Гражданская война – действо страшное в жизни любых народов. Наш знаменитый хирург Николай Иванович Пирогов говорил, что война – это травматологическая эпидемия, ну а Гражданская война, в таком случае, эпидемия жестокости и садизма…

Интересны такие строки из воспоминаний Кшесинской:

«Теперь перед нами вставал новый вопрос: куда переехать и где жить до полного усмирения всего Северного Кавказа».

До полного усмирения? Из этой фразы видно, насколько слабо представляли в ту пору и беженцы, о которых идёт речь и среди которых была наша знаменитая балерина, но и вообще многие и очень многие люди, что произошло в России, и чем всё происходящее может закончиться. Конечно, довольно быстро формируемые добровольческие части и соединения формировались вовсе не для пустого кровопролития и вовсе не для грабежей, поскольку грабили-то как раз тех, кто вступал в эти все контрреволюционные формирования. Конечно, были определённые задачи, которые порождали определённые надежды. И конечно, большевистские призывы и откровенные заявления о том, что молодая советская республика в опасности, не были пустым звоном. Конечно, чаша весов колебалась, но где-то всё-таки уже было предопределено будущее России, назначенной в костёр для разжигания мирового пожара. Но так глубоко Кшесинская мыслить не могла. У неё по-прежнему были заботы более прозаичные и приземлённые, более простые. Уберечь сына, постараться уберечь и своего возлюбленного, своих близких, которые тоже приехали на Кавказ. Ну и спастись самой.

А тут уж надо было и самой же принимать решения. Где же всё-таки безопаснее пережить время, пока белогвардейские войска умиротворят Кавказ? И мало кто понимал, что не пережидать надо это время, а, если уж не по пути с советской властью, срочно бежать из России. Вот великий князь Сергей Михайлович пережидал, мало того, пережидая, старался сохранить имущество Матильды, будучи уверен, что всё ещё вернётся на круги своя, что советская власть пришла ненадолго. И даже если не удастся вернуть царя, то, во всяком случае, будут править в России какие-то здравые силы. И даже столь осведомлённый, грамотный, можно сказать, политически подкованный человек, как Сергей Михайлович, не понимал, что большевики – враги открытые, явные, где-то бесчестные, а где-то и не очень. А вот та мерзопакостная команда, которая именовалась Временным правительством, просто-напросто шайка негодяев, предателей и клятвопреступников. Если большевики, безусловно, неоправданно жестоко, преступно казнили и членов Императорского дома, и вообще апологетов старого мира, то дельцы Временного правительства своими подленькими действиями способствовали этим казням, и прежде всего казни царской семьи, которую держали перед арестом, вместо того чтобы срочно отправить из России.

Верно говорят: «Кабы знал, где упасть, так бы соломки подостлал».

Но есть и другое мнение. Императрица Мария Федоровна, супруга Александра III, писала сыну, великому князю Георгию Александровичу:

«Это всё Божья милость, что будущее сокрыто от нас и мы не знаем заранее о будущих ужасных несчастьях и испытаниях; тогда мы не смогли бы наслаждаться настоящим, и жизнь была бы лишь длительной пыткой».

Так что все беженцы, окружавшие Кшесинскую, и думать не думали о том, что пора бы им собираться в эмиграцию. Они выбирали между Екатеринодаром и приморскими городами – Новороссийском, Туапсе, Анапой… Великая княгиня Мария Павловна обратилась за советом к генералу Покровскому, и тот порекомендовал ей вместе с сыновьями Борисом и Андреем Владимировичами переждать тяжёлые времена в Анапе. Он заявил, что там действительно спокойно. Правда, он всё же намекнул и на то, что приморские города выгоднее уже тем, что можно воспользоваться морским транспортом, чтобы уйти от опасности.

Он даже обещал обеспечить доставку их до Анапы под охраной своего личного конвоя, сначала до станиц Лабинской на подводах, затем до Туапсе поездом, а далее пароходом, который будет подготовлен заранее.

Кшесинская подробно описала эту поездку:

«С Великой Княгиней решила ехать целая группа наших беженцев, чтобы воспользоваться нашей охраной и доехать кто до Туапсе, а кто до Новороссийска. 19 октября двинулись в путь.

Первая ночевка была назначена в станице Попутной.

До отхода поезда оставалось около пяти часов, и нас разместили в разных домах, ведал этим офицер из отряда генерала Покровского и каждому говорил, куда идти. Мне с сестрой, сыном и Зиной указали дом, не называя нас по имени, куда мы и пошли. Семья, куда нас направили, была многочисленной – нас очень любезно встретили, угостили чаем и чудной закуской. После чая барышня, чтобы занять меня, стала показывать мне иллюстрированные журналы, где, между прочим, была фотография моей статуэтки работы князя Паоло Трубецкого, и барышня стала мне объяснять, что эта статуэтка знаменитой балерины Кшесинской, на что я, улыбаясь, ответила, что это я сама. Сюда же потом пришли Борис и Андрей. Хозяева, видимо, были несколько смущены нашим присутствием, опасаясь, как бы после нашего ухода им не было плохо от большевиков…»

Словом, обстановка была более чем неясной, то верх брали красные, то белые.

На территории, занятой белогвардейскими частями, порядок постепенно устанавливался, причём чем дальше от фронта, тем твёрже. Но революционные бури давали о себе знать. Кшесинская рассказала, что «вагоны оказались в довольно плачевном виде, обивка с диванов была сорвана солдатами». И прибавила: «Мелочи нас мало смущали, мы уже привыкли ко всему за это время».

И вот ещё наблюдение…

«…в Туапсе, на вокзале стоял жандарм в своей старой форме, и многие бросились его целовать, этого никто не ожидал». А всё мечтали, как признавалась Матильда, «о том времени, когда будем вместе гулять по Парижу…»

Долгие месяцы испытаний переделали многих. Когда беженцы, отправившиеся в Анапу вместе с великой княгиней Марией Павловной, увидели пароход, на котором предстояло плыть в Анапу, пришли в ужас и не спешили занимать места. Вдруг да великая княгиня не пожелает садиться на такую страшную, обтрёпанную развалину.

«Но вот приехала Великая Княгиня, любезно поклонилась капитану, который её встретил у сходней, и как ни в чем не бывало, смело вошла на пароход, поднялась на верхний мостик, невозмутимо уселась в кресло, наблюдая оттуда, как стали грузиться все беженцы».

Впрочем, в большинстве своём члены царствующего дома были воспитаны не так, как нынешние всякого рода «мажоры» и князи из грязи. Известно, какой спартанский образ жизни вёл, к примеру, император Николай I, который, ещё будучи великим князем, поразил всех во время посещения Англии тем, что вместо матрасов и подушек просил стелить ему солому.

Кстати, он учил своих детей: «Ведите себя так, чтобы вам прощали, что вы родились великими князьями».

22 октября 1918 года Матильда Кшесинская прибыла в Анапу. Ровно год минул с той поры, как большевики разогнали банду под именем Временное правительство, но так и не сумели окончательно взять власть на всей территории России.

Балерина писала в мемуарах:

«Было раннее утро, когда мы пристали к молу Анапы. Город ещё спал, и на молу никого не было. Мы все уселись на наших сундучках в ожидании нашей судьбы. Положение было не из приятных. Хотя город и был освобождён, но, как это часто случалось в тылу Добровольческой армии, банды, скрывавшиеся в горах и лесах, нападали по временам на эти освобождённые города, а войск для их охраны не было никаких… На разведку в город пошел офицер Мяч, командированный генералом Покровским сопровождать Великую Княгиню. Он должен был разыскать местного коменданта, узнать от него, каково положение города, и получить помощь в приискании помещения для Великой Княгини и для нас всех.

Мы ожидали возвращения сотника Мяча более часа. Он вернулся с успокоительными известиями, что в городе полный порядок и никакой опасности нет…»

Устроились. Жизнь постепенно налаживалась, а главное, не было опасности бесконечных обысков и арестов.

«Великие Князья Борис и Андрей Владимировичи поместились с Великой Княгиней Марией Павловной в доме одного зажиточного казака, но каждый день приходили к нам чай пить и играть в “тётку”». То есть Андрей был поблизости, сын с ней, и Кшесинская постепенно отдыхала от тревог и страхов Кисловодска.

Кшесинская отметила в мемуарах, правда вскользь, важное для Европы событие, которое для России столь важным уже не было…

«Огромною для всех радостью было известие, полученное вскоре по нашем прибытии в Анапу, что война окончена. Но с облегчением мы вздохнули лишь в тот день, когда союзный флот прорвал Дарданеллы и в Новороссийск пришли английский крейсер “Ливерпуль” и французский “Эрнест Ренан”. Это было 10 (23) ноября. В этот день мы почувствовали, что мы больше не отрезаны от всего света».

Событие то казалось радостным, но оно, положив конец войне, одновременно дало начало полномасштабной иностранной военной интервенции в России. И, конечно, балерине тогда было не понять, что таит в себе эта интервенция, завуалированная под помощь власть имущим. Тут ведь даже трудно ясно и точно прописать, кому всё же собирались помогать интервенты? Государю? Так при их же попустительстве государя не только свергли, но, как убеждённо говорили все вокруг, убили. Кому же помогать? Временное правительство изжило себя своими же преступлениями. Возникало огромное количество различных правительств во всех концах России, которые не могли быть легитимными. Но так ведь западным заправилам и не нужно было никакой легитимности. Им нужно было в очередной раз разграбить Россию. Но если после минувших грабежей они получали по заслугам, то теперь бояться, как казалось, нечего. Россия была прекрасным объектом для грабежей, и не только материальных, но и территориальных.

Матильда рассказала о том, как явился этакий оккупационный чинуша, разумеется, английский. Англия надеялась получить новые богатые колонии под видом помощи не важно кому.

«К концу года, под Рождество, в Анапу приехал начальник английской базы в России генерал Пуль в сопровождении состоявшего при нём генерала Гартмана. Вся Анапа была заинтересована этим неожиданным визитом. Приехал он передать предложение английского правительства Великой Княгине Марии Павловне выехать за границу. Великая Княгиня отклонила это предложение, считая, что она находится в полной безопасности, и заявила о своем непреклонном решении покинуть пределы России лишь в том случае, когда другого выхода не будет. Этот ответ был оценён генералом Пулем. Затем он выразил свое мнение, что Андрею следовало бы поступить в Добровольческую армию, но Великая Княгиня категорически против этого восстала, заявив, что не было случая в России, чтобы члены Династии принимали участие в гражданской войне. Генерал Пуль это тоже отлично понял».

Эти факты удивительны… Великая княгиня Мария Павловна продемонстрировала честь и благородство, достойные дома Романовых.

В конце марта за великой княгиней Марией Павловной был прислан командующим английской эскадрой в Чёрном море адмиралом Сеймуром военный корабль, чтобы вывезти её в Константинополь в случае, если Анапа будет в опасности.

И снова Кшесинская записала ответ, который узнала от великого князя Андрея: «По словам Андрея, присутствовавшего при разговоре, Великая Княгиня просила передать адмиралу Сеймуру её искреннюю признательность за присылку военного корабля, но в данное время она не видит никаких причин покидать Анапу, а тем более пределы России, и повторила то же, что ответила генералу Пулю, что покинет пределы России только в том случае, когда иного выхода больше не останется, а пока ее долг как русской Великой Княгини – оставаться на территории России. Видимо, капитан был, как моряк, тронут таким пониманием своего долга и ответил Великой Княгине: “Это правильно”. С ним тут же было условлено, что в случае опасности ему будет дано знать через Новороссийск, где постоянно находился английский корабль, а оттуда по беспроволочному телеграфу его найдут в любом месте. Было рассчитано, что в таком случае через двое суток он может быть в Анапе. Всё это было записано тут же в точности, чтобы знать, кого и какой корабль вызывать. Крейсер назывался «Монтроз», а командовал им капитан Гольдшмидт. Он хотел пригласить Великую Княгиню на крейсер на чашку чая, но она отклонила приглашение. При её слабых ногах ей трудно было садиться в шлюпку и взбираться на корабль. Но Андрей и свита Великой Княгини пошли с ним на мол, чтобы ехать на крейсер. По дороге в порт капитан рассказал Андрею, что, когда он получил от адмирала приказание отправиться в Анапу, ни адмирал, ни он не знали, в чьих она руках».

По словам Кшесинской, «“Монтроз” был в 2500–3000 тонн, лёгким крейсером (как называют военное судно, среднее между эскадренным миноносцем и крейсером), спущенным в 1918 году и развивавшим 43 узла хода. “Монтроз” был снабжен аппаратами по последним условиям тогдашней техники для борьбы с подводными лодками и довольно сильной артиллерией против аэропланов».

Но особенно важной была информация, которой поделился с Кшесинской великий князь Андрей:

«Капитан отозвал Андрея в сторону, чтобы никто не подслушал, и спросил его, как он думает, погиб ли Государь в Екатеринбурге или нет. Андрей ему ответил, что у него нет никаких данных, подтверждающих или отвергающих это, но он надеется, что они могли быть спасены. О спасении Государя действительно ходило столько правдоподобных слухов, что невольно верилось в возможность этого и думалось, что большевики нарочно распространяют слух о гибели. В таком случае, ответил капитан, позволите ли вы мне выпить за здоровье Государя Императора? Андрей ему ответил, что ничего против не имеет. Тогда капитан приказал подать шампанское, и, когда всем раздали бокалы, он торжественно провозгласил тост за здравие Государя Императора. В ответ на этот тост Андрей провозгласил тост “за Короля”. Этот жест капитана толковался потом на все лады. Даже у Андрея закралось сомнение, не знает ли капитан больше того, нежели хотел или имел право сказать. Во всяком случае, тост капитана ясно доказывает, что в тот момент он сам не верил в гибель Государя и не имел официального подтверждения. Потом мы узнали, что большевики, боясь всеобщего негодования, старались скрыть убийство Государя и сами распространяли слухи, будто он был похищен “белобандитами”».

Пройдут годы, и Матильда Кшесинская прочтёт книгу французского историка Марка Ферро. Марк Ферро (род. 1924), специалиста по истории Европы начала XX века, истории России и СССР. (Учёный секретарь журнала «Анналы» (1964–1969).)

Книга называлась просто и кратко «Николай II». Но не простым и не кратким было содержание… Она оставила больше загадок, чем ответов на вопросы. Книга напомнила о тех тяжёлых и трагических днях, которые она окрестила окаянными по нашумевшей в эмиграции книги Ивана Алексеевича Бунина «Окаянные дни».

В 1918 и 1919 годах слухи о судьбе царской семьи были крайне противоречивы. Горькой болью отзывались в сердце, обнадёживающие радовали. И до Кисловодска, и до Анапы долетали не только слухи, доходили чудодейственным образом и газеты, либо вырезки из них, касающиеся царской семьи, причём, если центральным газетам вряд ли можно было доверять – они несли ту пропаганду, которая была выгодна властям, то небольшие уездные, губернские газетёнки сообщали множество сведений о том, как и что происходило в Екатеринбурге в июле 1918 года. Многие из приведённых в книге фактов Кшесинская помнила с тех грозных лет, конечно, не дословно, конечно, не точь-в-точь, но помнила. Да и как можно было забыть то, что пережито с таким надрывом, то, что прочувствовано, что не раз обсуждено с близкими. Ведь речь шла о незабвенном Ники, память о встречах с которым, память о первой любви, горячей и не сравнимой ни с какими увлечениями и влюблённостями в будущем, осталась навсегда в сердце.