– О Аллах милосердный, отец, я не могу тебе даже описать то горе, которое постигло нашу царицу! – Дочь звездочета, прекрасная Ясмин, украшение царского гарема, заливалась горькими слезами. – Только и успела добрая Хаят прошептать сыну первое «бисмилля»…
– Малыш заболел? – с тревогой в голосе спросил звездочет.
– О нет, отец. Мальчик умер! На рассвете. Эту страшную весть принесла утром кормилица. Царь хотел ее казнить… Но как может добрая женщина противиться воле самой судьбы?
– Царица печалится?
– Ох, отец, и ты еще спрашиваешь? Она не печалится… Ее горе столь велико, что не найти и слов, чтобы описать его!
– Увы, моя девочка, Судьба иногда сурова и к нам, и к нашим детям. Но прошу тебя, не плачь!
– Ах, добрый мой отец… Я не могу не плакать. Мне очень жаль красавицу царицу. Но еще больше жаль малыша. Такой кроха…
Сердце звездочета разрывалось от боли за Ясмин. Девушка была просто в отчаянии. Но Назир-то знал, что мальчик не умер. Что его еще до рассвета унесли в безопасное место, подальше и от царя, пытающегося усмирить собственную боль, и от тех, кто мог раскрыть тайну юного царевича.
«Что же делать? Малышка плачет так, будто это ее собственный сын. Но могу ли я сказать ей правду? И если скажу, сумеет ли она эту тайну сохранить?»
Звездочет подал дочери носовой платок и нежно погладил по иссиня-черным волосам.
– Не плачь, малышка. Судьба оказалась к малышу милосердна…
– Ах, отец, не говори так. Этими жестокими словами ты просто разрываешь мне сердце.
– Так знай же, добрая дочь моя, что малыш не умер! – Наконец Назир-звездочет решился сказать правду. – Поклянись, что никому на свете ты не откроешь этой тайны.
– Правда? Малыш не умер?
– Клянись, Ясмин!
Слезы в глазах девушки мгновенно высохли. Древний мудрец был прав: никакая магия не может сравниться с женским любопытством.
– Клянусь, отец мой! Я клянусь всем, что дорого моему сердцу: до тех пор, пока не почувствую над собой могильного холода, не раскрою я этой тайны.
– Помнишь ли ты, дочь моя, как я был опечален, когда по светилам и звездным таблицам пытался узнать судьбу царского сына?
Ясмин кивнула.
– Увы, сколько я ни проверял, тучи над судьбой малыша не рассеивались. А родимое пятно на шее младенца лишь укрепило меня в самых страшных опасениях. И что самое ужасное, черные тучи стали собираться над всей страной… И тогда я отправился к царю Омару.
– Да, отец. – Юная наложница кивнула. – Я помню, что ты собирался это сделать.
– Ничего не тая, я рассказал царю, что ждет нашу страну, что ждет ее наследника. Царь долго колебался. Но государственные соображения все-таки взяли верх над горем отца. И царь приказал…
– О Аллах, неужели он приказал убить собственного сына? – В голосе Ясмин смешались ужас и отвращение.
– Ну как ты могла такое подумать, доченька? – ответил звездочет с укоризной. – Царь приказал отправить малыша с надежным человеком в далекую страну за высокими горами. Звезды сказали мне, что там наш юный Темир будет в безопасности и вырастет настоящим наследником престола.
– О Аллах! Какое счастье! Надо немедленно сообщить об этом царице! – И Ясмин вскочила, чтобы как можно быстрее попасть на женскую половину.
– О нет, дочь моя, остановись! Ты же только что дала клятву, что никто и никогда не узнает от тебя этой страшной тайны!
– Да, отец мой. Но царица…
– И царица. Подумай, что скажут люди, если увидят царицу спокойной, веселой… Ну, или, быть может, лишь обеспокоенной. И это после того как ей принесли страшную весть о смерти малыша?! Начнутся кривотолки, поползут слухи, что наследник жив… И кто-то из врагов нашего царства попытается найти сына царя и умертвить теперь уже по-настоящему.
– Да, отец, ты прав. Но все же царица должна…
Звездочет лишь отрицательно покачал головой.
– Ну позволь мне, отец… Прошу тебя… Ведь царица так страдает. Ее горе столь велико, что, боюсь, ей не дожить и до новолуния…
– Ну что ж, значит, наш царь станет вдовцом.
– Ах, отец, это так жестоко…
– Подумай сама, малышка… Пусть я пощажу царицу. И она узнает о том, что с ее сыном все в порядке. Но тогда я подвергну малыша смертельной опасности. А звезды сказали мне, что ему суждены великие дела.
Увы, сейчас звездочет слегка покривил душой. Он не спрашивал у светил о дальнейшей судьбе царского сына. Ему довольно было слова мудрого Георгия, которому Назир, что уж греха таить, верил больше, чем всем светилам на небе вместе взятым.
И Ясмин замолчала. Увы, она прекрасно понимала, что отец прав. Но сердце ее разрывалось от сочувствия к царице.
Покинув отцовский кабинет, Ясмин продолжала вспоминать слова отца: «… в далекую страну за горами». Быть может, это путешествие спасет малыша, но наверняка убьет царицу.
Стоило лишь девушке вспомнить о глубокой печали, которая поглотила добрую Хаят, как на ее глаза навернулись слезы. Малыш родился только ночью, страшная весть пришла лишь утром, но на лицо царицы уже легла маска смерти. Увы, Ясмин, изучив азы лекарского искусства, прекрасно знала и такое выражение лица, и ту отрешенность, что все сильнее читалась во взгляде прекрасной Хаят. Удивляло девушку и поведение царя Омара. Тот, который знал всю правду, не пришел к жене, чтобы как-то утешить ее, поддержать, просто побыть рядом. Но нет, Омар, единственный, кто мог бы сейчас спасти царицу, покинул дворец. Давняя любовь, соколиная охота, оказалась куда важнее… Соколиная охота и… дочь визиря, Амани.
Увы, это была чистая правда… Царь Омар оказывал вполне ясные знаки внимания этой девушке. Да, Амани была необыкновенно хороша собой, удивительно стройна и не по-женски умна. Даже по гарему уже ползли слухи, что неверность царя столь же велика, как и его воинская слава. Но пока это были только слухи. Уж это Ясмин, любимая наложница и добрый друг царя, знала наверняка. Но что будет, если царица не сможет вернуться к спокойствию? Что будет, если горе, поглотившее прекрасную Хаят, убьет ее?
Эти вопросы уже не в первый раз за сегодня тревожили дочь звездочета. Но ответа пока девушка найти не могла. И оттого становилась еще печальнее.
А предмет ее размышлений, дочь визиря, красавица Амани, все веселела. Наконец она увидела возможность возвыситься над своим нынешним положением. Конечно, быть дочерью визиря страны Ал-Лат совсем неплохо. Но стать царицей этой страны!.. Владычицей народа и любимой женой царя!.. О-о-о, о таком можно было только мечтать.
И вот мечты на своих сладких волнах закачали дочь визиря. Она, словно наяву, ощутила и ласки царя Омара, и тяжесть драгоценных украшений, которыми он будет одаривать ее по случаю и просто так. А если Аллах милосердный улыбнется и подарит Амани сына!.. Вот тогда царь станет просто игрушкой в руках опытной интриганки и умницы, некогда дочери визиря, а ныне царицы…
Но, увы, сладкое будущее лишь на миг показалось вдалеке и вновь растаяло миражом. Чтобы стать царицей, Амани надо было дождаться того дня, когда умрет нынешняя правительница, добрая и великодушная Хаят. Нет, дочь визиря вовсе не мечтала о том, чтобы царь немедленно овдовел. Но… Об отчаянии царицы знал уже весь дворец. На женской половине пахло лекарствами гораздо сильнее, чем духами и притираниями… Придворные врачи выходили из покоев царицы с черными лицами, и понятно было, что дни Хаят сочтены.
И еще одна мысль не давала Амани покоя. Перед отъездом в охотничьи угодья царь Омар позвал дочь визиря к себе. Курительная была вся пронизана солнцем, и среди этого золотого сияния Амани чувствовала себя просто волшебной птицей. Но царь, как оказалось, вовсе не собирался передать поручение для отца, визиря. Он, не говоря лишних слов, заключил ее в жаркие объятия и покрыл лицо девушки бесчисленными поцелуями.
– Ах, какая ты сладкая, красавица Амани… Как же будет счастлив тот, кто назовет тебя своей любовью… – говорил он.
Но когда Амани пыталась вставить хоть словечко, он тут же накрывал ее уста своими и гасил страстными поцелуями любые слова и клятвы. А потом так же внезапно отпустил девушку и приказал передать отцу какие-то свитки. Тон этого распоряжения был так сух, что Амани пыталась понять, не приснились ли ей жаркие царские объятия.
И вот, выполнив странное повеление царя, Амани вошла на женскую половину дворца. Запах лекарств был так силен, что кружил голову. Комнаты, погруженные во мрак, вызывали ужасные мысли. Но страшнее этих мыслей был смех царицы, который доносился из-за полуприкрытых дверей. Так смеяться мог только умалишенный. Или человек, горе которого стало поистине вселенским.
Внезапно двери распахнулись, и из опочивальни царицы выскочила Ясмин, дочь звездочета. Глаза девушки были наполнены слезами, а ладонь она прижала к губам, чтобы не расплакаться вслух.
– Что случилось, красавица? – вполголоса спросила Амани.
– О Аллах, нет силы видеть эти мучения, госпожа. Царица так страдает, что день ей кажется ночью, она уже слышит голоса умерших родственников… И все время приказывает, чтобы ей принесли сына!..
– Бедняжка Хаят! – с наполовину притворным сочувствием проговорила Амани.
А про себя подумала: «Так вот почему царь Омар был так смел! Вот почему позволил себе припасть к моим устам во дворце, а не тайком, как бывало раньше. Почти прилюдно…» Но раздавшийся истерический смех оборвал коварные мысли Амани.
– О Аллах, – прошептала девушка, увидев царицу.
Добрая Хаят, всегда такая приветливая, улыбающаяся, со вкусом одетая, сейчас была похожа на неряшливую нищенку. Драгоценный шелковый халат, расшитый золотом, она намотала на голову вместо тюрбана, и один рукав свешивался сбоку, болтаясь из стороны в сторону при каждом ее движении. Нежная муслиновая рубаха была по-разбойничьи завязана узлом на животе. Но самыми страшными казались глаза царицы. Сухие, они горели лихорадочным блеском. Хаят все время осматривалась по сторонам, словно гиена, выискивающая спрятанную добычу. Вот она обернулась к двери, которую Ясмин так и не закрыла.
– Амани, моя добрая подружка Амани! Иди скорей сюда! – Не стоит и говорить, что Хаят никогда не называла дочь визиря своей подружкой.
Девушка вошла в покои царицы и низко поклонилась.
– Да хранит тебя Аллах милосердный и всемилостивый, великая царица!
– Ох, какие мы серьезные! Ну почему сразу «великая царица»! Для тебя я просто Хаят. Помнишь, как мы с тобой бросали в мальчишек финики, когда они с таким важным видом шли мимо нашего дома из медресе?
– Помню, великая царица. Да будет мне дозволено спросить тебя о здоровье?
– Отлично, Амани. – И царица как-то странно, визгливо рассмеялась. – Знаешь, а у меня ночью родился сыночек! Такой хорошенький, черноволосый. И кричал так громко!
– Это прекрасная весть, царица.
– А потом он умер… – И царица снова громко рассмеялась. – Все думают, что я должна лить слезы… А я громко смеюсь. Так громко, что надеюсь испугать владычицу-судьбу…
Ужас охватил Амани. «О Аллах, она же лишилась разума от горя! Бедная Хаят… Бедный царь Омар!» Но царица, разом посерьезнев, продолжила:
– Знаешь, подружка, на самом деле это очень больно, когда у тебя вот только родился малыш и сразу его не стало… Это так больно, что сердце начинает разрываться на сотни мельчайших частей, а тут… – царица прижала указательные пальцы к вискам, – словно гремит гром и сверкает молния.
– Да смилуется над тобой Аллах, царица. Быть может, ты приляжешь? Уснешь? Боль пройдет, гром утихнет. И тогда ты сможешь оплакать своего сына, как того велит обычай.
– Но я вовсе не хочу спать. Мне так больно, что, боюсь, если я лягу, моя боль, словно наводнение, затопит весь дворец. А так я сижу и пугаю судьбу.
Царица снова огляделась по сторонам.
– Ну, где же моя колотушка? Вот я сейчас встану, пойду по покоям. Буду бить в колотушку и кричать: «Во дворце все спокойно! Уходи прочь, судьба, здесь все спокойно!»
От страха перед безумием Амани просто онемела. Тайком оглянувшись, она не увидела никого из лекарей… Покои покинули все, даже рабыни, что должны были находиться при царице ежедневно и еженощно.
– Не смотри по сторонам, подружка! Я всех отослала! Чтобы гонять судьбу, словно шелудивого кота, мне слуги пока не нужны. На это хватит тех сил, что у меня еще остались.
– Но, великая царица, быть может, ты сначала немного поспишь, отдохнешь… А потом, чуть окрепнув, пойдешь пугать судьбу?
И будто послушавшись Амани, или, просто завороженная ее тихим голосом, царица покорно дошла до широкого ложа и присела на краешек.
– А ты, подружка, пойдешь со мной пугать судьбу? Правда?
– Конечно, великая Хаят, конечно. Нас двоих какая-то несчастная судьба обязательно испугается.
– Да, наверное, так. Она должна нас испугаться! Жаль, что я не позвала тебя раньше! Теперь бы покои уже были чисты и безопасны, как раньше, когда мой малыш был жив. – И царица попыталась подавить готовое прорваться наружу рыдание.
– Приляг, царица. Тебе еще понадобятся силы… Хаят послушно легла, откинувшись на высоко поставленные подушки. Чудовищный тюрбан свалился с ее головы, но она этого не заметила.
– Укрой меня потеплее, подружка! Что-то меня стало знобить…
Амани осторожно укрыла царицу и, повинуясь какому-то неясному порыву, села у той в ногах.
– Успокойся, великая царица. Сон смоет всю печаль. Тебе станет легче…
– Я знаю, Амани, знаю. И мечтаю лишь о том мгновении, когда смогу уснуть навсегда… И там, за великим порогом, встретиться с моим любимым сыночком, чтобы уже больше никто не мог разлучить нас…
– О Хаят, не говори так…
Царица на мгновение прикрыла глаза, а потом вновь распахнула их.
– Ты еще здесь, подружка? Не ушла?
– О нет, царица, я рядом…
И Хаят вновь откинулась на подушки, закрыв глаза. Но мигом позже рывком села и стала натягивать на себя узорчатое покрывало.
– Помоги мне укрыться, Амани… И еще вот этим…
– Да, моя госпожа.
– Ты помнишь, Амани, ты мне обещала помогать? Помнишь?
Девушка лишь кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Так помоги же мне соединиться с моим любимым сыночком, подружка, помоги! Найди мне яду! Я больше не могу ждать! Малышу там так плохо… И с каждым мигом становится все хуже… Дай мне яду!