«Четыреста вторая» продолжала плавание. Основная роль в этом принадлежала Мише Горожанину и Алексею Чернавцеву, которые под руководством инженер-механика старательно составляли топливную смесь, расходуя по пол-литра керосина на ведро масла. Подводники с повеселевшими липами прислушивались к мерному рокоту дизеля. В отсеках вновь появилось нормальное освещение. Кок Антонов включил электрическую плиту на камбузе, и у него там уже что-то жарилось и кипело.
Вахту у штурвала вертикального руля почти беспрерывно нес краснофлотец Марченко. Выбор на него пал не случайно. Дело в том, что на малом ходу, да еще в штормовую погоду, корабль плохо слушается руля. Его все время отклоняет от курса, и путь его выглядит не прямой, а довольно-таки извилистой линией. В результате как бы увеличивается расстояние и больше расходуется топлива. А для «четыреста второй» не было ничего важнее, чем экономия топлива. И уйти надо было как можно дальше от того места, где она потеряла ход. Тут-то и потребовался самый искусный рулевой, который мог бы в этих трудных условиях провести корабль как по ниточке. Таким и был краснофлотец Иван Марченко, лучший рулевой-вертикальщик на «Щ-402».
Марченко пришел на лодку вестовым. Он прославился тем, что носил на одной руке по восемь тарелок, до краев наполненных горячим борщом или супом. А однажды, проходя по отсеку с подносом, оступился и упал в трюм. Но поднос удержал, в связи с чем слава его возросла еще больше.
И все-таки Марченко не хотел оставаться вестовым. Он все время настойчиво стремился стать рулевым. Ему охотно шли навстречу. Лучшие специалисты во внеурочное время учили Ивана искусству точно выдерживать курс корабля. И вскоре ученик ни в чем не стал уступать учителям. В конце концов командир удовлетворил просьбу вестового, лично принял у него экзамен и допустил к самостоятельной вахте. Отличный получился рулевой! Точнее его никто не держал лодку на курсе, о чем свидетельствовала беспристрастная лента курсографа. На его вахте перо чертило на ленте самую ровную линию.
В этом тяжелейшем походе Марченко проявил изумительное мастерство и огромное мужество. Он чувствовал рули лодки так, будто они были продолжением его рук и, предугадывая удар волны, заранее отводил руль, не давая кораблю отклониться от заданного курса. И так час за часом. Когда он уже совсем синел от холода, командир приказывал ему смениться и идти вниз отогреваться. Посидев немного в помещении, он опять выходил на мостик. Так нес он ходовую вахту, почти двое суток без сна.
Так же беззаветно и мужественно действовали во время этого перехода, впрочем, как и в период всего похода, все члены экипажа «Щ-402». Многие из них были уже названы выше при описании различных перипетий. Из числа особенно отличившихся необходимо назвать еще хотя бы несколько человек — старшину трюмной группы мичмана сверхсрочной службы Сергея Дмитриевича Кукушкина, трюмного старшего матроса Михаила Никитина, моториста Николая Лысенко, комендора заместителя секретаря комсомольской организации Павла Сосунова, торпедиста Александра Злоказова, рулевого Якова Вараксина, радиста Льва Розанова. Каждый из них был бесстрашным и находчивым, самоотверженно выполнял свой долг.
Краснофлотец Михаил Никитин (слева) и заместитель секретаря комсомольской организации старший матрос Павел Сосунов
На протяжении всего двухсуточного перехода от Нордкапа очень напряженная обстановка царила в центральном посту. Если большинство краснофлотцев и старшин уже уверовали в работу движителя, то командир был далек от такого оптимизма. Оснований для тревог и сомнений имелось у него больше чем достаточно.
Еще в самом начале перехода от Нордкапа Николай Гурьевич поручил Большакову рассчитать, хватит ли самодельного топлива, для того чтобы лодка смогла дойти до ближайшего района побережья, на котором находятся советские войска. Доклад был обнадеживающим.
Однако спустя некоторое время обнаружился просчет инженер-механика. Оказалось, что расход смеси значительно превосходит нормы расхода обычного топлива. И командир раньше всех понял: корабль не сможет добраться до заветного берега своим ходом. Последовало строжайшее указание усилить экономию топлива, идти самым экономичным ходом — на одном дизеле.
Но как ни экономили керосин, он кончился. Без керосина масло стало сгорать плохо, в работе дизеля начались перебои. Наконец и масла осталось совсем немного. Старший краснофлотец Горожанкин уже давно вскрыл лаз масляной цистерны и собирал остатки масла баночкой из-под консервов. Чтобы корабль дошел до еще более безопасного места, командир приказал взять часть масла, имевшегося в циркуляционной цистерне, а керосина — из заряженных торпед.
Дизель заглох около шести часов утра 13 марта. Заглох окончательно, потому что на лодке не осталось ничего, что можно бы было сжигать в нем. Подводная лодка опять легла в дрейф, а в отсеках воцарился полумрак.
Около полудня на какое-то мгновение появилось солнце, и штурман определил место корабля. Оказалось, что за время перехода лодке удалось удалиться от Нордкапа всего лишь на 100 миль.
А кругом бушующее холодное море. Но новый проблеск на спасение появился раньше, чем его ожидали подводники. Радостную весть принесло радио. Оказывается, радисты, о которых на время забыли на лодке из-за неисправности рации, упорно продолжали попытки связаться с базой. И это им удалось в новом районе дрейфования корабля. Из ответа, принятого Хромеевым, следовало, что первая радиограмма о бедственном положении «Щ-402» была принята в базе и Военный совет флота, сняв с боевых позиций две лодки, послал их на помощь нам в район Нордкапа. Беда была лишь в том, что лодка ушла из того места и наши спасатели не знали, где мы находимся в данное время.
С максимальной точностью штурман Леошко рассчитал координаты лодки. Они тотчас были переданы в базу. На этот раз надежно, с получением квитанции. Теперь можно было надеяться, что нас спасут. Но когда? А вдруг раньше наших лодок появится вражеский корабль?
Хотя опасность быть обнаруженными противником несколько уменьшилась, но она оставалась. Оставалось в силе и решение командира, поддержанное коммунистами и всем экипажем, — при всех обстоятельствах драться до конца, в плен не сдаваться.
Сигнальщики не спускали глаз с горизонта. Каждому хотелось первым обнаружить приближение своей подводной лодки. Люди верили в то, что их не бросят в беде, обязательно разыщут в холодных просторах Баренцева моря.
Тем временем состоялось заседание партийного бюро. Все заявления, поданные накануне, рассматривались серьезно и обстоятельно. Товарищей принимали в партию так, будто дело происходило не в час сурового испытания, а в самой обычной будничной обстановке. И не в полутемном, холодном, сыром отсеке, а в светлой комнате отдыха на далекой береговой базе.
После долгого и томительного ожидания помощи с мостика доложили:
— На горизонте появилась точка!
Командир пулей выскочил наверх. Напрягшись, всмотрелся в указанном направлении. Действительно, что-то там есть. Но что?
Капитан-лейтенант Столбов одно за другим отдал приказания:
— Боевая тревога! Торпедная атака!
— Приготовиться к срочному погружению!
В отсеках наступила напряженная тишина. Нервы у всех натянуты как струны. Что там наверху! Помощь идет или, быть может, наступает час последнего боя?
И вдруг в центральном посту услышали возбужденный и радостный голос командира:
— Швартовую команду наверх!
Значит, наши!
Сомнений больше не было — приближавшаяся в туманной дымке подводная лодка дала позывные ракетами. Потом корабли обменялись опознавательными. Таков порядок, хотя верхние вахтенные уже и без того опознали лодку. К «четыреста второй» подходила «К-21». Родная наша «катюша»! А спустя несколько минут капитан-лейтенант Столбов увидел на ее мостике своего приятеля, командовавшего «К-21», Николая Александровича Лунина.
— Здорово, Коля! — кричал Лунин. — Поздравляю с победами!
И вот уже лодки сошлись бортами. Подводники, не теряя ни мгновения, перебросили стальные тросы. Быстро ошвартовались, подали даже сходню. Лунин перешел на «щуку», крепко обнялся со Столбовым, поздоровался со всеми.
Инженер-механики лодок после короткого совещания наметили порядок передачи топлива. Ни у того, ни у другого опыта на этот счет не было. Решили, не мудрствуя лукаво, тянуть шланг прямо через рубочный люк «щуки» во вскрытую горловину солярной цистерны прочного корпуса. А масло носили в резиновых мешках из-под дистиллированной воды.
Передача топлива и масла заняла час без двух минут. Все это время артиллерийские расчеты стояли у орудий, торпедисты у торпедных аппаратов. А у швартовых концов — матросы с топорами. Это на тот случай, если налетят вражеские самолеты или появятся на горизонте чужие корабли — рубить концы, чтобы лодки могли мгновенно вступить в бой.
К счастью, дело обошлось без помех. «Щука» приняла около 12 тонн соляра и 120 литров масла. Теперь хватит дойти до дома. Даже с запасом на всякие непредвиденные случайности. Кроме этого, с «катюши» были получены сравнительно свежий хлеб, по которому все мы давно уже соскучились, и газеты, что тоже было хорошим подарком.
Спасибо друзьям. Не подвело морское братство. Да разве могло оно подвести!
Распрощались командиры лодок, поднялись на мостики своих кораблей, пожелали друг другу счастливого плавания. Застучали дизеля, и лодки легли на курс в базу. Вскоре «катюша», у которой ход был побольше, скрылась за густой завесой налетевшего снежного заряда.
Поздним вечером следующего дня «Щ-402» подходила к родным берегам. Помощник командира Константин Сорокин придирчиво осматривал отсеки — чтобы всюду был блеск.
— Домой надо являться в приличном виде, — повторял он в каждом отсеке, хотя необходимости в этом не было. Моряки старательно наводили образцовый порядок на своих боевых постах.
А база была уже совсем рядом. «Четыреста вторая» медленно поворачивала в бухту. На ближней сопке мигал огонек сигнального поста — оттуда давали «добро» на вход в гавань.
— Артиллерийскому расчету на мостик!
Командир боевой части старший лейтенант Захаров, а за ним Ивашев, Мельников и Сосунов выскочили наверх к носовому орудию.
— Приготовиться к артиллерийскому салюту. Три холостых!
— Есть, три холостых!
У комендоров счастливые лица. С лязгом открылся замок. И когда лодка дошла до середины бухты, над гаванью прогремели три выстрела.
На пирсе «щуку» встречали командир и начальник политотдела бригады, моряки с других лодок. Столбов отдал рапорт контр-адмиралу Виноградову.
Теплой и трогательной была эта встреча командования бригады с экипажем «Щ-402». Так же как и на проводах, контр-адмирал Виноградов и полковой комиссар Байков обошли все отсеки корабля, каждому пожали руку, поздравляя с боевым успехом и благополучным возвращением. Увидев улыбавшегося краснофлотца Музыку, Николай Игнатьевич сказал:
— Помню о вашей просьбе. Поросята готовы.
Потом подводники один за другим выходили из лодки на причал и тут же попадали в крепкие объятия друзей. Те, кто встречали, сами бывали в таких же походах, знали, как нелегко достаются победы.
Группа подводников «Щ-402» в день вручения экипажу лодки ордена Красного Знамени и Краснознаменного Военно-морского флага СССР
На следующий день экипаж «Щ-402» испытал еще одну большую радость — была получена телеграмма от Народного комиссара Военно-Морского Флота. В ней говорилось:
«Командиру и комиссару подводной лодки „Щ-402“.
Весь личный состав поздравляю с благополучным возвращением из героического похода. Подводную лодку представил к правительственной награде — ордену Красного Знамени. Военному совету Северного флота весь личный состав наградить орденами и медалями Советского Союза».
Экипаж «четыреста второй» собрался на митинг. Отдохнувшие за ночь подводники выглядели бодро, свежо, будто вовсе не они вернулись накануне из тяжелого плавания. Капитан-лейтенант Столбов зачитал телеграмму Наркома. Выступая на митинге, контр-адмирал Виноградов пожелал подводникам новых побед. Старшина торпедистов мичман Егоров поклялся, что ни одна торпеда, выпущенная с лодки, не свернет с боевого курса.
Подводники рассматривают только что полученную боевую награду сослуживца
Выступали на митинге и другие подводники. Беззаветная преданность Родине, Коммунистической партии, твердая вера в нашу победу, готовность отдать жизнь за нее — вот что чувствовалось в коротких и страстных речах этих людей, которые оружием владели лучше, чем словом.
После митинга командир бригады пригласил экипаж на торжественный ужин. С традиционными поросятами.
Однако не только радости ждали подводников в базе. То были тяжелые месяцы великой и тягчайшей войны. Над Родиной нависла серьезная опасность. Враг рвался к Волге, на Кавказ. Суровую блокадную зиму переживали защитники Ленинграда. Было известно, что гитлеровское командование готовит новое наступление на мурманском направлении. Отдыхать было некогда. И первая забота экипажа состояла в том, чтобы быстрее исправить повреждения, привести в полную боевую готовность оружие и механизмы корабля. Коммунистам нужно было позаботиться о выборе нового секретаря — Алексей Николаевич Бахтиаров с лодки ушел. Он получил звание политрука и был назначен помощником начальника политотдела по комсомолу бригады лодок. Ушли с лодки старшина группы электриков Акинин и старшина группы мотористов Степаненко. Вместо них были назначены Сергей Семенов и Виктор Михеев. Были переведены на другие лодки лучший рулевой-сигнальщик Иван Харитонов и некоторые другие подводники. Вместо них были назначены сюда молодые моряки.
Люди сутками, без отдыха, работали и учились. Ремонтировали технику, готовили и грузили торпеды, продовольствие, топливо. Благодаря героическим усилиям краснофлотцев, старшин и офицеров «щуку» удалось в рекордно короткий срок подготовить к новым боям.
Мне не раз еще потом приходилось провожать в плавание и встречать с победами экипаж этого славного подводного корабля, на долю которого выпала необычная, яркая и, к сожалению, трагическая судьба.