Включение и исключение (Пролог)

Все мы интересуемся духовными, психологическими и социальными вопросами, в особенности, когда они пересекаются с нашими личными проблемами. Но, чтобы понять, как следует учиться и что нужно знать, нам необходима информация.

Вот первое, что требуется усвоить, — существуют два важных понятия: включение и исключение. Идея принципиальной важности состоит в том, что мы включаем в наше изучение и что из него исключаем.

Хотя идея эта, именно в такой форме, большинству людей покажется, на первый взгляд, незнакомой, понять ее несложно. И все же многие постоянно совершают определенные ошибки, преследующие как отдельных людей, изучающих высшие материи, так и целые культуры.

Ошибки возникают из-за непонимания или неправильной постановки акцента в вопросе: что такое включение, а что — исключение. Подобное непонимание влечет за собой тяжелые последствия, но ошибку легко исправить. Позаботимся же об этом с самого начала.

Начнем с того, что просто определим данную проблему.

Прежде всего, я покажу на примере, что люди обычно воображают относительно практики «включения и исключения». Например, люди религиозные (заметьте, я не говорю «духовные люди») стараются избегать того, что им неприятно, нежелательно или запрещено их религией. В подобном случае исключение можно сформулировать так: «Я исключу себя из этого мира; я исключу из своей жизни общение с дурными людьми; я исключу изучение всего, что не освящено религией».

Это знакомое традиционное исключение. Стоит вам присоединиться к некой религиозной общине, как вы тут же обнаружите, что вам запрещено изучать какие-то вещи, посещать некоторые места, заниматься той или иной деятельностью или даже иметь определенные мысли.

Это пример исключения. От добропорядочного монотеиста ожидается, что он не будет посещать храмы идолопоклонников и бить в бубен, стало быть, исповедуя монотеизм, вы должны одни ритуалы исключить, а другие включить. Даже в храме идолопоклонников, где я увидел множество изображений — от Девы Марии до Деда Мороза, — в ответ на мои расспросы мне объяснили, что служители храма, будучи терпимыми к любому изображению, никогда не позволят удалить из храма какого-либо идола. Это тоже пример исключения.

Независимо от нашей культурной принадлежности такая концепция не кажется экзотической. Что-то включать или исключать является совершенно обычной практикой во всех странах. И все же люди не думают об этом в подобных категориях.

Если мы проследим за возникновением причин, вследствие которых что-то включается или исключается, то увидим, что всякий раз, когда первоначальное определение некоторой деятельности перестает совпадать с тем, как эта деятельность понимается сегодня, возникает проблема.

Иными словами, изменение в определении деятельности влечет за собой изменение характера самой деятельности. Поэтому, чтобы понять, как лучше использовать включение и исключение в наших с вами занятиях, следует обратиться к более ранней стадии. Но стоит нам сделать это, как мы тут же столкнемся с новой проблемой.

Дело в том, что люди, привыкшие к чисто механическому включению и исключению, вообразят, что мы нападаем на них или угрожаем им.

У нас, однако, нет подобных намерений.

В некотором смысле нам все же повезло, так как мы действуем в современном мире, в его реальном контексте. Хочу, кстати, сделать упор на нашем преимуществе в этом отношении. То есть, говоря о включении и исключении, я могу ссылаться на современные методы изучения того или иного предмета. Различие в данном случае состоит в моей попытке ввести в этот тип изучения древнейший метод, ныне уже утерянный, — метод «специализации». Специализация является современным и в то же время очень древним феноменом. В течение долгого времени этот метод находился в забвении. Мы пытаемся специализироваться. Скажем, если мы беремся изучать что-либо, то должны уметь исключать.

К примеру, решив изучать испанский язык, мы обязаны исключить французский, а включить только испанский. Если хотим побеседовать в какой-либо комнате, то должны исключить детей, шум и «включить» интерьер этой комнаты, язык, на котором говорим; все перечисленное — часть необходимых элементов ситуации. Фактически это и есть специализация. То есть мы ограничиваем себя, чтобы яснее видеть.

Существует, однако, и другой метод, весьма укоренившийся в сознании современных людей. Я имею в виду феномен, который в современной терминологии назван «обусловленностью».

Обусловленность — это не просто специализация, но и приобретение определенных автоматических реакций, в результате чего человек теряет способность мыслить гибко. Ошибки и проблемы, порождаемые этим типом мышления, можно увидеть повсюду в современном мире — в политической, религиозной и социальной жизни.

Когда людей захватывает какая-то идея, они становятся одержимыми и в результате менее способными — заметьте, менее, а не более — к обучению. В подобном состоянии они могут только действовать и чувствовать, проявлять интеллект или эмоции, однако не способны учиться глубокому знанию.

Мы можем помочь им восстановить гибкость специализации и регулировку фокуса. Такой метод обучения сильно отличается от используемого сегодня большинством людей.

В современном мире мы находимся в весьма парадоксальной ситуации, поскольку, хотя человек теоретически знает, что может сначала обратить внимание на какой-то объект, а потом отвлечься от него, чаще всего он этого не делает. Во многих областях индивидуум не способен сначала взглянуть на что-то, а затем отделиться от этого и обратить внимание на иной предмет.

Стоит человеку встретиться с тем, что его привлекает, он всецело этому отдается и уже не в состоянии отвлечься, в результате чего теряет объективность. Заметьте, во многих, если не во всех, языках есть слово «объективность», которое побуждает людей воображать, будто они уже обладают подобным качеством или могут легко пользоваться им. Это фактически то же самое, что сказать: «Раз я знаю слово «золото» — значит, я богат».

С последствиями недостатка гибкости мышления мы встречаемся повсюду, в каждой стране, любой культуре, и подобное отсутствие гибкости более всего угрожает существованию человечества. Не будет преувеличением сказать, что человек в результате может погубить себя. Важность этой проблемы трудно переоценить.

Хочу обратить ваше внимание на последствия описанного ментального образца в ситуации, над созданием которой я работаю. Здесь происходит следующее: многие приходят и изъявляют желание учиться; они хотят изучать, хотят создавать группы, развивать себя и говорят мне: «Дайте нам наставления, дайте материалы, дайте информацию. Дайте то, дайте это».

Если я предоставлю им все это (или кое-что из того, что я способен дать), в то время как они страдают болезнью одержимости, я стану их злейшим врагом.

Вот почему в моих книгах вы найдете истории, как раз и устанавливающие рассматриваемый факт. Они иллюстрируют якобы парадоксальную ситуацию, в которой я становлюсь вашим злейшим врагом, если даю вам то, что вы просите. Хотя такой подход может показаться странным, чуждым нашему образу мысли, — он отражает реальную ситуацию.

Вы сами в своей жизни, наверное, не раз наблюдали проявление подобного недуга, и, скорее всего, нет необходимости останавливаться на нем, но об этом полезно подумать.

Если вы поразмыслите, то не сможете не согласиться со мной в том, что и сами в прошлом наблюдали его последствия.

К счастью, указанная болезнь поддается лечению, но только в случае, когда в соответствующих обстоятельствах подходящие люди вовлечены в усилие нужного характера.

Это, однако, вовсе не означает, будто для каждого человека в мире есть способ исцеления по его требованию, и мы также не утверждаем, что можем в пять минут изменить сложившуюся тенденцию или в состоянии сделать нечто подобное, не причиняя вам неудобства.

Мы обязаны сказать об этом прямо, если стремимся быть реалистичными и хотим, чтобы вы знали правду.

Мы не торгуем обещаниями и фантазиями, а заняты практическим делом. Такие слова звучат не очень романтично (а большинство людей в виде платы за свое внимание требуют некоторой доли романтизма и воображения), но нас интересуют только результаты. Предоставим другим заниматься фантазиями. Всегда полно тех, кто ориентирован эмоционально, — мы же должны быть серьезными.

Не забывайте, что многие люди фактически спят и им снятся романтические сны. Они склонны восставать против нашего подхода и питают к нему неприязнь — так было всегда. Оно и понятно, ведь мы, конечно, мешаем им развлекаться, прерываем их сны.

Сами они ни за что не признают, что находятся в подобном состоянии, и потому будут противиться этим идеям, разумеется, находя тому другие объяснения. Так им удобнее оставаться во сне, а нам в данной ситуации необходимо сохранять спокойствие и констатировать болезнь. Если человек болен, вы не обвиняете его в болезни, но также и не особенно прислушиваетесь к его бреду.

Когда человек страдает или живет в мире своих фантазий, вы из-за этого не испытываете к нему ни любви, ни ненависти. Вы уделяете не слишком много внимания тому, что он говорит или делает, ведь он все равно не поймет вас, и реагировать на его поведение эмоционально или интеллектуально было бы совершенно неверно, о чем следует всегда помнить. В подобной ситуации прежде всего необходимо самообладание.

Кстати, действуя таким образом, вы обнаружите, что милосердие и доброта к другим людям относятся не к добродетели, а к необходимости — необходимости, продиктованной самой ситуацией, исходящей из правильной оценки реальности, а не из высших духовных побуждений. Милосердие и доброта не являются какими-то высшими качествами, они диктуются реализмом и необходимостью, в их основе лежит долг, сострадание и чувство меры.

Позвольте привлечь ваше внимание к одной исторической ситуации, где некий учитель имеет дело с довольно примитивными людьми, не осознающими реальных обстоятельств и не обладающими способностями к постановке верного диагноза.

Учитель, взывая к чувству милосердия этих людей, склоняет их к объективности; поначалу ему приходится взывать к их эмоциям, он представляет им милосердие как добродетель, поскольку ничто другое они не в состоянии понять. Но это примитивная стадия, стадия, предшествующая развитию понимания. Если вы доктор, вам нет необходимости в каком-то эмоциональном ключе проявлять милосердие по отношению к больному. Видя, что перед вами больной, вы не говорите: «Я добр к этому человеку, потому что того хочет Бог».

Вы должны быть добры к человеку ради него самого, вы должны быть добры к нему потому, что это диктуется необходимостью.

Если человек корчится от боли и набрасывается на вас, потому что нестерпимо страдает, вы же не говорите: «Я не дам ему отпор, потому что я религиозный человек». Напротив, вы скажете: «Я доктор, я знаю, что происходит с этим человеком, поэтому не стоит эмоционально реагировать на его поведение. Мой долг — попытаться ему помочь». В этом случае вы поднимаетесь на одну ступень выше примитивного уровня. Аргументация, к которой вы прибегаете в подобных случаях, очень важна, поскольку людей в современном мире по-прежнему обучают так, будто они находятся на примитивной ступени развития.

Их наставляют: будьте милосердными, будьте понимающими, потому что это — от Бога. К ним относятся так, как если бы они были примитивными варварами, порывающимися вернуться к еще более дикому состоянию, чем то, в котором они были ранее. На самом деле люди не так уж примитивны. Просто так называемые наставники презирают их.

В результате человек очень легко оказывается в смятении. На самом же деле он способен осознать свой сон, понять собственное наркотическое забытье, и потому с ним должно разговаривать об этом именно на таком уровне. Глобальная порочность многих гипотетически духовных учений состоит в том, что они продолжают обращаться с людьми как с первобытными дикарями, жившими две тысячи лет тому назад или даже раньше.

При подобных обстоятельствах никакой процесс развития невозможен, и именно потому, что культурный уровень современной аудитории не соответствует культурному уровню тех, кто ее обучает. Например, как вы сами можете убедиться, в некоторых так называемых духовных учениях последователей наставляют с помощью угроз и обещаний. Людям говорят: если вы сделаете то-то и то-то, вам будет благо, но если совершите что-то иное, будете наказаны. Таким образом, их либо стращают, либо манят различными приманками. Но это самый примитивный способ воздействия на человеческие существа. То есть для некоторых примитивных общин он вполне подходит, но отнюдь не является необходимым для всех членов любых сообществ современного мира. Я не хочу сказать, что угрозам и обещаниям нет места вообще, я только подчеркиваю, что и для того, и для другого существует свое специфическое место, весьма ограниченное.

Именно по этому поводу Рабийя — очень известная женщина, одна из святых в нашей традиции, оставила нам в наследство одну красивую молитву. Она сказала: «О Боже, если я поклоняюсь Тебе из страха перед адом, ввергни меня в ад. И если я поклоняюсь Тебе в надежде на рай, лиши меня рая». Это означает: она делает что-либо не потому, что хочет угодить или не угодить Богу, побудительный мотив ее действий иной — понимание. Подобный принцип чрезвычайно важен и ведет к более высокому уровню, чем общеизвестные границы примитивных религий.

Таким образом, как видите, если мы имеем дело с примитивным индивидом или общиной, то вполне оправданно можем применить угрозу наказания и обещание награды. Но при взаимодействии с более продвинутым обществом чрезмерный упор на страх и надежду приведет к тому, что человек вернется к более примитивному состоянию, чем то, которого он уже достиг. И тогда мы не только не принесем ему никакого добра, но фактически навредим, потому что обусловим его откликаться лишь на стимулы страха и надежды.

Конечно, этот факт был известен на протяжении многих тысячелетий, и людям о нем неустанно сообщали. Тем не менее всегда существовала значительная часть общества, остававшаяся в неведении.

К счастью, в наше время, с развитием социологии и психологии, а также экспериментального знания, на эту тему было опубликовано огромное количество материалов, опубликовано не нами, а соответствующими специалистами во всем мире. И весь этот материал подтверждает сказанное здесь. Так что нет необходимости слепо доверять нашим утверждениям.

Имея возможность ссылаться на научные исследования, мы находимся в преимущественном положении по сравнению даже по отношению к прошлому столетию, когда подобные изыскания еще не проводили.

Давайте поблагодарим ученых, снабдивших нас этими замечательными данными, и не будем больше заблуждаться, полагая, что между нашим и научным методами есть какие-то противоречия.

Хочется также отметить, что, начиная со второй половины XX века, результаты научных открытий в рассматриваемой области настолько распространились, что даже последователям традиционных религий придется принять их к сведению и приспособить свои учения к требованиям науки, иначе их религиозные системы вымрут.

Жил некогда в Испании очень известный суфий по имени Мухийуддин Ибн аль-Араби, отметивший в своих манускриптах, что, обучая человека чему-либо, вы должны прежде всего оценить его уровень и вам следует поместить своих учеников в разные группы, в соответствии с их способностью к пониманию.

За это утверждение Ибн аль-Араби подвергся очень резкой критике и был обвинен в «несправедливости». Его критики говорили: «Ни у кого нет монополии на истину. Просто скажи правду каждому человеку, и люди поймут ее».

Только в последние несколько десятилетий, фактически всего несколько лет назад, теория Ибн аль-Араби была понята должным образом. Появилась возможность ее подтверждения, так как мы узнали, что с каждым человеком нужно говорить в соответствии с уровнем его понимания, иначе можно навредить ему.

А теперь вернемся к включению и исключению. Вы, конечно, знаете, что традиционные духовные учения призывают нас к жертвенности, отказу от потакания тем или иным желаниям, ограничению своих амбиций. Мы должны уважать других людей, нам не стоит создавать вокруг себя много шума, питать свою гордыню и так далее. Это лишь некоторые из добродетелей, которые мы, предположительно, должны в себе развивать. Глубокая психологическая необходимость в культивировании подобных качеств действительно существует.

И вот что следует понять прямо сейчас: упомянутые добродетели, в развитии которых мы заинтересованы, имеют научную обоснованность и они нужны нам ради сохранения психической целостности, а не ради какого-то социального благополучия.

Если это не полностью объяснено и не до конца понято, то развитию людей может быть нанесен серьезный ущерб. Рецидивы такого рода ущербности мы очень часто находим во многих, если не во всех, религиозных организациях. Например, люди внешне ведут себя смиренно, но это только их маска — персона.

А происходит это потому, что существует склонность судить о других по их поведению: «Вот он — скромен, ест всего лишь один раз в день, значит, хороший человек». То есть о человеке судят по внешности, потому что так людей научили оценивать все и вся. Выходит, что важно, как кто-либо ведет себя, а не то, «кем он является на самом деле». Именно такой искаженный образ мыслей формирует убеждение, что «чудеса» предполагают божественное волеизъявление, прямой контакт и тому подобное.

Вернемся к женщине-суфию Рабийе. Когда люди стали утверждать, что видели, как у нее на кухне чудесным образом появился лук, она сказала: «Мой Господь — не зеленщик!»

Здесь мы видим еще одну важную иллюстрацию идеи служения и идеи жертвы. Эти две идеи очень важны для человечества. Но если они становятся болезнью или одержимостью, их воздействие на людей может быть разрушительным.

Вот пример: неделю или две тому назад, в Лондоне, я был на лекции одного знаменитого религиозного деятеля, человека, который учил и проповедовал в течение 50 лет.

Он без устали призывал свою аудиторию проявлять смирение, раскаиваться, жертвовать и сокрушаться. И в результате все его слушатели чувствовали себя весьма удрученными, потому что они уже многим пожертвовали, уже чувствовали себя виноватыми, служили как могли, и просто не понимали, что еще они могут сделать.

Но он продолжал взывать к ним, как заезженная пластинка: «Вы должны страдать, вы должны жертвовать, вы должны сокрушаться». Он был как доктор, который прописывает больному аспирин и говорит, что тот должен принять пятьдесят таблеток, а лучше сто, а еще лучше — все двести таблеток!

Но слишком большая доза аспирина может убить! Любой психолог скажет вам, что аудитория этого религиозного проповедника, все его последователи были обусловлены при его появлении каждый раз погружаться в отчаяние. И пока он не начинал ободрять своих последователей и не возвещал, что все будет хорошо, их состояние не менялось. Разве в этом состоит цель религии?

Я знаю другого учителя, который ведет себя противоположным образом, но в целом подобен первому. Он собирает огромные толпы людей и заставляет их чувствовать себя счастливыми, говоря им разные приятные вещи, заявляя, что все пойдет хорошо, и, если его слушатели будут делать то-то и то-то, они станут счастливыми и благополучными. За это они его любят и чувствуют себя умиротворенными.

Но, к сожалению, присмотревшись к подобным людям, вы обнаружите, что они в высшей степени неэффективный и никчемный народ. Единственное, что у них есть, — это ощущение умиротворенности. Если вы это и ищете, — вам нужен такой наставник. Фактически он занимается ментальной инженерией.

Он инженер, такой же, как и проповедник, о котором я рассказывал выше.

В обоих случаях упомянутые господа одно исключают, а другое включают. Но, к сожалению, полученная ими смесь мало на что пригодна, хотя ни у кого нет оснований их в чем-то упрекнуть. Возникает очень серьезная проблема, и состоит она в том, что, пока люди верят чему-то или кому-то, они никогда не осудят и не обвинят своего манипулятора, поскольку не осознают факта манипуляции.

Здесь вы могли бы заметить, что я покушаюсь на некую составляющую, которую многие в заблуждении считают самой основой так называемого духовного учения (забавно, не правда ли?), возведенного в универсальный статус, и я, разумеется, не рассчитываю, что моя критика не вызовет поистине варварского отпора.

Но мне хочется напомнить вам: то, во что верит большинство, не обязательно является истиной.

Это подводит нас к выводу, что дело, собственно, не только во включении и исключении, а в том, что включать и что исключать. Мы должны быть очень конкретными в формулировках, когда решаем, что именно необходимо исключать.

В этой связи я должен сказать, что принцип, по которому мы одно включаем, а другое исключаем в целях ознакомления с нашим подходом, предлагается вам для изучения и экспериментирования. Мы не можем доказать, что наш принцип включения и исключения какой-то иной или лучше других аналогичных принципов, мы можем только говорить, что предлагаем его для изучения.

Вот почему мы не собираемся обращать вас в веру, убеждая в правильности того, что делаем. И по этой же причине суфизм не может быть назван культом, так как, по определению, мы не ожидаем от вас веры.

Люди, называющие наше учение культом, лишь показывают свое невежество относительно самой природы культовых объединений. Здесь интересно отметить, что культовым движением нас считают в основном жители развитых западных стран, так как им не известно о научных исследованиях, проводимых западными учеными в этой области. На Востоке никто не считает суфизм культом. Разумеется, как на Востоке, так и на Западе есть культовые организации, использующие наше имя и воображающие себя суфиями, но это не в счет — любому здравомыслящему человеку совершенно очевидно, что они собой представляют.

Наших подражателей критикуют на Западе, и вполне заслуженно. Страдаем же из-за этого мы, поскольку сфера нашей деятельности настолько незнакома западной культуре, которая еще не осознала своих собственных открытий, что мы все еще находимся в весьма невыгодном положении.

Приведу такую интересную иллюстрацию. У меня есть список более двадцати международных авторитетов в таких областях, как литература, философия, наука и так далее. Некоторые из них профессора, другие возглавляют университетские кафедры, третьи также весьма уважаемые фигуры, занимающие очень высокое положение в разных странах, и все эти люди, авторитетные специалисты в своих областях, пишут по главе для готовящейся книги по суфизму.

Среди них есть члены правительств, послы, министры, некоторые миллионеры, другие преуспевающие бизнесмены, пользующиеся широкой известностью у себя на родине. Это выдающиеся люди, заслуженные, почитаемые, имеющие большое влияние в обществе. Так вот, эти люди не просто знакомы с суфизмом, но и хорошо разбираются в вопросах его истории, развития и ценности.

В числе этих людей есть турки, персы, пакистанцы, индийцы, арабы из Египта, Ирака, Сирии, Иордании, Ливана, Северной Африки и Судана, не говоря уже об афганцах.

Один председатель Верховного суда Индии, то есть самый главный судья в Индии, другой духовный руководитель коптской церкви в Египте, третий индийский отшельник. Многие из них не мусульмане. На них нельзя оказать давление с помощью денег или пропаганды — у них есть собственные общины, достижения и тому подобное. При этом каждый из них хорошо понимает и уважает суфийскую историю, философию и культуру. На Западе этому нет эквивалента.

* * *

Один крестьянин пахал землю на своей лошади, когда мимо проезжал генерал. Вдруг в копыто лошади генерала попал камешек, и она захромала. Генерал, привыкший приказывать, крикнул крестьянину:

«Эй, ты! Пойди сюда. Подай-ка мне ту лошадь, да поживее».

Крестьянин подошел и спросил:

«Почему это я должен подать тебе свою лошадь?»

«Моя захромала, у нее в подкове застрял камень».

«Да кто ты такой, чтобы я отдал тебе лошадь. Отдать ее тебе, а самому пойти по миру, что ли? Вот тебе, а не лошадь! Лошадь — это моя жизнь».

Тут генерал воскликнул:

«Я — генерал, ты что, не понял?»

Тогда крестьянин спросил:

«А что такое генерал?»

«Чин армейский, вот что!»

Крестьянин оживился:

«А! Не знаю, что такое генерал, но, когда я служил в армии, моим начальником был сержант, вот если бы он велел мне отдать лошадь, я бы не спорил. Раз тебе нужна моя лошадь, веди сюда сержанта, потому что я знаю, кого слушаться. Я знаю, что тот, кто надо мной, — это сержант, а генерал — да черт его знает, кто такой генерал!»

Очевидный практический смысл этой истории в том, что человек не может заглянуть слишком высоко, он видит не дальше одной ступени вверх, так что если он всего лишь крестьянин, то сержант для него — Бог.

Это, конечно, верно, но только на уровне поверхностной морали. Давайте взглянем на историю с другой стороны — со стороны структуры, поскольку ее герой, крестьянин, работает в некоей структуре. Хотя рассказ кажется посвященным вопросу иерархии, на самом деле он касается структуры.

Крестьянин был еще и в армии, так что он действует в двух структурах; одна из них — лошадь и поле. Потеряв лошадь, он умрет или разорится. Другая структура — армия: едва генерал упоминает об армии, крестьянин тут же осознает себя в этой структуре, включающей сержанта, и ему совершенно ясны его обязанности в данном контексте.

Стало быть, я говорю о структуре, а не об иерархии. Человек из нашего рассказа, будучи частью некоего целого, получал от кого-то приказы — это было все, что он знал.

Нам недостаточно просто создать структуру, в которой люди могли бы учиться, а потом покинуть ее, предоставив тем, кто в ней участвует, продолжать обучение до конца дней своих. Такой подход просто автоматизирует людей. Вот почему мы не можем создавать массовые движения, наше предприятие-это явление органического характера.

Отличие органического движения от массового в том, что последнее представляет собой некую массу людей, тогда как органическое объединение подобно растению, в котором указания поступают по мере необходимости, в соответствии с потребностями.

Например, если растению требуется больше воды, оно посылает сигнал корням, и необходимое количество воды поднимается от них к стеблю и выше.

Когда вы работаете с массами, такого, естественно, нет. У вас просто есть массы людей, которые жаждут чего-то. Растение же, конечно, — тонкая, сложная и разнообразная структура. Не всем листьям одновременно нужна вода, так что их питание должно быть правильным образом организовано. Поэтому мы используем термин органическое движение.

Многие говорят о каких-то органических организациях, но фактически у них нет подобного объединения, а есть лишь массовое движение, которое они называют органическим. Так что следует не только слушать, что они провозглашают, но и наблюдать сам феномен. У нас есть поговорка: «Алъ-муджазу кантарат аль-Хакика», что значит: «Явленное — канал к Истине».

Этой фразой мы пользуемся для обозначения вышеописанного процесса.

В нашей деятельности работа может осуществляться в разных формах. Например, ею может быть профессия, деятельность по изготовлению чего-либо. Мы собираем некоторое количество людей с целью производить что-то, например, ковры, или столы, или ремесленные изделия. При условии скрупулезного подбора людей и постановки правильной цели можно достичь значительного результата. Этот вид деятельности в прошлом создавал величайшие образцы искусства и человеческой культуры. Именно в работу такого рода мы вовлечены, в работу, с которой, как вы, может быть, слышали, были связаны строители грандиозных старинных кафедральных соборов и художники прошлого, преследовавшие как профессиональные, так и духовные цели.

Речь идет именно о подобной деятельности. Однако на Западе сведения о великом делании и его творцах были утеряны. Люди страстно желают как можно больше узнать об этом, но и не подозревают, что, даже если бы такая информация была для них доступна, они никак не смогли бы ею воспользоваться, разве что для пополнения музейных коллекций или составления каталогов.

В результате попыток отыскать методы старых мастеров западные люди стали эмоционально вдохновляться искусством, так как увидели и почувствовали что-то в творениях прошлых эпох, а поскольку эмоции так важны для современного человека, люди объединили эти две вещи (эмоции и искусство) и стали эмоционально одержимы искусством.

Поступив так, люди Запада упустили идею метода. Правда, мало-помалу некоторые, независимо от нас, частично восстанавливают сам метод, и это радует.

В одной телепередаче я привел пример, вызвавший громадный отклик, преимущественно в виде писем.

Прецедент, так заинтересовавший слушателей, заключался в следующем: в США сделали открытие, заключающееся в том, что существует иной способ обучения, не похожий на все, к чему мы привыкли.

Говоря «не похожий», я имею в виду, что он не основан на внушении и давлении, повторении и возбуждении: «Сделай раз, еще раз и еще раз». Если новый метод, испытываемый сейчас на животных, удастся перенести на людей, нам придется пересмотреть все образовательные программы.

Вкратце речь идет вот о чем: если взять кошек и начать их обучать исполнению каких-нибудь простейших трюков, на это уйдет уйма времени, потому что кошки с трудом поддаются дрессировке; их способность к вниманию весьма ограниченна, и у них нет природной склонности учиться чему-либо. Поэтому их очень редко дрессируют.

Группу кошек стали обучать выполнению определенных заданий и засекали по часам время, затраченное на дрессировку. После этого исследователи взяли одного «обученного» кота и поместили в вольер с «необученными» кошками того же возраста, из той же группы и семейства. И вдруг оказалось, что необученные кошки «учились» у обученного кота, просто находясь в его присутствии и наблюдая за ним.

Они выучились в пятьдесят раз быстрее своих собратьев, обучавшихся посредством дрессировки. Когда результаты этого открытия впервые были опубликованы в Англии, автор статьи в популярной форме излагавший данное исследование, закончил ее важным выводом.

Он писал, что, возможно, данное открытие проливает свет на то, почему в Средние века великие художники и мыслители были постоянно окружены учениками, которые обожали своего мастера, жили с ним под одной крышей и служили ему. Они работали с ним, учились у него и, в свою очередь, становились мастерами. Таким образом, вполне вероятно, что мы просто открываем заново метод обучения, в определенных сферах превосходящий по своей эффективности все, к чему мы привыкли.

Однако сегодня, особенно на Западе, весьма затруднительно применить подобный подход к людям, по причине, которую непременно стоит рассмотреть.

Дело в том, что в наше время, если вы собираетесь обучаться у конкретного человека, мужчины или женщины, достигшего вершины мастерства в той или иной профессии, вас будут учить лишь с помощью пропаганды, зубрежки и ажиотажа.

В результате учебный процесс распадается: профессионал вряд ли потерпит, чтобы вы учились у него тогда, когда он занят своими повседневными делами. Вы же не переедете к нему и не будете обучаться у него, принимая участие в его жизни, так как это не считается эффективным. В действительности большинство экспертов сегодня слишком тщеславны, слишком полны чувства собственной важности и, попросту говоря, в первую очередь будут стремиться передать вам именно это: собственную значимость. Учебный процесс в подобных обстоятельствах осуществляться не может.

Наш-то ученый кот ничего особенного не почувствовал от того, что он чему-то научился, он не стал думать: «Я великий Котофей, ведь я теперь кое-что умею». Потому он и смог передать свой опыт. Итак, легко заметить, что научиться чему-то от западного человека сегодня очень трудно, ведь сам факт собственной учености наполняет его чувством некой важности.

Это, в свою очередь, возводит барьер между предполагаемым учителем и вами. Таким образом, вы можете оценить мудрость людей прошлых эпох, которые завещали нам всем, и мне, и вам, культивировать смирение по отношению к учителю, так как это позволяет открыться для того, чему он или она учит. К сожалению, традиция не столь явно подчеркивала важность смирения самого учителя, и в результате в процессе обучения возникли серьезные нарушения. Теперь мы можем оживить наше наследие.

От вашего внимания наверняка не ускользнуло, что обычай подписывать работы и становиться известным в своей области, в общем, довольно нов. В прошлом имена многих авторов великих произведений искусства оставались неизвестными.

Однажды, путешествуя по Индии, я воспользовался возможностью поговорить с местными духовными лидерами. Я как раз сидел в присутствии одного из таких высокопочитаемых учителей, когда объявили о приходе некоего американского джентльмена, затратившего массу усилий, чтобы добраться до тех мест.

Новоприбывший обратился к этому гуру, как там называют подобных людей, с такими словами: «Скажи мне, кто такой гуру? Как распознать гуру? Кто величайший гуру на свете?»

Это было все, что он хотел знать. Его вопросы во многом совпадали с теми, которыми была переполнена моя корреспонденция. То же самое каждый день читатели моих книг спрашивают у меня. Индийский господин, а он сам был гуру, улыбнулся и ответил американцу:

«То, что я скажу, не доставит тебе удовольствия. Надеюсь, ты пришел сюда не за удовольствием».

«Нет! Я хочу знать правду!» — настаивал американец.

«Хорошо, вот ответ на твой вопрос: если я иду по тропинке через джунгли и на моем пути лежит камень, о который я спотыкаюсь и падаю, то этот камень и будет моим гуру, в том случае, конечно, если я научился у него смотреть под ноги, и он в результате меня чему-то научил. Гуру — не тот, кто собирается учить тебя, не тот, кто может научить, а тот, кто тебя чему-то научил. И если это был камень, значит, твой гуру — камень. Но ты, разумеется, имеешь в виду человеческое существо, некоего богочеловека.

Так вот гуру — это нечто или некто, у кого ты чему-то научился, а не просто хотел бы научиться, кого уважаешь ты или уважают другие. Если ты не способен учиться, гуру для тебя "не существует"».

Теперь вернемся к структуре и обучению.

Настоящие суфийские центры находятся во многих, если не в большинстве стран мира, там, где в них возникает потребность. Так всегда было и продолжается поныне вот уже много веков.

Подобные центры организуют сознательно. Иными словами, мы не используем западную систему. Западная и другие примитивные системы собирают людей, интересующихся неким вопросом, после чего предполагается, что эти люди вполне подходят для обучения и могут учиться. Люди воображают также, что их способен обучать каждый, кто хочет это делать, или был избран бог знает на каком основании. Или считают, что при затрате определенных усилий или движении в заданном направлении обучение произойдет само собой.

Такого рода «восточное» мышление для нас совершенно неприемлемо. Мы считаем это «восточным» нонсенсом, потому что вы не имеете никакого практического опыта в данной области: в этой сугубо опытной сфере вы не только не практичны, но воображаете, что практичность даже неуместна в сфере иррационального, и когда я начинаю говорить о практическом подходе, вы думаете, что это имеет отношение не к духовной области, а к какой-то другой.

Нам трудно работать с такими людьми. Естественно, приверженцы подобного образа мысли, приезжающие в Азию, чтобы учиться духовным вещам, не способны ни учиться, ни учить. Парадоксально, но факт.

Собственно говоря, эти люди ходят и ищут тех, кто внешне похож на гуру. Мы обычно ничего им не говорим, потому что они нас не слышат.

В действительности я пытался говорить, но многие даже не желают слушать. И еще необходимо запомнить один очень важный момент: эзотерический сектор в средствах массовой информации — на телевидении, радио и в газетах — буквально монополизировали люди, занимающиеся саморекламой, выпячивающие себя, заинтересованные в ажиотаже или в распространении своей известности как великих духовных учителей. У них активные крикливые ученики, многотысячная армия последователей, слоняющихся по всему свету, что и создает впечатление, будто в подобных явлениях и заключается духовность Востока.

Если вы посетите их центры, например в Индии, вы увидите там тысячи американцев, англичан и индийцев. Мало того — к этим движениям принадлежат миллионы индийцев, потому что в Индии собрать толпу в миллион человек достаточно легко.

И люди, конечно, думают, какой это, должно быть, великий духовный учитель, ведь его слушает миллион человек одновременно. Но я должен напомнить вам две вещи. Во-первых, количество — это еще не качество. Видимость тоже не говорит о качестве. Кроме того, запомните, что, хотя я свободно пишу об этом, попробуй я выйти с подобным заявлением на публику, как тут же тысяч десять важных и уважаемых в Англии людей освищут меня, обзовут лжецом, злоумышленником и заявят, что я просто полон ненависти; все потому, что они одержимы, а я отбираю у них игрушку, их развлечение.

Как ни прискорбно, но все именно так и есть. «И все-таки она вертится», — как сказал Галилей. Так же и мы, несмотря ни на что, продолжаем работать. Теперь, быть может, станут ясны определенные причины, по которым мы не можем тягаться с этими людьми в средствах массовой информации или в создании массовых движений.

Ну что ж, вернемся к вопросу рабочего формата, к структурам. Мы обнаружили, что западного человека трудно убедить в том, что мы можем работать только с отобранными, подходящими для нашей работы людьми, а не с теми, кто желает в ней участвовать, даже если последние готовы пожертвовать своими деньгами, служить нам верой и правдой и так далее.

Предположим, некоторые люди не подходят, по крайней мере в данный момент. Что с ними делать? Хочу напомнить, что, отстаивая свое право выбирать студентов, мы делаем то же самое, что и вы.

В вашей собственной образовательной системе человека не допускают к изучению сложных предметов, если он, например, неграмотен. Вы выбираете студента по его способностям и на основании предыдущей подготовки.

Мы настаиваем на таком же праве. Вот видите, как далеко вы отошли от норм вашей собственной цивилизации, вашей культуры и традиций, смирившись с тем, что толпы людей безо всякой подготовки, без проверки способностей могут участвовать в подобных экстраординарных сборищах. Здесь есть, конечно, деликатный момент. Вы, наверное, верите, что в демократическом обществе каждый вправе получить то, что предлагается.

Согласен. Но! Вместе с демократической ментальностью в западном сознании существует еще одна ментальность. К сожалению, это ментальность массового производства, согласно которой люди не человеческие существа, а некий продукт. На такой ментальности выстраивается современное мышление, но вам следует остерегаться ее. Подобный склад ума, этакий фабричный подход порождает следующую мысль: «Заведите всех этих людей в помещение, что-нибудь им расскажите, натренируйте их и затем выпустите в свет как готовый продукт».

Наше понимание человека значительно шире этого. Для меня вы индивидуальности, а никак не объекты, подлежащие обработке, прохождению через мой курс, словно все вы, одинаковые на входе, получив одно и то же, становитесь одинаковыми на выходе. Такой подход хорош для производства сосисок, но не для развития человеческих существ.

Вы скажете: «Да, действительно, все это не очень-то эффективно, но должен же существовать какой-то выход. Как же быть с людьми, если их — массы?» Рад сообщить вам, что есть решение этой проблемы, потому что мы разработали средство. Наше решение не похоже на ваше, и вам придется ознакомиться с методами, которыми пользуемся мы.

Наши методы далеки от ваших теоретических методик. Они продиктованы возможностями, а не фантазиями.

Прежде всего, мы знаем, что, когда группа становится слишком большой, ее следует разделить, чтобы поддержать ее органическую природу, природу самого движения. В такой концепции нет ничего странного, и легко увидеть и понять ее очевидные преимущества. Кроме того, чтобы работать одновременно с большим количеством людей, необходимо преодолеть все зло, все побочные эффекты и вредные последствия, возникающие всякий раз, когда вы концентрируете столько народа в одном географическом месте, как это предусматривается западными теоретиками.

Поэтому у нас есть иная система коммуникаций. Говоря о коммуникации иного характера, следует быть осторожными, чтобы не допустить возбуждения и эмоциональной вовлеченности, иначе это нарушит саму систему.

Данная система состоит из двух частей. Во-первых, мы даем задание или назначаем род деятельности группе людей и приглашаем их заниматься предписанным до тех пор, пока сами не попросим прекратить занятия.

Назначенная деятельность будет содержать в себе все необходимое для данной группы до того момента, пока не возникнет потребность остановить или видоизменить данную активность.

Прежде всего, есть наша работа, и ее составляющие содержатся в атмосфере самой деятельности; это первый элемент коммуникации. Атмосфера, создаваемая работой группы, входит в контакт с участниками посредством тех вещей, с которыми они работают.

Другими словами, мы помещаем людей, в ситуацию содержащую если не все, то половину составляющих, в которых они нуждаются.

Это то же самое, как если бы мы послали вас в путешествие и дали на дорогу провизию в достаточном количестве. Таков первый элемент системы коммуникаций.

Второй элемент заключается в том, что, если группа действует правильно, в соответствии с требованиями, будучи должным образом сбалансированной, без лишней эмоциональности и излишнего интеллектуализма, возникает прямой контакт между людьми, связанными с нашей работой, и контакт этот — телепатический.

Но проблема состоит в том, что большинство людей в учебных группах не желают учиться, они просто хотят внимания. Им хочется посетить какого-нибудь гуру, услышать что-то фантастическое, пощекотать себе нервы; поэтому они вовсе не учатся, но становятся социальным феноменом, лишая себя возможности учиться; вот почему они отчаянно жаждут обучения и почему с ними ничего не происходит.

Это порочный круг. Здесь мы имеем дело с социологическим феноменом, а отнюдь не с духовным или образовательным.

Если вам доводилось работать в группах, какими бы они ни были, вы, возможно, встречали людей, привлекающих к себе внимание, создающих те или иные проблемы, желающих психотерапии или денег, комфорта или родительской опеки, или еще чего-нибудь. Заметим сразу, что в обычном мире каждый может получить все это проще, легче и удобнее, и потому мы поощряем человека иметь близких друзей, свой круг социальных знакомых, определенную нишу в жизни, чтобы он не зависел от нас в этом вопросе. В ином случае вы превратите вашу учебную группу в общественную организацию и ее цели будут потеряны, став узко социальными.

Это происходит с духовными группировками по всему миру. Всегда. Мы должны постараться избежать этого. Благо, число человеческих типов и групп, которые они образуют, не бесконечно. Они подпадают под несколько категорий. Количество типов людей и типов групп ограничено, что облегчает нашу задачу; будь оно бесконечно, мы не смогли бы с ними работать.

Поэтому в каждой группе мы обычно определяем людей, которые находятся на разных стадиях или на самом деле относятся к другим группам. Им следует быть в группе иного типа, чем та, в которой они находятся. А мы должны позаботиться о том, чтобы большинство членов подходили своей группе. Некоторые могут и не подходить, но это не имеет большого значения, если они являются исключением. Люди часто образуют группы, не имеющие никакой надежды стать чем-то. Члены таких объединений никогда этого не признают, потому что не хотят оказаться в неудобном положении, и тем не менее факты упрямая вещь.

По счастью, группы без потенциала устойчивости, не способные к стабилизации, как правило, распадаются сами, притом довольно быстро, на самой ранней стадии, либо мы, если можем, помогаем им в этом.

Есть много простых способов помочь им сойти на нет, и мы используем необходимые. Например, когда к нам приходят письма, из которых очевидно, что члены некоторой группы ищут лишь эмоционального возбуждения, или нам задают вопросы, показывающие, что некое собрание просто ищет социальной стабильности, мы посылаем указание, приводящее к неудовлетворенности участников и распаду данного объединения.

Точно так же, когда ко мне приходят люди в поисках гуру, я начинаю рассуждать как материалист, далекий от проблем человечества, и веду себя довольно развязно. Я отпускаю всякие шуточки, и пришедший понимает, что я личность несерьезная, и безболезненно покидает меня.

Его вывод: «Это нехороший человек. Слава богу, что я не попал в его руки!» Каждый остается при своем. Это восточная методика, потому что на Западе люди не любят принижать свою значимость, не любят терять чувство собственного достоинства, тем самым лишая себя эффективного оружия, выпуская из рук важный инструмент.

Замечаете, как мы включаем, а другие (по причине собственной важности) исключают некоторые действия?