– Да воссияет над этим городом и этим миром благодать Аллаха великого! – Сегодня голос Масуда звучал куда тверже. О, он, конечно, помнил, что под этим благословенным кровом чтят иных богов, однако не считал нужным ломать себя.
– Здравствуй и ты, молодой наш сказитель! Пусть хранят тебя все боги мира!
Голос магараджи не изменился, он был по-прежнему низок и тверд. Не изменился и сам магараджа, вновь напомнив Масуду-сказителю нестарого еще наемника, которому повезло уцелеть в многочисленных схватках.
«Но почему, Аллах великий, почему он столь разительно переменился? Куда девалось его чрево? Отчего столик перед ним украшен лишь высоким кувшином? Где обильные яства? И почему молчит советник? Аллах всесильный, он даже не думает, ибо его безмолвного голоса я не слышу тоже…»
Увы, ответов на эти вопросы Масуду никто не дал. И он понял, что загадка сия, должно быть, разрешится позже. Либо так и останется загадкой, пусть лишь на какое-то время, не навсегда.
– Если позволит мне сиятельный повелитель, я начну свой рассказ.
– Мы с нетерпением ждем этого.
Магараджа кивнул и откинулся на спинку трона. Советник опустился на подушки, что покрывали нижние ступени помоста. Масуд же решил, что сегодня уместнее будет вспомнить манеру Нага-повелителя, и стал медленно прохаживаться по залу, мыслями, однако, вернувшись к удивительному предместью, где впервые открылся ему Кутб-Минар. Отсюда и начал сказитель свое повествование.
– Воистину, нет города, который бы не походил на другие города. Как нет и двух похожих городов… Ибо каждому из них сопутствуют лишь его легенды и лишь его, прошу прощения у достойнейшего повелителя, призраки и враги. Но ни одна земля мира так не богата загадками, как благословенные страны, что выходят к теплому и коварному Полуденному океану. Они согреты теплом, омыты дождями. Они наказуемы жарой и казнимы селями. Однако нигде более не встретишь столько чудес и тайн. Но сегодняшний мой рассказ будет о загадке, сотворенной не насмешницей-природой, а руками человека. Загадке, которая останется таковой на долгие сотни лет вперед.
«Должно быть, мальчику открыт дар предвидения. Это хорошо. Однако не будем торопиться». – Странная мысль советника, которую услышал Масуд, лишь на миг обеспокоила его. Ибо не следует жертвовать занимательностью рассказа ради загадок, которые тебе еще никто не загадал.
– Я вошел в этот город с полуночи. Хижины сменялись каменными постройками, ближе к центру города появились и богатые дома знати. Остался по левую руку огромный базар, шумный, несмотря на послеполуденный зной. Высокий дворец магараджи лишь мелькнул вдали за деревьями. Потом дома знатных горожан вновь пропали; вскоре стало ясно, что передо мною самые бедные городские кварталы. Хижин становилось все больше, и они становились все беднее.
Но вот поверх деревьев и крыш я увидел Кутб-Минар, минарет стройный и поражающий своими утонченными пропорциями. Я решил взобраться на вершину этого удивительного строения – самого высокого минарета в полуденном мире. Правда, было это не очень приятно, особенно в жаркий день, – подняться на высоту в две сотни локтей, карабкаясь по узкой и крутой винтовой лестнице. Витки ее становились все уже и уже, голова шла кругом, и казалось, что привиделся ночной кошмар, где попадаешь в бесконечную трубу, из которой нет выхода. И вот, когда уже свыкаешься с печальной мыслью, что до конца тебе не добраться, когда понимаешь, что без помощи джиннов ее построить было невозможно (пока рабочие взбирались на вершину минарета, кончался день и пора было спускаться обратно), – неожиданно оказываешься на верхней площадке.
Ветер норовил столкнуть меня вниз, туда, где в рыжей дымке едва виднелась земля. Однако стоило присмотреться повнимательнее – и становилось ясно, что это не просто земля, а земля с древней и порядком позабытой историей. Ибо внизу, под моими ногами, виднелись кучки белых и рыжих домиков, пятна деревьев, и до самого горизонта были развалины умерших городов и крепостей.
Магараджа, обретший новый лик, усердно кивал. Да Масуд и не пытался ничего приукрасить: глупо плести словесные кружева там, где не хватает и простых человеческих слов, чтобы толком описать увиденное.
– И в этот миг я разглядел внизу, недалеко от подножия минарета, во дворе древнего храма, странный черный столбик, похожий на фитиль сгорающей свечи, – то была стальная колонна Чандрагупты, чудо, о котором не упоминает в харчевнях только ленивый.
Колонна отлита предками тех, кто вознес к небу Кутб-Минар, выстроил Тадж-Махал, и современниками тех, кто расписал пещеры Аджанты и высек в скалах храмы Элуры. Правда, порой легче воздвигнуть громадный храм, чем постичь ускользающие тайны металлов, научиться подчинять своей власти огонь и железо. Уж очень мала эта колонна, когда глядишь на нее с высоты. Лучше спуститься вниз, познакомиться с ней поближе, дотронуться до нее.
– Прости, юный сказитель, – раздался голос советника. – Ты сказал Тадж-Махал? Ты был там?
О, соблазн солгать был велик, но Масуд решил, что горькая правда всегда лучше сладкой лжи, и покачал отрицательно головой.
– Увы, почтеннейший. Там я не был, ибо путь мой был схож с Великой Тропой Шелка, а купцы не очень любят, когда караван идет через шумный многолюдный город.
– О да, сказитель, я понимаю. Прошу же, продолжай.
Масуд склонился в небрежном поклоне и продолжил рассказ:
– Я поступил именно так, как собирался: спустился вниз, дабы вблизи разглядеть сие рукотворное чудо. Темная поверхность колонны на высоте человеческой груди ярко блестит: паломники отполировали ее ладонями до почти зеркального блеска. Колонна проста: чуть сужаясь кверху, она поднимается к непритязательной капители. Колонна испещрена двумя строчками аккуратных надписей. Кто оставил память о себе на железе? Кто вырезал эти тонкие буквы?
Должно быть, я проговорил эти вопросы вслух, ибо услышал ответ от очередного словоохотливого проводника, который назвался Хасаном.
– Четыре сотни лет назад в этих местах правил мудрый царь Ананг Пал, – важно ответил мне Хасан.
Хасан, как все здешние проводники, был одет презабавно: непроницаемо-черный кафтан и ослепительно-белые короткие дхоти. Мы познакомились на вершине Кутб-Минара; ему хотелось быть гостеприимным, но еще больше хотелось показать, сколь много знаний хранит его голова, увенчанная белой же чалмой.
– Ананг Пал, – повторил Хасан внушительно, дабы у меня пропали всякие сомнения. – При нем расцветали науки и искусства. Легенды гласят, что ему были подвластны даже звери и птицы. Однако я полагаю, что это преувеличение.
– Я тоже так думаю, – ответил я.
– Ананг Пал приказал отлить колонну из чистого железа и поставить ее на голову закопанной в землю громадной змеи. Должно быть, змея была каменной.
– Ее нашли?
– О нет, это же тоже легенда. Повинуясь приказу, колонну отлили и поставили. Но через много лет одного из потомков царя охватило сомнение, и он приказал сдвинуть колонну, дабы посмотреть, была ли в самом деле та огромная змея. Он был наказан за неверие: династия пала.
– Значит, колонна стояла здесь всегда?
– Сие неведомо никому. Но вот надпись, видишь, иноземец? Я могу ее прочесть: тут написано имя «Ананг Пал» и годы, когда властвовал этот правитель.
– А вторая надпись? – Я не отрицал зерна истины, заключенного в легендах. Однако мне хотелось узнать все, что известно об этом рукотворном чуде.
Но Хасан молча пожал плечами. И мне, о властитель, пришлось идти за ответом на этот и многие другие вопросы к тем, кто знает больше, чем щегольски одетый пустоголовый проводник. Мудрые старожилы направили меня к седому древнему старцу, смотрителю библиотеки раджи. И уж он-то, не делая сурового лица, будто выдает страшные тайны, поведал мне все, что знал о железной колонне сам.
Надпись, та самая, о которой я спрашивал, сделана знаками, которыми пользовались в древнем царстве Гуптов более чем за тысячу лет до дня сегодняшнего. Это эпитафия царю Чандрагупте. Колонна же, как уверил меня старик-смотритель, воздвигнута в память этого царя на горе под названием Стопа Вишну и посвящена богу Вишну. Особенности алфавита, начертания букв говорят, что колонна первоначально стояла не здесь, в самом сердце страны, а в Аллахабаде, на восходе.
Далее мудрый старец поведал мне, что Стопой Вишну гора названа была за то, что почти на ее вершине самой природой сделано было огромное углубление, очертаниями напоминающее отпечаток босой ноги. Здесь и водрузили храм, посвященный богу Вишну. Во дворе храма и стояла тогда эта удивительная колонна. В те невыразимо далекие годы она была сверху украшена изображением священной птицы Гаруды – ездовой птицы Вишну.
Сам же храм снаружи был украшен целым лесом похожих колонн, однако не железных, а высеченных из камня.
Но легенды вовсе не врали, ибо царь Ананг Пал действительно существовал. Именно он перевез колонну сюда, в самое сердце страны, однако не имел никакого касательства к ее изготовлению.
Ибо прекрасная страна, что лежала сейчас вокруг меня, уже тысячу лет назад была страной мудрецов и ученых, поэтов и сказителей, мастеров и искусных ремесленников, которым ведомы были почти все тайны превращений металлов. Они умели золотить и серебрить украшения, делать сплавы благородных металлов. Кроме золота и серебра они знали железо, медь, свинец, олово и металл, который мудрый смотритель называл «вайкринта». Он, старик, не открыл мне, что это значит, а потому и я не смогу ответить на этот вопрос.
Одним словом, чудеса превращений металлов и сплавов были для жителей этой страны вовсе не чудесами. Уже в древнейших Ведах, многотомном и многомудром философском трактате, упоминалась бронза. Железо же, как утверждал старик-смотритель, древние мастера знали и пятнадцать веков назад. Из металлов делали оружие, утварь, украшения. Ртуть тоже применяли, в основном в медицине. К металлам мудрые мастера относили и асфальт, который усердно использовали в зодчестве. Они считали, что асфальт – смесь четырех металлов, выделяющая под действием солнца «маслянистую нечистоту».
В описаниях похода Искендера Великого говорится о том, что правители одного из пенджабских княжеств преподнесли ему сто талантов стали – поистине драгоценный подарок тем, кто использовал для оружия лишь мягкую бронзу.
Масуд-сказитель умолк. Он устал уже и от повествования, и от своего, пусть неспешного, но неутомимого хождения по залу. Однако окончание рассказа было еще впереди. И следовало, пусть совсем немного, но передохнуть перед тем, как продолжать.
Молчал магараджа, молчал советник. Кто знает, о чем они сейчас думали, да и думали ли вообще. Не знал этого и Масуд, да и недосуг ему было сосредоточиваться на этом. Он, рассказчик, вернулся в прошлое столь усердно, что не услышал бы сейчас и зова трубы у самого своего уха.
– Если уж столь огромный подарок мастера страны могли поднести надменному завоевателю, то, должно быть, умения свои они обрели много раньше. Я осмелился задать этот вопрос мудрому смотрителю. Тот не стал скрывать очевидного и поведал, что о выплавке железа говорилось еще в Брáхманах – священных книгах, кои написаны долгих двадцать семь веков назад. Тут мне и стало ясно, что изготовление колонны, прекрасной и таинственной, было для мастеров делом столь же обычным, как выковать плуг или наконечник копья.
– Однако говорили, что ржа не касается колонны, о чуде которой ведомо и нам, – с укором проговорил советник. – Говорят, и посейчас таинственная эта колонна высится точь-в-точь такой же, какой была в тот миг, когда отлили ее древние мастера.
– О да, мне тоже довелось слышать это. Однако уважаемые мастера, к которым я пришел с этим вопросом, лишь рассмеялись в ответ. Колонна вовсе не отлита и не из чистого железа. Она скорее выкована, ибо комки стали, из какой можно выплавить молоток, но не следует плавить плуг, весом до таланта сваривали одновременно с ковкой: на колонне сохранились следы ударов молота и линии соединения этих комков.
А что до ржавчины, которая не касается колонны… Те же мастера рассказали, что лишь благодаря удивительно сухому воздуху с необыкновенно малым числом влаги в нем колонна стоит как новенькая. Воздух и прикосновения бесчисленных ладоней, зачастую жирных, – вот секрет стойкости сего чуда; и в самом деле, здесь куда меньше волшебства, ибо сотворено оно людьми без всякого умысла и самой матушкой-природой.
Должно быть, доходила до вас и легенда о том, что колонна эта увенчана капителью, какой больше нет нигде в мире. А вот она-то, как в один голос говорили мне все, кого я спрашивал об этом, – настоящая сказка. Ибо колонна Чандрагупты увенчана капителью, в которой без труда угадываются персидские каноны, каноны прошлого стран под рукой Аллаха всесильного и всевидящего. Это лотосовая капитель, что заставляет вспомнить о колонном зале Персеполя. Того самого, сожженного красавицей и восстановленного, а затем вновь сожженного безумцем, имя которого переживет века.
Масуд умолк. Черная на фоне синего неба колонна еще стояла перед его мысленным взором. Молчал магараджа, молчал, даже мысленно, советник. Тишину нарушил странный звук: словно прямо у стен дворца внезапно возник водопад.
Это привело Масуда в себя и заставило его с удивлением взглянуть на окно. Конечно, не водопад – просто стена дождя, принесшего прохладу, обрушилась на Нарандат, мгновенно смыв все цвета и окрасив мир в бесчисленное множество оттенков серого.
– Воистину поучительнейшая история.
– Воистину так, – поддакнул советник.
Масуд обратил взгляд на повелителя… И вновь не поверил своим глазам. Ибо тот, кто вчера был тучен и ленив, сегодня поутру – нестар и силен, сейчас вновь переменился. Теперь уже не седой ветеран, пусть и полный сил, а мужчина средних лет, еще более похожий на воина. Советник по правую руку от магараджи тоже стал иным: словно оруженосец при отважном рыцаре, в любую минуту готовый отправиться в самое горнило битвы.
Должно быть, Масуду не удалось совладать со своим лицом. «А мальчишка-то неглуп и перемену сумел заметить… Потерпи еще немного, пришелец. Истина откроется тебе в должный день и час».
Мысль советника была так отчетлива, что Масуд с трудом удержался от вопросов.
– Вот таким я увидел прекрасное творение человеческих рук. И об этом рассказал тебе, о властитель, дабы ты вместе со мной порадовался тому, сколь умел человек, и поразился тому, сколь может быть легковерна толпа.
– Увы, сие нам давно известно, сказитель. И мы, следует заметить, также не перестаем этому удивляться.
Масуд молча поклонился.
– Ты порадовал нас своим рассказом, юный мудрец. Как порадовал и тем, что не приукрасил ничего, не придумал цветистых подробностей, которые лишь убивают истину.
– Я был там, – Масуд пожал плечами точно так же, как неоднократно делал это вчера. – Мне не нужно ничего придумывать, ведь мир, настоящий мир вокруг нас, захватывающе интересен.
– Воистину, это так! Повелеваем тебе, юноша, завтра за час до заката вновь войти в этот зал и поведать нам историю, которая была бы столь же честна и столь же необыкновенна.
– Повинуюсь, о властитель! – Масуд поклонился и поспешил покинуть зал.
Ибо он вдруг понял, что ни разу не слышал мыслей самого магараджи, лишь наблюдал его необъяснимые превращения.
«Быть может, то лишь мираж, призрак… – подумал Масуд. – А тот, кто выдает себя за советника, может, и есть магараджа?»