– Али, Мехмет, Сигурд, паруса долой!

В ответ на эту команду по палубе парусника загрохотали босые ноги, и вскоре, ведомый лишь косым стакселем, кораблик бесшумно вошел в сказочной красоты, словно для него приготовленную, бухточку.

Скалы окружали ее почти полным кольцом, не давая войти внутрь ни высокой волне, ни резкому порыву ветра. Миг, и загрохотала в клюзах якорная цепь. Цель странствия была достигнута.

– Ну, вот мы и прибыли туда, куда не может прибыть никто, ибо место это живет лишь в легендах! Помнишь, Мехмет, как смеялись надо мной в «Старом якоре», когда я вытащил эту карту?

– Конечно помню, капитан! Как помню и то, что сделала с наглецом твоя «чертова флейта»!

– Да! – Капитан с удовольствием потянулся. – Тот выстрел мне удался… Как и многие ранее.

В почти полной темноте собеседники переглянулись. Абордажная команда готовилась к самой необычной из всех высадок. Крючья и арбалеты сейчас были без надобности, но вот толстые мешки и связки факелов должны были пригодиться уже через миг после того, как сапоги из кожи морского змея коснутся берега.

Вскоре запылали факелы под ударами кресала, и первая дюжина человек вместе с капитаном покинула «Смеющийся призрак». Впервые боцману можно было не подгонять гребцов – ведь пустынный берег был столь близок, что каждый из команды торопился наконец ощутить под ногами долгожданную землю. К тому же сулящую спокойную и безбедную, а быть может, и богатую жизнь до самого ее далекого еще конца.

Темнота окутывала корабль, окутывала и тех, кто ступил на землю, и тех, кто оставался на борту. Конечно, можно было под покровом ночи набрать самоцветов, которыми была усыпана столь гостеприимная бухта, и со всех ног убегать, пока целы. Но капитан решил, что он дождется рассвета и попытается пройти вглубь острова. Туда, где просто обязаны найтись камни куда более крупные и куда более ценные, чем мелкие обломки и береговой песок.

Лагерь, который второпях при свете факелов разбили охотники за сокровищами, был мал и неуютен. Никто и не думал устраиваться надолго – ибо отблеск скверной славы, которой пользовались здешние воды, не мог не пасть на заповедный островок. И к тому же цель этого плавания была, пусть и не столь опасна, как преследование Золотой эскадры, но определенно, и не столь чиста, как паломничество к святым местам.

Почти бесшумно в полной темноте скользили по дорожкам слуги Повелительницы, усыпая их камешками и уставляя более крупными камнями-ловушками для незадачливых искателей богатства. Сама же Анаис, оседлав свою верную Митгард, двигалась во главе процессии, отчетливо видимая тем, кому вовсе не нужны солнечные лучи.

Задолго до наступления утра все ловушки были расставлены, а сама Анаис наконец погрузилась в сон. Впервые за многие годы она просто спала, пусть глубоко… Но то был лишь обыкновенный сон. Ибо она отлично повеселилась, подготавливая нежданным гостям преотличнейшие подарки и предчувствуя, что утро оправдает ее надежды.

О, что творилось с капитаном, когда он открыл глаза! Радость, торжество, ликование… Никаких слов не хватило бы, чтобы описать те сияния и переливы цветов, которыми его почти ослепили камешки и песок бухты.

Он не просто радостно вздохнул, он издал оглушительный крик, едва раскрыл глаза. Ибо зрелище, что предстало прямо перед его носом, было достойно не одного крика, а столетия восторгов и ликования. Тысячи и тысячи самоцветов переливались в ярких лучах солнца, затмевая друг друга и создавая сияние, более приличествующее небесам, чем островку посреди моря. Даже песчинки были драгоценными, достойными покоиться на изумительной красоты вышивке камзолов и платьев.

– Мой бог! Клянусь, что если смогу доставить все это богатство на борт «Призрака», то стану самым богобоязненным человеком мира! Клянусь, что построю в своей деревухе собор, высотой превышающий все, что было построено до этого мига…

– Не клянись раньше времени, капитан! – пробормотал боцман, которого давно и безуспешно разыскивали полицейские чины трех сопредельных держав. В поисковых листах он значился под именем Джона-Головореза, а соратники по нелегкому ремеслу привыкли звать его куда проще – Палач. Ибо именно этой славы достойны были воистину далекие от благонравия дела этого уважаемого господина. – У меня со вчерашнего вечера сквернейшее предчувствие.

Капитан оглянулся на Палача с недоумением. Предчувствия этого человека спасали и капитана и команду уже не один год, и потому к словам боцмана следовало бы прислушаться.

– Что тебя беспокоит, дружище?

– Мне кажется, Крысобой, что за нами наблюдают сотни, тысячи недобрых глаз. Что нам давно расставлена ловушка, и мы со всей дури в нее и вляпались.

– Ловушка? Но на тыщи лиг нет ни одного человека!.. Кто же нам эту ловушку смог расставить?

– А вот этого я не знаю, братишка. Только прошу тебя, нет, умоляю, давай наберем камней здесь, у воды, и как можно быстрее вернемся на «Призрак». Здесь сокровищ хватит на сотни наших жизней…

Да, не таких слов ожидал капитан Крысобой от своего верного друга Палача. Он сцепил зубы, поиграл желваками, пытаясь успокоиться и понять, всерьез говорит боцман или пугает его, пытаясь урвать себе добычу покрупнее. Но пот, обильно оросивший загорелую лысину боцмана, лучше всяких слов сказал капитану, что Палач и в самом деле напуган. Это было более чем необычно, ибо напугать человека, пролившего ради куда меньших сокровищ реки крови, могло лишь нечто поистине небывалое. И капитан проговорил:

– Ты устал, дружище. Ты просто смертельно устал. Отдохни здесь, на берегу. Мы с ребятами пойдем вглубь острова. Всего на полдня. И к вечеру будем уже весело пить ром в каюте, заставленной сундуками, полными самых неслыханных в жизни сокровищ.

Палач покачал головой. В глазах его стояла печаль.

– Я не останусь здесь. Но больше нам, приятель, не пировать на палубе «Призрака», не слышать шума волн и не видеть пляски веселых девчонок между столиками харчевни «У нездешнего Макса»!

Палач принялся натягивать сапоги, и капитану ничего не оставалось делать, как последовать его примеру. Но слова эти и непривычная печаль в глазах старого друга впервые напугали Крысобоя. Миг длилось его замешательство. Но тут краем глаза он уловил какое-то непонятное свечение. Капитан обернулся посмотреть, что же вспыхнуло, и окаменел. Ибо в этот миг солнце пронизало скалу, запиравшую вход в бухту.

– Сапфир, – прошептал капитан в невероятном, небывалом изумлении. – Чистый сапфир.

О да, огромная скала, пронизанная насквозь яркими лучами, оказалась прекрасным камнем глубокого, прозрачно-синего цвета.

– О Аллах всесильный и всемилостивый, – прошептал и Палач, впервые за многие годы вспомнив своего забытого бога. – Должно быть, и остальные горы – кристаллы непомерной, немыслимой цены.

– А ты, глупец, хотел набрать песочка на бережке. Представь только, какие сокровища скрываются там! – И капитан махнул рукой, указывая в зеленые глубины острова.

– Идем, – бросил, вскакивая, Палач. – Хватит болтать! Эй вы, сухопутные свиньи, а ну, туши костер, сворачивайся! Чтоб через минуту я не видел здесь никого! Вперед, насморочные осьминоги!

– Что-то я ни разу не видела среди своих подданных насморочного осьминога! – прошептала Анаис на ухо Митгард. О, конечно, она не могла не насладиться подготовленным зрелищем от первой до последней минуты.

Вскоре процессия втянулась в расщелину скал, заботливо подготовленную для незадачливых искателей сокровищ. Камешки, разбросанные по краям дорожки, словно манили вглубь, ибо каждый из них был, пусть и на гран, но больше предыдущего. Члены команды очень быстро набили карманы штанов и кафтанов, кисеты и кошели, а камни все увеличивались и увеличивались. Вскоре морякам пришлось вытряхивать то, что они набрали на берегу и по пути, ибо долина, куда вывела их расщелина, была усыпана камнями уже величиной с кулак. А изумительный рубин, что нашел сам Палач у корней тоненькой акации, был крупнее человеческой головы.

– Ну что, приятель? – Капитан Крысобой подошел к боцману как раз в тот момент, когда тот пытался втиснуть свою находку в кошель для пороха. – Ты по-прежнему мечтаешь как можно скорее оказаться на «Призраке»?

Боцман бросил на капитана сумрачный тяжелый взгляд.

– И да и нет, Крысобой. О, ради таких сокровищ я готов сунуться и в объятия самого Иблиса Проклятого! Но предчувствие не отпускает меня. Более того, оно стало лишь сильнее. Неужели ты сам не видишь, что нас, словно овец, гонят в загон… Или к пропасти… Одним словом, туда, где с нами можно будет делать все, что захочется хозяевам этого необыкновенного островка.

– Дружище, здесь никого нет! Ну, быть может, где-то в горах живет стайка птиц, да парочка гадов земных обосновалась в тени у ручейка! Да здесь просто неоткуда взяться хозяину…

– О Повелительница, позволишь ли ты мне этого наглеца съесть первым? – спросила Митгард у Анаис.

– Съесть? Ты хочешь, чтобы он столь легко отделался? Девочка, я думаю, что было бы разумно сначала как следует напугать каждого из этих героев… А уж потом…

Глаза Повелительницы гигантов мечтательно загорелись. О, эти наглецы станут отличным завтраком для едва родившихся малышей… Но перед этим они развлекут ее, Анаис. И потом, конечно, погибнут все! И те, кто сейчас торопится в ловушку, и те, кто остался на том утлом суденышке…

– Мои подданные, морские чудища не менее моих любимцев достойны добычи. Пусть развлекутся и они.

Анаис подумала, что вскоре будет необходимо отправить весть старшему брату, Повелителю морских чудовищ, и рассказать ему, какой славный дар для его крошек она приготовила.

Меж тем боцман с говорящей кличкой Палач озирался по сторонам со всевозрастающим страхом. Еще не так давно никто не мог даже предположить, что его можно будет напугать сильнее, чем трехлетнего малыша. Он все отчетливее слышал за спиной неясный пока говор, чувствовал тяжелые взгляды, все плотнее упирающиеся в его спину. Слышался ему отчего-то и женский смех. Именно этот тихий отчетливый звук более всего пугал бесстрашного боцмана. И внезапно он понял, что никому из них – ни тем десятерым, с которыми сейчас он поднимался по такой удобной тропинке, ни тем, кто остался на «Смеющемся призраке», – не выжить.

– О Аллах всесильный, – проговорил он. – Но мне же никто не поверит… Как не верил Крысобой, а уж он-то знает, что я зря воздух сотрясать не стану…

Палач остановился посреди тропинки и стал выбрасывать из кошеля и карманов все, что успел подобрать.

– Ты что, Палач, – со смехом спросил кто-то из палубной команды, – решил на мелочи не размениваться? Собираешься украсть целую гору?

Боцман не ответил ни слова, лишь поспешил догнать капитана и стал что-то говорить ему вполголоса, отчаянно жестикулируя. Крысобой несколько долгих мгновений слушал его, а потом, повертев пальцем у виска, отправился дальше, оставив Палача позади.

– Не получилось, – пробормотал боцман. – Он меня не послушал. Ну что ж, да будет так. Я один вернусь на берег и уведу корабль. Вам, глупцам, все равно нет и не будет дороги обратно…

И потом, повернув голову туда, где, по его разумению, мог скрываться владыка этого страшного места, изо всех сил закричал:

– Я ничего у тебя не взял, хозяин! Ты можешь убить меня прямо сейчас! Но я перед тобой чист.

– А этого оставим… Мне кажется, что этот человечек достоин большего, чем клетка или игровая площадка для твоих, Митгард, малышей.

Чудовищная змея лишь чуть наклонила голову. Ей тоже понравился этот человечек с голой и блестящей головой. Пусть Повелительница поиграет с ним сама. А ее малышам тех, кто все ближе подходил к ловушке, хватит с лихвой. Они же еще такие маленькие…

Удивительно, но ей удавалось скользить по камням практически бесшумно. Ни листок, ни травинка, ни даже блик света на чешуйчатой коже гигантской змеи не выдавали ее присутствия. Столь же бесшумно ползла рядом с ней и ее старшая дочь Адригард, верный телохранитель Повелительницы.

Анаис подняла голову и жестом подозвала к себе птицу Рухх.

– Присмотри за ним. Но пока не обижай. Он попытается вернуться на берег – не препятствуй, ему все равно не уйти от нас.

Порыв ветра от взмаха чудовищных крыльев был единственным ответом на повеление. Миг, и птица поднялась столь высоко, что опытному глазу стала различима лишь как черная точка в плавящемся от зноя бледно-голубом небе.

Наконец Повелительница увидела, что глупые смельчаки добрались до поляны-ловушки.

– Ну что ж, моя гвардия. Пора нам показаться этим дурачкам.