И Матильда Кшесинская вновь занялась педагогической деятельностью, о которой князь Сергей Волконский отозвался так:
«Когда М. Ф. Кшесинская, очутившись в положении беженки, открыла свою студию и из балетной “звезды” превратилась в профессора и воспитательницу, она поразила неожиданно обнаруженными ею педагогическими способностями. Преподавание обычно мало дается тому, кто им начинает заниматься в зрелом возрасте, без тренировки. Это есть в известном смысле “новая жизнь”, и требуется для нее особенный талант. Этот талант оказался присущ самой природе нашей балерины. Надо сказать, что среди наших балетных артисток Кшесинская сравнительно меньше других танцевала за границей, ее имя перешло границу в ореоле прошлого. Европа приняла её скорее “на веру”, чем на основании личного наблюдения; зато её педагогическая деятельность, её воспитательные достижения – это уже осязаемый факт, на глазах современников развернувшийся и завоевавший несомненное, своеобразное, очень индивидуальное и авторитетное место в балетном деле.
Только тот, кто бывал в студии княгини Красинской, кто присутствовал на уроках, может оценить степень той воспитательной работы, которую вкладывает она в свое дело. Больше всего поражало меня параллельное развитие техники и индивидуального ощущения красоты. Ни одно из упражнений не ограничивается сухим воспроизведением гимнастически технической задачи: в самом, казалось бы, бездушном есть место чувству, грации, личной прелести. Как лепестки цветка, раскрываются те стороны природы, которыми один характер не похож на другой. Не в этом ли истинная ценность исполнительского искусства – когда то же самое производится по-разному? Технике можно научить (этим в наши дни не удивишь), но выявить природное, направить чужое, внутреннее по тому пути, который каждому по-своему свойствен, – это тот педагогический дар, которому тоже научить нельзя.
Всё это из интимной обстановки студийного урока было вынесено на глаза публики в тот вечер, на котором мы присутствовали в стенах «Архива танца». Шесть учениц самого разнообразного возраста были представлены в последовательном ряде упражнений под фортепианное сопровождение. Все упражнения начинались у стойки, у того горизонтального бруса, приделанного к стене, который для многих представляется символом бездушия и рутины и от которого, однако, пошла вся слава классического балета. На этот раз брусок был не горизонтален – во внимание к разному возрасту учениц, младшей из которых едва шесть лет. Они все начинали с простейших батманов и кончали вихревыми фуэте, которые мы принимались считать, но которым скоро теряли счет, ибо нас ошеломлял восторженный порыв маленьких исполнительниц, ошеломлял и восторг публики, которая, начиная с восьмого такта, разражалась бурными рукоплесканиями, не прекращавшимися вплоть до начала нового номера…
Вечер прошёл с большим успехом и, конечно, составит одну из лучших страниц в летописи «Международного архива танца» в том её отделе, который озаглавлен «Россия».
Матильда Кшесинская заслужила сотни блестящих отзывов. Но в своей книге она не забыла отозваться добрым словом о своих коллегах, о балеринах, которые считались её соперницами и с которыми, по мнению многих описателей её жизни, она ну просто должна была интриговать и ссориться. Но мы видели, с какой радостью встретила её после долгих лет разлуки звезда русского балета Анна Павлова и какие удивительные предложения о балетном спектакле ей сделала.
А для того, чтобы узнать отношение самой Матильды Кшесинской к этой своей сопернице, мы снова вернёмся в купе поезда, летящего по стальной магистрале, и заглянем в стопку листов, лежащих на столике. Не будем пересказывать своими словами, ведь то, что написано от сердца самой Кшесинской, лучше не напишет никто…
…А между тем за окном вагона медленно рассеивалась туманная пелена, и Матильда Феликсовна Кшесинская, светлейшая княгиня Романовская-Красинская, крещённая в православную веру под именем Мария, продолжала свой путь по земным дорогам.
Купе комфортное, купе удобное, но это купе, а не целый салон-вагон. В России Кшесинская заказывала для своих поездок целый классный вагон, а нередко ей выделяли салон-вагоны великие князья. И путешествовала она с гувернантками, поварами, нянями, когда сын был ещё маленьким. Но то было в России, то было при незабвенном Ники.
За окном по-прежнему туманное утро, на столе – стопка стандартных листов. Рукопись её мемуаров, написанных настоящим, русским, художественным языком, далёким от либерально-демократических графомании и эсперанто. Правда, в предисловии она отметила особо, что огромную помощь в создании мемуаров ей оказал супруг великий князь Андрей Владимирович, и заявила: «Без него я вряд ли бы смогла написать их».
Но вот уже несколько лет, как и он ушёл из жизни. Это случилось в 1956 году. Великому князю Андрею Владимировичу было 72… Матильде Феликсовне – 84. Но она не чувствовала старости, она испытывала горе, большое горе, о котором Матильда писала:
«Словами не выразишь, что я пережила в тот момент. Убитая и потрясённая, я отказывалась верить, что не стало верного спутника моей жизни. Вместе с Верой мы горько заплакали и, опустившись на колени, начали молиться… С кончиной Андрея кончилась сказка, какой была моя жизнь».
С тех пор у неё была лишь одна необыкновенная радость, тоже вызвавшая обильные слёзы, но то были слёзы радости.
В Париже на гастролях был Большой театр, и Кшесинская не могла не побывать на его спектаклях. Она волновалась, она боялась страшного разочарования, ведь о жизни в СССР на Западе, как всегда, говорили много лживого, отвратительного. Таков Запад, таковы его средства массовой информации…
Она была приятно поражена, она была в восторге и записала в тот день в своём дневнике о Большом театре:
«Хотя со смертью мужа я никуда больше не выезжаю, проводя дни в студии за работой, для добывания хлеба насущного, или дома, я сделала исключение и поехала на него посмотреть. Я плакала от счастья… Это был тот самый балет, который я не видела более 40 лет. Душа осталась, традиция жива и продолжается. Конечно, техника достигла большого совершенства…»
Ещё три года, и мемуары в целом готовы. В свои уже 87 лет она подводит окончательный итог своей жизни, которая запечатлена пока ещё на стандартных листах бумаги.
И снова за работу – работу педагогическую. Она считала искусство наднациональным, но всегда, во все времена признавала приоритет именно родного ей русского балета. Как было радостно убедиться в своей правоте на спектакле Большого театра.
Она же сама даже в 64 года с успехом выступала в балете и в 1936 году поразила зрителей в лондонском «Ковент-Гардене» своим блистательным «Русским танцем». Этим танцем когда-то в «окаянные дни» 1917 года вызвала овации у тех, кто ещё, может быть, утром того дня, понятия не имя о прекрасном, занимался грабежами на улицах Петрограда. Первое российское издание на русском языке осуществилось лишь в 1992 году.
Она снова перелистывала мемуары, как страницы своей жизни, ещё недописанной, но и без того очень долгой. Она знала, что скоро, уже в 1960 году, эта рукопись превратится в изданную на французском языке книгу. Это будет книга её жизни, но не знала и не могла знать, что ещё добрую дюжину лет она проживёт, часто перелистывая книгу, содержание которой так сильно наполнено лицами, никогда незабываемыми, обильными страстными речами и взгляды так жадно, так робко ловимыми.
Она снова включила магнитофон и снова, в который раз, разлились по купе чарующие аккорды и пронзающие душу слова одного из самых сильных романсов – романса на слова Тургенева.
Место на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа под Парижем рядом со своим супругом великим князем Андреем Владимировичем Матильда (в православии Мария) Кшесинская, княгиня Романовская-Красинская заняла в декабре 1971 года, покинув сей мир 5 декабря. Сто лет без нескольких месяцев даровано ей Богом для тернистого пути по земле. А спустя менее чем два с половиной года к родителям своим присоединится сын светлейший князь Владимир Андреевич Романовский-Красинский, которого она всегда называла Вовой. Он уйдёт из жизни 23 апреля 1774 года, прожив без малого 72 года, почти столько же, сколько и его отец.
На памятнике знаменитой балерины начертано: «Светлейшая княгиня Мария Феликсовна Романовская-Красинская, заслуженная артистка императорских театров Кшесинская».
Она так и осталась в вечности русской императорской балериной.