— Да будет ясен каждый твой день, добрая Хатидже!
— Здравствуй, красавица, здравствуй! Ты сияешь улыбкой… Что-то хорошее произошло за эти два дня?
— Случилось настоящее чудо, уважаемая! Я не верю в чудеса, но в это мне пришлось поверить. Вчера утром к нам пришла моя матушка и, попросив позволения у моего мужа, целый день провела с внуками… Играла с ними, напекла целую гору сладких пирожков… А вечером, уходя, поклонилась мужу и пожелала ему спокойных сладких снов…
— Поистине, это чудо.
— О да, я было решила, что матушке нездоровится и что сегодня надо бы позвать лекаря, чтобы он прописал ей успокоительные снадобья…
Хатидже улыбалась. Она прекрасно представляла, как может изумить даже любящую дочь превращение склочной, крикливой ханым в ласковую и заботливую бабушку.
— Удивительно, но матушка пришла и сегодня. Более того, она посмотрела на меня внимательно и велела мне пойти прогуляться, поболтать с приятельницами, просто полюбоваться тем, столь прекрасен наш город осенним днем.
— И ты пришла ко мне…
— О да, добрая волшебница. Ибо беседы с тобой куда занимательнее болтовни с моими приятельницами, не говоря уже о беседах с матушкой. У тебя я становлюсь на добрый десяток лет моложе и на дюжину сотен лет умнее. Должно быть, ты все время ворожишь, уважаемая…
Колдунья покачала головой.
— Я ворожу не более, чем любая другая женщина. Просто я слушаю тебя с интересом, не пытаюсь ничему учить, никого ставить в пример, любуюсь твоим разумом и чувствами…
Алмас густо покраснела. Никто и никогда не говорил ей таких слов. Ни мать, даже тогда, когда была настроена миролюбиво и спокойно, ни муж, к которому хорошее настроение приходило лишь тогда, когда восхищались его обильными знаниями.
— Не красней, Алмас. Я не льщу тебе, я лишь называю вещи своими именами. Ибо душа каждого человека прекрасна и может вызвать истинное восхищение, пусть даже кажется, что он слаб или невежественен, труслив или обидчив. Надо лишь найти нечто прекрасное в любом из людей. А для этого не надо быть колдуньей или знахаркой, надо просто слушать человека и слышать его…
— О да, уважаемая. Многие слушают друг друга. Но как же мало тех, кто слышит собеседника…
— Воистину это так. Но мы отвлеклись, уважаемая ханым. Скажи мне, беспокоят ли знания твоего мужа тебя по-прежнему? Боишься ли ты, что их нашептал ему враг всего сущего, Иблис Проклятый? Или ты уже смирилась с тем, что муж знает и о ходе светил, и об охоте на морских чудовищ, и о странах полуденных, и о странах полуночных?
— Почтенная моя Хатидже, я уже давно смирилась с тем, сколь много знает мой муж. Я даже научилась находить в этом приятное. Ведь никто, кроме моего Маруфа, не может мне поведать о том, насколько велик и прекрасен мир, какие разные люди его населяют, и какие чудеса встречаются под небесами. Но я все же беспокоюсь, откуда он все это знает. Ты говорила, что не видишь следов деяний Иблиса, не видишь ни его проклятия, ни его внимания к моему мужу. Что ж, это хорошо. Но, быть может, его, моего болтливого Маруфа, проклял Аллах всесильный и всемилостивый. Ведь всеведение и всезнание — дар столь страшный, что более похож на кару…
— О да, — кивнула Хатидже. — Это истинная правда.
— И потому я по-прежнему мечтаю узнать, кто и зачем карает страшным всеведением моего мужа. Но почему ты спросила, добрая колдунья?
— Я все так же, как и в другие дни, девочка, испытываю тебя. Твоя решимость говорит о том, что ты готова к любым известиям, пусть самым неприятным. Я вижу, что твой дух за время наших бесед укрепился. И для того чтобы мозаика сложилась, мне не хватает всего нескольких крошечных камешков.
— О, какое счастье!
— И собрать их, обнаружить, поможешь мне ты.
— Я готова, уважаемая. Ради спокойствия мужа, ради собственного спокойствия могу пойти на все!
— Ну-ну, не надо громких слов и высокопарных клятв, Алмас. Ведь ты же, к счастью, не похожа на свою матушку… А потому располагайся поудобнее. Тем более что твоя уважаемая матушка, воистину достойная Саида, отпустила тебя на долгую прогулку. Сегодня нам предстоит разобраться во всем, а это потребует и немалого времени, и, увы, немалых наших сил.
— Да будет так…
— Скажи, красавица, не ошиблась ли ты в прошлый раз, сказав, что ты слушаешь истории, которые словно продолжают друг друга?
— Нет, уважаемая. Я, возвратившись от тебя, размышляла об этом и поняла, что и впрямь знаю и об игроке в мяч, и о морском разбойнике, и о полуночном колдуне столь много, будто наблюдаю жизнь каждого из них, пусть и глазами моего мужа…
— И о скольких людях поведал тебе твой уважаемый супруг?
— Должно быть, их целая дюжина… Но я не считала. Просто слушала, пытаясь представить быт совсем другой страны, или внешность этого человека, или почувствовать, как пахнет океан, когда соленые брызги попадают прямо в лицо…
Хатидже кивнула. Она и ожидала такого ответа, и была им разочарована. Следовало задать Алмас и еще один вопрос. Но так, чтобы она не обеспокоилась, заподозрив неладное.
— Ответь мне, девочка, а часто ли муж радует тебя совсем новыми историями? Часто ли ты узнаешь об этих людях то, чего не слышала раньше?
Алмас замолчала. Она честно пыталась вспомнить, как это бывало обычно, но ответа пока у нее не было.
— Да будет так… Значит, и об этом мы с тобой подумаем позже. А сейчас вспомни еще что-нибудь из событий, которые произошли с этими неведомыми тебе людьми. И снова я прошу тебя, постарайся вспомнить, когда ты узнала об этом.
— Повинуюсь, добрая Хатидже.