Как ни мал был городок, как ни близко стоял он к пустыне, но Нур-ад-Дину-старшему в тот день удалось отыскать (всего в получасе ходьбы от городских стен) уютный уголок с крошечным озерцом, сейчас наполненным дождевыми водами. Столь же миниатюрный водопад отдавал этому озерцу свои воды.

– О Аллах всесильный и всемилостивый, – прошептала Мариам-старшая, – как же здесь прекрасно! Должно быть, ты, достойнейший, настоящий волшебник. Ибо человеку не под силу подобное чудо!

Нур-ад-Дин усмехнулся.

– Увы, моя сладкая греза, я не создавал ни этого водопада, ни этого пруда. Я лишь много лет назад нашел его… Нашел после такой же, как прошедшая, ночной грозы…

Мариам лукаво посмотрела на него.

– Но тогда, увы, я никого не бросился спасать. Просто бродил по окрестностям, слушал шум листвы, радующейся свежему ветерку и влажной земле…

– Должно быть, сейчас о моем спасении ты сожалеешь?

– О нет, моя любимая! Как можно сожалеть о том, что закончилось столь прекрасно? Как можно без радости вспоминать о нашей беседе?

Мариам вновь улыбнулась словам своего мужа. О Аллах великий и всемилостивый, своего мужа! О да, сейчас не было пышной церемонии, никто семь раз не менял ей покровы, никто не пел странных и древних песен, никто не слушал, какими клятвами они обменялись в тиши опочивальни. И даже имам, который сочетал их браком, был лаконичен и почти суров. Но им не было никакого дела до его осуждения, пусть даже и наигранного.

Ибо они были вместе. И лишь одному Аллаху всесильному теперь будет под силу разлучить их.

Теперь они могли отправиться наконец в какое-нибудь путешествие. Но начали всего лишь с простой прогулки, которая и привела их сюда, к водопадику у озерца.

Конечно, Нур-ад-Дин не мог долго оставаться спокойным и степенным. Самодовольный купец исчез, и вместо него в прудик с довольным уханьем упал молодой и полный сил мужчина. Аллах великий, у него хватило безрассудства и для того, чтобы затащить в теплую, прогретую солнцем воду и ее. Конечно, она лишь погрузилась и сразу же вышла, а он, ее прекрасный и столь молодой Нур-ад-Дин, продолжал плескаться, стараясь, чтобы брызги долетели и до ее почти высохших волос.

И вот теперь она ловила солнечные лучи и любовалась его изумительной молодой силой.

«О да, он имеет полное право гордиться своей красотой», – с каким-то новым для себя чувством подумала Мариам. Очарованная, даже ошеломленная всем сегодняшним днем, она следила, как Нур-ад-Дин поднимается к ней по каменистому склону, и восторгалась грациозной силой его гибкого, мускулистого тела. Он двигался с изяществом, сводящим ее с ума… и вблизи показался воистину неотразимым. Через несколько минут он остановился над камнем, где сидела, поджав ноги, Мариам.

Она чувствовала, как солнце согревает ее обнаженное тело, но этот жар был ничтожен по сравнению с опаляющим взглядом Нур-ад-Дина. Его прищуренные глаза коварно поблескивали, в них мелькали опасные и греховные огоньки. Горячее и мощное желание пробуждалось в Мариам под этим соблазняющим, возбуждающим взглядом.

Нур-ад-Дин смотрел в лицо Мариам так, что она чувствовала себя прекрасной и желанной, а ее сердце поминутно ускоряло бег. Мышцы уже начинали напрягаться в предчувствии восхитительного прикосновения сильных рук Нур-ад-Дина к коже, ласк его губ. Мариам затаила дыхание, когда Нур-ад-Дин склонился над ней.

Но он не дотронулся до нее. Пока он медлил. Пылающий взгляд пронизывал ее обнаженное тело, задерживался на груди, стройных ногах, прекрасных бедрах и темных завитках в месте их слияния.

Сердце Нур-ад-Дина колотилось при виде наготы любимой, но, потянувшись к ней, он лишь слегка коснулся прелестного изгиба щеки и шеи кончиками пальцев. Он склонился ниже, но только скользнул ладонью под шелковое покрывало ее волос, обхватывая жесткими, но такими чуткими ладонями ее лицо.

– Жена… – негромко произнес он, словно пробуя это слово на вкус. – Пожалуй, звучит неплохо.

Восторженная, манящая улыбка Мариам была так прелестна, что он задохнулся.

– Мне тоже нравится, – подтвердила она.

У Нур-ад-Дина дрогнуло сердце от приглушенного, взволнованного голоса Мариам; он с трудом сдерживал желание. Его тело уже напряглось, наполнилось стремлением овладеть ею, но еще больше хотелось ему насладиться каждым мгновением, впитать каждую каплю блаженства, которое им предстояло испытать.

О, это воистину был удивительный, не похожий ни на что день! Никогда еще Мариам не была так прекрасна. Ее теплые глаза напоминали огромные горные озера, сияющие от радости и любви, но прежде чем Нур-ад-Дин успел склониться над ней, он увидел, как они потемнели от желания, налились жаром и подернулись чувственной дымкой.

Ее маленькие груди идеальной формы отяжелели, стали чувствительными к малейшему прикосновению – это Нур-ад-Дин почувствовал, подхватив их снизу ладонями.

Его первая ласка стала для Мариам подобна молнии, пронзившей тело. Она сразу поняла, что произошло с ее грудями, но, когда ладони Нур-ад-Дина подхватили их, слегка поглаживая, Мариам вдруг охватила слабость. Желание, почти животное и неумолимое, затопило ее, пока Нур-ад-Дин касался темных кругов вокруг сосков загрубевшими пальцами.

Ее сердце неутомимо колотилось, кожа отзывалась на малейшие ласки, соски затвердели и покраснели. Она издала стон наслаждения, когда он склонился и коснулся губами бьющейся жилки на шее.

– Мне нравится вкус твоей кожи, – пробормотал Нур-ад-Дин, касаясь ее языком.

Мариам торопливо потянулась к нему, мечтая о поцелуе. Их губы встретились, но Нур-ад-Дин, должно быть, решил раздразнить ее, зажечь в ней страсть такой невиданной силы, чтобы она уже не помнила себя от желания. Он целовал ее мягко, лениво, не торопясь. А когда Мариам пылко потянулась к нему, он вдруг отстранился и осторожно уложил ее на спину.

– Как ты хочешь любить меня, о моя жена? – спросил он чуть насмешливо. – Сильно и быстро? Бурно и пылко? – Он накрыл ладонью ее груди, слегка поглаживая их, наслаждаясь тем, что он видел. – Или медленно и осторожно?

– Нур-ад-Дин… – пробормотала она, с трудом вынося пытку.

– Как мне любить тебя, моя звезда, – страстно или нежно?

Она беспомощно покачала головой, не сумев выбрать. Не важно, как он будет любить ее: ей хотелось испытать все. Она мечтала, чтобы их соитие было бурным и безумным, нежным и трепетным. Она хотела ласки, стремилась брать и отдавать, требовать и сдаваться. И она знала, что Нур-ад-Дин даст ей то, чего она хочет, насытит ее голод – полностью, до головокружения, до счастливых стонов.

– И то, и другое… мне просто хочется, чтобы ты любил меня.

– Всему свое время, – отозвался Нур-ад-Дин. – Я слишком долго ждал этой минуты и, о, поверь мне, сейчас вовсе собираюсь спешить.

– Нур-ад-Дин, Аллах всесильный, не томи же меня… иди ко мне!

Он усмехнулся чуть дерзко.

– Разве так следует разговаривать с любимым мужем?

– Клянусь, я… отравлю тебя, если ты не поспешишь!

Склонившись, он поцеловал ее набухший сосок, бегло обведя языком крошечный холмик плоти.

– Вот так? – с коварством пробормотал он. Сомкнув губы вокруг тугого бутона в неожиданном сосущем движении, он заставил Мариам задохнуться и выгнуть спину.

– Да, Нур-ад-Дин… прошу тебя…

– Успокойся, малышка, – насмешливо протянул он, глухой к ее мольбам. – Я же сказал, что сейчас не намерен никуда спешить. Я собираюсь наслаждаться каждой драгоценной минутой.

– Нур-ад-Дин, ты сводишь меня с ума…

– Именно этого я и добиваюсь, о Мариам.

С блестящими от нежности и желания глазами он скользнул ладонью вниз по ее обнаженному животу, к соединению бедер, перебирая мягкие кудри, впитывая тепло тела. Спустившись к нежным складкам ее плоти, которых он так полюбил касаться, он раздвинул их пальцами и начал медленное и неспешное путешествие – смелое, испытующее, касаясь мимолетной лаской крохотного бутона, источника ее безумного наслаждения, находя изощренное удовольствие в ее стонах, заставляя Мариам задыхаться и вздрагивать.

Когда он погрузил палец в уже увлажнившуюся расщелину, Мариам запрокинула голову и издала негромкий безумный возглас. Пальцы Нур-ад-Дина дразнили ее, медлили внутри, отдергивались, чтобы вновь погладить ее истекающую соком плоть, скользили и гладили, пробуждая нестерпимое желание.

– Нур-ад-Дин, пожалуйста…

К ее удовольствию, Нур-ад-Дин нагнулся, позволив губам заменить ласкающие пальцы. Его губы и язык поглощали ее – нежно, неустанно, поклоняясь самому средоточию ее женственности.

Мариам боялась лишь одного – умереть от наслаждения. Но вдруг, к невероятному ее возмущению, Нур-ад-Дин отстранился. Она уже содрогалась, но он остановил ее на краю бездны.

Любуясь ее телом, Нур-ад-Дин приложил горячую щеку к обнаженному животу Мариам.

– О моя прекрасная, – голос его чуть дрожал. – Я хочу еще одну дочь и хочу сына, такого же разумного и сильного, как его мать.

Их глаза встретились: затуманенные и нежные глаза Мариам и пылающие страстью глаза Нур-ад-Дина. Мариам невольно потянулась к нему, и на этот раз Нур-ад-Дин позволил ей притянуть к себе его голову и, запустив пальцы в волосы Мариам, коснулся губами ее ищущего рта.

Этот поцелуй был долгим и глубоким. Мариам чувствовала собственный вкус на губах Нур-ад-Дина, покорно поддавалась смелым и жаждущим движениям его голодного рта. Он целовал ее до тех пор, пока она не забыла о том, что должна дышать, пока не стала содрогаться от желания. Ее тело раскалилось так, что могло обжечь, а прикосновения Нур-ад-Дина отзывались в нем изощренными ощущениями.

Но даже в эту минуту Нур-ад-Дин был способен взять себя в руки. С резким вздохом и немалыми усилиями он отдернул голову и вытянулся рядом с Мариам. Не сводя с нее глаз, он заключил ее в объятия – так что она оказалась в кольце сильных рук, прижатая к его нагому телу.

– Ты этого хотела, малышка? – насмешливо пробормотал он, удерживая ее у своей поросшей волосками груди, еще влажной после купания в пруду, позволяя ощутить выпуклые мышцы бедер и обжигающий жар чресл.

Она чувствовала животом его пульсирующее орудие, ощущала, как перекатываются мускулы, как кожа распространяет обжигающий жар. Его бедра плавно и ритмично покачивались, набухшая плоть касалась Мариам. О, у нее, всегда спокойной и отрешенной Мариам, сейчас шла кругом голова, и она мечтала лишь о том миге, когда наконец соединится с ним.

– Да, – выдохнула она, – да, Нур-ад-Дин, прошу тебя…

Именно об этом она мечтала. Она жаждала, безумно жаждала Нур-ад-Дина… Чувствуя, что у нее от желания пропадают силы, Мариам уткнулась лицом во впадинку под горлом Нур-ад-Дина, нежно, но настойчиво прильнув к нему. Она была так возбуждена, что боялась взорваться в тот же миг, как только он войдет в нее.

Но Нур-ад-Дин не торопился. Он просто держал ее в плену рук, пока ее желание не стало нестерпимым. Оно превратилось в страсть, яростное стремление получить больше, чем дал ей Нур-ад-Дин.

Намеренная сдержанность Нур-ад-Дина наконец вывела ее из себя. Мариам перешла в наступление. Приподнявшись на локте, она придавила Нур-ад-Дина к камню весом своего тела.

– Хватит! – почти зло прошептала она. – Теперь моя очередь мучить тебя.

Его непокорные глаза ярко вспыхнули.

– Пришло время отомстить?

– Да, отомстить…

Решив отплатить за свои муки, Мариам наклонилась и поцеловала Нур-ад-Дина в плечо, лаская губами любимый атлас кожи, удивляясь ее гладкости и упругости. Ее губы неспешно двигались, покрывая легкими, быстрыми поцелуями сильную шею мужа, ключицы, грудь… язык скользнул по плоскому мужскому соску в намеренной попытке возбудить его так, как он только что возбуждал ее.

Ее прикосновения были легкими, как дуновение ветра, но Нур-ад-Дин ощущал их как прикосновения горячих углей. Мариам вырвала у него блаженный вздох, он удобнее улегся на спине, ощущая, как горячее солнце обливает его нагое тело, теплый воздух ласкает кожу, а любимая женщина покрывает его поцелуями. Он чувствовал прикосновение мягкой груди, женственных бедер и думал, что на земле нет большего блаженства, чем любовь его прекрасной, его единственной, его Мариам…

Но безмятежность Нур-ад-Дина продолжалась всего минуту, ибо Мариам провела ладонью по его груди и скользнула к низу живота, сжав пальцы вокруг его пульсирующего орудия. Нур-ад-Дин вздрогнул, пронзенный острым наслаждением.

Но Мариам не отпустила его и не прекратила изощренные ласки. Ее пальцы дразнили, поглаживали, легко пожимали, медленно скользили вверх и вниз, заставляя его ноющее, набухшее естество становиться еще тверже.

– Колдунья… – пробормотал Нур-ад-Дин.

Мариам только улыбнулась. Чувствуя, как пульсирует и жжет ее руку напрягшаяся плоть Нур-ад-Дина, она пришла в возбуждение, но больше всего ее восхищала быстрая смена чувств на его лице. Желание заострило его черты, слегка изменив контуры, резче обрисовав силу и мужественность этого, такого любимого лица. Ее великолепный, опытный супруг вовсе не был таким бесстрастным, каким притворялся, удовлетворенно отметила Мариам. И действительно, он был не в силах сохранить сдержанность, пока она отвлекала его ласками, приникала щекой к его животу чуть ниже ребер, склонялась и охватывала губами налившуюся плоть.

Нур-ад-Дин сделал резкий вдох, чтобы удержаться от взрыва, и мускулы у него на груди сократились. Больше он не издал ни звука, но Мариам поняла причину его неподвижности: он боролся, чтобы не взорваться под ее пальцами.

Острая ответная дрожь поднялась из глубин ее собственного тела. Опьяненная своей сиюминутной властью, Мариам торжествующе улыбнулась и решила окончательно сломить волю Нур-ад-Дина.

Но ей недолго удалось играть с огнем – вскоре он обратился на нее саму. Когда бедра Нур-ад-Дина судорожно подались вперед, Мариам ощутила, как по всему ее телу прошла трепетная волна. В следующий момент он схватил ее за плечи и придвинул к себе. Его глаза были решительными, яркими и жадными, черты исказились от страсти.

– Довольно! – приглушенно и пылко прошептал он. – Детка, если я не войду в тебя, я умру на месте.

– Неужели? – насмешливо переспросила она. О, этот миг был не менее желанен и для нее, но упоительное ощущение маленькой свершившейся мести кружило голову не хуже самых пылких объятий

Подрагивающими пальцами он обхватил ее затылок и приблизился к губам, закрыв их яростным поцелуем.

– Хорошо, я прошу тебя, Мариам, умоляю: впусти меня… – прошептал он хрипло и страстно, изнывая от желания. В ответ соблазнительным движением она приподнялась и перекинула одну ногу через него, оседлав его бедра, а затем медленно и осторожно опустилась, приняв его в себя. Ее бедра сжались вокруг него, словно не желая выпускать обратно.

Она обхватила его так крепко, что Нур-ад-Дин боялся взорваться от малейшего движения. Он стиснул зубы, когда она начала медленно приподниматься и опускаться.

– О Аллах всесильный! – хрипло выдохнул он, опаленный жаром ее гладкого лона. Он наслаждался, лежа на спине и позволяя Мариам двигаться на нем, с блаженством прислушиваясь к ощущениям.

Но Мариам была еще слишком сдержанна, чересчур спокойна. А он хотел, чтобы она стала пылкой и бесстыдной, одержимой такой же головокружительной жаждой. Он мечтал, чтобы она не отпускала его. Подхватив ладонями шелковистые ягодицы, он принялся погружаться все глубже, глубже…

Тихий вздох Мариам наполнил его невыразимым удовлетворением. Ее бедра судорожно дернулись, и Нур-ад-Дин сжал руки, удерживая ее.

– Помедленнее, – скомандовал он грубовато, завладевая ритмом движения.

Мощными и вместе с тем нежными движениями он проникал в нее, не переставая нашептывать ей на ухо страстные и греховные слова. Лихорадка, сжигавшая его живьем, охватила и Мариам. Любовь, бушевавшая в нем, стала и для нее бурей. Желание сотрясало их обоих. Мариам слышала, как он издал низкий отчаянный стон, переходящий в гортанный вопль. Мариам сжалась, удерживая Нур-ад-Дина внутри себя, и постанывала, забыв обо всем. Поймав ее извивающиеся бедра, он яростно стиснул их, обладая ею с безумной нежностью. Мариам уже не могла различить, где кончается она и начинается он.

Ощутив ее восторг, Нур-ад-Дин ответил на него последним мощным ударом. Вскрикнув от слепящего взрыва страсти, он содрогался в неистовых спазмах, пульсировал в глубине ее лона, заполняя ее соком своего освобождения.

Когда закончился последний слабый и восхитительный спазм, Мариам в изнеможении рухнула к нему на грудь. Несколько невообразимо долгих минут оба не шевелились. Запутавшись рукой в волосах Мариам, Нур-ад-Дин прижал ее к себе оберегающим движением руки. Беспорядочное биение их сердец замедлялось, становилось слабее. Их наполняла такая глубокая и безумная любовь, что они тонули в ней.