Беглецы ступили в темноту ночи. Фатима шла рядом с Шимасом, лошадей они вели в поводу. Безмолвно они прошли по тропинке между каменными амбарами и стогами сена, потом пересекли пастбище и задержались на опушке темного леса.

Постояв минуту и прислушавшись, хозяин повел их по узкой дорожке через лес к берегу пруда. За прудом был грот. Поодаль на фоне неба смутно виднелось большое здание, должно быть, заброшенный дворец. Пруд, подобно некоторым другим искусственным водоемам, был разделен надвое каменной стенкой для удобства очистки. По одну сторону стенки стояла вода, по другую находилась пустая выемка. Пройдя по стенке, хозяин поднял затвор шлюза, и вода начала перетекать в пустую прежде половину пруда. Когда же вся вода вытекла, он спустился на дно опустевшей выемки, отгреб в сторону мокрые листья и мусор и, схватившись за железное кольцо, закрепленное в щели между камнями на дне, открыл каменную дверь.

Дверь легко повернулась внутрь — за ней был виден гладкий спуск. Хозяин жестом пригласил путников следовать вниз по этому спуску, а сам тем временем закрыл изнутри отверстие. Шимас услыхал над головой шум воды, вновь заполняющей ложе пруда.

В руке Фатимы ожила свеча: в полутьме стали видны стойла на самое малое двадцать лошадей, теперь пустые, и закрома с зерном и сеном, уже давно не используемые. Человек, давший беглецам приют, но так и не назвавшийся, указал на открывшийся длинный проход.

— Поезжайте по этому ходу — и в конце концов попадете в Османт. Первые пол-лиги старайтесь двигаться как можно тише, даже шепотом не разговаривайте. Недалеко отсюда этот туннель подходит вплотную к потайному ходу из замка. Хозяин замка о нашем туннеле не подозревает, но мы однажды слышали, как кто-то там двигался.

Шимас с сомнением взглянул в темноту:

— А как же воздух? А свет?

— В полусотне шагов вы увидите еще один небольшой склад. Там возьмете запас факелов и свечей. По пути, примерно на расстоянии пары лиг, вы будете находить другие. Воздух подается в туннель — мы не знаем как, — но если станет не хватать воздуха, вы увидите в стене, по левую руку, примерно на уровне груди, кольца, укрепленные в стене. Потянете за кольцо — откроется отдушина. Остановитесь у отверстия, отдышитесь, но, прежде чем двигаться дальше, не забудьте затворить отдушину. Неведомо кто и, скажу честно, неведомо когда позаботился обо всем…

— А как далеко от Османта выход из этого каменного коридора?

— Под замком когда-то были настоящие катакомбы, целый лабиринт подземных ходов, некоторые из них проложены еще в доримские времена. Но этот ход с ними не сообщается — вы выйдете на границе бывших владений Замка. Однако прежде чем выходить, хорошенько прислушайтесь. Будьте осторожны.

Шимаса одолевали сомнения, он чувствовал, что уже сыт по горло подземными ходами, колодцами и каменными дверьми.

— До самого Османта? Это, должно быть, добрых сорок лиг!

— Расстояние не имеет значения. Этот ход строился несколько сот лет в давние-предавние времена. Монахов, перевозивших вино или хлеб из одного монастыря в другой, частенько грабили такие бароны, как тот, что обитает по соседству, или как тот же граф Альберт, презренный пес. Вот добрые пастыри и построили этот туннель, чтобы невозбранно и безопасно приходить и уходить по собственному желанию. Монахов было много, а из прочих мало кто знал, чем они занимаются, и мало кого это заботило. О ходе известно немногим, и так было всегда. Ходом уже много лет не пользовались, думаю, без нашего позволения им и пройти-то невозможно.

— Я не хотел бы подвести вас, — извиняясь, проговорил Шимас. — Меня преследуют только из-за того, что я взял на себя честь быть спутником прекраснейшей из женщин. А этого не одобряют ни наши кади, ни ваши пастыри. Он пожал плечами:

— Друг мой, и среди пастырей встречаются разумные люди.

Все было сказано. Молча хозяин оставил беглецов. Тогда Шимас высоко поднял факел и взглянул во тьму прохода.

— Ты не боишься, Фатима?

— Боюсь. Но не думаю, что мой страх станет нам добрым спутником. По-моему, никто в нашем мире не живет без страха…

Она повернулась к юноше.

— А ты не боишься, Шимас?

Тот в ответ лишь пожал плечами — сейчас о страхе говорить было уже поздновато.

— Когда-нибудь, моя греза, я расскажу тебе о мести, которая движет мною. Быть может, тогда сегодняшние твои вопросы будут тебе смешны…

— Ты мог бы стать рыцарем, — Фатима окинула юношу оценивающим взглядом. — Ты мог бы завоевать право на титул… И тогда получил бы право претендовать на мою руку…

— Быть может, я так и поступлю. После того как исполню задуманное. Сейчас же мне не следует раздумывать ни о будущих титулах, ни о семье. Ибо я могу их лишиться, даже не обретя. Вот если Фулкхерст окажется таким, каким я его запомнил…

Фатима молча пожала плечами. Быть может, она хотела продолжения этих мечтаний, желала услышать, что Шимас приложит все силы для обретения титула и рыцарского звания. Но юноша молчал, зная, что рыцарями более чем редко становятся люди, в самом деле заслуживающие этого звания.

У крестоносцев могли быть самые благородные и возвышенные побуждения, но грабеж и добыча тоже были целью. Вот потому их стремление освободить Гроб Господень не мешало попутно, между делом, захватить и разграбить пару-тройку христианских городов. И не только христианских, ибо везде можно было найти и золото, и меха, и пряности, и оружие…

Некоторое время беглецы ехали молча, а когда воздух становился спертым и душным, останавливались около одного из колец, чтобы с трудом открыв заслонку, впустить в туннель прохладный ночной воздух.

Луна уже взошла, через открывшееся окошко виднелись леса и поля. Оно было проделано в какой-то стене, возможно, замковой.

— Что с нами будет дальше? — спросила Фатима. Шимас пожал плечами.

— Не знаю, любимая. Давай сначала отсидимся в Османте. Быть может, шум быстро утихнет. И мы обретем друг друга надолго.

— Обретем? Это значит, что ты возьмешь меня в жены?

Шимас совершенно не думал сейчас ни о женитьбе, ни о годах спокойного семейного счастья. Лишь месть — вот что гнало его вперед. Однако он понимал, что говорить это доверившейся ему женщине по меньшей мере глупо. Поэтому он лишь молча кивнул.

— Отлично, — задумчиво проговорила Фатима. — Тогда я смогу вернуться в Соан. И ты станешь его хозяином и моим лейтенантом.

— Да будет так, прекраснейшая.

Меньше всего это походило на объяснение в любви или на предложение руки и сердца, однако Фатима успокоилась — ее будущее было определено. Девушка какое-то время молчала. В тишине был слышен лишь стук копыт по камням коридора. Посередине прохода бежала тонкая струйка воды глубиной едва ли в палец.

— А эта книга, которую ты отдал другу… Что это за книга?

Шимас объяснил, добавив, конечно не без тщеславия, что это его собственный перевод.

— Так ты читаешь по-латыни? И по-арабски? — Фатима минуту помолчала. — Не много я встречала людей, умеющих читать.

— Знатные читают редко. Это может заставить их думать. Пусть в Кордове иначе, но в мире полно народу, которые считают науки занятием презренным.

— Однако ты не особенно добр к ближним.

— О да, я знаю совсем немногих, кого мог бы уважать. А вот ты, Фатима… Много ли ты встречала людей своего круга, которые знают что-нибудь, кроме войны, охоты и пьянки?

— Мне кажется, Шимас, я тебя совсем не знаю…

— Не бойся меня, Фатима. Я предупрежу заранее.

— Предупредишь? О чем?

Шимас выразительно взглянул на девушку, скользнув глазами по губам и опустив взгляд к фигуре, скрывающейся под плащом. От этого Фатима покраснела — о да, она и без слов поняла юношу.

— До Османта далеко. Может быть, я подожду до приезда туда. А может быть, даже дольше.

— Подождешь с чем?

— С нашей любовью. Я не хочу лишать тебя ни грана этого изысканного удовольствия. И не хочу лишиться ничего сам.

— Наглец, — прошептала Фатима. Теперь в ее голосе не осталось ни капли прежней решимости.

Девушка почувствовала, что идет по самому краю пропасти: одно дело — кокетничать с молодым мужчиной, даря ему украдкой поцелуй или даже честь прикоснуться к руке. И совсем другое дело — достичь стен опустевшего замка, где она будет принадлежать этому мужчине всецело.

— Пусть так, любимая. Но я мечтаю о взаимной страсти. И хочу обрести лишь ее и лишь с тобой.

Такие слова не могли оставить равнодушной ни одну женщину. Не устояла и Фатима. Она обернулась:

— И я мечтаю о такой страсти…

«Хотя не уверена, что хочу ее», — но этих последних слов девушка не произнесла.

— Тогда расскажи мне, чего ты хочешь?

Фатима с изумлением взглянула на спутника. Меньше всего на свете она готова была сейчас беседовать на темы столь интимные. Шимас же был безмятежно спокоен. Похоже, он даже чуть посмеивался над девушкой, которая вдруг стала более чем робка и стеснительна.

— Никогда… и никто не пытался заговорить со мной о столь… постыдном предмете!

— Постыдном, моя греза? Но что может быть плохого в искренней страсти? Что может быть постыдного в желании, которое ведет двоих к самым вершинам любви?

Фатима от досады прикусила губу. О, сейчас она сама была во всем виновата: она затеяла этот побег, она доверилась этому незнакомцу, пообещав прекрасное грядущее. Но сейчас ей было просто страшно. И больше всего хотелось вернуть все обратно. И вернуться самой — в те дни, когда она была смелой и отважной под опекой любящего отца. И когда ни о каком побеге еще не помышляла.

— Ничего не бойся, моя любовь, — проговорил Шимас, который видел все душевные метания девушки. — Я подожду. Поцелуи женщины, которую удалось покорить, куда слаще.

— Наглец, — вновь повторила Фатима чуть более решительно. — Мы не будем больше говорить об этом.

— А если я продолжу, ты сбежишь от меня?

— Я не могу сбежать от тебя.

— Девочка моя, ничего не бойся. Мы вместе и будем вместе до тех пор, пока ты будешь этого хотеть. И если будешь. Но сначала давай все-таки спрячемся от мира. Хотя бы для того, чтобы ты смогла понять, чего хочешь.

В молчании продолжили беглецы путь. Шимасу было неизвестно, как далеко они успели уехать. В пути прошла большая часть дня — они время от времени останавливались у отдушин, давали и себе, и лошадям глотнуть свежего воздуха. Между делом юноша изучал устройство туннеля — уж таким он был, продолжая учиться везде и всегда.

Туннель, должно быть, строился очень долго и с перерывами. Судя по всему, ход прокладывали на некоторое расстояние, затем работа прекращалась на много лет, после чего возобновлялась снова. От места к месту менялись не только способы кладки, но даже и материалы. Для завершения этого труда потребовалась, без сомнения, не одна сотня лет, но дело было, наверное, не в недостатке рабочих рук. По-видимому, долгие паузы были вызваны войнами и политическими осложнениями в церковных кругах.

Путники миновали старые входы, теперь замурованные, попалось и несколько мест, где можно было выбраться из туннеля, но сейчас, Шимас понимал это, не время, да и не место исследовать, куда они выходят.

В молчании продолжался путь до следующей отдушины. Шимас выглянул — снаружи уже стемнело, и воздух стал заметно холоднее.

— Мы уже близки к цели, моя греза. Неизвестно, что там снаружи. Мы должны быть готовы ко всему.

Фатима взглянула на Шимаса, вздернув подбородок, ей было невероятно страшно, но показать это она не желала. Стал виден выход из туннеля — рядом тоже оказалась конюшня. Как и первой, ею, видимо, долго не пользовались.

Шимас обнажил меч.

— Хорошо, — сказала Фатима, — я готова. Потянувшись, юноша взялся за кольцо. Какое-то мгновение колебался, потом потянул. Когда дверь заскрежетала и медленно отворилась, он остановился в проеме, держа левой рукой коня под уздцы, а в правой сжимая меч.