Настало утро третьего дня ученичества Синдбада-носильщика. Вновь он покинул свой дом, чтобы прийти и услышать новый рассказ о невероятном путешествии Синдбада-Морехода. В руках его был свиток, а в кармане перо и самые черные из чернил, что смог предложить ему с утра лавочник.

– Доброго тебе утра, о Синдбад-Мореход!

– Да хранит Аллах и тебя, ученик. Теперь я вижу, что ты готов выучить тот урок, что я собираюсь преподать тебе.

– Я хочу лишь записать твои рассказы в назидание потомкам и для их поучения.

Мореход лишь благодарно поклонился и пригласил жестом ученика в тот же прохладный зал, что уже встречал гостей Синдбада-Морехода. Послышались шаги, и появились гости. Все собрались вновь, чтобы услышать изумительную повесть. Но теперь рядом с хозяином сидела женщина. Роскошный пурпурный чаршаф скрывал контуры ее тела, но все понимали, что это хозяйка дома, благородная Лейла, одно воспоминание о которой делает голос Синдбада-Морехода полным меда.

Когда гости насладились и насытились, послушали игру прекрасной рабыни и успокоились душой, Синдбад-Мореход начал…

…Рассказ о третьем путешествии

Знайте, о братья, что предстоит вам выслушать рассказ о третьем путешествии; он более удивителен, чем рассказы, услышанные в предыдущие дни, а Аллах лучше всех знает сокровенное и всех мудрее.

Итак, я вернулся из второго путешествия и жил в радости и спокойствии. Да благословит Всевышний нашего халифа! Его заботами я мог более никогда не работать, не торговать и не путешествовать, ибо благодарность Гаруна-аль-Рашида оказалась велика. Рядом со мной была прекраснейшая из женщин. Чего еще пожелать правоверному? Так текли дни за днями. Я, подобно мудрейшим сказителям, рассказывал своей жене о чудесах мира. Близился день, когда у нас должен был появиться наследник. И не было в целом свете людей счастливее нас.

В то утро, когда начинается рассказ о третьем моем путешествии, Лейла сказала мне:

– О господин мой, свет очей моих! Наш первенец родится без тебя. Я чувствую, что сегодня придет к тебе скороход от нашего халифа, да хранит его небесный чертог! Но ты смело оправляйся на зов, не откладывай и не мешкай. Поручение халифа будет трудным, но ты вернешься как раз в тот день, когда надо будет нашему малышу прошептать на ухо заветное «бисмилля!».

Вы знаете, братья мои, как дорог истинному правоверному тот день, когда отец говорит своему родившемуся малышу это священное слово! Конечно, и я не хотел его пропустить. Но также я знал, что предчувствия моей прекрасной супруги сбываются всегда. А потому с легким сердцем стал ждать посыльного из дворца халифа.

Конечно, Лейла сказала правду и на это раз. Задолго до полудня в открытые ворота вбежал мальчишка, низко поклонился и звонко прокричал:

– Да хранит Аллах этот счастливый дом! Великий халиф, да смилуется над ним Аллах милосердный, смиренно просит Синдбада посетить его покои!

Вот так я снова оказался в прохладных и уютных комнатах дворца, где любил размышлять и прислушиваться к миру повелитель правоверных халиф Гарун-аль-Рашид. Всеведущий визирь Абу Алам Монте-Исума, конечно, тоже был здесь – бестелесной тенью он стоял рядом с дверью в тайные покои и ждал, когда я пересеку порог.

– Да хранит тебя Аллах! Ты не задержался!

– Я знал, что очень скоро наступит день, когда великий халиф призовет меня для служения ему, – заметил я.

Мне очень не хотелось признаваться, что моя мудрая супруга предупредила меня об этом. Равно как не хотелось и говорить, что я знаю о том, что мое путешествие по поручению халифа будет тяжелым, но недолгим. Смирение в моем голосе должно было убедить визиря.

Абу Алам как-то странно посмотрел на меня, но промолчал. Долгим и испытующим взглядом окинул меня и халиф. Но тоже не сказал ни слова.

Было непривычно тихо, лишь ветерок без трепета и стеснения врывался в высокое окно.

– Знай же, Синдбад, что дошло до великого халифа известие о чуде. Рассказывают, что в северных странах встречаются места, где посреди синего моря высятся белоснежные горы. Рассказывают также, что на этих белоснежных горах не может выжить ни одно живое существо, ибо эти белоснежные горы сложены целиком из холода и страха. Гарун-аль-Рашид, да хранит его Аллах всемилостивый и милосердный, хочет знать, правда ли это. Халифу, конечно, хотелось бы, чтобы одна такая гора украшала дворцовый парк. Но халиф понимает, что есть вещи, которые неподвластны человеку. Лишь ифрит может перенести такую гору под окна приюта всемилостивейшего повелителя правоверных. А потому Гарун-аль-Рашид просит тебя лишь узнать, правда ли то, что такие горы высятся посреди моря.

Я онемел. Никогда еще мне не приходилось слышать о таких чудесах. Я готов был совершить любое путешествие во имя халифа Гарун-аль-Рашида, но как узнать, правда ли это? Как найти такое синее море, посреди которого высится белоснежная гора, что сложена лишь из холода и ужаса?

О моя бедная жена! Боюсь, в это раз твои предчувствия обманули и тебя и меня. Никогда уже мне не вернуться на гостеприимный порог моего уютного дома. Никогда не увидеть наследника, не прошептать ему на ушко заветное «бисмилля!».

Халиф отвернулся от окна и еще раз взглянул в мое окаменевшее лицо.

– Согласен ли ты выполнить такое поручение, Мореход?

– Да, о мой халиф. Я отправлюсь в далекие северные земли и попытаюсь проверить правдивость этих слов.

– О семье не тревожься, почтенный Синдбад. Отныне ее будут охранять так, как охраняют наше величество. Собирайся в дорогу и поскорей расскажи нам о том, что узнаешь в далеких странах. А если и в самом деле найдешь такую гору, то принеси ее в парк перед окнами. В этом медном кувшине в древней печатью заточен дух огня. Он и будет твоим помощником.

Не ведал я, что еще остались в этом мире духи огня, которых некогда заточил великий маг и чародей Сулейман ибн Дауд (да пребудет мир с ними обоими!). Но оказалось, что сокровищница халифа воистину неисчерпаема, и самые разные древние тайны ждут своего часа, чтобы показаться из тьмы веков.

Вот так случилось, что уже через два дня я на огромном корабле франков плыл на север. Туда, где по ночам в небе прекрасной драгоценностью сияет звезда, которую эти варвары называют Полярной.

Наше путешествие было недолгим. Бури пощадили нас, и мы почти без происшествий доплыли до пристанища халифа варваров-франков, которого они между собой зовут королем. Капитан корабля оказался человеком, понимающим, что такое поручение повелителя. Он пригласил меня к себе, чтобы помочь в том деле, ради которого я был вырван из объятий своей прекрасной Лейлы.

Мы прибыли в город, посреди которого течет река, а посреди той реки стоит замок жуткий, но прекрасный. Стены его сложены из белого камня, а крыша украшена чудовищами, страшнее которых не видел я даже в пещере Повелительницы гигантов. Но халиф франков не живет в этом дворце.

Такое чудо удивило меня, и я решил, что обязательно расскажу о нем своему повелителю, если Аллах смилостивится и охранит меня в моем путешествии.

Вечером капитан пригласил в свой дом других капитанов. Оказалось, что франки – народ путешественников. Они бороздят моря и океаны от далеких полночных до сказочных полуденных стран. Им ведомы многие тайны, которыми они, впрочем, охотно делятся с теми, кто жаден до нового и необыкновенного.

Другом капитана был высокий белокожий человек с белыми длинными волосами и рыжей бородой. Его тяжелый боевой топор заставил бы завидовать любого из телохранителей халифа. Звали этого гиганта Олаф-смельчак, и говорил он голосом громким, как крик птицы Рухх, и низким, как рычание льва.

– Я знаю, о каком чуде ты рассказываешь, южанин. Знаю, что в тех водах, где некогда бывали наши корабли – мы зовем их кнорры, – видели такие белые горы, что сложены из холода и ужаса. Сам я не могу отправиться вместе с тобой искать такую гору, ибо так же, как и ты, связан поручением своего повелителя. Но через два дня здесь должен появиться мой брат – Ульве-мудрый. Если твой бог договорится с моим богом, они помогут вам вместе в странствии по северному океану, чтобы найти и изловить такую гору.

Два дня я провел, гуляя по городу франков и дивясь его чудесам. О каждом из этих чудес я хотел рассказать своему повелителю. И потому начал записывать каждый свой шаг и каждую свою мысль.

А когда пришел вечер второго дня, на пороге дома, где меня приютил капитан, появился Олаф-смельчак. Рядом с ним стоял еще один гигант. Такой же беловолосый, с таким же чудовищным боевым топором.

– Это мой брат, Ульве-мудрый. Вот уже десяток лет он бороздит северные моря на корабле, который зовется «Молот Тора». Мой брат ведает путями течений и дорогами ветров, а потому мы зовем его штурманом. А владеет кораблем прекрасная Сигрид – воительница, равной которой наша земля не рождала уж полтысячи лет. Сигрид – дочь нашего властелина. Она более всего в этом мире любит искать новые пути и находить новые земли. Ей, точно так же как и тебе, по душе чудеса и диковины. Ибо их поиск стал для прекрасной Сигрид любимым делом.

Я поклонился белоголовому Ульве. Насколько он стар, определить я не мог. Но вот его невероятная сила мне была хорошо видна. Заметил я и его спокойствие. Оно наполняло душу и отражалось прозрачным цветом весеннего неба у него в глазах.

– Приветствую тебя, путник из далекой полуденной страны, – медленно проговорил Ульве-мудрый. Голос его был так же низок, как голос его брата. – Олаф-смельчак рассказал мне, что ты ищешь. Я знаю об этом чуде. И не один раз видел в синих спокойных водах блеск белых гор, сложенных из холода и ужаса. Если Один позволит, я возьму тебя с собой. Наш кнорр – скорлупка крепкая, видавшая множество штормов. А Сигрид, я знаю, с удовольствием позволит отправиться на охоту за такой белоснежной горой. Ведь ее самая большая страсть в жизни – поиски тайн и чудес. Будь готов к утру покинуть эти стены. По реке через город мы спустимся к тому месту, где у берега стоит наш красавец кнорр.

– Быть может, золото, которого немало дал мне с собой наш халиф, да хранит его Аллах всемогущий, поможет добиться согласия вашей властительницы?

Оба северянина захохотали.

– Она и сама давно мечтает найти такую гору. А золотом следует распорядиться мудрее: поиски чуда могут затянуться не на один день, а потому следует запастись едой, питьем и теплой одеждой… Особенно для тебя, изнеженный житель полудня! Жди нас завтра поутру!

Ночь я провел без сна. Тревожился о том, что осталось у меня дома, о том, что ожидает меня дальше… Конечно, такие мысли не к лицу бывалому путешественнику, но я предчувствовал, что еще много лет мне предстоит искать чудеса и диковины мира, дабы удовлетворить любопытство моего владыки, халифа Гаруна-аль-Рашида.

Утро встретило меня чудовищным холодом. Дул ветер, мелкие брызги дождя обжигали лицо. А франки смеялись над моей изнеженностью.

– Что бы ты сказал, если бы попал к нам позже? Зимние ветры тебя, наверное, просто свели бы в могилу!

– Да, – согласился я, стуча зубами от холода. – Я бы рассказал Аллаху, какие холодные ветры дуют там, где только ступила нога правоверного.

Когда же в комнату вошли варвары-северяне, я не поверил глазам. Были они румяны, а их одеяния из толстых кож распахнуты на груди. Но я удержался от слов. У каждого народа свои привычки, каждый народ по-своему любит жару и холод, даже одними и те ми же словами называет разные времена года!

Я пытался терпеть, но мое тело вовсе не хотело соглашаться с этим. И потому почти весь путь по реке до стоянки корабля северян я проделал, укутавшись в тяжелый мех темного зверя, – мои спутники называли его медведем.

Я увидел корабль варваров, и меня бросило в жар! Нос его был изогнут, как у хищной птицы, бока круто изгибались над водой, а парус украшала такая страшная физиономия, что любой был готов бежать за горизонт, только бы не видеть ее.

На палубе суетились люди. Их было не так много, но они казались настоящими великанами. Сильные, длинноволосые, они пели что-то разбойничье, поднимая парус и разворачивая корабль к берегу.

На корме я увидел женскую фигуру. Статью она не уступала своим спутникам. А смоляно-черные косы так и змеились на свежем ветру.

– Вот она, наша повелительница Сигрид-странница! – Ульве-мудрый показал рукой. – Самая любопытная из дочерей нашего народа и самая сильная из наследниц нашего повелителя. Никто не смеет ей перечить. Но тайны она любит больше всего на свете! Это единственное, что может ее порадовать, единственное, что влечет ее вперед.

У наших ног упали сходни, и Сигрид-странница сошла на берег. Почему-то я думал, что она окажется гигантского роста. Но нет, сильная и статная, она была, быть может, на палец выше меня. Сине-зеленые как море глаза смотрели уверенно и спокойно, а голос был теплым и сочным, как сладкий созревший плод.

– Вот и ты, Ульве. Кого ты привел к нам? Что это за странный человечек кутается в шкуру?

– Это, повелительница, Синдбад-Мореход, подданный халифа Гарун-аль-Рашида, повелителя полуденного города Багдада. Халиф послал Синдбада на поиски белой скалы, что плывет посреди синего океана и сложена из холода из ужаса. Я знаю, что и ты хочешь изловить такую гору, потому и привел Синдбада к нам. Никто лучше нас не справится с таким делом.

Сигрид рассмеялась.

– Тогда пусть берет теплую медвежью шкуру с собой. Скажи ему, если он не понимает нашего языка, что нам понадобится в этой погоне много припасов. Пусть займется этим. Завтра в полдень мы отправимся на охоту за белой скалой!

– Я понимаю ваш язык, прекрасная Сигрид, – сказал я с достоинством. – Пусть мой вид не обманывает тебя. Я бывалый путешественник, и только страшные северные ветры согнули меня и закутали в шкуру зверя.

– Ну что ж, Синдбад. Вот завтра после полудня мы и посмотрим, какой ты бывалый путешественник. Море всех судит по справедливости, и бывалых, и новичков. Займись нашим гостем, Ульве. И помни: много припасов! Дорога дальняя, моря грозные и безжалостные!

И весь день, и весь вечер мы скупали у лавочников еду и питье, одежду и шкуры… Поэтому, поднявшись на корабль-кнорр, я уже не чувствовал ни обжигающего ветра, ни холода. Лишь одно желание – лечь и уснуть – владело мной.

«Спи, Мореход! Завтра ты отправишься в невиданное странствие. Будь спокоен: каждый твой шаг станет известен повелителю!» Голос визиря доносился до меня сквозь сон. Но может быть, мне просто приснились эти слова.

Топот ног по деревянным доскам разбудил меня уже почти в полдень. Когда поднялся я на палубу, то увидел, что берег заметно отдалился.

– Ты готов, бывалый путешественник? – раздался позади голос Сигрид-странницы.

– Да, готов. Запасы на корабле, а мое любопытство просыпается раньше меня. Теперь мы можем ловить белую скалу хоть до конца веков!

Быть может, в моих словах была излишняя бравада, но они явно пришлись по душе юной деве. Глаза ее лукаво блеснули.

– Что ты так пристально смотришь на мои руки, Синдбад? Неужели женщины вашей страны безруки? И что такого ты увидел в моих ногах? Почему не отводишь взгляда от них?

Да, это правда, братья. Я действительно не мог отвести взгляда от прекрасных сильных ног девы-странницы. Ибо в разрезах одеяния они были видны высоко и почти бесстыдно. Я все время одергивал себя, уговаривая, что у разных народов разное понятие о дозволенности. Но эти прекрасные длинные ноги, грациозные руки, открытая шея все время сбивали мои мысли. Невольно я задумывался о том, какой же воительница становится тогда, когда полог ночи скрывает двоих от посторонних глаз, какие же ласки может подарить это сильное тело… Мысли эти были недостойны цели моего путешествия, но я был тогда молод и силен и потому боролся с бесстыдными мыслями и понимал глупость этой борьбы.

– Я смотрю на твои руки, Сигрид-странница, и думаю, как же тебе придется в полуночных морях? Не будешь ли ты мерзнуть так же, как мерз я, покидая город франков? – мне показалось, что я нашел достойный ответ на ее коварный вопрос.

– Увидишь, Синдбад, все увидишь… А быть может, увидишь и более, чем надеешься…

Бросив через плечо эти коварные слова, дева перешла на нос корабля.

Долго она всматривалась в даль, и Ульве-мудрец стоял рядом с ней.

– Пойдем вниз, Синдбад. Сейчас Ульве будет прокладывать путь к тем морям, что лежат у белых скал-путешественниц. Никогда еще, я уверена в этом, ты не видел подобного священнодействия.

– Ты ошибаешься, Сигрид. Говорю же, я бывал в разных морях и на разных островах. Видел, как ищут путь в морях разные капитаны.

– Пойдем. Не каждый день ученик седого Фенрира-охотника ищет дорогу в водах!

В каюте было тепло. Чадила масляная лампа. Ульве долго всматривался в рисунки, которые он называл картами, чертил какие-то линии. Утомленный непонятным бормотанием, я задремал. И мысли, которые я упрямо отгонял весь день, вновь заняли место в моей голове.

«Знает ли она мужскую ласку? Какова будет судьба того, кто протянет руку и коснется ее обнаженной кожи? Каковы на вкус ее губы?..»

Громоподобный хохот разбудил меня.

– Ты проспал самое интересное! – глаза Сигрид горели как у кошки. – Теперь мы знаем, куда плыть. И если Один будет милостив к нам, то доплывем туда очень быстро.

– Да пребудет с нами Аллах милостивый! – мне оставалось только согласиться.

Мерно шумело море. Поднялся на палубу Ульве, но выходить наверх мне не хотелось. И я спросил у девушки:

– Давно ты в море, странница?

– Пятую весну я путешествую по морям и ищу чудеса.

– А какие чудеса ты уже нашла?

– С Фенриром седым, учителем Ульве, я побывала в прекрасной неведомой стране, что зовется Винландом. Там щедрые луга, теплые реки, огромные звери. Там дом многих моих соплеменников. Была я и на полудень от Винланда – туда мы добирались не морем, а по рекам. Жители тамошние краснокожи, отважны и бесстрашны. Они подарили нам множество камней самоцветных и серебра благородного, что ценят выше золота кровавого. Но дорогу туда нам не открыли – с завязанными глазами нас привезли в город с высокими каменными дворцами и чудовищами на стенах. И точно так же, с завязанными глазами, увезли на следующий день. Моего воина, который осмелился сорвать повязку, сразу ослепили. А потом еще живым бросили в какую-то глубокую яму. И мы слышали его крик, пока он летел вниз. Страх овладел всеми нами. И никто больше не осмеливался подсматривать. Так мы плыли по реке почти день и лишь к вечеру решились снять повязку. Рядом с нами не было никого из краснокожих жителей. Так по сей день мы и не знаем, где искать дорогу к городу, богатому серебром и каменными дворцами. А что видел ты, Синдбад?

Голос Сигрид звучал тихо и таинственно. Прекрасные глаза были так мечтательны, а лицо так желанно, что я больше не мог противиться.

– Я расскажу тебе все, прекрасная Сигрид. Но позже. А сейчас иди ко мне.

Я протянул руки и заключил ее в объятия. Дева прильнула ко мне всем телом и без страха ответила на поцелуй. Но я хотел не просто познать ее. Я хотел, чтобы она узнала меня, узнала и сокровенные мысли, что томили меня в этот миг. Я избавился от шелковой рубашки, обнял Сигрид и опустился вместе с ней на узкую корабельную койку. Неторопливо снял с нее одежды и залюбовался сильным телом прекрасной варварки. Груди казались полными чашами, а сильные ноги обещали долгие минуты блаженства. Она тяжело дышала. Я легонько погладил ее, и она застонала.

– Так хорошо?

– Очень хорошо, – пробормотала она в ответ.

Я погладил снова, на этот раз немного сильнее. Она в ответ потерлась о мою руку. Я повторил движение несколько раз. Затем я остановился и убрал руку. Она открыла глаза, чтобы узнать, почему я это сделал.

– Я хочу показать тебе, как доставить удовольствие мужчине. Ведь ты хочешь доставить мне удовольствие, Сигрид?

Я взял ее руку и положил на свою обнаженную грудь.

– Я очень хочу доставить тебе удовольствие, Мореход.

Ее взгляд прожег меня насквозь, а тонкие пальцы играли с волосками на моей груди. Я передвинул ее руку так, чтобы самой нежной частью груди почувствовать их.

– Нажми сильно, очень сильно.

Она сделала так, как я просил ее. Мое лицо исказилось, передавая силу нахлынувших ощущений. От них захватывало дух.

– О да, прекраснейшая!

Она усмехнулась и самыми кончиками пальцев провела от шеи до чресел. Я непроизвольно сжал зубы – такое невероятное ощущение пронзило меня.

– Ты быстро учишься. А теперь я сделаю то же самое тебе.

Я положил руки ей на грудь и стал ласкать их то сильно, то нежно, уделяя особое внимание неимоверно чувствительным соскам. Прошло несколько долгих чудесных минут, и я сказал:

– Я хочу поцеловать твою грудь, Сигрид. Ты позволишь?

– Да, я хочу, чтобы ты это сделал.

Как я и ожидал, ее соски стали почти вишневого цвета. Все еще стоя на коленях, я зарылся лицом в грудь и стал лизать ее. Я почувствовал ее руки в своих волосах и услышал, как она постанывает.

Сигрид слегка впивалась ногтями мне в кожу головы, ласкала пальцами волосы. Я еще сильнее прижался к ее телу, затем склонился к ее лицу и поцеловал в губы. Я ощутил аромат жасмина в ее дыхании, когда она ответила на мой поцелуй. Я отстранился, но только для того, чтобы посмотреть ей в глаза.

– Сигрид, ты хочешь доставить мне еще немного удовольствия? – спросил я, не переставая при этом ласкать ее.

– Я хочу доставить тебе удовольствие. Только скажи как.

– Ты можешь ласкать меня вот здесь.

Я взял ее руку и положил на свой возбужденный жезл страсти. Вместо ответа она погладила его, затем посмотрела мне прямо в глаза и умелыми движениями сняла с меня шаровары и взмокшую от пота рубаху. На этот раз уже я закрыл глаза, моля Аллаха, чтобы не излиться в ту же минуту, когда она дотронется до меня. Первое же прикосновение ее языка к возбужденной плоти заставило меня застонать.

Я остановил ее.

– Я хочу, чтобы ты крепко держала меня вот здесь. Это поможет мне продержаться дольше. А теперь делай это медленно. Я очень возбужден. Если ты перестараешься, тебе придется ждать, пока я смогу соединиться с тобой.

Она взяла мой жезл в руку нежно, будто держала птенца, затем лизнула его, как кошка, когда лакает молоко. Ощущение было таким сильным, что мне пришлось опереться на нее, чтобы восстановить равновесие. На какое-то мгновение она остановилась и подняла на меня глаза.

– А теперь, прекраснейшая, приблизься, чтобы я мог ласкать тебя, когда ты ласкаешь меня.

Я поднял ее на ноги и поцеловал, затем потерся о ее обнаженную плоть и поднял на руки. Она вскрикнула от удивления.

Узкое корабельное ложе легко приняло ее тело, и я понял, что дальше буду ласкать ее медленно и нежно.

– Вот так, красавица.

Я слился с ее телом, вошел в такое жаркое и чувственное лоно. Но казалось, что именно этого она и жаждала. Во всяком случае, ее движения стали жадными. Глаза закрылись, а из-за стиснутых зубов вырвался стон.

Она совершенно раскрылась навстречу мне. Я пожалел лишь о том, что так и не успел ей рассказать, чего еще мне хочется. Ее стон был требовательным, он почти приказывал. И я более не мог сдержаться. Несколько резких движений глубоко внутри – и я почувствовал, как семя излилось в жаждущие глубины. Почти сразу после этого Сигрид застонала и упала рядом, шепча мое имя. Мои глаза наполнились слезами, но не от боли, а от сладости и силы ощущений.

Я проснулся один. На ложе стало печально и пусто. Но мною владели противоречивые чувства. Да, юная Сигрид была и хороша и умела. Она не боялась мужчины и дарила всю себя целиком, в ответ требуя того же.

Но мне вспомнились другие объятия, другие руки и другое тело – нежная и робкая моя Лейла в тот миг, когда первый раз я показал ей, что значит пылкая любовь мужчины.

Я не стыдился того, что произошло ночью, но думал о том, что же скажу своей мудрой и прекрасной жене, когда она начнет расспрашивать меня о моем путешествии за белой скалой из холода и ужаса.

Так ничего и не придумав, я решил, что время придет и я еще успею сочинить для нее добрую сказку, чтобы не расстраивать Лейлу.

Весь день я провел в размышлениях. Сигрид то появлялась подле меня, то исчезала наверху. Заставить же себя выбраться наверх под ледяной ветер я так и не смог. Лишь ближе к ночи, когда холод казался почти нестерпимым, я покинул ложе, облачился в шкуру и поднялся к своим спутникам. Те, казалось, не замечали кинжального холода. Но я-то мерз, да еще и как сильно. И потому сбежал в тепло корабля, как только это позволили мне приличия.

И в эту ночь прекрасная Сигрид была со мной. Точно так же как и в прошлую, она дарила мне свое тело и согревала пылкостью душу.

Так прошло еще три дня. Но когда наступило четвертое утро, я понял, что колесо моей судьбы сделало еще один поворот.

Распахнулась дверь. Ледяной холод ворвался в крошечную каюту и пригвоздил меня к ложу. Сигрид рассмеялась. И столько было в ее смехе удовольствия, столько неги и ласки, что я невольно приосанился.

– Вставай, Мореход! Слава Одину, ночью мы обогнули острова кельтские и сейчас уже плывем по великому Морю, что омывает лентой всю Землю. Где-то здесь, как рассказывал мне Фенрир, уже встречали белые скалы ужаса. Но Ульве хочет пойти чуть дальше на полночь – там, за дивным Зеленым островом, что лежит на полпути до Винланда, много раз видели белые скалы-путешественницы.

Я поспешно собрался, не забыв натянуть на себя ту самую теплую шкуру, без которой уже не мыслил выбираться из каюты.

Увиденное потрясло меня. Бесконечное пространство, полное живого холодного огня – сияния утреннего светила, – лежало у наших ног. Казалось, что кнорр скользит по полированному алмазу. И лишь опустив глаза на воду, я понял, что мы движемся, подгоняемые обжигающе-холодным ветром, и движемся очень быстро. В глубине вод виднелись смутные громадные тени. Я решил, что не стóит и спрашивать, что за чудовища живут в этих жестоких водах.

И вдруг… О Аллах милосердный, твои чудеса воистину велики и неисчерпаемы! Прямо перед кораблем из глубины с оглушительным звуком вынырнуло громадное сине-черное тело. Упав в воду, неведомое чудище выдохнуло так, как будто гром грянул у наших ног. Что это было за существо, я так и не узнал, хотя стоящая рядом Сигрид радостно кричала:

– Киты! Великаны морей! Смотри, Синдбад!

Я смотрел на это чудо во все глаза, но гигант исчез в глубинах, как будто не было его никогда.

Сигрид обернулась ко мне:

– Знаешь, а ты удивил меня, южанин Мореход. В тебе столько силы, столько страсти! И ты вовсе не мал ростом…

Мне оставалось только усмехнуться. Эта прекрасная женщина была ведь еще совсем юной девочкой. А мир вокруг себя она рассматривала, как драгоценности в собственном сундучке. И каждому, пусть даже самому маленькому чуду радовалась совсем как ребенок. Путь это чудо и было чудом телесной страсти.

Внезапно запел рог. Все на корабле повернулись и посмотрели вперед. Рядом ахнула Сигрид.

– Вот она, смотри! Вот это белая скала-странница!

И тут я ее увидел. Она была прекрасна. Она была восхитительна. Никакой самый изумительный драгоценный камень не мог сравниться с этой горой. Под холодным солнцем ее острые ребра сверкали всеми цветами радуги, а на белые грани было больно смотреть.

Слезы обожгли мне глаза, и я поспешно отвернулся. Несколько минут передо мной был лишь мрак, но потом зрение вернулось. Как завороженные смотрели спутники Ульве и Сигрид на это диво. А сам Ульве-мудрец усмехался их оторопи.

– Глупцы, чему вы удивляетесь? Ведь это просто огромная льдина! Сила богов оторвала ее от полуночных полей, что закрывают от живых вход в подземное царство, и отправила по Великому морю странствовать вслед за солнцем.

– И что? Пусть льдина! – Сигрид почти обиделась на мудреца. – Но она сияет подобно огромному алмазу, а красотой своей может затмить все, что видели не только мои юные глаза, но и твои постаревшие.

– Смотри, Синдбад. Вот то чудо, за которым ты охотился. Смотри и запоминай.

«Синдбад, вспомни о сосуде, что дал тебе в дорогу халиф. – Как всегда, голос визиря прозвучал прямо в моей голове. Меня это уже не пугало и не злило, но его появлению я все так же не радовался. – Вспомни о могущественном джинне. Только он поможет унести белую скалу!»

Вот и наступило время, чтобы по-настоящему испугать и изумить мою чудесную спутницу. Я был уверен, что подобного удовольствия ей не мог предложить ни один мужчина из живущих в подлунном мире.

– Скажи мне, Сигрид, ты хочешь прокатиться по воздуху?

– Ты шутишь, чужеземец? Или смеешься надо мной? Как же можно кататься по воздуху?!

– Тогда помолчи. У тебя есть немного времени, чтобы решить, хочешь ли ты сегодня удивиться еще сильнее или струсишь как маленькая?

Сигрид от негодования потеряла дар речи. Настал миг моего триумфа! Из складок своего просторного халата, что прятался, каюсь, под темной и толстой шкурой, достал я алебастровый кувшин. Был он не больше тех кувшинов, в которых на богатом багдадском базаре продают красавицам нежные притирания. Печать закрывала горлышко. Старая печать. Из тех, что служили некогда бесконечно мудрому Сулейману ибн Дауду (да будет мир с ними обоими!). Кинжалом я соскреб окаменевший воск и вытащил пробку.

Мне показалось, что кувшин наполнился свинцом, так он стал тяжел. Я уронил его на доски палубы. Дым становился все гуще, и внезапно из него показалась огромная красная рожа (да простит меня Аллах великий за такие слова!).

– Слушаю и повинуюсь.

Голос джинна был оглушающе громок, как будто великан говорит в бочку. Сигрид завизжала, а всегда спокойные северные великаны испуганно попятились.

– Это джинн, которого великий мудрец Сулейман ибн Дауд (мир с ними обоими!) заточил в кувшин. Джинн, дух огня, исполняет только три желания, а потом становится свободным.

– Истинно так, о Синдбад-повелитель. Три желания в твоей власти. Какой дворец я должен разрушить? Какое чудо совершить?

– Не торопись, о дух. Ни разрушать, ни создавать пока не надо. Последним желанием я прикажу тебе кое-что сделать с белой скалой, что высится неподалеку в холодных синих водах. Но сейчас мне бы хотелось сделать моим друзьям маленький подарок.

Я повернулся к Сигрид.

– Ну как, смелая Сигрид, хочешь прокатиться по воздуху?

Девушка смотрела на меня и даже не мигала.

Джинн гулко расхохотался.

– Что ж, повелитель, это гораздо лучше, чем разрушать или строить замки. Садись ко мне на ладонь и возьми девчонку за руку. Так и быть, я покатаю вас…

Ладонь джинна была огромна и горяча, как песок пустыни. Я сел, крепко обнял девушку, которая до сих пор не могла прийти в себя. И мы взлетели!

Ветер бил нам в лицо. Холод севера смешивался с жаром юга. Прямо под нашими ногами безбрежная водяная гладь словно раскрылась – океан простирался от края и до края. И лишь белые скалы-странницы, которые показались вдали за первой, были нашими спутницами в этом головокружительном хороводе. Внезапно Сигрид пришла в себя. Она вцепилась мне в ладонь так сильно, что я почувствовал каждую косточку своей руки.

– Так это правда? Мы и в самом деле летим?

– Правда, красавица. Как и то, что я, джинн огня из кувшина Сулеймана ибн Дауда, вскоре стану свободным.

– Ну что ж, неси нас обратно на корабль. Боюсь, что прекрасной деве теперь впечатлений хватит надолго.

Я храбрился, но чувствовал себя словно малыш, которого в первый раз взяли на базар. Мне тоже внове было катание на ладони великана, которого некогда заточил повелитель всех магов. Боюсь, что мне тоже еще долго будет сниться чудовищная карусель, которую закрутил вокруг нас огненный джинн.

Лишь ощутив под ногами палубу, Сигрид пришла в себя.

– Это правда? Мы летали?

– Да, прекрасная путешественница, это правда. Чего ты еще желаешь?

Но девушка смотрела на меня со странным выражением лица. Я удивился, что ее глаза наполнились слезами.

– Я хочу одного: немедленно исчезай! Забирай эту скалу-странницу и исчезай! Мои силы на исходе!

Я недоуменно смотрел на нее, а девушка мышкой шмыгнула вниз, спрятавшись от меня и от мира.

– Не удивляйся, Синдбад. Для нашей красавицы слишком много чудес. А она привыкла к тому, что всем миром управляет только она. И только по ее желанию мир обращается к ней новыми сторонами. – Да, Ульве не зря носил свое прозвище. Это были слова очень мудрого и очень спокойного человека.

Вот так я напугал прекрасную дочь властителя северной страны. Сил с ней прощаться у меня не нашлось. Я чувствовал, что еще одного, даже самого крохотного чуда, она не выдержит. А еще нескольких минут рядом с ней не выдержу я. Не выдержу расставания и… останусь. Презрев долг перед женой, предав слово, что дал своему властителю. Предав собственную славу путешественника, который всегда возвращается победителем.

Я обернулся к джинну.

– Перед тем как ты отнесешь меня и эту белую скалу из ужаса и холода во дворец халифа, сделай вот что…

Если можно шептать на ухо исполину, то я так и сделал. Раскатистый хохот залил все вокруг. Радужной лентой метнулся джинн от корабля и обратно.

– Исполнено, повелитель. Теперь в Багдад?

– Да, дух огня. Теперь неси меня и белую скалу во дворец повелителя. Да постарайся поосторожнее – мы же не хотим разрушить ни город, ни сад, что раскинулся пред светлы очи властителя правоверных.

– Слушаю и повинуюсь, Синдбад!

Я стоял на ладони левой руки джинна, а правая подняла из воды чудовищную скалу. С громкими криками от нее стали удаляться птицы, что сидели на ее краю. По стенам заструилась вода. Скала была огромна! Лишь малая ее часть высилась из воды… Подсвеченная лучами солнца, скала стала полупрозрачной, как алебастровые сосуды, что стоят дороже золота и пришли к нам из тьмы веков.

И вот мы поплыли над водами и над сушей, над черными горами и над зелеными долинами. Боюсь, что моя душа, устав изумляться, не могла теперь испугаться чего бы то ни было в этом мире, да хранит его Аллах великий.

– Ты принес ей то, что я просил?

– Конечно, повелитель. Самые роскошные шелка, самые лучшие притирания, самые прекрасные украшения… Со всего мира. Да, и книги! Те книги, что ты назвал мне.

– Благодарю тебя, дух огня!

– А я благодарю тебя, Синдбад! Смотри, вот под нами Багдад!

Я опустил глаза. Увидел минареты, блеснуло зеркало пруда у дворца халифа. Скоро я увижусь с той, что стала мне дороже всех женщин мира, как бы прекрасны и манящи они ни были. Но все же я с удовольствием думал о Сигрид. Вернее, о том подарке, который оставил ей на память о себе. Не шелка, я знаю, не притирания и не драгоценности (хотя это радует любую женщину) станут напоминать ей об охоте за скалой-странницей и о той безумной ночи, когда она почувствовала жар юга, а я страсть севера. Книги… Книги всех стран… Свитки мудрости Востока и рукописные в тяжелой коже хранилища знаний Запада, написанные на каменных дощечках и на коре дерева, завязанные узелками и выбитые на листах меди… Знаю, когда-нибудь она прочтет их все. И поймет, что большего, чем пойманные знания, я не мог ей дать. И быть может, простит меня…

Я почувствовал под ногами траву дворцового сада.

– Прощай, Синдбад-Мореход! Спасибо за свободу! И будь осторожен.

Дух огня исчез. А мне навстречу семенил Абу Алам, довольно улыбаясь.

– Приветствую тебя, Мореход! Халиф, да хранит его свод небесный, прислал меня встретить тебя и поблагодарить за диковину, что стала украшением сокровищницы знаний нашего повелителя!

Я молча поклонился. Сказать мне было нечего. Визирь уверился, что я с честью выполнил повеление халифа. Я же торопился под свой кров. В то единственное место, где ждали не диковину и не чудесную сказку, а меня.

Я миновал знакомые улицы, казалось, в одно мгновенье. Вбежал в знакомый двор. У двери улыбалась прекрасная Лейла. Как всегда, она знала, что я появлюсь сегодня.

Почему-то мне вдруг стало тяжело и неудобно двигаться. Я недоуменно посмотрел на свои руки… Тяжелая толстая шкура полуночного зверя, что зовется медведем, сковывала, обжигая неистовым жаром…

Я сбросил ее и смог обнять жену. Теперь я был дома. И закончил свое третье путешествие!..

* * *

Синдбад-Мореход умолк. Затихли и струны уда, что во время рассказа перебирала рабыня у стены. В изумлении сидели гости. А Синдбад-ученик все скрипел пером, выводя последние завитки последних букв поучительного рассказа.

Вскоре остановился и он.

– Вот самое удивительное, что я пережил в этом странствии. А завтра, если захочет Аллах великий, вы придете ко мне, и я расскажу о четвертом путешествии: оно было еще удивительнее…

Так сказал Синдбад-Мореход уходящим гостям. После он дал сто мискалей золотом Синдбаду-ученику.

– Завтра я жду тебя, ученик. Да не забудь новый пергамент. Тебя ждет новая история.

Село солнце, закрылись двери гостеприимного дома Синдбада. В комнате за шелковыми занавесями зажегся огонек. И Синдбад-Мореход обрел на время желанный покой.