– Было это в те далекие дни, – так начал свой рассказ достойный Нурсултан, – когда прекрасный город Багдад уже был звездой всего подлунного мира. Но история наша начинается не здесь, у белых стен дворца, а далеко на полночь отсюда. Там, где виден пик горы Мерхан.

Стоял жаркий летний день. Увы, как бы ни буйствовало солнце, но труд земледельца нельзя остановить и на миг, тем более в горах. Ибо там каждый клочок плодородной земли требует неустанного внимания, а все эти клочки приходится отвоевывать у каменистых гор с превеликим трудом.

Об этом и думал Карим-хлебопашец, разбивая тяжелым кетменем комья высохшей земли. Думал он и о том, как долго еще придется ждать, пока на этом, сейчас только нарождающемся поле появятся первые ростки, думал и о том, когда наконец сможет он дождаться урожая.

Но это были мысли простые и для Карима даже радостные. Ибо он знал, что лишь от его усердия зависит успех. И щедрый урожай своим появлением будет обязан именно его рукам.

Куда более невеселыми были мысли Карима о дочери, маленькой Джамиле. Прошло уже больше двух месяцев, как лекари отказались спасать его доченьку. Неизвестная болезнь подтачивала силы девочки. И теперь малышка уже не вставала со своего ложа. А родители тайком считали дни жизни, которые еще остались у девочки. И увы, здесь любые усилия Карима были тщетны. Ибо – о, как можно было бы сомневаться в этом! – он готов был отдать за малышку всю свою силу до капли и всю свою жизнь передать ей. Но это не помогало.

«За что же ты так тяжко казнишь меня, о Аллах всесильный и всемилостивый? Почему не отнял жизнь у меня, а каплю за каплей отнимаешь ее у слабой девочки?»

Не было, да и не могло быть ответа на этот горестный вопрос отца. И потому Карим продолжал дробить комья земли, время от времени тяжко вздыхая.

Летний день был жарким и тихим. Даже птицы прятались от зноя. В молчании застыли и горы вокруг. И потому звонкий удар почти оглушил Карима. Кетмень наткнулся на что-то металлическое, и в воздухе запела высокая звонкая нота.

– О Аллах, что же это такое? – вполголоса пробормотал Карим и, опустившись на колени, стал руками отгребать землю.

Вот блеснул желтый ободок, вот под ярким светом солнца заиграли синие и зеленые камни. И наконец в руках у Карима оказался необыкновенный, ослепительной красоты амулет – размером с ладонь, из желтого металла, схожего с золотом, украшенный самоцветными камнями, с удивительным рисунком посредине, более всего напоминающим мордочку кошки…

Увы, не знал другого слова Карим-землепашец и потому назвал этот предмет, обильно украшенный камнями и золотом, амулетом. Хотя то было создание рук куда более умелых, чем руки колдуна, пытающегося уберечь односельчанина от сурового взгляда судьбы. Тонкие золотые проволочки сплетались вокруг кошачьих глаз из лазурита, мордочка кошки из черного агата, казалось, хранила какую-то древнюю тайну, а бирюза ошейника была украшена продолговатым изображением Всевидящего ока. Человеку знающему этот удивительный предмет сразу бы напомнил совсем иные времена, отстоящие от будней Карима на десятки веков, и совсем иные места, удаленные от предгорий Мерхана на тысячи фарсахов.

– Какая красота, – проговорил вполголоса Карим, любуясь игрой света на гранях черного камня. – Должно быть, этот амулет немало стоит… О Аллах, быть может, если я продам его, у меня хватит денег, чтобы пригласить того иноземного лекаря, о котором говорит вся округа… О повелитель правоверных, всемилостивый и милосердный! Сто тысяч раз благодарю тебя за этот удивительный дар! Так, значит, ты не отвернулся от своего смиренного Карима! Ты по-прежнему со мной!

Карим поднял в великой благодарности голову к небесам и не заметил, как на миг омрачилось все вокруг, а где-то далеко прозвучал протяжный женский крик.

Бросив кетмень посреди поля, Карим со всех ног побежал домой. Увы, там все было так же, как и утром. Малышка дремала, прислонившись спиной к горе подушек, жена сидела рядом с ней и шила, поминутно поглядывая на лицо дочери. Руки девочки сжимали тряпичную куклу, а на щеках горел лихорадочный румянец.

– Жена, скорей иди сюда! Смотри, какое чудо! Аллах милостив к нам, теперь мы сможем пригласить того иноземного лекаря, о котором говорил твой брат! Уж он-то поможет нам!

Женщина взяла в руки амулет.

– О Аллах, какой тяжелый… Где ты взял его, несчастный мой Карим?

– Я нашел его в земле, на нашем новом поле. Но почему несчастный, добрая Зухра?

– Да потому что стоит тебе только появиться с этим чудом перед очами ювелиров, как тебя тут же поволокут в зиндан! Они не поверят ни одному твоему слову! И я останусь вдовой, да к тому же и потерявшей любимое дитя!

– Да отсохнет твой глупый язык, женщина! Я пока еще здесь, и дочка наша жива. И я отдам все силы, чтобы найти лекаря, который спасет нашу Джамилю!

– Папочка, мамочка, не ссорьтесь! А что это у тебя в руках, папочка?

Конечно, громкие крики разбудили дремавшую девочку. Увидев что-то красивое, да к тому же и блестящее в руках у отца, она потянулась и вытащила амулет из пальцев Карима.

– Какая красивая ко-ошечка! Какая добрая!

Пальцы девочки гладили черный камень, и Кариму на миг показалось, что кошка стала подставляться этим нежным прикосновениям. «О Аллах, солнце… Во всем виноват сегодняшний нестерпимый зной… Мне уже мерещатся всякие глупости!» Но что бы ни померещилось, Карим увидел, как пальцы девочки, много дней сведенные судорогой, расслабились, а румянец, жарким огнем болезни горевший на щеках малышки, чуть посветлел.

– Мамочка, я так хочу кушать… Я так хочу пить…

– Моя маленькая девочка, – засуетилась Зухра, – хочешь персик? А вот есть молочко – добрая тетя Фатима принесла его от своей козы только сегодня утром… Вот свежие лепешки… Что ты хочешь?

– Все! Я такая голодная, мамочка!

– О Аллах милосердный, какое счастье, – прошептала Зухра и бросилась кормить дочку.

Карим умиленно смотрел, как его дитя за обе щеки уплетает лепешки, запивая их молоком, как с удовольствием черпает мед… Увы, уже давно родители Джамили были лишены этого, такого простого и такого радостного для них зрелища.

– Ну вот, малышка, – проговорила Зухра, – а теперь ляг и поспи. Давай я заберу у тебя игрушку…

– Нет! – В голосе девочки зазвенели слезы. – Она такая красивая, пусть поспит вместе со мной!

– Но, малышка, ты же можешь сломать ее!

– Нет! Я ее не сломаю! Я ее положу вот тут, у своей руки… И буду спать, а она пусть спит рядом со мной! Ну пожалуйста, мамочка!

– Ну хорошо, малышка, хорошо, – кивнула Зухра, решив, что, когда дочь уснет, она заберет у нее из рук это необыкновенное украшение.

– Пойдем, жена, пусть дитя поспит. Накорми и меня лепешками… Мне почему-то кажется, что сегодня у нас большой праздник!

– Пойдем, добрый мой Карим! Быть может, ты и прав… Она впервые за последний год захотела есть… Впервые смогла удержать в руках чашку… Должно быть, Аллах смилостивился над ней и даровал ей долгожданное выздоровление…

– Должно быть, так, Зухра. Пойдем.

Карим и Зухра вышли из полутемной комнатки, стараясь ступать едва слышно. А Джамиля уснула спокойно и глубоко. Но пальцы ее крепко сжимали новую, такую красивую игрушку. А каменная мордочка кошки, казалось, довольно улыбалась.