О, как удивился бы прохожий, если бы в этот час заглянул в окна дворца визиря города Искандера Двурогого, прекраснейшего из городов земли Кемет, великолепной Александрии!

Да и было чему удивиться. Ибо не каждый день видишь самого всесильного визиря Салаха, прозванного Суровым, стоящего босиком на узорчатых плитах пола. И не каждый день слышишь, как рыдает в глубине сада его единственная и любимая дочь, несравненная Фарида.

– О нет, отец мой! Даже не произноси при мне этих слов! Этого не будет никогда! Слышишь? Никогда!

Увы, Фарида унаследовала красоту и нежность матери, но характер ей достался от отца. Ибо никогда, слышишь, о Аллах милосердный, никогда не меняла девушка своего мнения. Случаев же, когда строптивицу удавалось уговорить, было так мало, что их можно было бы пересчитать по пальцам на руках. И пальцев более чем хватило бы.

Сейчас же страсти разгорелись не на шутку. Ибо отец попытался добиться от дочери повиновения. Должно быть, сам Салах уже жалел о том, что позволил себе повысить голос на дочь, но, увы, теперь сожалеть было поздно, и скандал разгорелся с невиданной силой.

Некогда визирь Салах думал, что понимает свою дочь. Во всяком случае, он всегда защищал малышку от гнева матери (частенько справедливого, положа руку на сердце). Малышка росла, хорошела, но характер мягче не становился. И – о Аллах, как можно было такое допустить! – вскоре единственным человеком, кого слушала Фарида, осталась старая нянька, Зухра. Она души не чаяла в девушке, и та обожала свою защитницу. Увы, старуха рассказывала малышке слишком много сказок. И все со счастливым концом. Там герой обязательно находил свою большую и единственную любовь. Вот и взбрело Фариде в голову, что и она должна найти себе такого человека. Что ее обязательно ждет такая судьба, что суждена ей Любовь.

Фариде шел уже восемнадцатый год, но она, увы, оставалась в отцовском доме. И Салах, и его жена уже перестали бояться, что дочь останется одна; они смирились с этой безрадостной мыслью, устав бороться с упрямством, уговаривать и расхваливать женихов. Да и женихов становилось все меньше. Ибо девушка в восемнадцать уже не такой лакомый кусочек – а жена получится из нее и вовсе скверная.

Но тут, о счастье, вновь забрезжила надежда. Ибо у Исмаил-бея, наместника халифа, владыки правоверных, подрос сынок. Юноше исполнилось тринадцать, и отец стал уже подумывать о мудром выборе жены для наследника.

Как ругал себя иногда Салах за то, что позволил дочери и сыну наместника расти вместе! Ведь теперь Фарида вовсе не могла взять в толк, почему этого прыщавого мальчишку она обязана вскоре назвать своим мужем. Она не постигала высоких соображений, которые обуревали отца. Ей было непонятно, чем же так понравился ее отцу и матери этот несносный Самир.

Сам же сын наместника был влюблен, более того, болен этой любовью. Не было для него девушки желаннее, красивее, нежнее, мудрее, чем прекрасная Фарида. Всех во дворце он утомлял своими стихами, сложенными во славу дивных глаз, тонкого стана, нежных рук и манящих уст дочери визиря. Но увы, та отвечала ему лишь тычками и насмешками. Для нее Самир так и остался сопливым и прыщавым мальчишкой. И менее всего он подходил на роль мужа, защитника и повелителя.

– Скажи мне, о мой великий и мудрый отец, почему я должна немедленно отдать свою руку этому отвратительному Самиру? Что в нем такого необыкновенного, что вы с матушкой день и ночь пытаетесь меня убедить немедленно согласиться на этот брак? Объясни мне, отец!

Так вновь и вновь повторяла Фарида. Салах, приободрившись, как-то попытался ей ответить:

– О дочь моя! Я думаю, что, во-первых, тебя в этом разумном шаге должны убедить государственные соображения…

Но Фарида перебивала его.

– Я не желаю ничего слышать о высших, государственных и прочих дурацких соображениях! За него же должна буду выйти я! Я, отец, а не вы с матушкой!

– Но, Фарида, разве ты не понимаешь, что лучшего мужа не стоит и искать! Мальчик умен, хорошо воспитан, его отец – наместник самого халифа…

– Отец, да не будь же ты смешон хоть сейчас! – Увы, временами Фарида была удивительно непочтительна, но тут уж ничего нельзя было поделать. И визирю оставалось только радоваться, что эти жаркие споры не слышны никому, кроме его жены. – Единственное достоинство этого унылого, прыщавого, слабого и скверно воспитанного мальчика в том, что его отец – наместник. Но для меня это не достоинство. Запомни, отец, запомни и ты, матушка, что я ищу настоящего мужчину. Человека, который готов будет ради меня свернуть горы, снять с высоких небес звезду, оседлать крылатого коня! Человек, который полюбит меня великой любовью. Ибо это, слышите, мои добрые родители, это и будет счастье моей жизни!

Визирь, конечно, понимал, что движет дочерью. Но он устал быть отцом этого несносного существа и тайком уже мечтал о том дне, когда его дочь наконец выйдет замуж.

Но настал тот день, когда отцовское терпение лопнуло. И Салах попытался принудить дочь к послушанию. Увы, но дочь и не подумала сменить гнев на милость. И вместо послушного «повинуюсь, о мой отец!» Салах вновь услышал сухое «нет».

И тут Салах словно сошел с ума. Его мудрость, выдержка, разум, похоже, в этот день так и остались в парадных покоях наместника. Гнев застлал ему глаза.

«О Аллах, это дерзкая девчонка посмела вновь поспорить с отцом?! Посмела не послушать отцовского приказа!»

– Так знай же, несносная! Отныне я более не буду спорить с тобой. Не буду уговаривать тебя!

– Благодарю тебя, о добрый отец мой!

– О нет, дочь, не благодари. Ибо если ты отказалась от замужества, сулящего тебе только радость, счастье и богатство, то станешь невестой первого, кто станет гостем нашего дома!

– Но если этот человек будет женат? – Впервые в голосе Фариды появилась опаска, пока еще очень робкая.

– Значит, ты станешь женой его сына!

– Но если у него будут лишь дочери, отец?

– Я повторяю, дочь, что ты станешь невестой первого мужчины, который переступит порог этого дома. Даже если это будет вор, который проберется в семейную сокровищницу!

И тут наконец Салах услышал так долго ожидаемые от дочери слова:

– Слушаю и повинуюсь, о мой жестокий отец. Да будет так! И смерть моя тоже будет на твоей совести.

О да, теперь Фарида почувствовала, что своим упрямством перегнула палку. Быть может, она была бы готова взять назад свои слова, но как только представила, что ей придется согласиться на брак с Самиром, упрямство вновь брало верх. Ибо отвращение было так сильно, что добавило сил и мужества. И еще более в своем решении ее укрепили следующие слова отца. Слова холодного, злого, чужого человека:

– Я сказал.

И в этот миг здравый рассудок вновь вернулся к визирю Салаху. Он готов был уже раскаяться в своем жестоком решении, но упрямый и злой огонь в глазах дочери запечатал ему уста.

«Ты еще пожалеешь, упрямица, – подумал он. – Пожалеешь, что посмела так долго испытывать мое терпение! Пожалеешь, но я буду непреклонен!»

О Аллах милосердный, как порой бывают упрямы женщины. Но как же порой бывают упрямы мужчины! Ни одной женщине не сравниться с ними в упорстве, заслуживающем, безусловно, лучшего применения!

Итак, решение осталось неизменным. И сам Салах почувствовал, как только что невидимым, выкованным из слов мечом перерубил ниточку, что связывала его с дочерью.

Что ж, теперь оставалось только ждать, кто же станет первым гостем в доме визиря Салаха.