Шахразада проснулась вскоре после полудня. Она устала куда больше от причитаний матери и бессильных слез отца, чем от поединка с проклятием. И потому, как бы ни была взволнована ее душа, спала она, подобно камню, без сновидений. Матушка дважды заходила в комнату к дочери и наклонялась к самим устам – все прислушивалась, дышит ли Шахразада.

Быть может, она спала бы и дальше, но все усиливающийся шум почти у самой двери ее комнаты не позволил ей дольше нежиться в постели.

– Аллах всесильный, что же я лежу?! Вскоре начнется урок у моей доброй Герсими, а я забыла обо всем на свете.

Шахразада вскочила и начала поспешно собираться. Уютный хиджаб, гребень из слоновой кости…

И в этот миг дверь распахнулась.

– Шахразада, сестричка!

Они обнялись.

– Подружка! – На глаза Шахразады навернулись слезы. О, она прекрасно знала, насколько помогла ей ее ученица!

– Как я счастлива, сестренка! – Герсими тоже едва не плакала. – Расскажи, расскажи мне все.

– Но разве ты не была все время со мной рядом? – недоуменно спросила Шахразада. – Я же чувствовала твое присутствие, слышала твой голос…

– Конечно, милая, сначала я старалась быть прямо у тебя за спиной. Но когда поняла, что…

Шахразада вопросительно посмотрела на подругу.

– Что «что»?

Герсими покраснела. Увы, какой бы усердной ученицей она ни была, сколь долго ни жила бы в Кордове, но все же ее взгляды на отношения мужчины и женщины, на дозволенное и постыдное порой весьма заметно отличались от взглядов Шахразады.

Дочь визиря принялась расчесывать густые волосы. Почему-то покрасневшая Герсими и неторопливые движения гребня вновь мысленно вернули ее в покои принца Шахрияра. Вновь она услышала аромат кальяна, вновь почувствовала, каким на самом деле уютным может быть трон, пусть даже трон давным-давно умершего правителя. Вспомнила она и то ни с чем не сравнимое ощущение женской силы, какое этой ночью впервые пришло к ней…

Тем временем Герсими придумала, как выпутаться из неудобной, по ее мнению, ситуации.

– И вот когда я поняла, что ты околдовала принца Шахрияра, сразу поспешила удалиться.

– Хитрюга, – нежно улыбнулась подруге Шахразада. – Жаль, что ты «поспешила удалиться». Мне так нужен был твой совет…

– Но зачем? Ведь ты победила! Ты живой вернулась утром под отчий кров! Тебя сопровождал, говорят, целый отряд мамлюков, которые охраняли даже следы от твоих башмачков…

– Каких башмачков, дурочка? – Шахразада усмехнулась. – Меня доставили домой в паланкине, как уважаемую пожилую матрону.

Глаза Герсими широко раскрылись.

– Это же несомненная честь! Внимание принца, оказывается, простирается куда дальше, чем его курительная комната или палуба на «Рубаке»…

– Но почему же ты об этом ничего не знала, сестренка?

– Ох, Шахразада, с самого раннего утра я знала так много, как только могут рассказать все сплетники и сплетницы на дворцовой кухне, а еще метельщики, водоносы, оставшиеся не у дел палачи и даже стражники, сменившиеся сегодня утром.

– Увы, подружка, я бы не говорила так уверенно, что палачи остались не у дел… Ибо сегодня на закате принц велел мне вновь предстать перед ним.

Это был настоящий удар. Кровь отлила от щек Герсими, ее сил едва хватило, чтобы опуститься на кушетку.

– Аллах всесильный и всемилостивый… – прошептала она.

– Да, подружка, сегодня вечером, как и вчера, я вновь должна появиться в курительной комнате, дабы поведать принцу историю о необыкновенном воине по имени Куакуцин.

– Опять… И ты не осмелишься ослушаться? Решишься вновь войти в логово льва?

– Да, сестричка, я не посмею ослушаться, вновь войду в логово. И не потому, что пытаюсь отвести беду от своих уважаемых родителей.

– Но почему же тогда, глупышка? Неужели ты позволила себе пожалеть это чудовище, почтенного принца Шахрияра?

– Нет, сестричка, принц не чудовище. Чудовищно то, что с ним сотворило проклятие. Мне просто жалко его – ведь никто, понимаешь ты, глупая девчонка, никто не ведет себя с ним, как с равным! Женщины боятся его, мужчины заискивают или тоже боятся… Царедворцы лебезят, лекари лгут, и лишь Зло ждет того мига, когда душа принца окажется целиком во власти черной стороны.

– Шахразада, ну что ты такое говоришь?

– Я говорю, что именно это я увидела, едва лишь вошла в покои принца. Шахрияр очень одинок, более, чем любой другой на его месте. Мне стало жаль его, и потому я, конечно же, отправлюсь на закате во дворец. Но мне опять будет нужна твоя помощь, сестричка…

– В чем?

– Ну, во-первых, скажу честно, я бы хотела знать, что увидела ты, пусть и моими глазами. Расскажи, что ты заметила, пока не… не удалилась.

– Не сбежала, хотела ты сказать? – Герсими улыбнулась. – Ну что ж, расскажу, хотя не знаю, порадует тебя мой рассказ или опечалит.

Шахразада кивнула – ей нужно было знать все, что видели другие, еще раз обдумать то, что увидела и почувствовала она сама. А времени оставалось совсем мало.

Меж тем Герсими начала свой рассказ… Вот она вместе с Шахразадой вошла в полутемную комнату, вот услышала первые слова принца… Увидела его жестокую улыбку…

– …Хотя, сестричка, похоже, ты права. Теперь я начинаю понимать, что за этой маской должно что-то скрываться. И непохоже, чтобы хладнокровный убийца. Скорее, так пытается скрыться человек, которому причинили страшную боль, и теперь он хочет отомстить за нее всему свету…

– Что, думаю, тоже не говорит о принце хорошо.

– Ты права: мщение не красит никого, а мстительный правитель – это горе для его народа.

Шахразада поджала губы. Нет, она еще не готова была броситься на защиту любимого, да и не был принц Шахрияр ее любимым. Хотя в его ласках она не чувствовала угрозы, не ощущала мщения, не видела желания унизить.

– Должно быть, сестричка, ты и твой принц увидели друг друга через призму твоей сказки.

– Мой принц?

– Ну конечно твой. Ты возлегла с ним на ложе… Ты пытаешься понять, как оправдать его деяния, как излечить его душу…

– Да-да, ты права. Но продолжай же.

– Так вот. Ты повествовала о событиях необыкновенных: о спасении человека, о зарождении прекраснейшего из чувств, о магии и магах. Вот и околдовала принца. А заодно заколдовала и проклятие. Ведь принц пожелал увидеть тебя на закате именно для того, чтобы услышать новую сказочную историю, погрузиться благодаря тебе в мир новых ощущений, в мир чувств другого человека.

– Что ты сказала? – Глаза Шахразады расширились. Ей показалось, что разгадка в одном шаге, что еще миг – и она ляжет в ее раскрытые ладони.

Герсими повторила, уже на полтона тише:

– Я сказала, что он хочет погрузиться в мир новых ощущений, в мир новых чувств.

– О нет, глупенькая моя мудрая Герсими, ты сказала «в мир чувств другого человека». Понимаешь, в мир его чувств!

Шахразада готова была петь, ибо она нашла ключик, который отопрет темницу принца, освободит его от проклятия.

Герсими смотрела на подругу и молчала. Она просто ждала объяснений, чувствуя, как ликует душа ее наставницы.

– Принц этой ночью воистину увидел перед собой другой мир, понимаешь ты, глупенькая колдунья! Более того, он прожил в этом мире какую-то часть своей жизни, стал другим человеком, пусть и ненадолго.

– Он, – медленно проговорила Герсими, – стал человеком, над которым проклятие не тяготеет…

– Ну конечно! Вот в этом ключ, понимаешь?

Герсими ожидала всего чего угодно, но только не такого.

– И ты, малышка Шахразада, дочь визиря, хочешь превратить жестокого и сурового принца Шахрияра в другого человека?! Превратить одними своими сказками?!

– Да, подружка, ибо чувствую, что, пусть ненадолго, но он окунается в другой мир. Становится другим человеком…

– Но он же вновь возвращается сюда, в эти стены, которые слышали и вой коварной ведьмы, и приказы о казнях!

– Пусть так. Но возвращается тогда, когда Зло уже не имеет той сокрушительной силы.

– А если принцу наскучат твои сказки?

– Тогда он меня казнит, как казнил других.

Что-то в голосе Шахразады насторожило Герсими.

– Сестричка, уж не влюбилась ли ты в это чудовище?

– Нет, – нежная улыбка тронула губы Шахразады. – Я не влюбилась в него, но могу сделать так, чтобы он влюбился в меня. Кажется, могу…

– О Аллах, но для этого тебе, боюсь, потребуется бесконечно много времени и сил.

– А в этом и состоит моя вторая просьба к тебе: сестричка, Герсими-валькирия, подари мне часть твоей силы, сделай меня неустрашимой, как самого отчаянного берсерка!

Почтенная ученица широко улыбнулась мудрой своей наставнице.

– Я подарю тебе все силы, какими может обладать самый отчаянный воин, самый закаленный боец, не только не знающий страха, но даже презирающий его. Если это поможет, я отдам тебе свою жизнь…

– О нет, добрая моя подружка, мне не нужна твоя жизнь, ибо всякая жизнь драгоценна и неповторима. Мне нужны лишь силы, и, клянусь, я подарю принцу Шахрияру бесконечное число жизней, покажу ему бесконечность ликов любви!

«Доченька, – услышала Герсими голос своей матери. – А ведь твоя наставница и в самом деле придумала, как уничтожить проклятие. Она превратит принца в тысячи других людей, раскроет ему миры тысячи чувств. Подарит ему судьбы тех, над кем не властна глупая болтовня бессильной ведьмы, которую мы восприняли столь серьезно. Хотя, думаю, для этого твоей подруге понадобится не один и не два вечера. Боюсь, даже дюжина дюжин летних ночей ее не спасет…»

Герсими вздохнула – ее матушка была опять занудно права.

– Ну что ж, моя любимая сестричка-воин. Давай собираться. До заката не так много времени, а я еще и не начала готовить тебя.

Герсими захлопотала над платьем подруги. А та вновь погрузилась в размышления, ибо судьба Куакуцина этим вечером могла решить и ее, Шахразады, судьбу.