Глубокой ночью корабль принца Шахрияра вошел в порт. Белль лениво выглянула в иллюминатор:
– Какая темнота… Как страшно… Мой принц, быть может, нам лучше будет остаться здесь до рассвета? Поверь, я могу сделать так, что время для тебя пролетит незаметно.
Томная нега в голосе девушки заставила сердце Шахрияра биться сильнее. «Вот так, глупый лекаришка, – подумал принц. – Если бы Белль, моя мечта, была тем самым средоточием зла, разве не спешила бы она на берег? Разве не уговаривала бы меня спустить шлюпки и отправиться во дворец, едва лишь огни столицы показались бы на горизонте?»
– Увы, моя прекрасная греза, такого я себе позволить не могу. Хотя мысль остаться с тобой вдвоем здесь, вдали от всех, мне кажется весьма заманчивой.
– Подумай, мой повелитель, и не торопись отдавать приказ…
– Нет, Белль, – в голосе Шахрияра зазвенел металл. – Приказ уже отдан, сходни спущены. Собирайся, нам пора.
Превращение изнеженного любовника в жесткого повелителя было поистине мгновенным. И Белль ничего не оставалось, как подчиниться. Ее сборы были бы весьма долгими, ибо за несколько дней пути Шахрияр положил к ее ногам много щедрых даров: платья и украшения, лакомства и – о Аллах великий, это-то зачем? – книги в переплетах из толстой телячьей кожи… Но отданный приказ касался не только поклажи принца, и поэтому девушке оставалось лишь надеть темно-лазурное бархатное платье, сшитое по ромейской моде (и найденное, конечно, в сундуках ромейского купеческого судна).
Горячие кони, запряженные цугом, всхрапывали от нетерпения. И вскоре кавалькада уже неслась по улицам вверх от порта.
Несколько мгновений – и показались огни: дворец халифа готовился встретить старшего принца. Слуги, прекрасно осведомленные о суровом нраве наследника, двигались быстро и бесшумно. Поэтому Белль показалось, что из тесной каютки в роскошную опочивальню ее перенесли джинны.
– Аллах всесильный, – простонал Шахрияр, сбрасывая с себя перевязь с мечами. – Как же я устал…
– Устал? – Девушка подняла на принца удивленные глаза. – От чего, мой повелитель? Мы же не пробыли в дороге и часа. Я подумала, признаюсь, что тебе служат сами духи огня – столь быстро мы добрались до покоев.
– Глупышка… – Голос Шахрияра смягчился на мгновение. – Лошади шли почти шагом. Они просто спали на ходу. А мне сегодня еще предстоит разговор с братом. Не могу же я вырывать своего любимого младшего брата надолго из объятий любимой женушки.
– Не злись, свет моей жизни, – промурлыкала Белль, надевая тяжелый ромейский бархат. – Твои повеления исполняются мгновенно. Так повели же что-нибудь мне…
Глаза Шахрияра вспыхнули в предвкушении.
– Я тебе велю, – проговорил он вмиг севшим голосом, – всегда оставаться такой как сейчас. И ни на минуту не забывай, что я жажду тебя всегда…
– Слушаю и повинуюсь, – прошептала Белль, легко опускаясь на колени. – Я буду твоей каждый раз, когда ты этого пожелаешь.
– Однако, моя греза, придет еще твое время. А сейчас я покину тебя. Но когда вернусь…
И вновь Белль повторила:
– Я буду твоей каждый раз, когда ты этого пожелаешь.
«Аллах всесильный, – пронеслось в голове Шахземана. – Ну почему церемониймейстер всегда выглядит так, будто он и есть халиф? Должно быть, повелитель всех правоверных, ты что-то напутал и нашему Рахману суждена была совсем иная доля».
Рахман, церемониймейстер, тем временем набрал полную грудь воздуха и громко провозгласил:
– Его светлейшее высочество, наследник престола, Шахрияр Карим, сын великого халифа Мехмета, Льва Кордовы!
Голос почтенного Рахмана достиг, должно быть, самого дальнего из поворотов коридора. Но тишина, окутавшая в этот поздний (или, быть может, уже ранний) час сонный дворец, не рассеялась. Более того, еще яснее стало, сколь мало пристало так кричать в тиши уснувших опочивален.
– Угомонись, почтенный Рахман, – совсем по-домашнему прозвучал голос Шахрияра. – Отправляйся спать, мы с братом можем побеседовать и без твоей недремлющей охраны.
– Повинуюсь, – величественно склонил голову церемониймейстер.
Его шаги, неторопливые и достойные, еще звучали в тиши коридора, когда Шахрияр поднял на брата слезящиеся глаза.
– Шахземан, мне хотелось бы обсудить с тобой весьма важное, но пренеприятное известие, которое принес гонец сегодня на рассвете…
«Надеюсь, к нам сегодня никто не приедет…» – подумал Шахземан, но в ответ лишь поднял на брата вопросительный взгляд.
И, не удержавшись, присвистнул. Ибо сейчас, при ярком свете светильников, сидящий рядом Шахрияр, который был старше Шахземана на каких-то четыре года, выглядел старше их отца, шестидесятилетнего Мехмета.
– Аллах всесильный! Брат, что с тобой?!
Теперь пришел черед Шахрияра недоуменно смотреть в изменившееся лицо брата.
– Ты захворал? Какой недуг довел тебя до столь печального вида?
– Ты, должно быть, брат, совсем с ума сошел… Я здоров как бык.
– Прости мне мой вопрос, наследник, – в голосе Шахземана зазвучала издевка. – Но если перед собой я вижу не пышущего здоровьем мужчину, а изъеденного годами старца, то, конечно, спрошу, чем страдает тот, кто называет себя «здоровым как бык». Быть может, разум мне и изменяет, но тебе же не может изменить твое отражение в зеркале…
– Аллах великий, ты стал разговаривать, как ненормальная баба, а не как будущий мудрец! Давай уже закончим этот разговор безумцев и перейдем к делу.
– Нет уж, брат. Ни к какому делу мы не перейдем, пока ты не взглянешь на себя в зеркало, дабы увериться, что мой разум светел и я, будущий мудрец, не обманываю тебя.
Шахрияр пробурчал что-то себе под нос и потянулся за драгоценным венецианским даром, обрамленным в золотую раму. Еще вчера подобное движение не доставило бы ему ни малейшего труда, но сейчас Шахрияр вдруг ощутил, как тяжела золотая оправа, сколь слабы его руки и как страшно болят все суставы, стоит ему лишь шевельнуться на мягких подушках.
– Проклятый ветер, – пробурчал принц. – Должно быть, я застудил руки, когда мы наткнулись на тот странный корабль.
– Ты боишься взглянуть в глаза правде, брат мой. Ведь ты даже не поднял взора, чтобы увидеть собственное отражение.
– Запомни, ничтожный, – хотел прорычать Шахрияр. – Я ничего не боюсь…
Он пытался быть суровым, но вместо этого был жалким, так бессильно звучал его голос. «Должно быть, лекаришка чего-то недоглядел. И кораблик-то полон был более чем неприятных сюрпризов… Вздернуть бы его на рее – и вся недолга…»
Но все же Шахрияр заставил себя посмотреть в зеркало. О да, его брат был воистину прав! Ибо на Шахрияра, черноволосого и чернобрового великана, смотрел из зеркала седой и наполовину лысый старик.
– Аллах всесильный… – прошелестел Шахрияр. Ему показалось, что он стал чувствовать себя еще хуже, чем несколько минут назад, когда только вошел в малый зал для церемоний.
– Так-то, брат, – устало отвечал Шахземан. – Поэтому мы сейчас не будем с тобой беседовать о серьезных делах, но призовем лекаря, дабы указал он, что нужно сделать для излечения моего старшего брата.
– Старого брата, – нашел в себе силы криво усмехнуться Шахрияр.
– Захворавшего брата, – вновь проговорил Шахземан.
Он легко поднялся с подушек и, распахнув тяжелые кованые двери, закричал в глубину коридора:
– Лекаря Анвара сюда!
Зазвучали торопливые шаги – охрана бросилась исполнять повеление. Вслед зазвучал еще один приказ Шахземана:
– И призовите госпожу Герсими!
– Брат, – тихо и устало проговорил Шахрияр. – Мне кажется, что ты слишком перепугался. Сейчас мы расстанемся, я отдохну, а утром все спокойно обговорим…
– Брат мой, – взгляд Шахземана был серьезен. – Я испугался, ты прав. Честно говоря, я не просто испуган – я в отчаянии. Но прежде чем появится Анвар, мудрый лекарь нашего батюшки, расскажи мне, что произошло с тобой в этом плавании.
– В плавании? При чем тут плавание, глупый?
– Но еще десять дней назад я провожал на пирсе тебя, брат мой… И был ты силен, как слон, черноволос и легок в движениях. Сейчас же я вижу перед собой…
Шахрияр поднял на брата глаза.
– Да ты и сам это видишь: больной лысый старец, едва переставляющий ноги. Должно быть, пустынная лихорадка, что живет в песках Либии, обожгла тебя огненным вихрем.
Шахрияр покачал головой.
– Мы не опускались к пескам Либии, брат. Мы вышли в океан мимо столпов Джебель и отправились на полудень… Вскоре нам встретился удивительный корабль…
И Шахрияр рассказал брату о том, как он ступил на палубу корабля-пленителя, о том, как спас девушку необыкновенной красоты, что почему-то сильно испугало корабельного лекаря. И о том, как великолепна оказалась пленница этого корабля, ведь не зря же ее имя Белль – прекраснейшая.
– Должно быть, брат, она и в самом деле великолепна. Если уж ты так превозносишь ее красу и ласки.
– Она лучшая из женщин, брат, поверь мне. Я дал ей обещание, что она станет моей спутницей, никогда не переступит порога гарема.
– О Аллах всесильный…
Многое хотел сказать Шахземан своему старшему брату, но не успел – распахнулись двери и Герсими легкой тенью вбежала в малый зал церемоний.
– Ты звал меня, мой муж и повелитель?
– О да, Герсими. Как ты заговорила…
– Меня учит лучшая из наставниц… Хотя, полагаю, я здесь не для того, чтобы сдавать экзамен.
– О да, моя душа. Шахрияр заболел: он нашел где-то в море странный корабль и, насколько я понимаю, подхватил какую-то неведомую хворь…
– Ах, как нехорошо, – покачала головой Герсими и присела рядом с дремлющим Шахрияром.
Ее тоже поразила внезапная старость принца, но сейчас было не время причитать.
– Муж мой, – прошептала Герсими, осторожно касаясь тонкими пальцами висков Шахрияра. – Я чувствую, что некая сила, быть может, некое существо, высасывает из твоего брата саму его жизнь. Сейчас он лишь сосуд, наполненный кормом для кого-то… кого-то страшного… Мне кажется, что это существо… Что оно подобно гусенице, которая торопливо насыщается, дабы потом, переждав какое-то время, расправить крылья…
– Глупости говоришь, малышка, – проскрипел, не открывая глаз, Шахрияр. – Просто скверный полуночный ветер… Я простудился, и все, что мне нужно – хорошенько выспаться.
Герсими подняла на мужа глаза. Что-то в лице Шахземана удержало ее от лишних слов. Она лишь ласково провела пальцами по лбу и щекам принца.
– Отдыхай, повелитель. Должно быть, ты прав. Сейчас лекарь составит снадобье, которое вернет тебе силы…
Герсими встала и сделала несколько шагов к окну. Ночь была тиха и черна. И девушка увидела, что так же черно беспокойство ее мужа.
– О чем ты задумался, Шахземан?
И во второй раз стены малого зала услышали историю странного корабля-пленителя, рассказ о прекрасной пленнице и том, сколь желанна она оказалась для принца Шахрияра.
– И кажется мне, жена моя, что не Анвара-лекаря следует нам звать, – закончил свой рассказ Шахземан. – А призвать отряд охраны и привести сюда эту «желанную женщину», которой обещана жизнь жены принца.
В глазах Герсими заплескался страх.
– Должно быть, это вовсе не женщина, муж мой. Мне тоже ведомы истории о семенах Зла, которые таким образом входят в наш мир. Боюсь лишь, что одних моих сил не хватит для того, чтобы уничтожить эту страшную силу.
– Ты не одна, малышка, – нежно прошептал Шахземан. – Рядом я, где-то, надеюсь, всегда присутствует, пусть и незримо, твоя поистине великая матушка. Но есть еще и заговоренное холодное железо – страшная клетка, которая некогда смогла удержать джиннию-злодейку…
Герсими вспомнила, как несколько дней назад Шахразада поведала ей о том, как джинния эта забрала силы и молодость у красавца принца, превратив его в горбуна.
Шахземан тем временем уже отдавал распоряжения. Герсими заметила, что муж все чаще поглядывает на задремавшего брата и старается говорить как можно тише.
– Должно быть, мой муж и повелитель боится потревожить сон брата, – прошептала Герсими. Сейчас у нее не хватило сил улыбнуться тому, что уроки Шахразады все же не прошли даром.
Она стояла у распахнутого в сад окна. Ночь была бархатно-теплой, но девушке казалось, что вокруг – ее зимняя родина и холодный ветер выдувает остатки самой жизни из ее слабеющей души.