Услышал, как ни старался бежать от этого. И как можно было не услышать эти слова – произнесенные специально для него!

Но Хасан закрыл ладонями уши и принялся за новую книгу. Должно быть, она увидела свет не один десяток лет назад. А быть может, и сотня лет с тех пор уже набежала – одни слова порой были написаны непривычно, смысл других же был совсем иным. Но все равно это было захватывающее, необыкновенное чтение!

Под обложкой из толстой кожи неведомый автор собрал не одну сотню преданий о великом чувстве, что в разные годы и в разных странах зовется одним и тем же словом – любовь. Но, кроме преданий об истинной и верной любви, не знающей границ и расстояний, были здесь и молитвы разных народов о даровании взаимного чувства и об избавлении от гибельного влечения, описания снадобий, что излечивают душевную тоску и даруют любящим минуты необыкновенной страсти и невероятного блаженства. Словом, то была книга преудивительнейшая.

Даже ее строки обладали колдовской силой – Хасан более не слышал голоса изваяния. Он столь увлекся описанием легенд, что, казалось, не услышал бы даже грохота грома над своей головой. И чем дольше читал юноша, тем более близко к сердцу принимал все, что гласили витиеватые старомодные строки.

Теперь Хасан не стал бы называть свою прекрасную Наринэ подружкой. Ибо узнав о том, сколько сил требует соединение двоих в прекрасной гармонии, понял, сколь многое получал от девушки и сколь многому от нее научился. Более того, Хасан осознал, что нет ничего постыдного, недостойного во влечении мужчины и женщины, в их телесной страсти.

«О повелитель всех правоверных, Аллах всесильный и всемилостивый! Как же я был глух и слеп! Сейчас, в миг почти безумия, я поверил словам этого древнего наставления! А тогда, когда она, прекрасная и сильная моя Наринэ рассказывала мне об этом, когда повторяла почти те же слова, я ей не верил! Более того, я ее почти не слышал! О стыд мне и позор! Когда наши штудии на сегодня закончатся, я обязательно извинюсь перед ней. О, как же я был слеп…»

И в этот миг Хасан погрузился в воспоминания столь далекие от холодных библиотечных стен, сколь это только возможно. Вновь перед его взором предстала она, его прекрасная Наринэ, и он мысленно вернулся назад, в тот солнечный полдень, когда они ушли по лесной тропе так далеко, как только смогли.

Наконец Хасан заговорил:

– Я наконец смогу насладиться тобой. Здесь, где нас никто не услышит! – медленно произнес он, проводя пальцем по ее руке.

– Здесь?!

– Здесь и сейчас! – тихо сказал он.

Он потянулся, распустил ее косы и принялся расплетать их.

– Мне гораздо больше нравится, когда твои прекрасные волосы струятся свободно.

Он запустил пальцы в волны ее волос, расплетая их и распуская по ее плечам. Они темной шелковой мантией легли на спину.

Наринэ ощутила огромное удовольствие от его движений, полных предвкушения. Она опустила руки, что до сих пор обнимали его талию, и развязала пояс своего платья. Ее одежды упали на сладко пахнувшую траву. Она стояла, высокая и гордая своей красотой.

Ее прекрасное золотистое тело было окутано слегка развевавшимися черными волосами. Ветер ласкал ее, и ей было хорошо.

Хасан посмотрел снизу вверх на сияющее тело любимой, четко вырисовывавшееся на фоне голубого неба, и сказал:

– Ох, Наринэ, как сильно я люблю тебя!

Потом он быстро разделся и заключил ее в объятия. Ее руки нежно ласкали его спину, а он прижимал ее к себе. Они стояли так несколько долгих минут. Их тела крепко прижимались друг к другу, даря удивительное чувство близости душевной и предвкушение близости телесной. Потом Хасан наклонил голову и поцеловал девушку.

Это был глубокий поцелуй, страстный поцелуй; поцелуй, который требовал и не давал пощады. Она так же неистово поцеловала его в ответ. Ее сердце исступленно воспарило ввысь, когда страстность его губ и тепло его крепкого тела сказали ей о том, как сильно они нуждаются друг в друге. Ее руки заскользили вниз по его гладкой спине, обхватили его ягодицы и стали гладить их, ощущая твердые мускулы.

Он застонал, крепче прижал ее к себе и зашептал на ухо слова, от которых сладко кружилась голова:

– Возлюбленная! Моя прекрасная возлюбленная! О Аллах всесильный и всемилостивый, как я хочу тебя! Как я жажду обладать тобой – и как жажду, чтобы ты обладала мной!

Ее руки вспорхнули, и она запустила пальцы в его темные, чуть спутанные волосы.

Держа его голову в ладонях, она стала покрывать его лицо легкими поцелуями.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Я всегда любила тебя, с той самой минуты, как мы встретились в танце у огня.

Потом ее губы отыскали его рот, и они поцеловались еще раз – нетерпеливо, жадно. Как шмели вытягивают сладчайший нектар из розы, так и они пили из уст друг друга.

Его большие руки опустились на ее бедра, и он стал тянуть ее вниз, на мягкую траву. Земля под ее спиной оказалось теплой. Она притянула его голову к своим восхитительным грудям.

– Люби же меня, мой Хасан! – тихо сказала она. – Люби меня так, как любил всегда!

И она легла неподвижно, откинув голову назад. Он склонился над ней, нежно заглядывая в глубину ее погибельных глаз, в которых отражалась его любовь к ней. Потом он стал целовать ее, касаясь губ быстрыми, мимолетными поцелуями. После этого он медленно двинулся от уголка ее губ к нежной впадине под ухом. Там он помедлил несколько мгновений, наслаждаясь сладким ароматом ее волос и слабыми ударами пульса, которые он ощущал губами.

Опустившись ниже, он заскользил по шее вниз, к округлому плечу, которое, казалось, так и молило легонько укусить его. Он мягко ущипнул ее крепкую плоть, а потом вновь вернулся к шее, которая вела его дальше, к глубокой ложбинке между грудями.

Одной рукой он нежно баюкал ее, в то время как другая его рука двигалась, лаская ее груди и шелковистую кожу. Он прикасался к ней уже сотни раз, и все же каждый раз это было словно впервые.

Его прикосновения исторгли у нее слабый возглас наслаждения, и это возбудило его. Быстро склонившись, он захватил губами ее трепещущий сосок и стал сосать. Так прошло несколько чудесных мгновений. Руки его обжигало жаром желания. Наринэ начала загораться от его ласк, ей хотелось большего. Возбуждение быстро усиливалось.

Наконец он положил голову ей на живот, и его пальцы начали осторожно ласкать ее потаенную жемчужину, нежно проникая в заповедные глубины. Потом он опустил свою темноволосую голову, чтобы отведать ее медовой сладости, ласками заставляя бутон распуститься и стать цветком. Ее охватила сильная дрожь, и тогда он перекинул через нее ногу и осторожно оседлал ее.

Она вытянула руку, чтобы приласкать символ его мужественности. Ее длинные пальцы легко скользили, возбуждая лишь одним своим прикосновением. Потом она позволила Хасану погрузиться в свое охваченное нетерпеливым ожиданием тело и с наслаждением вздохнула, когда он прошел по указанной дороге так далеко, как смог. Она обхватила его ногами, давая ему тем самым возможность проникнуть еще глубже, радуясь его мастерству и начиная находить нужный ритм.

На мгновение ее глаза устремились в голубое небо. Потом Наринэ воспарила ввысь от восхитительного наслаждения. Она слилась с небом в единое целое и плыла, свободная, над беспокойной землей.

Ее ногти царапали его спину, оставляя на ней тоненькие полоски. Он упивался этой болью, и застонал от восторга, когда смог излиться в ее жаждущее лоно. Он отдал ей себя до последней капли и в изнеможении упал ей на грудь. Их сердца бешено бились.

Несколько минут они лежали, отдыхая, потом он скатился с нее, притянул ее к себе и сжал в сильном, но бережном объятии.

– Если бы я умер сейчас, любимая, это была бы славная смерть!

– А я подумала, что действительно умерла, – прошептала она в ответ.

Они полежали еще несколько минут. Их пригревало теплое солнце, а ветерок легко овевал кожу.

О, то было поистине сладостное воспоминание. Хасан отдался ему целиком. Он вновь ощутил радость нежного обладания, почувствовал кожей тепло солнечных лучей. Он весь отдался этому, теперь уже далекому воспоминанию. Рядом с ним лежала прекраснейшая из женщин. Вот она повернулась к нему, вот распахнула свои прекрасные глаза…

И вздрогнул Хасан. Ибо та, что только минуту назад глядела на него темными и прекрасными глазами, исчезла. В его объятиях, подставляя лицо для поцелуя, лежала Айна. Ее прикосновения были холодны, но холод этот обжигал, ее ласки были мукой, но мукой невыразимо сладостной. И ее вожделение поглотило разум Хасана, как гигантская волна поглощает утлую лодчонку, на которой глупый рыбак зачем-то вышел в бурное море.

– Хасан, мой прекрасный Хасан! – повторяла она.

– Айна! Прекраснейшая, несравненная! Самая желанная из женщин мира!

– Мой юный герой! Тебе одному под силу вернуть меня к жизни! Тебе одному удалось услышать мое сердце и мое вожделение!

– Я отдам свою жизнь, но ты вновь будешь живой!

– Глупенький. – Она хрипловато рассмеялась. – Но скажи мне, зачем мне жизнь, если в ней не будет тебя?

– Ты так любишь меня, прекраснейшая?

– В тебе, лишь в одном тебе для меня вся жизнь… все надежды… сама любовь для меня – лишь ты!

О, от таких слов разум может покинуть и самого здравомыслящего! У Хасана же трезвого разума не было уже давно. А те крохи, что еще пытались сопротивляться шторму погибельных страстей, более не могли вернуть юношу к разумному суждению о чем бы то ни было!

– Я клянусь тебе своей душой, всем, что мне дорого, что вскоре ты будешь живой! Я не пожалею сил, поверь мне, прекраснейшая, единственная из женщин, желаннейшая из всех!

Айна нежно улыбнулась и провела обжигающе-холодной ладонью по щеке Хасана.