Рахман с удовольствием вернулся в привычный мир. Да, здесь все было не так ярко, не так открыто. Но так привычно и прекрасно-спокойно. К тому же оказалось, что сил посещение мира истинного потребовало очень много, и сейчас юноша не стоял, а лежал на кошме, снятой с самого высокого верблюда.

– Ты побледнел, друг мой, – ответил Сейид на невысказанный вопрос Рахмана, – и начал падать. Тогда мне и пришлось устроить тебя поудобнее. Похоже, что здешние зной и сырость идут во вред не только животным, но и людям.

– Ты был прав, Сейид, Мень Май действительно открыт истинный мир. И похоже, она чувствует себя там не в пример лучше меня.

Рахман, откинувшись на подушки, поведал своим путникам о встрече с ведуньей и о том, сколь сильно отличается ее истинный облик от того, какой предстал перед путниками.

– Эх, как жаль, что эта необыкновенная, удивительная красавица врачует лишь зверей! – проговорил Тор-воин.

– Но ты же здоров как бык, друг мой! – с некоторым недоумением заметил Сейид. – И лекарь тебе не требуется.

– О да, – согласился тот, – я здоров и силен. Но эта женщина одним своим взглядом украла мою душу. И теперь я мечтаю лишь о том, чтобы взять девушку за руку, быть может, обнять…

– Ты влюбился, воин, – с улыбкой заметил Сверре. – И это замечательно. Но, думаю, никто из нас не станет тебе препятствовать в попытках завоевать душу красавицы и, быть может, ее тело…

Тор недоуменно посмотрел на лазутчика.

– Но наш долг перед магараджей? Я не могу бросить вас одних…

– О воин, я замечу, что мы вовсе не бессильны. И даже оставив тебя в объятиях прекрасной девы, сможем выполнить свой долг до конца. Должно быть, твое предназначение – вместе с нами прийти лишь сюда. Ибо, похоже, далее наши пути могут разойтись.

– Это будет предательством, – насупившись, ответил Тор. – Долг мужчины не в том, чтобы стать игрушкой в руках женщины. Долг в том, чтобы всегда держать свое слово.

В разговор пришлось вступить и Сейиду.

– Думаю, мудрые воины, говорить сейчас о чем-то рано. Пусть сначала дева узнает, что любима, пусть Тор попытается завоевать ее чувства…

– Я не буду этого делать… Мечта о прекрасной ведунье умрет в моей душе, но я не предам долга перед магараджей и вашей дружбы!

– Да будет так, смелый Тор.

Чувства, что кипели в душе воина, не дали ему спокойно наблюдать за тем, как Мень Май врачует изможденных верблюдов. Поигрывая топориком, Тор удалился в заросли, окружавшие жилище знахарки.

– М-да, должно быть, Сейид, у тебя появился еще один пациент.

– О нет, друг мой, эту хворь я излечить не могу – ибо любовь не лечится. Думаю я, Сверре-лазутчик, что путь мы будем вынуждены продолжить втроем.

И путешественники переглянулись, прекрасно поняв друг друга. Пусть на словах Тор-воин готов был отказаться от своей судьбы, но вот готова ли была судьба отказаться от Тора?

Зной полудня постепенно сменялся прохладой вечера. Неожиданный отдых пошел на пользу всем. И лишь когда на мир пали сумерки, к странникам присоединилась Мень Май.

Она была по-прежнему свежа, словно не провела весь день у занемогших животных. Но под глазами ее пролегли круги, указывая, что и эта необыкновенная дева не всесильна, что ей, как и любому из живущих, нужен отдых.

Тор-воин, не в силах сдержать чувств, постарался отстраниться от нее, сделать так, чтобы ее вызывающая, ранящая сердце красота перестала бередить его душевную рану. Он ушел как можно дальше от костра, сел спиной к огню, не участвовал в тихой беседе, дабы не услышать этого колдовского голоса. Но увы, все было тщетно.

Неловкие маневры воина заметили все. Похоже, что и сама ведунья поняла, как ранила сурового Тора ее красота. Но она старалась не выдать своих чувств, быть равной со всеми, ибо, похоже, не только верблюды странников нуждались в ее помощи.

– Что же вы, иноземцы, ищете столь далеко от дома? Какая нужда заставила вас отправиться в путь?

И вновь Рахману и Сейиду пришлось рассказывать о хвори магараджи, о предсказании ШаррКана, о помощи Нага-повелителя. Они и рады были бы что-то скрыть от этой далекой ведуньи, но сдержаться не смогли.

Девушка слушала не перебивая. А когда гости умолкли, проговорила задумчиво:

– Чжан Кань, великий знахарь… Понятно, почему хитрец Хла Шве вызвался проводить вас. Он, думаю, полагал, что может вас отвести к отрогам полуночных гор и там вы примете за великого знахаря первого попавшегося лекаря… Но он убоялся покровительства Нага… И потому вы оказались здесь.

– Должно быть, ты права, уважаемая.

– Сам того не ожидая, недалекий Хла Шве вывел вас на дорогу, которая и в самом деле может привести вас к жилищу великого знахаря.

Путники слушали хозяйку, в который раз благодаря судьбу за те удивительные дары, какими она иногда балует.

– Но все равно, о странники, вам не дано было бы встретить великого знахаря, если бы вы не нашли меня – ибо он сам не встречает путников на дороге. Лишь те, кому он доверяет, могут открыть истинный путь к Чжан Каню.

Тут ведунья окинула взглядом посланников магараджи.

– Но среди вас есть тот, кто и сам мог бы просить помощи у великого знахаря. Мог бы, если бы знал, что это надо сделать так. Теперь же мне будет легче провести вас по истинному пути – его найдет тот, кого я могу взять с собой в мысленное странствие.

– О Аллах, значит, я мог и сам позвать знахаря… И тогда нам не пришлось бы изнурять себя этим долгим путем в неизвестное… – Рахман не знал, радоваться ему своим умениям или печалиться тому, что не ведает, как можно применить их во благо.

– Не так все просто, о путник… – улыбнулась Мень Май. – Конечно, ты бы мог и сам позвать великого знахаря, конечно, он бы откликнулся на твой призыв. Но разве ты знал, что это следует сделать? Думаю, великая судьба для того и привела вас сюда, заставив Хла Шве испугаться, чтобы ты из моих уст узнал эту нехитрую истину.

– Должно быть, так. – Рахман не мог не согласиться с этим. – Но что же мы будем делать сейчас? Ты покажешь нам дорогу к знахарю, или я смогу сам воззвать к нему?

– Сейчас мы оба войдем в тот мир, что ты называешь истинным… А когда предстанешь пред очи великого Чжан Каня, постарайся быть как можно более убедительным.

Рахман согласно склонил голову. О, эта чудная женщина была столь же умна, сколь и красива. И теперь уже в душе юноши не было отвращения к слабому полу. «Раз есть в мире хоть одна такая замечательная девушка, значит, их род не так пропащ и безнадежен…» – всего один раз мелькнула в голове Рахмана эта мысль. Но она, словно струя живительной воды, омыла черные мысли юноши.

– Думаю, прекраснейшая, что нам следует сделать это, не откладывая. Ибо магараджа теряет силы, и каждая минута слишком много значит для него.

– Тогда начнем.

Девушка взяла ладонь Рахмана в свои руки.

– Закрой глаза, ученик. И постарайся удержать мою руку. Так тебе будет легче. Идем же!

Вновь перед мысленным взором Рахмана предстал истинный мир – сияющий, прекрасный, переливающийся красками, наполненный чарующей мелодией, которая объединяла, казалось, все живое в гармонии и совершенстве. Рахману подумалось, что как бы много он ни занимался, но он всего лишь ученик, который делает первые шаги истинного видения мира.

– О да, – услышал юноша голос Мень Май. – Тебе лишь смогли раскрыть глаза на мир, но научиться жить в нем, наслаждаться его необыкновенной прелестью и совершенством ты не успел. Потому я и взяла тебя с собой – моих сил хватит, чтобы ты с удовольствием сделал здесь первые шаги. Теперь тебе захочется сюда вернуться.

– Но я считал, что умею уже так много… – с недоумением ответил Рахман.

– Постижение истины бесконечно, юный ученик. Но вернемся к твоим нуждам. Ведь ты торопился воззвать к знахарю и магу.

– О да, уважаемая…

– Так взывай же к нему. Напряги все силы – и он ответит.

Еще несколько мгновений Рахман колебался, не зная, как же призывать того, кто был столь необходим. Но вот пришло понимание, и почти сразу, как удар колокола, юноша услышал ответ:

– Я здесь, юный ученик. Я здесь, и знаю, о чем ты хочешь просить меня. Знаю я и о предсказании, которое сделал Наг-повелитель. Я жду вас, и думаю, что смогу составить для магараджи снадобье. Слушай советы прекрасной Мень Май, и вы достигнете моего жилища уже на закате следующего дня.

Стих грохот сурового голоса Чжан Каня.

– Пора уходить, ученик, – проговорила Мень Май. – Твои силы стремительно тают, а впереди еще долгое странствие.

Теперь Рахману достало сил только на то, чтобы вернуться в привычный мир полутонов и полуцвета. Мир, который не оглушал, не ослеплял, хотя и не дарил столь удивительных возможностей…

Друзья с нетерпением ожидали, чем же закончится это безмолвное странствие.

– Великий знахарь знает о нас. Он согласился составить зелье для магараджи. Нам следует лишь прислушиваться к советам прекрасной Мень Май – и тогда уже завтра на закате мы найдем прибежище великого Чжан Каня.

Рахману казалось, что он говорит очень громко, а друзья почему-то склоняются к нему все ближе и ближе. На самом деле он едва шептал, а спутники старались расслышать его слова. И лишь едва имя знахаря было произнесено, как юноша погрузился в глубокий сон.

– Единственный из вас, кому открыт истинный мир, еще слишком юн, чтобы рассчитать свои силы. Пусть отдохнет. Пора отдыхать и вам, – проговорила Мень Май, с наслаждением потягиваясь. – Завтрашний ваш день будет очень тяжким, он отнимет у вас почти столько же сил, сколько сегодняшнее странствие отняло у юного Рахмана. Отдыхайте, мои гости, и да будет сладким этот сон.

Словно послушные малыши, странники смежили веки. И лишь Тор, что сидел поодаль, бодрствовал. Он почти с радостью заметил, что голос волшебницы умолк. «О великий Один, неужели ты даруешь мне покой?» – подумал воин.

– О нет, Тор-богатырь, ты уже никогда не изведаешь покоя, – раздался рядом голос той, от которой он пытался бежать.

Эти простые слова и прикосновение прохладной ладони к плечу были для Тора страшной пыткой. И, не в силах вытерпеть душевной боли, он упал на колени перед прекрасной Мень Май, в которой теперь и был весь смысл его жизни.