Семья управляющего с гостями уселась за ужин, но едва они начали есть похлебку из общей миски, как вошли новые гости – деревенские старшины с отцом спасенного мальчика. Поздоровавшись с хозяевами, эти люди принялись осторожно шептаться, с сильнейшим любопытством выспрашивая обо всех подробностях дела: где нашли мальчика, в какой позе, глубоко ли его засосало, что он говорил и т. п.

Они стали басить все громче и громче, приблизились и обступили лежащего, навязывая каждый свои советы, противоречащие мнениям других.

– Он еще не согрелся?

– Нет... видишь, его трясет... так и подбрасывает!..

– Хорошо бы ему дать горячего вина!..

– Давали... не помогает.

– А по-моему – лучше масла с медом.

– Стошнит.

– Это-то и в пользу.

– Тут на столе есть немного масла, для полбяной каши поставили.

За ужином, однако, общая беседа перешла на другое: поселяне стали хохотать, слушая рассказы Тита и Ультима о том, как перед этим будущий тесть и жених, напившись допьяна раньше пира, чуть не отдали Амальтею замуж за Балвентия, с переименованием в Стериллу, если б этому не помешал Прим; признание Веранием свинопаса за отца они тоже приписывали его выпивке с тестем, но тот еще более рьяно принялся доказывать достоверность своего родства со стариком, который уже давно, с первого взгляда, показался ему похожим на кого-то давно не виданного и, ущемляя свой нос между пальцами, он стал допрашивать Балвентия, зная, что поселяне не поймут этой символики, не видавши его носа в клещах.

– Ты вейент?

– А вейент я, вейент.

– Тебя прежде звали не Балвентием?

– Всегда Балвентием... всегда.

– Да ты уж это позабыл от старости, от побоев... (сигнал) ты не помнишь, как тебя звали.

– Не помню, не помню...

– Ты был извозчиком? Перевозил клад?

– Да ведь ты говорил, будто твой отец убитый полководец, – перебил Прим и насмешливо и злобно.

– Конечно... – ответил Вераний, – из извозчиков он чудесами храбрости...

– Балвентий-то?

– В молодости он был не таким... он... ах!.. это такая длинная, такая дивная эпопея, что я вам ее расскажу когда-нибудь после и не всем, а лишь старшим, самым достойным моего уважения, а теперь я только торжественно произношу мой обет: вы все свидетели... до тех пор, и пока я не докажу вам неопровержимо, что Балвентий мой отец и пока я не добьюсь его освобождения... у нас в Вейях есть могущественная родня... они заставят Турна дать моему отцу свободу, отпустить его домой на родину, – до тех пор я не женюсь на Амальтее.

Вераний обвел все общество каким-то особенным, властным, точно магнетическим, взором, встал из-за стола, с насмешливо-утрированным почтением отвесил чересчур низкий поклон и тихо вышел.

Пирующие глядели вслед ему молча, разинув рты, пока Тит, лодочник не последовал за ушедшим, говоря:

– Я провожу его; он так пьян, что, пожалуй, свалится в трясину.

– Я говорила тебе, отец, – сказала Амальтея, – говорила, что ничего хорошего не выйдет, потому что приметы неладные для свадьбы... гости пришли с похорон, принесли Ювента, говорили только про убийство, про соседское дело... потом Вераний...

Она кинулась к ногам Грецина, захлебываясь слезами.

– Не отдавай меня за пьяницу!.. не отдавай за лгуна!.. Не люблю я его, не хочу, не хочу!..

Поселяне одни приняли ее сторону, вместе с Примом и Тертуллой стали уговаривать Грецина прогнать негодного жениха, но Ультим, которого оруженосец постоянно смешил, особенно теперь, после его сцепки с Балвентием, сначала враждебной, потом родственно-любовной, Ультим начал заступаться за Верания; часть гостей поддержала его, и начался бесконечный спор с семейным разладом, где один дряхлый свинопас не принял участия, ничего не понимая в случившемся, бормоча сам с собою:

– Что такое он говорил?.. Что такое?.. вот теперь все кричат?.. а ну-ко-сь он нос-то... нос-то мне прищемит опять!..