И с усердием, достойным всяческих похвал, стал халиф претворять в жизнь свой план. Дары следовали за дарами. То посыльный приносил Джамиле необыкновенную чинийскую куклу, то огромную, как мельничный жернов, корзину сластей, то крошечную коробочку с утонченным украшением. О, как же долго длились для Гаруна аль-Рашида те пять дней, которые он оставался в стенах дворца!

Увы, не думал больше халиф о своих подданных, вполне удовлетворившись знаниями, полученными на той, первой прогулке. Теперь его интересовала только одна девушка, и мыслям о ней Гарун аль-Рашид посвящал все свое время. Но чему удивляться? Ведь халиф, несмотря на целый сонм титулов, был еще так молод!

Когда же истек пятый день, понял халиф, что более не может оставаться пленником своих блистательных покоев и должен немедленно, сию же минуту, броситься в лавку на улице Утренних грез! Он призвал к себе визиря и приказал ему надевать ромейское платье.

– Но, мой халиф, – позволил себе возразить визирь. – Сумерки вот-вот сменятся ночью! Да, мы, конечно, можем прогуляться по ночному Багдаду. Но это будет прогулка по тихим уснувшим улицам… Лишь стражники будут встречаться у нас на пути. Стражники, которые, о Аллах, не допусти до такого, еще могут принять нас за «ночных парикмахеров»…

– Ночных парикмахеров? А кто это?

– О Аллах милосердный, – вздохнул визирь. – Сколь же многого ты не знаешь еще о своем народе, владыка! «Ночными парикмахерами» в народе зовут воров, которые, пользуясь темнотой ночи, облегчают кошели горожан…

И как бы ни хотелось халифу немедленно упасть к ногам прекрасной Джамили, но он понимал, что риск быть принятым за вора велик, а вот шанс увидеть владычицу его грез куда как мал. И потому, скрепя сердце, он согласился подождать до утра.

И вновь бесшумно закрылась за халифом и визирем калитка в дальней дворцовой стене. Вновь облитый утренним солнцем лежал перед двумя ряжеными ромеями великий Багдад, что просыпается в единый миг и в единый же миг засыпает.

Нет смысла говорить, что более всего мечтал халиф о том, когда ноги его пойдут по улице Утренних грез. Но, увы, в этот ранний час (а сегодня исчез халиф из дворца необыкновенно рано, ибо ночью вовсе не сомкнул глаз) лавки оставались закрытыми, и лишь метельщики и водоносы уже почтили улицы своим присутствием.

Тишина и звук собственных шагов заставили халифа размышлять о вещах, о которых в любой иной час он бы и не подумал. Да, это были крамольные мысли, но… Одним словом, подумал Гарун аль-Рашид о том, не совершить ли следующую вылазку в город самому, без навязчивой опеки визиря. Или, быть может, взять с собой раба Муслима, что денно и нощно охраняет покой халифа. О да, Муслим может оказаться куда лучшим спутником…

«Нет, все-таки замечательно было бы выйти самому… Но как это сделать? Как добиться того, чтобы весь дворец был уверен, что я восседаю в своих покоях, или посетил диван, или вкушаю яства? Как сделать так, чтобы визирь оставался во дворце, а я наслаждался обществом прекрасной как сон Джамили?»

В дальнем конце улицы показалась фигура странно одетого, вернее, не совсем одетого юноши. И тут халифа осенило. Издалека этого неизвестного можно было принять за самого халифа, а потому…

«Да будет так! – подумал Гарун аль-Рашид. – О Аллах всесильный, сегодня ты на моей стороне, и, значит, ты одобряешь мое желание соединиться с малышкой Джамилей…»

– Послушай, визирь. Видишь в дальнем конце улицы юношу, который бросает по сторонам косые взгляды и ежеминутно поддергивает свои шаровары?

– О да, мой халиф, вижу… Только, по-моему, он их не поддергивает, а просто придерживает, чтобы не упали. Да и кушака я на юноше не вижу. Должно быть, – тут у визиря мимо его воли вырвался длинный завистливый вздох, – должно быть, юноша этот столь поспешно покидал дом своей возлюбленной, что забыл где-то и кушак и чалму…

– О визирь, – с неожиданным интересом посмотрел на Умара халиф, – как я вижу, и ты знавал такие дни?

– О да, мой владыка… Хотя это было столь давно, что я сам сомневаюсь в том, было ли это вообще.

– Расскажи мне об этом не медля!

– О нет, халиф. Прости своего недостойного слугу, но этот длинный рассказ я приберегу для иного случая. Ты же зачем-то обратил мое внимание на этого счастливца.

– Полагаю, визирь, он вовсе не так счастлив, как ты думаешь. А пришла мне в голову преотличнейшая мысль. Я увидел на лице этого неудачливого любовника печаль и потому решил подарить ему… день царствования. Путь он всего один день побудет халифом. Мне почему-то кажется, что это может стать для всех замечательным развлечением – простолюдин, который правит великой страной и великим городом!

«О Аллах милосердный! Да он совсем ума лишился!.. Пригласить какого-то сопляка во дворец, чтобы он воссел на трон халифа?!»

Визирь оглянулся и, увидев нешуточный азарт на лице повелителя, лишь длинно вздохнул. Он уже понял, что халифом овладела новая идея и теперь проще воплотить ее в жизнь, чем доказывать владыке, что делать этого ни в коем случае не следует. Мудрости визиря, более того, хватило и на то, чтобы, поняв это, начать искать свои достоинства в такой грубой каверзе.

– Забавно… Это действительно может стать забавным. Более всех, думаю, повеселятся твои советники, когда им придется выполнять глупые повеления этого мальчишки…

– Да они просто лопнут со смеху! – рассмеялся сам халиф.

– Ну, лопнуть со смеху им не позволят их драгоценные вышитые кушаки. Но, думаю, весь дворец славно посмеется в такой день. А где же будешь ты, о владыка?

– Я буду веселиться вместе со всем дворцом. Я проберусь в комнату, сопредельную с моей опочивальней, и буду оттуда прислушиваться. Когда же глупец перейдет в трапезную, я тайком от всех переберусь в кладовую для посуды, а потом в хранилище каламов и пергаментов рядом с диваном…

– А если он захочет насладиться твоими наложницами?

– О, в этом ему ни в коем случае препятствовать не следует! Пусть и девушки позабавятся… А я, невидимый, поучусь властвовать по-настоящему!

Улыбнувшись в ответ на недоуменный взгляд визиря, халиф продолжил:

– Думаю, даже самый недалекий из моих подданных хоть раз в жизни говорил: «Вот если бы я был халифом, я бы навел порядок!» Вот мы и посмотрим, как наведет порядок этот юноша, который все никак не может решиться войти в дом.

Наконец двое пышно одетых иноземцев поравнялись с юношей. Абу-ль-Хасан (а это был, конечно, он) попытался ответить на поклон незнакомцев, стараясь при этом не потерять шаровар.

– Да воссияет над тобой, юноша, благодать Аллаха всесильного и всемилостивого во всякий день твоей жизни! – поговорил на чистом арабском языке тот, кто был одет побогаче и выглядел помоложе.

– Да пребудет с тобой, незнакомец, милость его! – пробормотал Абу-ль-Хасан, озабоченный больше тем, что он сейчас скажет матери, чем появлением этих павлинов у калитки своего дома.

– Должно быть, юноша, ты удивишься нашему вопросу, но скажи нам, как зовут тебя?

– Я Абу-ль-Хасан, наследник великой семьи торговцев Хасанов и последний отпрыск этого великого рода. – Неизвестно, получилось ли у юноши гордо выпрямиться, но сам он решил, что гордо расправил плечи.

– Меня зовут Ибн-Мансур, – проговорил тот, кто был помоложе и повыше ростом, – я первый советник главного советника великого халифа Гаруна аль-Рашида, а это мой друг Умар, он визирь. Мы оба имеем честь служить при дворе нашего повелителя. Не удивляйся нашему странному виду. Мы оделись так специально для того, чтобы легче было исполнить тайное повеление халифа.

– Тайное повеление?

– О да. И именно сейчас, в эти минуты раннего утра, мы исполнили его. Знай же, Абу-ль-Хасан, что тебе выпала удивительная доля – сегодня ты станешь халифом!

От удивления из головы Абу-ль-Хасана пропали все слова – и вежливые, и вовсе невежливые. Он выпучил глаза на вдохновенно глаголющего Ибн-Мансура и даже поперхнулся воздухом.

– Х…халифом?

– О да, – продолжал Гарун аль-Рашид, – сегодня наш халиф проснулся в скверном расположении духа. Столь скверном, что долго капризничал, выбирая платье; столь скверном, что отказался от трапезы, ограничившись только легким завтраком из шести блюд; столь скверном, что прогнал наложниц, не прикоснувшись ни к одной из них…

«О Аллах, – думал, слушая все это, визирь. – Что это с владыкой? Должно быть, он уже не думает о той невзрачной девчонке из лавки… А его новая затея, мне кажется, полностью захватила его разум!»

Халиф и в самом деле был необыкновенно вдохновенен и велеречив. Но двигала им (о всесильный Аллах, как хорошо, что визирь этого не знал) вовсе не любовь к скверным шуткам, а желание как можно скорее ускользнуть невидимкой из дворца и наконец увидеть ту, которая в последние дни занимала все его мысли.

– Халиф наш, – продолжал плести сети Гарун аль-Рашид, – по-прежнему в дурном настроении, собрал ближайших советников, к числу которых принадлежим и мы с Умаром. И велел разойтись по всем улицам города, дабы найти того, кто станет править великой страной и великим городом вместо него, халифа Гаруна аль-Рашида. «Идите, – сказал халиф, – о мои верные слуги, и найдите среди всех юношей города того, кто ликом более всего походил бы на меня и звался бы Абу-ль-Хасан!»

– О Аллах всесильный и всемилостивый!

– О да, юноша, наш повелитель сказал именно так. А затем продолжил: «И если вы не найдете такого юношу, то не сносить вам головы!» Опечаленные тем, что нас обезглавят на закате, разошлись мы по разным улицам города и спрашивали у всех молодых мужчин их имена… Нам повстречались Хасаны и Абу, Равшаны и Масруры… О Аллах, увидели мы, не поверишь, юноша, даже Эммануила и Агасфера… Но лишь ты один оказался Абу-ль-Хасаном – тем человеком, за которым нас посылал халиф и который стал нашим спасением от жестокой и бессмысленной казни.

Голова Абу-ль-Хасана шла кругом, он уже смутно понимал речи этого долговязого говорливого царедворца. И лишь слова «спас от казни» на миг привели его в чувство.

– И вот теперь я спрашиваю тебя, о избранник Абу-ль-Хасан, согласен ли ты воссесть на трон великого халифа и принять все причитающиеся почести?

– Этим я точно спасу ваши жизни, о советник? – спросил юноша.

– О да, – приложив ладонь к груди, ответил тот, – ты спасешь не просто наши жизни, ты спасешь наши добрые имена. Ибо мы достойно выполнили повеление халифа и уже этим заслужили награду…

– Тогда я согласен… И щедро вознагражу своих усердных слуг…

Визирь Умар едва слышно фыркнул. О, он уже начал находить забавные моменты в затее своего повелителя. Этот глупый мальчишка и в самом деле станет отличным развлечением для всего дворца. Главное лишь – удержаться и не рассмеяться в голос!

Гарун же аль-Рашид удовлетворенно улыбнулся. Его цель была достигнута – свобода, целый день свободы ждал его. А визирь из противника превратился в сторонника его, халифа, затеи. Чего ж еще было желать?

Удивительно, но и Абу-ль-Хасан был доволен. О да, такие предложения дважды не делаются. Но самое-то замечательное заключалось не в том, что он вскоре взойдет на трон халифа, а в том, что тяжелый разговор с матерью откладывался. И, теплилась надежда, навсегда.