Али-Баба был свободен как ветер. И потому решил прогуляться. Ноги вынесли его за городскую стену, на одну из тропок, что вела в горы. Вновь и вновь юноша мысленно возвращался к тому мигу, когда на шею возлюбленной легло ожерелье, вновь и вновь переживал он секунды расставания, вновь и вновь чувствовал, как накатывают на него, к счастью, все слабее, волны любовного безумия. И потому не сразу заметил Али, что ушел в горы так далеко, что не стало видно крепостной стены, умолк шум никогда не отдыхающего города. Лишь ветер шевелил ветви густого кустарника, да слышался колокольчик какой-то глупой козы, которая в поисках сочной травки забрела далеко от дома.
Но вот в тишине родился еще один звук — звук шагов. Так быстро и легко могла идти только молоденькая девушка.
Али-Баба всегда мог отличить шаги женщины от шагов мужчины или ребенка. Ибо Али-Баба считал себя настоящим любителем женщин и ценителем великой женской красоты.
«О Аллах милосердный, что может делать девушка в этот вечерний час так высоко в горах? Или мне это все лишь послышалось? Но нет, шаги становятся все ближе…»
Али-Баба присел за огромным кустом олеандра так, чтобы видеть тропинку, но самому оставаться совершенно незаметным.
«О да, я не ошибся. Это молоденькая девушка. Но куда же она так торопится? И почему все время поглядывает на свою раскрытую ладонь?»
Али-Баба был не из тех, кто способен был просто вернуться в город и остаться в стороне от тайны, которая сама просилась ему в руки. И поэтому он последовал за девушкой, стараясь двигаться так же тихо, как двигался бы призрак… Если, конечно, какому-нибудь призраку пришла бы вдруг охота погулять по узким каменистым тропкам.
Но красться пришлось недолго. Через сотню-другую шагов подъем закончился. И девушка, а следом за ней и Али-Баба, ступили на каменную площадку перед скалами.
— О Аллах, неужели я уже нашла? Неужели это здесь?
«Малышка, что же ты ищешь так высоко в горах?» — не мог не спросить Али-Баба. Но спросил он это совсем бесшумно, ибо чувствовал, что ему вот-вот откроется какая-то удивительная тайна.
Между тем девушка обошла всю площадку перед скалой и, увидев что-то у ее подножия, проговорила;
— О, вот он, знак девы-защитницы… Да пребудет с тобой, добрая моя Джамиля, милость Аллаха всесильного и всемилостивого… Теперь я буду не одна.
Девушка встала перед скалой и, поглядывая то вниз, на камень, то на раскрытую ладонь, медленно и торжественно произнесла:
— Сим-сим, по велению сердца, откройся!
«Сим-сим? При чем тут лепешки?»
Но ответ гор потряс Али-Бабу. Бесшумно отодвинулась такая огромная, казалось, нерушимая, скала. И раскрылся высокий узкий грот — вход в недра горы, вход в тайну.
Тень грота поглотила и неведомую красавицу, и ее тайну. Али-Баба, быть может, и попытался бы последовать за ней, но ноги его совершенно не держали — юноше показалось, что он и сам превратился в камень, подобный окружавшим его древним скалам.
«Ну и чудеса в горах, я вам скажу… Аллах милосердный, но что это за камень, что это за дверь? И почему, о небеса, красивая, небедная (о, я знаю, о чем говорю), решительная девушка так стремилась сюда? Должно быть, те узоры из хны, которые я заметил у нее на руках, были планом… Но, значит, кто-то должен был нарисовать его…»
О Аллах милосердный, сколь сильно в людях любопытство! Вот уже и забыл Али-Баба, что он мучается от безответной любви, что его возлюбленная прогнала его и исчезла. Да и печаль из сердца юноши испарилась, как роса на заре.
Пока Али раздумывал о чудесах, дверь столь же бесшумно закрылась. Вновь на площадке у скал стало пустынно, лишь едва заметный вечерний ветерок играл с травинками, каким-то чудом выросшими в этом каменном царстве.
— Я должен, обязательно должен узнать, что это за скала. Но кто ответит на мои вопросы? Ведь дверь-то не сдвинуть руками, не открыть ключом. Быть может, стоит произнести ту странную фразу, которую произнесла девушка? Как она сказала? Сим-сим?..
Но скала оставалась недвижима.
(Говоря по чести, Али-Баба не был уверен, что все произнес правильно, однако обиделся и на скалу, и на собственную глупость — ведь он невольно понизил голос, пытаясь не рассердить глупый камень). И как всегда, когда его желание не исполнилось, юноша захотел найти виноватого.
— Должно быть, надо быть девушкой, чтобы эта упрямая горная дверь послушалась… Или приказать ей строго-престрого… Но…
Конечно, колебания Али-Бабы можно понять — не каждый день мир приоткрывает перед тобой завесу тайны. Да еще какой! Почему в горах есть скалы-двери, которые слушаются лишь приказаний женщины? Почему богатые горожанки так стремятся попасть сюда? (В том, что эта девушка не одна, Али-Баба был уверен. Ведь кто-то же должен был нарисовать на ее руке план и подсказать правильные слова!) Почему об этом неизвестно ему, Али-Бабе, предприимчивому торговцу и еще более предприимчивому любителю женщин?
— Но если я узнал краешек тайны, значит, пора разведать ее всю! Плохо лишь, что солнце уже почти зашло. Если я не спущусь в город прямо сейчас, значит, мне придется сидеть и караулить эту волшебную стену до рассвета.
Али-Баба начал уже оглядываться в поисках более уютного убежища, когда увидел, что через сине-сиреневые сумерки начинают пробираться тоненькие фигурки женщин. Вот одна из них прошла буквально в двух локтях от прячущегося юноши. Вот прошествовала другая.
Али-Бабе стало страшно. Черные фигуры двигались молча, под их башмачками не шевелился ни один камень…
«А если мне это все лишь мерещится? Если это лишь призраки, которые должны изгнать меня с гор?»
Страх обуял душу Али-Бабы. О нет, он был вовсе не труслив, но слишком много испытаний выпало за последние дни на его долю. Увы, даже сильные духом могут испугаться вереницы черных призраков, даже спокойные и разумные теряются перед новой тайной. Вот так потерялся и Али-Баба. Ему и хотелось последовать за черными фигурами, и страшило то, что это может его привести лишь к бездне безумия. Ему и хотелось узнать тайну скалы-двери, и было страшно приближаться к ней. Быть может, тот, кто неверно произнесет слова заклинания, будет жестоко наказан…
— О Аллах, я схожу с ума… Быть может, все это мне лишь привиделось, как пригрезились несуществующие голоса? Скоро я начну беседовать с призраками и пить с ними полуночный эфир, словно сладкий шербет…
Звук собственного голоса вернул Али-Бабу в реальный мир. Страхи взяли верх над любопытством, и Али-Баба стал ждать того мига, когда последняя из черных фигур исчезнет за поворотом уже теряющейся в сумерках тропинки.
Чернота ночи гнала его прочь, и одному Аллаху известно, каким чудом юноше удалось невредимым спуститься в город. Возле почти невидимых в темноте домов горели фонари, ночная стража с колотушками уже вышла на улицы. Да, сейчас не пойдешь к известному своей болтливостью Маруфу-башмачнику, чтобы расспросить его о чудесах… Увы, придется ждать нового дня.
Но как часто мы замечаем, что во сне решается задача, над которой ломал голову весь день, что ночью приходит озарение, и утром чудесные строки легко и быстро ложатся на лист, словно весь вечер не бился над ними. Вот такое же чудо произошло и с Али-Бабой.
Именно сон даровал его влюбленной душе покой и дал разуму возможность взвесить все на точных весах истины. Долгий покой без сновидений основательно освежил юношу и вернул ему практичность и здравый смысл, всегда присущие торговцу Али-Бабе. Вот поэтому, пробудившись в час рассвета, юноша готов был к любым сюрпризам нового дня.
О, его любовь не пропала в единый миг! Просто она уснула, ожидая того часа, когда сможет вновь наполнить светом радости душу Али. Да, Али-Бабе по-прежнему было тяжело думать о прекрасной ханым, с которой он расстался. Да, по-прежнему одно имя вызывало в душе юноши боль. Но, к счастью, эту боль можно было терпеть — так может болеть ладонь, если вогнать в нее занозу. Но теперь можно было жить — ибо безумие покинуло душу Али, вновь сделав его разумным и предприимчивым торговцем.
Вставало солнце, заливая пока еще нежным теплом все вокруг. Юношу позвал вниз запах свежих лепешек, вот появилась матушка с огромным подносом, полным фруктов.
— О Аллах, мальчик мой, когда ты пришел вчера? Я так волновалась о тебе!
Али-Баба наклонился, подставив лоб для поцелуя, а потом взял руку матери в свои ладони и нежно прикоснулся к ней губами:
— Прости меня, добрая моя матушка! В последние дни я был невнимателен к тебе, так груб… Но теперь все будет иначе — я вновь стану заботливым сыном, и тебе более не придется волноваться обо мне.
Вмиг были забыты все слова упреков. Лишь в глазах матери Али-Баба заметил слезы. Но мгновение — и все прошло.
— Садись же есть скорее, глупый мальчик! Солнце уже высоко, впереди тебя ждет долгий день! Поешь и отправляйся в свою лавку, приказчики, должно быть, уже давно на месте.
— Ты права, добрая моя госпожа! Меня ждут дела и заботы, но без твоих лепешек день мой будет печальным и пустым…
— Мой малыш… — Матушка покачала головой, и вновь Али-Баба увидел в ее глазах слезинки. — Ты уже совсем взрослый… Такой красивый, умный… Не пора ли тебе жениться, Али?
При этих словах матери боль холодной рукой сжала душу Али-Бабы. Но он сдержался и, слегка улыбнувшись, ответил:
— Жениться? И уйти из этого дома? Кто же тогда будет кормить меня самыми вкусными лепешками в мире? Кто будет беспокоиться обо мне и не спать ночами? Кто, любимая моя матушка?
Женщина пожала плечами:
— Жена, мой мальчик. Жена будет печь тебе лепешки, устраивать скандалы, дарить любовь и заботу…
— О нет, мне забота чужого человека не нужна! Только твои упреки я в силах терпеть часами, только они доставляют мне ни с чем не сравнимое счастье быть отчитанным любящей матерью…
— Болтун… Мальчишка… Да, я была неправа, пытаясь найти тебе жену… Никакая девушка не выдержит такого болтуна, как ты…
— Ой, моя добрая матушка!.. — Тяжелый вздох вырвался у Али-Бабы. — Ты даже не представляешь, как ты права…
Но это был лишь миг слабости. Уже в следующее мгновение Али-Баба вскочил, набросил на плечи черный кафтан и выскочил на улицу. Его ждали покупатели, лавка, приказчики… Жизнь, полная забот и радостей. А прекрасную и страстную ханым, которая исчезла из его жизни, как облако утреннего тумана, этот новый, враз повзрослевший Али-Баба постарался не вспоминать.
И ему это почти удалось. День действительно оказался полным забот. Покупатели, словно почувствовав, как необходимо юноше забыться, целый день не покидали его лавки. Ковры разлетались, как горячие пирожки. Даже минуты не было у Али-Бабы и его приказчиков, чтобы присесть и отдохнуть. И лишь когда покинули базар последние его посетители, Али смог слегка прийти в себя.
Долгий день излечил его влюбленную душу. Долгий, полный забот день и вчерашняя загадка… Появление прекрасной девы и таинственная скала в горах убеждали его, что жизнь не просто не заканчивается, но, скорее всего, только лишь начинается.
За Али закрылись тяжелые кованые ворота рынка. Теперь до восхода следующего дня единственными его посетителями и хозяевами оставались лишь метельщики и водоносы. А торговцы спешно расходились по домам, стремясь к пусть призрачному, но покою до следующего рассвета.