Белое по обычаю одеяние Урии развевалось на ветру.

— Пусть сундуки и животных грузят на повозку. Вы с Абдаль отправитесь в паланкине.

— Как приятно снова видеть тебя, мой дорогой друг, — сказала она, не торопясь покинуть его уютные объятия. Он был учителем и близким другом, он обучал ее математике, истории, эллинскому языку, от него она получила множество различных сведений об окружающем ее мире — ей всегда казалось, что знания его неисчерпаемы.

Урия внимательно посмотрел на нее:

— Как твои дела, дитя мое?

— Со мной все в порядке, если не считать той боли, что терзает меня: пришлось оставить отца, когда он больше всего во мне нуждался.

— Я знаю. Время все лечит, девочка, поверь.

Он бережно подвел ее к паланкину и проследил, чтобы она удобно устроилась. Абдаль тоже забралась внутрь и уселась рядом. Обе женщины расположились на шелковых подушках. Как только они удалились от пристани, Эриния принялась осматривать окрестности. Их путь пролегал по бедным кварталам города, где люди жили в крытых пальмовыми ветвями хижинах и носили плетенные из тростника сандалии. По мере удаления от порта им стали встречаться многочисленные мастерские каменотесов, ткачей, столяров и гончаров. Теперь Эриния получила более полное представление об Александрии и смогла наконец убедиться, какой это великолепный город — со сверкающими золотом зданиями и высеченными из камня обелисками.

Наконец процессия остановилась на длинной, окаймленной деревьями улице, по обеим сторонам которой располагались мраморные храмы. В одном месте носильщики, тащившие паланкин, внезапно остановились, и Эриния рассердилась, узнав, что они остановились, чтобы дать пройти отряду ромейских солдат. Похоже, на земле, как и на море, все должны были уступать дорогу этим наглым завоевателям. Девушка мельком заметила пурпурный плащ, проплывавший мимо, и подумала, что это может быть даже сам кесарь. Она задумалась, встретится ли еще с тем незнакомцем, что прибыл в Александрию на борту «Белого коршуна»?

Эриния скучала по тихому спокойствию поместья и, встретившись взглядом с Абдаль, поняла, что служанка думает о том же.

К тому времени, когда они достигли наконец своего нового дома, солнце уже низко спустилось к западному краю неба. Носильщики устало проплелись через сводчатые ворота и дальше по мощенной камнем дорожке, опустив паланкин перед массивной парадной дверью.

Эриния сама не знала, что ожидала увидеть, но определенно не этот милый дом, скрытый от городского шума среди садов, которые ей тут же захотелось осмотреть. Здание из белого песчаника под красной черепичной крышей оказалось гораздо просторнее, чем она могла предположить.

Когда они устроились, Эриния настояла на том, чтобы прогуляться. После долгого утомительного путешествия ее манили вечерняя прохлада и мирное спокойствие сада.

— Не ожидала, что Урия живет так богато, — заметила Эриния, пока Абдаль стряхивала листья с мраморной скамьи, чтобы они могли посидеть.

Абдаль выглядела встревоженной.

— У Урии нет даже медного обола. Он раб твоего отца, как и я.

Эриния почувствовала, что краснеет от смущения — этого она тоже не знала.

— Я… нет. Я никогда об этом не думала! — Она была потрясена. — Я всегда считала и тебя, и Урию своей семьей.

Абдаль знала, что отец, относившийся к своим рабам с необычайной добротой, ограждал ее госпожу от жестоких реальностей мира.

— И тем не менее мы остаемся рабами.

— Значит, этот дом…

— Принадлежит нашему хозяину, твоему отцу.

В словах Абдаль не звучало ни горечи, ни сожаления — для нее это была данность.

Эриния печально опустила голову.

— По правде говоря, Абдаль, я ведь тоже одна из рабынь отца.

Абдаль не могла этого отрицать.

Эриния сразу отправилась в постель, отказавшись даже от восхитительных лакомств, которыми Абдаль пыталась ее накормить. Комнаты девушки были очень удобны: полы выложены белым мрамором, таким гладким, что можно было смотреться в него, как в зеркало; застеленная льняным полотном постель своей мягкостью могла бы соперничать с облаком. Очевидно, Урия постарался отвлечь госпожу от ее горя. Пусть всего лишь уютом нового жилища.

Эриния беспокойно металась и ворочалась в постели — ей никак не удавалось заснуть. Она дотронулась до своих губ, вспоминая ощущение от прикосновения губ ромейского офицера. Вновь и вновь незнакомая слабость разливалась по всему телу при одной только мысли о нем. Его лицо постоянно стояло у нее перед глазами, и ей никак не удавалось отделаться от этих навязчивых воспоминаний. И только когда первый утренний ветерок пошевелил полог кровати, Эриния наконец погрузилась в глубокий сон без сновидений.

Была уже середина утра, когда она проснулась от голоса Абдаль: та распоряжалась, чтобы для госпожи приготовили ванну и подобающую одежду. Завтракая, Эриния погрузилась в размышления о том, чем будет она заполнять долгие часы, которые ждут ее впереди. Она привыкла к активной жизни, но теперь, похоже, будет заперта в золотой клетке.

Когда девушка отдала дань медовым лепешкам с охлажденным манго и кусочком козьего сыра, Абдаль заговорила:

— Урия спрашивал, может ли он поговорить с тобой сегодня. Он ждет во внутреннем дворике.

Первое, что заметила Эриния, ступив в красивейший внутренний двор, — это яркие пятна всевозможных цветов среди зелени. Урия беспокойно расхаживал взад и вперед по дорожке, выложенной известняком. Но, как только девушка показалась в саду, поспешил навстречу.

— Спасибо тебе, госпожа Эриния, что так быстро откликнулась на мою просьбу.

Эриния настороженно встретила такое официальное обращение к ней и задалась вопросом: чем оно вызвано? После того как она закончила образование и Урию отослали в Александрию, она сильно скучала по нему и с нетерпением ждала каждой встречи с наставником. К счастью, раз в полгода Урия навещал поместье и свою ученицу.

Когда учитель подошел к ней, девушка увидела, что он заметно сдал: спина его уже не была такой прямой, как когда-то. Он был невысок ростом, и его седая борода приобрела тот же цвет, что и изрядно поредевшие волосы. Но в темных глазах учителя по-прежнему светилась нежность, когда он, улыбаясь, отвесил ей поклон.

— Пожалуйста, устраивайся поудобнее, госпожа. — Он указал ей на мраморную скамейку.

— Мои кошки не доставляют тебе хлопот, милый Урия?

— Ни капельки, госпожа! По указанию твоего отца я построил для них загон с высокой оградой. И у Тиля есть собственная просторная клетка. Кошек кормят только вареным мясом, и у них достаточно места, чтобы побродить. — Он улыбнулся. — Должен признать, что остальные обитатели дома избегают заходить в дальний конец сада, где теперь расположился загон для животных.

Эриния опасалась, что Нюкта постарается напасть на гепарда, если представится возможность.

— Ты держишь их раздельно?

Он поклонился.

— Как мне было приказано, госпожа.

Эриния впервые заметила, каким усталым он выглядит.

— Ты не присядешь рядом со мной, Урия?

— Если позволишь, госпожа, я лучше постою. Мне нужно многое тебе сказать.

— Тогда говори, но сидя, — настойчиво сказала она.

С тяжелым вздохом он опустился на скамью рядом с ней.

— У меня печальные известия.

Эриния опустила голову.

— Отец умер, да?

— Посыльный прибыл всего за час до рассвета. Твой отец не прожил и дня после того, как ты уехала.

Урия не пытался ее утешить, потому что знал, как сильно любила она Фархаддина. Но он был ошеломлен, когда она уронила голову ему на плечо. Загрубевшей рукой он отер набежавшие на глаза слезы, затем обнял девушку, ласково похлопывая по спине. Шло время, и солнце уже высоко поднялось в небе, прежде чем рыдания ее утихли и Эриния немного успокоилась.

Наконец она подняла голову и взглянула на Урию все еще полными слез глазами.

— Мне так хотелось остаться с отцом, но он отослал меня прочь. Как горько думать, что он покинул этот мир, а меня не было рядом, чтобы утешить его! Так не должно было случиться!

Старик не стесняясь вытирал слезы.

— И в самом деле, это горько для вас обоих.

Эриния взяла себя в руки, зная, что позже будет горевать в одиночестве.

— Уже пригласили мастера для мумификации?

— Мне сказали, что Баррак вернулся домой вскоре после твоего отъезда и взял все в свои руки. Посыльный уверил меня, что готовятся достойные похороны. Баррак бы и палец о палец не ударил, но он хочет завоевать расположение соседей.

Острая боль пронзила сердце девушки.

— Нужно, чтобы любящие руки готовили моего отца в последний путь, а племянник его не любит! — воскликнула она с горечью. Немного успокоившись, она спросила: — Еще есть какие-нибудь новости?

— Только это. — Старик протянул ей свиток пергамента.

Она посмотрела с интересом.

— Ты знаешь, что здесь?

— Как видишь, печать твоего отца не сломана. Это предназначалось только тебе, тебе одной. Однако у меня хранятся официальные документы, которые он поручил моим заботам. Я расскажу тебе о них, как только ты прочтешь письмо.

Эриния с трудом разбирала неровные строчки, начертанные нетвердой рукой умирающего отца. Слезы снова хлынули из ее глаз, когда она начала читать.

Дорогая дочь! Трудно было отослать тебя из дома, но ты ведь понимаешь сама, что у меня не было другого выхода. Я передал Урии официальные документы, которые на законном основании называют тебя моей дочерью. Однако это не означает, что ты можешь вернуться сюда, в поместье. Я оставляю тебе мои земли и имущество в Александрии и солидные средства, которые позволят тебе стать самой уважаемой женщиной. Обращайся за советом к Урии. Знай, что ни один отец в мире не любил свою дочь так, как я любил тебя. Не горюй о моем уходе, но благословляй время, которое мы провели вместе.

Твой счастливый и любящий отец.

Эриния почувствовала, что не может сказать и слова — комок подступил к горлу. Никакие законные документы не могли ничего изменить в ее отношении к отцу — она всегда была его дочерью, и тогда, и сейчас.

С печалью в глазах Урия дожидался, пока она возьмет себя в руки. Девушка протянула ему пергамент и подождала, пока он прочтет его.

Чуть погодя он поднял голову и кивнул:

— Этот дом и имущество оформлены на тебя по закону. Здесь же, в городе, стоит текстильная мастерская, которая приносит хороший доход.

Эриния покачала головой и попыталась сдержать слезы.

— Ты ведь знаешь, что все это не имеет для меня никакого значения.

— Будет иметь, когда ты перестанешь горевать. Однажды ты поймешь, что твой отец хорошо позаботился о твоем будущем.

— Мы оба знаем, что Баррак в любом случае будет оспаривать права на собственность, которую отец передал мне. Он захочет все забрать себе.

— Чтобы это сделать, он должен сначала обратиться с прошением к молодому царю. — Урия улыбнулся, и вокруг его губ разбежались морщинки. — Думаю, у тебя есть прекрасный подарок для царя Филопатра, который смягчит его сердце, и владыка с сочувствием отнесется к твоему положению. — Его улыбка стала шире. — Твой отец был мудрым человеком. Барраку далеко до него.

Эриния начала лучше понимать, почему отец настаивал на том, чтобы она подарила царю гепарда, и почему он отправил шкуру белого тигра верховному жрецу богини Исиды.

— Кто может знать, что у ромеев на уме? Будем надеяться, что царь Филопатр поступит так, как предполагал твой отец. Но с этим царем трудно иметь дело: никогда не знаешь, чего от него ждать, — во всяком случае, мне так говорили. Будем надеяться, что верховный жрец Исиды поможет нам удостоверить твою личность. Я уже испросил от твоего имени аудиенцию у молодого царя Филопатра. Я сообщил, что госпожа Эриния из рода Селевкид имеет для него бесценный подарок.

Девушка положила ладонь на его узловатую, перевитую синими венами руку.

— Как мне благодарить тебя, Урия?

Он поднялся, но она успела заметить, как он доволен.

— Всегда почитал честью служить благородному роду Селевкид. — Он склонил перед девушкой голову. — И мне очень приятно, что теперь я служу тебе.

— Разве ты никогда не тосковал по свободе? Я спрашиваю об этом потому, что недавно и сама начала думать о себе как о рабыне.

Старик улыбнулся.

— Твой отец никогда не давал мне почувствовать, что я раб. Он всегда относился ко мне как к дорогому другу и позволил мне распоряжаться его домом и землями. С таким хозяином, как господин Фархаддин, я прожил куда лучшую жизнь, чем ту, которая ждала бы меня в любом другом месте при любых других обстоятельствах.

— Теперь ты свободен, раз мой отец… ушел в царство мертвых.

— Нет, госпожа. Теперь я служу тебе. — Он улыбнулся, глядя на Эринию с большой любовью. — Я уверен, что ты будешь обращаться со мной не слишком жестоко. — Он взглянул ей в глаза и увидел, что она смущена. — Все так, как и должно быть.

— Если я дарую тебе свободу, ты примешь ее?

— Да, госпожа, приму.

— И тогда ты покинешь меня?

Он нахмурился, а потом рассмеялся.

— Нет, госпожа. Где еще я найду такую легкую жизнь и смогу чувствовать себя членом семьи?

Прошло всего шесть дней с тех пор, как Эриния добралась до Александрии, а из дворца уже пришло известие, что царь Филопатр требует ее к себе. В назначенный день девушку тщательно готовили к визиту, уделив ее внешнему виду особое внимание. Ее омыли в душистой воде, а затем умастили кожу ароматным лимонным маслом. В ее темные волосы вплели золотые бусины, и каждый раз, как девушка поворачивала голову, они мелодично звенели.

Эриния стояла перед зеркалом из полированной бронзы, одетая в белое шелковое платье, собранное под грудью, спускавшееся до самых щиколоток над золотыми сандалиями. Убедившись, что подвеска матери покоится ниже выреза платья и ее увидеть нельзя, Эриния подала знак Абдаль. Служанка застегнула у нее на шее золотое с бирюзой ожерелье.

— Я очень волнуюсь, — призналась Эриния. — Эта новая обувь слишком жестка и неудобна. Если бы можно было надеть мои мягкие кожаные сандалии!

— Ты идешь во дворец и должна выглядеть достойно, — возмущенно сказала Абдаль. — Ты ведь не хочешь опозорить род Селевкид?

Эриния отрицательно покачала головой и критически оглядела свое отражение.

— Я выгляжу бледной. Как ты думаешь, царь это заметит?

Абдаль улыбнулась про себя, думая о том, как прекрасна ее госпожа.

— Не думаю, чтобы кто-нибудь это заметил.

Урия помог Эринии устроиться в паланкине, а сам вскарабкался на запряженную быками повозку, где рабы всего минуту назад установили клетку с гепардом. Из предосторожности, а также чтобы помешать любопытным зевакам тревожить кошку, клетку накрыли большим куском полотна. Когда они наконец достигли наружной стены дворца, стражник у ворот остановил их. Урия предъявил ему необходимые документы, скрепленные царской печатью. Осмотрев клетку с животным, стражник подал им знак — ворота раскрылись и путь был свободен.

Эринию ошеломил величественный вид: фонтаны и сады, статуи и даже дорожки — все было необыкновенным, словно появившимся из сказки. Когда они миновали вторые ворота, у девушки захватило дух от красоты увиденного. Журчание бесконечных фонтанов сливалось в божественную мелодию, а разных оттенков цветы каскадом спускались со стен и окаймляли мраморные дорожки.

У Эринии от страха на миг замерло сердце, когда она вышла из паланкина и очутилась перед широкой лестницей, ведущей в главную часть дворца. Она так волновалась, что ее слегка затошнило, и она прижала руку к животу. Урия, должно быть, понимал, что она чувствует, потому что успокаивающе похлопал ее по плечу.

— Наберись храбрости, дитя! Я, увы, не могу дальше пойти с тобой, буду ждать твоего возвращения прямо здесь. Царь уже знает, кто ты, и примет тебя радушно.

Урия когда-то объяснял девушке, что дворец выстроен в эллинском стиле — и сейчас она увидела гигантскую колоннаду, простиравшуюся ввысь до самого неба. Бесконечные анфилады гостиных, малых и больших приемных вели ее к церемониальному залу. Она в жизни не видела более прекрасного места. Еще издали она услышала нежные звуки флейт и арф, сливающиеся в восхитительную мелодию.

Трепеща от страха, Эриния поднялась по черным мраморным ступеням, надеясь, что никто не заметит, как сильно дрожат ее руки. Ей казалось, что звук ее шагов, эхом отражаясь от мраморных стен, громко разносится по коридору. Когда она наконец добралась до распахнутых дверей в главный церемониальный зал, то с удивлением увидела множество людей — они тоже были приглашены для аудиенции.

На время позабыв свой страх, Эриния принялась разглядывать высокие колонны, сплошь покрытые высеченными в золоте иероглифами. Потолки оказались так высоки, что трудно было различить все фигуры мозаичного панно. Эриния смотрела на высокие бронзовые двери, ведущие в тронный зал, разбирая написанную иероглифами фразу, провозглашавшую Филопатров избранниками богов и…

— Госпожа Эриния из рода Селевкид, о высокородная госпожа, — выкликнул человек в синем с золотом одеянии, жестом приглашая ее войти.

Чувствуя себя так, словно сотня бабочек била своими крыльями у нее в желудке, Эриния прошла вперед и, спустившись на шесть ступенек, очутилась в тронном зале, молясь про себя, чтобы не споткнуться по пути и не опозориться.

У подножия лестницы она задержалась, пока неведомо уж который по счету церемониймейстер не подал ей знак следовать за ним и не препоручил придворному писцу — старику с густыми кустистыми бровями, — и девушка почему-то не могла оторвать глаз от его испачканных чернилами пальцев.

В зале было много людей — придворных и посетителей, алчущих царской милости. Эриния заметила, что привлекает всеобщее внимание. Девушка слышала шепоток — завсегдатаи пытались понять, кто же она такая.

— Изложи причину, по которой желаешь увидеться с царем Филопатром, госпожа Эриния, — потребовал пышно одетый очень полный мужчина. По описанию Урии девушка поняла, что это, должно быть, первый министр, евнух Алкидис. На нем был длинный завитой парик, лоснившийся маслом, и роскошные, отделанные драгоценными камнями одежды, по богатству превосходившие даже те, что были на царе. Ходили слухи, будто первый министр и есть истинный правитель Египта. Нетрудно было заметить, что он любитель хорошо поесть. Выглядел он несколько нелепо — чрезмерно потел, и капли пота размывали краску вокруг глаз.

Снова припомнив наставления Урии, Эриния определила, что другой человек, стоявший на шаг позади царя, не кто иной, как Архисипп, царский наставник. Хитрые глаза учителя смотрели настороженно, когда он по-хозяйски склонялся к царю.

— Царь не говорит по-египетски, юная госпожа, — объявил Архисипп. — Ты собираешься запросить переводчика?

— Нет, господин. Я говорю по-эллински, — ответила Эриния с низким поклоном.

— Тогда изложи свое дело.

Эриния опустилась на колени и преклонила голову.

— Милосердный владыка, отец поручил преподнести тебе дар…

Она почувствовала внезапно, что стены словно надвигаются на нее, и в горле у нее пересохло.

Слева от царя она наткнулась на пару жгучих пытливых глаз и вдруг поняла, что значит испытать истинный ужас — потому что человек, стоявший рядом с Архисиппом, оказался тем самым ромейским офицером, который поднялся на борт «Белого коршуна» на острове Фарос! Тем властным мужчиной, который поцеловал ее! Но это было еще не самое страшное — во взгляде его явно читалось безмолвное послание, без сомнения, означавшее угрозу. Девушка опустила взгляд, мучаясь вопросом, каким образом он оказался рядом с царем.

Ужас смешался со смятением — ромей был одет в роскошное платье из тонкой ткани, широкое золотое ожерелье и золотые браслеты чуть выше локтей дополняли одеяние. Больше всего ее поразило, что глаза незнакомца были по египетскому обычаю подведены краской, а на голове его красовался предписанный этикетом парик высокопоставленного вельможи.

— Ты сказала, что принесла мне подарок! — капризно воскликнул Филопатр. — Что это такое? Я не вижу никакого подарка!

— О великий царь! Отец перед смертью просил меня поднести тебе в дар редкостного и удивительного зверя. Это Джабат, ручной гепард.

Царь наклонился вперед, глаза его загорелись от возбуждения, и он стал больше похож на маленького мальчика, каковым, впрочем, и являлся.

— Я хочу сейчас же его увидеть! Ты принесла его с собой?

— Да, великий царь. Он в клетке, в наружном дворе.

Царь обернулся к страже.

— Немедленно принесите клетку сюда! — Он подал знак Эринии. — Подойди ко мне и расскажи об этом удивительном звере!

Девушка сделала несколько шагов и остановилась перед возвышением.

— Гепарда забрали у матери, когда он был еще слепым, и он очень ласковый. Как тебе известно, великий царь, нет зверя, который бегал бы быстрее гепарда, так что он сможет сопровождать тебя даже во время конных прогулок или на охоте.

Глаза юного царя заблестели.

— А он опасен?

— Нет, великий царь. Если ты знал моего отца, ты должен помнить, что он никогда не посылал тебе животных, которые могли бы причинить тебе вред.

— Да, это так… Пусть все покинут меня… Все, даже ты, Архисипп. И забери все эти грамоты! Мне недосуг сегодня заниматься глупыми дрязгами. Забери! Владыка Рахман, ты можешь остаться. Я полагаюсь на твое знание животных. Всем остальным, кроме тебя и госпожи Эринии, выйти вон!

— Рад тебе служить, великий царь, — ответил Рахман, подходя ближе к царю и кладя руку на спинку изысканно украшенного трона. Он пристально смотрел на Эринию, словно вынуждая ее рассказать все, что она знает.

Гнев и смущение боролись в душе девушки. Почему этот человек так приближен к трону, если он один из людей кесаря? Эриния настолько погрузилась в свои тревожные мысли, что не заметила, как опустел зал. Она обернулась только тогда, когда массивная бронзовая дверь с громким звуком распахнулась и в помещение вошли четверо стражников, внося клетку с гепардом. Она смутно услышала, как царь приказал стражникам поставить клетку на пол и выйти.

— Скорее покажи его мне! — приказал царь Эринии прерывающимся от возбуждения голосом.

Эриния отперла клетку, сняла с крючка на ее внутренней стороне золотую цепь-поводок и пристегнула ее к украшенному драгоценными камнями ошейнику. Гепард зевнул, потянулся и потерся всем телом о ногу Эринии, как ласковая домашняя кошка.

Филопатр, радостно улыбаясь, приподнялся с сиденья.

— А он подойдет ко мне?

— Его обучили подчиняться определенным командам, великий царь. Ты должен хлопнуть один раз в ладоши и произнести: «Ко мне», — и он подойдет.

Филопатр сделал, как она сказала, и гепард двинулся к нему, а Эриния крепко держала цепь.

— Если ты хочешь, чтобы он положил голову тебе на колени, скажи твердым голосом: «Сюда».

Мальчик снова уселся на троне и сделал, что ему сказали. В тот же момент огромная кошка опустила голову царю на колени и лизнула его руку.

И снова острый приступ жалости охватил Эринию, когда она увидела, как вспыхнуло от счастья лицо одинокого мальчика. Филопарт, великий царь, от одного имени которого вздрагивали наместники провинций, был одиннаддатилетним мальчишкой. И, увы, часто вел себя как мальчишка, а не как правитель.

— Если я возьму его с собой, когда отправлюсь на верховую прогулку, он будет нападать на других людей или животных?

— Нет, великий царь. Джабат никогда не пробовал сырого мяса, поэтому не стремится к нему.

Лицо Филопатра просияло, и он зарылся пальцами в густой мех зверя.

— Это и в самом деле замечательный зверь. Можно ли доверять ему настолько, чтобы он спал у меня в комнате?

— Он никогда не причинит тебе вреда, великий царь. Я только должна дать ему определенную команду, чтобы он понял, что принадлежит тебе, и тогда он будет охранять и защищать только тебя и подчиняться твоим приказам. Но будь осторожен, — предостерегла она. — Если ты дашь ему приказ напасть на кого-то, он растерзает того насмерть.

— Скажи, скорее скажи ему, что он отныне принадлежит мне! — нетерпеливо воскликнул мальчик.

Эриния опустилась на колени и обхватила ладонями морду гепарда.

— Джабат! Это твой новый хозяин. — Она жестом подозвала царя. — Делай, как я, великий царь. Возьми его голову в ладони и дай ему почуять твой запах.

Подойдя к ступеням, Филопатр бесстрашно опустился на колени, в точности так, как сказала Эриния.

— Джабат, это твой хозяин, ты должен слушать только его слова. Он твой господин! — Она кивнула царю. — Скажи ему, что ты его хозяин.

Филопатр взял голову огромной кошки в свои ладони и улыбнулся.

— Я твой хозяин!

Кошка только моргнула.

— Ничего не вышло, — сказал Филопатр, взглянув зелеными глазами на девушку. — Он как будто не понимает меня.

— Он понял тебя, великий царь, — заверила Эриния Филопатра. — Если ты дашь ему команду, он подчинится тебе.

— Не тебе?

Эриния слегка заколебалась, прежде чем ответить.

— Он всегда будет меня помнить, но он знает, кто его хозяин.

Гепард повернул огромную голову и уставился на царя. Затем он лизнул царя в щеку и улегся у его ног.