Шахразада замолчала. Ее воображение все еще рисовало пальму, у корней по-прежнему копошился хитрый и жадный еж, а в ветвях суетились вяхири, сбрасывая вниз зрелые финики… Картина не меркла, девушке показалось даже, что ее щек коснулось горячее дыхание летнего ветра, хозяйничающего в оазисе.

«Быть может, Герсими права… Может, мне повезет…» – Робкие ростки надежды осветили опечаленную душу девушки.

– Аллах всесильный… Ты видела, Герсими?

– Так же ясно, как вижу тебя, мой супруг. Я видела все: и жадину ежа в норе, и пару вяхирей… И даже ветви пальмы, колеблемые горячим ветром.

«О Аллах, она слово в слово повторяет мои мысли!» – с некоторым страхом подумала Шахразада.

– Все получилось, умница! – Шахземан, не в силах сдержать радость, схватил Шахразаду за руку. – Ты понимаешь, малышка? Все получилось, как и говорила Герсими! Ты и в самом деле не просто рассказываешь сказки – тебе дано удивительное умение силой слова оживлять картину! Если бы мне кто-то сказал, что сие возможно, я бы рассмеялся ему в лицо. Но сейчас я в этом уверился сам… Ах, как прекрасно!

От этих ликующих слов принца Шахразада словно очнулась.

– Так значит, есть надежда?

– Не просто надежда, сестричка! Теперь я знаю, как тебе сберечь собственную жизнь! Теперь знаю! Да простит меня Аллах, я призову на помощь свою матушку и ее силу, дабы она помогла тебе завтра.

– Твою матушку, сестричка? Но зачем?

– Она подарит тебе уверенность, усилит твой замечательный дар. Принц Шахрияр не посмеет наутро сказать, что ты ему прискучила. И казни не будет. А моя дорогая наставница вновь сможет улыбнуться мне и своим добрым родителям!

Шахразада и в самом деле улыбнулась несмело, едва заметно. Но эти дрогнувшие губы так много сказали Герсими.

– Мысленно с тобой буду и я, моя мудрая наставница! Пусть мне не дано колдовское умение, но я могу придавать человеку уверенность, делать неустрашимым и сильным в самые трудные часы его жизни.

– Мои добрые друзья! Вы спасаете меня! – На глазах Шахразады показались слезы.

Это были первые слезы с того момента, как отец принес в дом повеление принца Шахрияра. И слезы эти были слезами надежды, они словно смывали черную пелену, что уже легла на душу девушки.

– Отдохни, сестричка, завтра у тебя трудный день. Я появлюсь в твоем доме в полдень и помогу собраться. Надеюсь, ты не выгонишь свою усердную ученицу?

Шахразада лишь молча покачала головой: дескать, конечно не выгоню. Говорить она не могла: слезы душили ее – слезы радости, слезы надежды.

Так же молча девушка смотрела вслед уходящим друзьям. Она уже ждала полудня, чтобы страшная ночь ожидания поскорее осталась позади и появилась Герсими, в присутствии которой девушка и в самом деле чувствовала себя куда спокойнее и увереннее.

Умница Герсими сдержала слово. Едва отзвучал крик муэдзина, призывавшего к полуденной молитве, как она вошла в комнату Шахразады.

– Да будет над тобой милость Аллаха всесильного, моя добрая наставница! – Герсими поклонилась, следуя всем правилам.

– И да хранит он тебя во веки веков, моя мудрая ученица! – с улыбкой проговорила Шахразада.

Появление Герсими было для нее подобно дождю в знойный полдень – такое необыкновенное облегчение снизошло на душу дочери визиря.

– Надеюсь, сестричка, ты спала этой ночью? Не лила горьких слез? Не причитала, вырывая волосы из кос?

– Нет, подружка, не плакала и не причитала. Спала, как ты велела, и даже снов не видела.

– Вот и славно! А теперь давай займемся делом… Пусть оно и не угодно Аллаху всесильному и всевидящему, но у нас нет выхода: со Злом придется бороться… не совсем дозволенными методами.

– О чем ты?

– Я ночью подумала, что ты должна заранее решить, какую историю будешь рассказывать принцу.

– Да согласится ли он меня вообще слушать?

– Об этом позаботится Шахземан. Уж он-то, поверь, сделает так, что принц будет сгорать от любопытства. Как ему это удастся – не наша с тобой забота. Мы же должны подумать о твоем облачении и о твоей сказке.

– Аллах всесильный… Почему?

– Что «почему»?

– Почему мы должны думать об облачении? И почему о сказке?

– Слушай меня внимательно, сестричка. Сегодня я буду твоей наставницей. Правило первое: собираясь в трудный путь, следует подумать о том, что твоя одежда не должна тебя стеснять, не должна тебя душить, не должна мешать тебе ходить. Это равно справедливо и для долгого странствия, и для той дороги, на которую ты ступишь вечером, войдя в покои принца Шахрияра.

– Думаю, сестричка, что одежда очень быстро превратится в гору тряпок у края ложа… – грубовато ответила Шахразада.

– Пусть будет и так. Но это не единственно возможный путь. Ибо ты должна выглядеть такой, какая ты есть на самом деле – сдержанная, немного таинственная. Нести в себе загадку, понимаешь? Такую, какую принц не сразу сможет разгадать.

Шахразада пожала плечами:

– Увы, моя добрая наставница, думаю, что меня принц разгадает в мгновение ока.

– Ты опять не веришь судьбе, не веришь мне. Запомни: ты ступишь в его покои удивительной рассказчицей, о которой говорят как о подлинном чуде даже в далеких полуночных странах. Ты будешь скромна и сдержанна, но не молчалива, ибо твое волшебное умение и есть твое оружие.

– Да будет так.

– И не спорь! Итак, мы сейчас подберем тебе одеяние удобное и скромное, но не бедное. А потом чуточку поколдуем над ним, чтобы оно превратилось из украшения в оберег. Раз уж нам противостоят все силы Зла, что пленили душу принца, то и мы будем противостоять этому Злу всем оружием, какое только сможем найти.

Говоря все это, Герсими распахнула сундук с одеждой Шахразады. Она продолжала говорить, однако шорох шелка, бархата, индийского батиста и иранской кожи почти заглушали слова девушки.

Наконец она вынырнула из вороха платьев, держа в руках «скромное и сдержанное» одеяние для Шахразады. Та не успела и слова сказать, как в руках Герсими замелькала игла: длинной золотой нитью девушка вышивала руны на подоле нижней рубашки.

«О да, – с печальной иронией смотрела на это священнодействие Шахразада. – Расшитая золотом везде, даже на спине, я буду, конечно, самой скромной из скромниц во всем дворце…»

Герсими же продолжала. Теперь у нее в руках были узкие и длинные костяные бусины, украшенные черными «глазками». Их она стала нашивать вместе с монетками на зеленую, как первая листва, шаль девушки.

– Аллах великий, сестричка. Что ты делаешь?

– Я превращаю одеяние в защиту. И не спорь со мной, Шахразада. Я хочу быть уверена в твоей безопасности.

– Но при чем тут эти побрякушки?

– Они послужат тебе амулетами. Древние чинийские монетки даруют везение, бусины из далекой горной страны защищают от дурного глаза; руны, как ты помнишь, принадлежат магии столь могучей, сколь и древней. И потом, считай, что это я делаю для своего спокойствия. Ведь мне тоже предстоит пережить эту ночь в волнении за тебя.

– Аллах великий, сестричка!

Слезы опять подступили к глазам Шахразады, но теперь это были горячие слезы благодарности.

– Ну вот, она опять плачет… Подружка, это нечестно: я тружусь, а ты просто слезы льешь.

– Ох, знала бы ты, Герсими, какой это тяжкий труд – правильно лить слезы… – улыбнулась Шахразада. И слезы, как по мановению руки, бесследно исчезли.

– Ну наконец! Так мне нравится куда больше! Присядь вот здесь, в уголке. И постарайся вспомнить такую сказку, которая задела бы чувства принца. Ибо от тебя, от твоего волшебного умения зависит куда больше, чем от всех моих приготовлений. Не ленись, думай!

И Шахразада, как самая послушная ученица, присела на вышитые шелком подушки у низкого лакового столика. Она рассматривала свои руки и вспоминала разные истории, какими ее потчевали с раннего детства. Но все сказки казались ей слишком простыми, слишком детскими – обыкновенными сказками.

«Герсими права, это и в самом деле должна быть подлинно волшебная история. И если я не смогу вспомнить, то придется ее придумывать…»

Не прошло и нескольких минут, как Шахразада уже не видела и не слышала ничего вокруг – она погрузилась в размышления. Сказочная история разворачивалась перед ней, как огромная живая картина. Девушка чувствовала себя подобно игроку в шахматы, который по своему желанию передвигает фигуры, добиваясь наилучшего для себя положения их на доске. Сейчас Шахразада добивалась того же: все те, о ком будет она повествовать сегодня вечером, должны защитить ее, показать принцу, что она удивительная, необыкновенная, что ее нельзя, как короткий свиток, прочитать до рассвета. Что она подобна огромной инкунабуле, скрывая, быть может, целую библиотеку. И чтобы познать ее, потребуется целая жизнь. Но и тогда должен оставаться вопрос: все ли я знаю о тебе, мудрая рассказчица?