Наконец, когда до начала мировой бойни оставалось всего несколько недель или даже дней, до петербургского общества, а через него и до общества театрального стало доходить, что беда у порога.

О причинах войны достаточно подробно и ясно рассказал Николай Дмитриевич Тальберг:

«15 июня в столице Боснии городе Сараево был убит наследник австрийского престола, эрцгерцог Франц-Фердинанд, считавшийся сторонником превращения Дунайской монархии в триединое германо-венгеро-славянское государство. В Австро-Венгрии это убийство вызвало страшное негодование, направленное против Сербии, так как преступники по национальности были сербами. Над Европой нависли грозные тучи. Выявилась опасность европейской войны».

В тот момент не всем ещё было ясно, что это провокация, которая преследовала цель разжигания войны. Вообще по поводу начала 1-й мировой войны всякой противоречивой информации невероятное количество. Наверное, впервые для широкого круга читателей, а не учёных, историков, исследователей того периода – прояснилась ситуация, в 1971 году, когда начали выходить интереснейшие книги ещё более интересного и таинственного в ту пору автора. На переплете книг значилось – Егор Иванов. Книги, выпущенные новаторским и смелым в ту пору издательством ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия», назывались «Негромкий выстрел», «Честь и долг» и «Вместе с Россией». Это роман. Но роман роману рознь. Эта трилогия написана человеком более чем по тем временам осведомлённым, Игорем Елисеевичем Синицыным. Егор Иванов, как вы поняли, псевдоним. Игорь Елисеевич был помощником Ю. В. Андропова по Политбюро. Была такая должность. В первом романе «Негромкий выстрел» показан один из вполне реальных персонажей кануна войны полковник Альфред Редль (1864–1913) – австрийский офицер контрразведки, начальник агентурного отделения разведывательного бюро генерального штаба – «один из самых циничных двойных агентов», ещё в 1903 году завербованный варшавским отделением русской разведки. Вот и завязка грозных событий. Эти книги хранятся у нас с подписью автора, с которым мой отец, часто бывавший в «Молодой гвардии», познакомился и даже впоследствии помог переиздать вторую книгу трилогии «Честь и долг» в Воениздате, где в ту пору работал.

Но вернёмся к рассказу Н. Д. Тальберга:

«11 июля королевич-регент Александр телеграфировал Государю: “Мы не можем защищаться. Посему молим Ваше Величество оказать нам помощь возможно скорее… Мы твёрдо надеемся, что этот призыв найдёт отклик в его славянском и благородном сердце”. Император Николай Александрович ответил: “Пока есть малейшая надежда избежать кровопролития, все наши усилия должны быть направлены к этой цели. Если же, вопреки нашим искренним желаниям, мы в этом не успеем, Ваше Высочество может быть уверенным в том, что ни в коем случае Россия не останется равнодушной к участи Сербии”».

Не учёл Император Николай Александрович завет отца, который, напомню, говорил: «За всё, что происходит на Балканах, я не отдам жизни даже одного русского солдата».

Ну а Западу было необходимо, чтобы отдал.

Принц А. П. Ольденбургский писал: «Иной позиции Государь занять не мог, и в этом он был поддержан всем русским общественным мнением. Но и в Австро-Венгрии создалось положение, при котором правительство не считало возможным отступить и этим уронить свой престиж в глазах разноплеменного населения Дунайской монархии. Россия не могла предоставить Австро-Венгрии поступить с Сербией по своему усмотрению; Австро-Венгрия поставила вопрос так, что явное вмешательство в её спор с Сербией она рассматривала как посягательство на её честь».

Н. Д. Тальберг писал далее:

«Государь умолял императора Вильгельма сделать всё возможное для воспрепятствования Австро-Венгрии, его союзнице, зайти слишком далеко. В другой телеграмме ему он советовал передать австро-сербский вопрос на рассмотрение Гаагского международного суда. Сербия принимала почти все требования Австро-Венгрии. Не соглашалась она только на производство австрийскими судебными властями судебного разбирательства на её территории. 13 июля Австро-Венгрия прервала дипломатические сношения с Сербией, а 15-го объявила ей войну.

В самый острый момент Государь долго не соглашался на объявление общей мобилизации и поколебался только, когда ему было доказано начальником Генерального штаба, что промедление в этом вопросе может пагубно отозваться на обороне государства. Министр иностранных дел С. Д. Сазонов, окончательно убедивший Государя решиться на объявление общей мобилизации, поведал потом французскому послу Палеологу сказанное ему 17 июля царём: “Понимаете ли вы ответственность, которую вы советуете мне принять на себя? Думаете ли вы о том, что значит отправить на смерть тысячи людей?”»

Здесь тоже прерву цитирование, чтобы остановиться на мистике цифр. Сравним – 17 июля 1914 года и 17 июля 1918 года… Правда, в истории есть и ещё одна дата 17 июля, и она тоже относится к самодержавному правлению России и самодержцу, но о ней – позже.

Вернёмся же к развертыванию событий в июле 1914 года. У Н. Д. Тальберга читаем:

«Император Вильгельм, соглашаясь до этого выступить посредником, телеграфировал 17 июля Государю, что ему будет препятствовать в выполнении этой задачи мобилизация против Австрии.

18 июля Государь ответил ему: “Сердечно благодарен тебе за твоё посредничество, которое начинает подавать надежды на мирный исход кризиса. По техническим условиям невозможно остановить наши военные приготовления, которые явились неизбежным последствием мобилизации Австрии. Мы далеки от того, чтобы желать войны. Пока будут длиться переговоры с Австрией по сербскому вопросу, мои войска не предпримут никаких вызывающих действий. Даю тебе в этом моё слово. Я верю в Божие милосердие и надеюсь на успешность твоего посредничества в Вене на пользу наших государств и европейского мира”. В тот же день Германский император телеграфировал Государю, что серьёзные приготовления России к войне заставляют его принять предварительные меры защиты.

19 июля Государь в последний раз телеграфировал Вильгельму: “Я получил твою телеграмму. Понимаю, что ты должен был мобилизовать свои войска, но желаю иметь с твоей стороны такие же гарантии, какие я дал тебе, то есть что эти военные приготовления не означают войны и что мы будем продолжать переговоры ради благополучия наших государств и всеобщего мира, дорогого для всех нас. Наша долгоиспытанная дружба должна, с Божией помощью, предотвратить кровопролитие. С нетерпением и надеждой жду твоего ответа”. В тот же день германский посол граф Пурталес получил телеграмму от статс-секретаря Ягова, в которой сообщалось, что, так как Россия не выполнила пожеланий Германии об отмене мобилизации, император от имени империи считает себя в состоянии войны с Россией. В 7 часов вечера Пурталес вручил эту ноту Сазонову».

У Тальберга всё разложено по полочкам. Принуждение России принять меры против агрессивных действий Австрии, затем поощрение к мобилизации, ну и в завершение – объявление о том, что мобилизация является поводом к войне.

Ну и вывод Тальберга:

«Государь отдавал себе отчёт в чрезвычайной трудности вооруженной борьбы с Германией, имевшей отличную армию и давно готовившейся к войне. В России не закончен был план перевооружения. Это учитывалось, конечно, Германией, которой выгодно было начать войну именно до завершения такового».

А ведь Гитлер тоже торопился напасть на СССР до завершения переоснащения Красной армии, но конец известен. Тот же конец был бы и в 1918 году, если бы, по словам государя, не «измена, трусость и обман».

Русский народ – милосердный народ, русский народ готов был идти на смерть ради тех же болгар, которые, принимая жертвы, отвечали предательством.

Ну а желание России помочь братьям-славянам в июле 1914 года вмиг переменило настроение, изменило людей, их поведение, их взгляды, их разговоры, интонации голосов. Даже дети стали вникать в происходящее. Матильда рассказала о реакции Вовы:

«На моего сына, находившегося в театре, этот спектакль оставил на всю жизнь глубоко неизгладимое впечатление. Ему тогда было двенадцать лет, он был ребенком, политика была для него чем-то чуждым, уделом взрослых, хотя он с ранних лет любил все военное и отлично знал родную историю. В этот день он впервые почувствовал, что значит Россия, что означает: Отечество в опасности. Когда Государь вошёл в театр, чтобы занять место в первом ряду, офицерство и все присутствующие устроили ему неописуемую овацию. Вся зала запела гимн, пели гимн с редким подъёмом и воодушевлением и молитвенным благоговением. Его повторяли несколько раз. Каждый раз пение гимна покрывалось несмолкаемыми криками “ура”. Единение Царя и народа не было в те минуты пустыми словами, а было реальностью, а выражение глаз Государя отражало сознание им тяжкой ответственности за судьбы России, ложившейся в этот день на его плечи.

За опушенным занавесом мы, артисты, ничего не видели и лишь могли смутно догадываться о том, что происходило в зале.

На следующий день мы все узнали, что уже началась подготовительная мобилизация, потом была объявлена полная мобилизация, а через два дня объявлена была война…»

Удивительно… многие пасквилянты, очерняя Кшесинскую, заодно нападают и на государя, и на самодержавную власть, которая им якобы надоела, и пишут о ненависти к монарху. Но документально подтверждено и не раз, что в самом начале войны был необыкновенный всенародный подъём. Дружили или не дружили до того с Германией, но генетически каждый русский видел в немцах врагов своих, поскольку памятны были минувшие войны, жестокие набеги псов рыцарей, Семилетняя война, участие немцев в нашествии Наполеона. Причём участие в нашествии наполеоновской банды после того, как русские солдаты мужественно, неся лишения и невзгоды, воевали с французами за Пруссию с декабря 1806 по июнь 1807 года.