одному из них попадается хвост, и он думает, что слон – это змея. Второй возражает, потому что нащупал ногу. «Нет, слон похож на столб», – говорит он. Третий, потрогавший хобот, заключает, что загадочное животное должно быть чем-то вроде шланга. И хотя они приблизились к слону вплотную, им так и не удается понять, как же он выглядит по-настоящему.

Эту историю часто используют как введение в нашу философию, и она отлично подходит для этой задачи. Люди, искушенные во многих других науках, написали о нас уйму книг, утверждая, что мы мистики, или что мы напоминаем греческих, индуистских и буддийских мыслителей, или что мы возникли как реакция на ислам или даже пропагандируем какой-то гипертрофированный ислам. Разве это не напоминает вам тех, кто бродил вокруг слона в темноте?

Так что в первую очередь мы, естественно, говорим о том, что вы можете попытаться осмотреть – или ощупать – слона по частям, но вам не следует делать из этого поспешные выводы. Постепенно вы сложите эти части воедино, и в результате у вас получится не набор разрозненных понятий (змея, столб и так далее), а нечто, о существовании чего вы раньше и не подозревали, – тот самый «слон».

Чтобы подготовить людей к постижению «слона», символизирующего собой нашу философию в целом, мы вынуждены поначалу объяснять, из каких частей он состоит, как поступили бы и вы, если бы вам пришлось описывать слона людям в темноте. В нашем случае этими отдельными частями служат беседы, лекции, книги, а также методы и идеи, которые излагаются преподавателями нашего учения уже много сотен лет подряд.

Однако, для того чтобы обеспечить какой-то прогресс, нам прежде всего необходимо убедиться, что наши слушатели подготовлены к пониманию. Нам нужно двигаться медленно, шаг за шагом. Если бы, к примеру, во тьме под цирковым шатром, где держат слона, собрались люди, не знающие, что такое шланг или столб, мы даже не смогли бы воспользоваться этими аналогиями. Перед нами были бы слушатели, не достигшие даже уровня тех любопытных горожан, которые прокрались ночью в цирк, чтобы узнать, как же все-таки выглядит таинственное животное по имени слон. Поэтому сначала суфийское учение предоставляет интересующимся письменные и устные материалы, составляющие его основу. Поскольку эти материалы могут быть запечатлены на бумаге и таким образом переданы в удобной форме, их следует прочесть и осмыслить, прежде чем приступать к чему-либо еще.

Этот процесс можно назвать освоением. Чтобы помочь людям освоить то, что им нужно знать, мы должны сначала узнать многое об этих людях. Потом мы составляем письменные материалы в соответствии с их нуждами. Вот почему суфийские тексты заново перелагаются знатоками этой философии для каждого поколения и в каждом культурном регионе.

В большинстве своем люди наивно полагают, что если им под силу задать вопрос, то они столь же легко могут и понять ответ на него. Ведь учиться, задавая вопросы, – обычная практика. Однако эти люди совершают ошибку, считая, что раз на свете есть вопросы, на которые легко получить конкретный ответ, то к этому же типу относятся вообще все вопросы. Вдумайтесь, и вы поймете, что это совсем не так. Если я спрошу вас, что такое стул, вы можете показать мне на этот предмет мебели, и нам всем будет ясно, что вы имеете в виду. Это пример простого вопроса и ответа. Но если я спрошу вас, что такое вкус клубничного варенья, как вы мне ответите?

Конечно же это означает, что есть разные типы понятий – с одной стороны, понятие «стул», легко доступное большинству людей и не требующее для своего постижения особых условий, а с другой – понятие «вкус клубничного варенья» (или еще чего-нибудь), которое можно постигнуть лишь при наличии варенья и вкусовых сосочков.

Так как же угостить желающих вареньем и натренировать их вкусовые сосочки?

В суфийском учении это делается при помощи так называемых импульсов. Источником импульса может быть притча, событие или утверждение. История о слоне в темноте дает такой импульс. Всякий подобный импульс служит для того, чтобы проиллюстрировать что-то (суть проблемы со слоном), либо для того, чтобы закрепить это у вас в памяти, как бывает с притчами. Импульсы производят и другой эффект, который мы пока можем назвать только «тренировкой вкусовых сосочков», поскольку общепринятого термина для него нет.

Ближе всего к описанию этой разновидности жизненного опыта можно подойти, если сравнить ее с особым навыком или умением – когда оно у вас появится, вы сможете им пользоваться.

Пожалуй, для введения в нашу философию сказано уже вполне достаточно. Теперь пора ее изучать. А путь для ее изучения таков: надо читать сборники историй, которые мы публикуем, и подмечать, где их герои делают поспешные выводы, или задают вопросы, не умея правильно их сформулировать, или воображают, что наши идеи можно описать в терминах, позаимствованных из других областей.

На раннем этапе очень важно привыкнуть к нашим притчам и тому, как их следует понимать. Каждый год мы получаем из всех уголков мира буквально тысячи писем с вопросами, ответы на которые уже есть в книгах. Порой – и тоже совсем нередко – нам присылают истории, далеко не удовлетворяющие тем требованиям, каким должны отвечать полноценные притчи в нашем понимании этого слова. Научитесь улавливать характерный аромат мудрой притчи, потому что это принесет вам огромную пользу.

Помните нашу пословицу: «Из кувшина нельзя ничего налить, пока его не наполнишь». И это содержимое имеется в тридцати с лишним книгах, составленных ради того, чтобы подготовить людей к постижению нашего знания. С нашей стороны было бы несправедливо ждать, что без этой базовой подготовки вы сможете понять ответы на те разнообразные вопросы, которые нам задаете. Точно так же и вам бессмысленно задавать вопросы, пока у вас нет информации, на которую вы должны опираться, когда задаете их.

Помните и то, что, кроме анализа и обсуждения письменных текстов, необходима еще и восприимчивость. Наши притчи не требуют ни механического заучивания, ни слепой веры. Они предназначены для того, чтобы открывать в вас новые возможности. Дайте им проникнуть в ваше сознание.

Помните также, что в притчах содержится отнюдь не все суфийское учение. Поскольку теперь суфийские истории гораздо чаще находят дорогу в печать, некоторые самозваные эксперты взяли моду легкомысленно утверждать (даже в серьезных справочниках), что «суфизму учат только посредством притч». Не надо слушать этих невежд, но знайте, что притча играет в нашей традиции очень важную роль.

История о рисе и карри

Давайте познакомимся с традиционной притчей в одном из ее вариантов – историей о рисе и карри.

Герой этой индийской притчи, проголодавшись, зашел в харчевню и заказал себе рис и карри.

– Я тороплюсь, – сказал он подавальщику.

Тот ушел и вскоре вернулся.

– Вот карри, – сказал он, – а рис будет готов с минуты на минуту.

Запах карри еще сильнее раздразнил аппетит посетителя. Не выдержав, он съел соус просто так.

Через несколько минут ему принесли рис.

– Вареный рис без ничего? – сказал едок. – Дайте к нему карри!

Подавальщик отправился за карри, но голодный посетитель не утерпел и набросился на рис. Едва он очистил тарелку, как услышал:

– Вот ваш карри. А рис уже съели?

– Принесите мне еще немного рису, я съем его с этим соусом, – попросил клиент…

И так далее.

Эту историю часто рассказывают как анекдот те, кого интересует лишь ее шуточное содержание. Многих она весьма забавляет. Что ж, почему бы и нет?

Есть, конечно, и до боли знакомая реакция педанта: нужно было сразу сказать подавальщику, чтобы он принес рис только вместе с карри. Но тогда мы не имели бы этой истории, иллюстрирующей…

Иллюстрирующей что? То, что люди хватают вещи, которые кажутся им привлекательными, и поглощают их «без разбору».

Кое-кто пытается поступать так и с суфийскими текстами. Суфии, которые определенно не уступают ученым в уме, а зачастую и в образованности, без устали порицают последних за уверенность в том, что метод педантов – единственный метод, дающий какие-либо результаты. Ведь с помощью этого метода можно получить лишь результаты одного типа.

Узколобые теоретики и прочие умники также очень любят приводить эту историю в доказательство «ущербности» суфийского учения. «Если суфийская мудрость подается ученикам только хаотически, как рис и карри в этой истории, она, должно быть, столь же неудовлетворительна!» – брюзжат они. Если вы согласны с ними, пожалуйста, немедленно оставьте свои попытки проникнуть в суть суфизма, потому что все равно этим дело и кончится – если не сейчас, так потом. Умники почему-то забывают, что многие поколения мыслителей посвятили всю свою жизнь изучению деятельности великих суфиев (например, Руми и Газзали), а ведь трудов этих людей просто не существовало бы, если бы они не обучались на таких притчах, как история о рисе и карри!

Беда не в том, что ограниченные ученые предпочитают знанию педантизм. Просто они порой бывают уверены, что педантизм – это и есть дорога к знанию. А хуже всего то, что на протяжении столетий многие из них пытались применить свой метод к суфийскому мировоззрению. Их книг вокруг с избытком, даже по сей день.

Педантизм – искусственная позиция, чуждая нашей природе. Если вы тоже собираетесь занять ее, советую вам сначала хорошенько подумать.

Договор и предположения

Есть древняя восточная притча, служащая иллюстрацией ко многим идеям, и здесь мы можем в учебных целях воспользоваться ею, чтобы усвоить хотя бы несколько из этих идей.

Она называется «История о песках», и содержание ее таково.

Была на свете речка, она брала начало из маленького родника, а потом бежала и бежала, по дороге к ней присоединялись другие речки, и наконец она превратилась в большую реку. Она сделалась такой широкой, глубокой и полноводной, что стала считать себя могучей и непобедимой.

Через сотни миль пути по лесам и полям река вдруг встретилась с огромной пустыней, такой необъятной, что сначала речная вода образовала зыбучие пески, а потом начала исчезать. Увидев впереди высокую гору, река подумала: «Ах, если бы мне только добраться до этой горы и преодолеть ее! Тогда я сбежала бы вниз с другой стороны и нашла счастье, слившись с далеким океаном».

Но река не только уже почти потеряла способность двигаться вперед – она поняла, что, если даже ей и удастся достичь горы, она никогда не переберется через вздымающиеся в поднебесье пики.

Что ей было делать? До сих пор все шло хорошо: люди возносили хвалу ее прохладным струям, в них плавали рыбы, берега пропитывались ее водой и давали богатые урожаи. А потом она уперлась в песчаный барьер и заболотилась, а впереди неодолимой преградой выросла гора.

Снова и снова пыталась река хлынуть дальше, но каждый раз ее воды просто уходили в песок.

И тут река услышала шепот ветра – сначала тихий, потом погромче. Ветер сказал ей: «Если ты останешься здесь, то погибнешь, но если ты позволишь мне поднять тебя высоко в небо и перенести над горой, я уроню тебя с другой стороны в виде дождя. Тогда капли опять смогут собраться, стать ручьем, а затем рекой, и в конце концов ты вольешься в океан. Так делают все ветра и все реки, и если ты не согласишься на это, то дальше тебе не пройти».

Но река ответила: «Сколько я себя помню, я всегда была бегущей водой. Как же мне теперь принять на себя роль пассажира? А кроме того, откуда мне знать, что ты сдержишь свое обещание и отпустишь меня в целости и сохранности на другой стороне?»

Ветер негромко пошумел, ничего не ответил и унесся прочь.

Брошенная в одиночестве, река обнаружила, что теряет все больше и больше воды, что ее жизнь понемногу уходит в бездонные глуби песка, и призадумалась. «Я не могу сама двигаться вперед, – сказала она себе, – и не могу оставаться здесь, потому что исчезаю в земле. Значит, я должна принять предложение ветра».

Скоро ветер вернулся и стал дуть над водой, пытающейся достичь горы. «Стой! – воскликнула река. – Возьми меня наверх. Теперь я поняла, что мне нечего терять…»

И ветер мало-помалу поднял реку на своих крыльях и бережно перенес за гору, а там пролил наземь тихим дождем. Капли стали собираться в лужи, потом в ручейки, потом в речки, а потом из них получилась могучая река, которая в свое время влилась в могучий океан.

Так вот, всякий человек порой становится похож на эту реку. Он делает предположения, как река, уверенная, что ее жизнь будет и дальше течь своим неизменным путем. Он пытается заключать договоры с людьми или с судьбой и требует объяснений, хотя сам еще не в силах понять ответы на свои вопросы.

Первоначальная цель обучения суфизму состоит не в том, чтобы направить людей по единственно верному пути, и не в том, чтобы вооружить их догмами или чужими мнениями. Цель в том, чтобы обогатить их новым опытом и впечатлениями, которые позволят им понимать то, чего они раньше не понимали, а при необходимости и заключать договоры, способные принести истинную пользу.

Быть или делать

Знаменитого суфия спросили, что он делает.

«Ровно ничего», – ответил суфий.

Эта позиция осуждалась мирянами («бездельничать грешно») и приводила в восхищение дервишей («тот, чье „я“ бездействует, дает возможность проявиться Божьей воле»).

По этим отзывам можно понять, как устроены миряне и что волнует дервишей. В противоположность тем и другим суфии (аль-и-расида, «достигшие») осуждают вышеприведенный ответ по иной причине: тот, чья индивидуальность и впрямь уступила место Истине, не скажет «я ничего не делаю» в обычном смысле. Он скажет: «Я есть».

Один суфий сказал: «Если кто-то спрашивает вас, кто вы или что вы делаете, вы отвечаете ему в соответствии с тем, кто он сам и что делает он сам. Это упражнение на вежливость и здравый смысл, ведь если ребенок спросит, кто вы такой, вы не станете отвечать ему: „Я философ“. Поступить так значило бы пренебречь нуждами ребенка. Вашим ответом в этом случае будет „Я отец твоего друга Саида“ или „Я твой дядя“, в зависимости от обстоятельств».

Иглу

Член миссии ООН в Афганистане постоянно спорил с неким ученым насчет суфийских идей. Ученый был уверен, что знает о суфиях все: разве он не читал их книг и не выступал с лекциями о них? По его мнению, иностранец не мог знать на эту тему решительно ничего. «Вы же канадец, – говорил он, – а суфизм – часть моего культурного наследия. Поэтому моя трактовка этой философии заведомо лучше вашей, и я не собираюсь ни переубеждать вас, ни препираться с вами».

Но канадец искал для себя суфийского наставника и не мог поверить, что его собеседник годится на эту роль. По базарам пошли слухи о чудаке из неверных, который бросил вызов афганскому мудрецу, заявив, что имеет право изучать суфийский путь независимо от того, перенял ли он местную культуру. Большинство решило, что он сумасшедший.

И он подтвердил эту догадку, когда в один прекрасный день обнаружили, что он построил себе иглу из ледяных глыб, и не где-нибудь, а прямо в саду того самого именитого ученого, в городе Кабуле.

Ученый был в ярости; вокруг столпился народ, послали за полицией.

Пока продолжалась вся эта суматоха, мимо проходил настоящий суфийский наставник. Он остановился и немного послушал, а потом взял канадца за руку и сказал: «Я обучу тебя, потому что никто из них ничего не понимает».

Они отправились своей дорогой, и об этой истории судачили еще долгие месяцы, а то и годы. Затем как-то раз ученый стал рассказывать о выходке сумасшедшего канадца и о «фальшивом суфии», который увел его, на одном публичном сборище, где присутствовал другой настоящий суфий. Он встал и сказал:

– Канадец знал об ильм-и-ишарат (искусстве намека) больше любого из вас, так что оставьте ваши невежественные нападки на безумных канадцев и фальшивых суфиев. Этот канадец был эскимосом. Ученый заявил, что весь суфизм принадлежит ему по праву наследования. Ответ канадца, данный в наглядной форме, гласил: «Если суфизм твой и не может принадлежать всем, поскольку он зародился здесь, то я утверждаю, что снег, на котором я поставил свое иглу, и лед, из которого я его сложил, принадлежат мне, где бы их ни увидели, поскольку я впервые увидел их на холодном севере Канады».

Менталитет философа

Люди часто спрашивают о различиях в образе мыслей суфия и философа. Эта история подчеркивает одно из таких различий.

Жил-был на свете философ-буквоед, который то и дело повторял своему знакомому суфию (хотя тот вовсе не просил у него совета), чтобы он любой ценой держался подальше от женщин. «Они тебя погубят!» – твердил философ.

В один прекрасный день суфий заметил, что его ученый друг не пришел повидаться с ним, как обычно, и решил выяснить, что с ним сталось. Для этой цели он велел своему ученику сходить к мыслителю домой. «Он влюбился», – вернувшись, сообщил тот.

Суфий немедленно встал и в сопровождении учеников отправился к мудрецу.

Добравшись до места, они с изумлением увидели, что философа с удилами во рту и привязанными к ушам поводьями оседлала какая-то прекрасная молодая незнакомка и разъезжает на нем по улице. Философ был совершенно одурманен ею, а она заставляла его делать все, что ей вздумается.

Суфий воскликнул:

– Ты же сам советовал мне не связываться с женщинами, утверждая, что они могут погубить мужчину!

– Верно, – пропыхтел философ, не останавливаясь, ибо красавица без устали пришпоривала его, – и теперь ты видишь, насколько я был прав!

Как гласит известная пословица, «Надень повязку на глаз одноглазому, и он воскликнет: „Доброй ночи!“».

Священник, суфий и ученик

Некий священник пришел послушать суфия и увидел, что он очень свободно обсуждает все свои проблемы с молодым учеником.

– Тебе следовало бы держать этого юнца в страхе, – заявил он суфию. – Весь мой опыт показывает, что, если давать людям слишком много воли в рассуждениях, они перестают тебя уважать, а это определенно не идет на пользу ни тебе, ни твоему делу.

Суфий ответил:

– Соверши с нами небольшое путешествие, и я покажу тебе кое-что интересное.

Втроем они отправились в путь. Вскоре суфий сказал священнику:

– Какое чудесное стадо овец пасется вон там!

– Это не овцы, а козы, – возразил священник.

Но суфий настаивал, что видит овец, и священник, потеряв терпение, обратился к ученику:

– Скажи ты – овцы это или козы?

– Конечно овцы, – ни секунды не медля ответил юнец.

Прошло еще немного времени, и путешественникам встретился яблоневый сад.

– Отличные груши! – сказал суфий.

– Это же яблони! – взревел священник.

– А ты как думаешь? – спросил суфий ученика.

– Я думаю, это груши, – мгновенно ответил тот.

Священник злился все больше и больше.

– Что делают вон те люди? – спросил потом суфий. – По-моему, это воины.

– Да, воины, – подтвердил ученик.

– Никакие они не воины – они женщины, и это всякому ясно! – завопил священник.

Так оно и продолжалось – снова, снова и снова. Путешествие заняло несколько дней, и каждый день суфий видел то, чего не видел священник, или не видел того, что видел священник. И всегда ученик соглашался не со священником, а с суфием.

Наконец они вернулись туда, откуда вышли, и суфий сказал священнику:

– Ты думал, что я слишком доверяю своему ученику и поэтому он должен потерять ко мне уважение. Но теперь ты сам убедился, что он поддерживает меня даже тогда, когда я заблуждаюсь.

– Но как ты сумел воспитать этого юнца таким образом? – спросил священник. – Ведь слова духовного пастыря должны быть абсолютно безошибочными. Если бы я сказал своим прихожанам, что синее – это зеленое или что курицы – это воробьи, они перестали бы мне верить…

– Это долгая история, – отозвался суфий, – но я сокращу ее для тебя. Видишь ли, священники стараются сделать так, чтобы люди относились ко всему в этом мире как к реальности. Они клянутся, что это есть это, а то есть то, и никакие отклонения невозможны. И что же происходит в результате? Когда люди замечают, что в этом мире полно несообразностей, они теряют веру в священников. Ведь их слова, как ты сам сказал, должны быть абсолютно безошибочными. А значит, когда священник, хоть он и такой же человек, как все остальные, делает или говорит что-то, чего люди не одобряют, они теряют веру в священника и в то, что он проповедует.

У нас же все устроено совсем иначе. Мы верим, что этот мир несовершенен и что вещи не такие, какими они кажутся. Далее, когда я впервые встретил этого юношу, то сказал ему: «Я человек, а стало быть, несовершенен. Хочешь ли ты следовать за мной? Я могу вести тебя, только если ты сам этого пожелаешь, ибо никто не вправе требовать повиновения – им можно лишь пользоваться, если оно уже есть. Если ты последуешь за мной, то можешь не получить за свои старания ровным счетом ничего. Готов ли ты пойти на этот риск, потому что мы не даем никаких гарантий?»

На этом месте священник, вообразивший, что находится в компании дьявола, прервал беседу. Нет сомнений, что он и поныне действует где-то так, как считает правильным. Остается только надеяться, что его суждения теперь более разумны, чем в тот раз, когда он принял суфия за дьявола…

Персики

Жили-были в далеком краю три семьи, которые употребляли в пищу только персики, приготовленные различным образом.

В одной семье варили персики в сахаре и пили сироп. В другой сушили плоды на солнце и ели их, когда они становились твердыми, как камень. В третьей кололи косточки и съедали их ядрышки, а сами персики выбрасывали.

Стоит подчеркнуть, что, хотя все они начинали с одних и тех же фруктов, никто из них никогда не ел персиков в их натуральном виде; однако, как ни странно, многие члены этих семей страстно мечтали о том, что в разговорах между ними называлось «истинная реальность». При этом члены каждой семьи были убеждены, что их часть персика ближе к истинному персику, к «персиковости».

Однажды проходящий по их стране чужеземец услышал, как они обсуждают свои проблемы. Он сказал: «Все вы не правы. Персик – это нечто более свежее и совершенное, более естественное, более близкое к своему источнику». Они велели ему убираться прочь.

Второй путник, явившийся чуть позже, сказал: «Вы все отчасти правы». Но они прогнали и его со словами: «Откуда ему что-нибудь знать? А кроме того, каковы его побуждения?»

Однако затем к ним прибыл третий путник, который сказал: «Бросьте-ка ненадолго варить свой сироп, сушить фрукты и колоть косточки, и я покажу вам кое-что». Но они слишком привыкли к своей деятельности и к своей пище; более того, они были одержимы поисками «истинной реальности», а от этой страсти очень трудно избавиться, как и от привычки постоянно спорить. Так что они прогнали и этого чужестранца.

Потом все принялись за эксперименты. Сироп варили то подольше, то побыстрее, сушеные персики резали на мелкие дольки и даже поджаривали, а косточки кололи самыми разнообразными способами. Никто не мог бы сказать, что три семьи мало усердствуют в своей погоне за истинной реальностью. И конечно же все нередко вспоминали о тех трех путниках.

В беседах на эту тему часто слышалось такое замечание: «Они все говорили разные вещи, поэтому только один из них мог быть прав». Отдельные мыслители пытались систематизировать «идеи» чужеземцев, но все эти потуги кончались полным разочарованием. И если не считать нескольких скромных чудаков, до которых никому нет дела, все остальные обитатели Страны Трех Семей, Питающихся Персиками, и поныне упорно пререкаются друг с другом.

Что ж, эти люди ничуть не похожи на нас, верно? И у нас, разумеется, нет ничего общего с ними. Откуда мы это знаем? Мы знаем это, поскольку нам ясно, что беда этих трех семей заключалась в их привычке всегда исходить из готовых предположений. В поисках истинной реальности они опирались не только на свои индивидуальные мнения – мнения тех, кто варил персики, сушил их или колол их косточки, – но и на общее для всех негативное предположение о том, что свежие персики ни за что не могут быть истинной реальностью. Вот что стояло за всеми их рассуждениями, хотя сами они этого и не осознавали.

Идрис Шах

Хушхал-хан (1613–1689) из клана Хаттак – величайший поэт пуштунского народа. Крупный военачальник и лидер сопротивления Моголам, он попал в плен к индийскому императору Аурангзебу и часть шедевров афганской национальной поэзии была написана им в тюрьме.

В стихотворении «Тыква» он сравнивает показную силу способной на быстрый рост лозы – империи Моголов – с устойчивой мощью платана, символа племен, говорящих на пушту:

Его слова вдохновляли афганских патриотов на протяжении почти трех столетий. И сейчас защитники афганских границ повторяют такие строки, не потерявшие своей актуальности с той древней поры:

Честь

Торговец воздухом

Султан Махмуд Газневи, уничтожитель идолов, был великим афганским завоевателем, но по мере того, как росла его империя, ему становилось все труднее управлять ею.

Его мудрый раб, знаменитый Аяз, о котором сложено много историй, отказался от высокого поста, однако всегда был рядом с Махмудом, готовый дать ему совет по первому требованию.

Как-то раз султан Махмуд стал в тупик: он узнал, что один из трех главных министров присваивает огромные суммы денег, но делает это так ловко, что сократить имеющийся список подозреваемых больше не удается.

– Аяз, – сказал правитель, – мошенника необходимо поймать, иначе моя империя падет. С другой стороны, я не могу рисковать преданностью двух честных министров, поскольку каждый из них пользуется в наших владениях широкой поддержкой, а они непременно затаят на меня обиду, если я допрошу всех троих. Мы должны определить, кто преступник, причем угадать надо с первой же попытки.

– Махмуд, – ответил Аяз, – я выполню эту задачу, если ты дашь мне соответствующие полномочия.

– Делай все, что считаешь нужным.

Аяз вызвал троих министров и сказал им:

– Наш повелитель желает, чтобы каждый из вас попытался подчинить воздух его высочайшей воле. Как великий монарх, он, без сомнения, владеет не только своими землями, но и ветрами, которые гуляют по просторам его империи. Однако сейчас это не имеет практического воплощения, и объяснить такое положение дел можно лишь нашей халатностью или недостатком изобретательности.

Вельможи поклонились и вышли.

Спустя несколько месяцев Аяз снова призвал всех троих ко двору и в присутствии султана спросил, как они выполнили его поручение.

Первый министр сказал:

– Я соорудил ряд прохладных комнат, в которых воздух циркулирует по разным путям, так что наш повелитель может найти там убежище от летнего зноя. Этой системой могут пользоваться и обычные люди.

Второй министр приблизился к трону и сказал:

– Я построил мельницы, которые мелют зерно. Казна получает от этого доход, а простые люди – работу и пищу.

Третий министр сказал:

– А я установил новый налог. Теперь каждый должен платить за воздух, которым он ежедневно дышит.

Аяз поклонился султану и сказал:

– Изобретения первых двух министров конструктивны и обеспечивают вашему величеству прибыль, а вашим подданным – облегчение. Третий же министр не только не сделал ничего хорошего, но и отнял у людей право, которым они обладали. Это поступок тирана, обманщика и расхитителя.

Третьего министра так потрясло это заключение, что он тут же признал свою вину.

Стоит ли менять будущее

Первого правителя Афганистана, Ахмад-шаха, короновал богослов по имени Сабир-шах. Умные люди рассказывают, что однажды в его приют близ Кандагара явился сам верховный властитель.

– О великий мудрец! – сказал он. – Я хочу знать будущее.

– Я сделал тебя царем, – ответил суфий. – Неужели этого недостаточно? Да и сможешь ли ты вынести бремя знания о грядущем?

– Наверное, ты прав, – согласился монарх, – но меня не покидает жгучее желание знать, что мне суждено. И я готов нести это бремя. Я не успокоюсь, покуда не узнаю своей дальнейшей судьбы.

– Освободи меня от ответственности, – промолвил Сабир-шах, – и я исполню твое желание.

Ахмад обрадовался и тут же заявил, что не будет корить мудреца, что бы ни произошло.

– Тогда иди, – сказал Сабир-шах, – и вскоре твое будущее станет тебе известно.

Через несколько дней, отдыхая в тени дерева, правитель услышал щебет двух птиц. Внезапно он обнаружил, что может понимать смысл их речей.

– Лошадь падишаха может захромать, – сказала первая птица.

– В этом случае она его сбросит, – ответила вторая.

– Тогда он пропустит встречу с армией эмира Юсуфа.

– И эмир, рассердившись, откажется стать его союзником.

Птицы улетели прочь, и Ахмад стал каждый день менять лошадей, постоянно держа еще нескольких про запас.

Он встретился с эмиром Юсуфом, и они заключили союз. Их договор усилил влияние эмира, который стал привлекать на свою сторону все больше и больше знати и претендовать на трон. Из-за этого Ахмаду пришлось провести шестнадцать лет в почти непрерывных сражениях.

Однажды, измотанный битвами, правитель услышал разговор двух других птиц, присевших на скалу.

– Если бы лошадь падишаха захромала, она сбросила бы его, он не заключил бы договор с эмиром Юсуфом и у того не хватило бы сил на борьбу с ним, – сказала первая птица.

– Конечно, – подтвердила вторая. – Тогда падишах был бы в безопасности, а в его владениях царили бы мир и благоденствие.

– Но он пожелал изменить будущее, – заметила первая птица.

После этого Ахмад-шах обнаружил, что утратил способность понимать птичий язык.

Мошна с золотом

Император Бабур в качестве предосторожности спрятал в дупле дерева рядом со своим укрепленным дворцом мошну с золотыми монетами. Возможно, размышлял он, когда-нибудь ему придется спасаться бегством, ведь жизнь монархов всегда полна опасностей.

Один придворный, человек нечестный, наткнулся на золото и украл его. Бабур подозревал, что преступник именно он, хотя прямых доказательств у него не было.

Он пригласил этого придворного на трапезу и в присутствии других подданных завел разговор о пропавшем золоте:

– Я спрятал немного денег – где, я вам не скажу – и теперь думаю, будет ли их достаточно в случае мятежа.

– Сколько их там, ваше величество? – спросил тот самый придворный.

– Всего-навсего пятьсот золотых. Пожалуй, добавлю-ка я туда еще тысячи три-четыре. Как ты считаешь, стоит мне это сделать?

– Да, конечно, – сказал придворный, алчно подсчитывая в уме, сколько он теперь сможет украсть, если положит ворованное золото обратно и правитель добавит к нему еще три или четыре тысячи.

Когда он пришел к дереву с похищенными деньгами, там его уже поджидал император.

– Твоя жадность помогла тебе обогатиться, но она же тебя и сгубила, – сказал он.

Игра в молчанку

Пара молодоженов поселилась в новом доме, и между ними почти сразу вспыхнула ссора. Муж сказал:

– Закрой дверь, сквозит.

– Я тебе не служанка, – ответила жена. – Закрой сам!

– Вот что я тебе скажу, – отозвался муж. – Давай проверим, кто сумеет дольше промолчать. Кто первый подаст голос, тот и закроет дверь.

Жена кивнула в знак согласия, и они сели ждать под свист ветра.

Наступил вечер, но ни один из супругов не двигался с места. Мимо проходили воры, увидели открытую дверь и вошли. Они осмотрели весь дом, включая неподвижных хозяев, которых они приняли за статуи. Потом забрали все что могли и даже сняли с молодой жены украшения.

Она не пошевелилась и не промолвила ни слова. Сгустилась тьма, и открытая дверь привлекла внимание ночных дозорных.

– Закройте эту дверь, – скомандовал начальник стражи, войдя в комнату.

Никто не пошевелился.

– Вы должны подчиняться приказам стражи! – рассердился начальник.

Не добившись от хозяев никакого ответа, дозорные схватили их и потащили в тюрьму.

Утром они предстали перед городским судьей.

– Если вы откажетесь говорить, мы обвиним вас в неуважении к суду, – предупредил он мужа. Ответа не последовало, и судья сказал: – Смотрите, не то я велю вас высечь…

Вдруг женщина крикнула:

– Не бейте моего мужа!

– Ты проиграла спор! – воскликнул ее супруг. – Значит, тебе и закрывать дверь!