Дни следовали за днями, слагаясь сначала в недели, потом и в месяцы. Острота первых дней на новом месте чуть утихла. Масуд почувствовал, что уже может меньше времени уделять стенам и потолкам, саду и конюшне, заднему двору, бассейну с фонтаном и дорожкам. Наконец у него появилось время, чтобы вернуться к своему непростому ремеслу. И, что гораздо важнее, у него появилось желание это сделать.

Сам Масуд относился к своим купеческим способностям как к искусству, ибо именно так можно назвать умение балансировать на тонкой грани между выигрышем и потерей. Не чудом ли является воистину волчье чутье на спрос?

Итак, уверившись, что дела в поместье идут своим чередом и не требуют его пристального внимания, Масуд отправился в город, дабы найти место для своих лавок, уговориться с местными купцами, выяснить, чего желают красавицы и что более охотно покупают их мужья.

Конечно, он мог всего этого не делать, ибо даров названного брата хватило бы на дюжину безбедных жизней или на жизнь почти царскую для него, его прекрасной жены и всех их слуг вместе с чадами и домочадцами. Однако подобное ленивое существование претило деятельной натуре Масуда – ему становилось тесно даже в самых роскошных покоях, полных обожания и неги.

Итак, коляска с Масудом, пыля по дороге, покинула поместье. Наджа с трудом водрузил на место тяжелую воротину и вернулся в сад.

Джая, пусть и привыкшая к влажной жаре своей родины, томилась от зноя, ибо как бы ни было жарко в княжестве Нарандат, страну Ал-Лат, пусть и выходящую к океану, можно было смело назвать страной по-настоящему полуденной и по-настоящему знойной. А потому посреди сада едва ли не в первую очередь появился фонтан с бассейном – лишь здесь, у воды, в прохладной тени платанов можно было спрятаться от дневного пекла.

– Ох, зря хозяин отправился в город… Зря…

– Отчего ты говоришь так, Наджа?

– Оттого, добрая моя хозяйка, что, кроме разочарования, сегодняшний день, да и последующие дни, ничего уважаемому Масуду не принесут.

Джая пристально посмотрела на управителя.

– Ты что-то знаешь, достойный? Отчего же ты не поделился своим знанием с хозяином?

Наджа пожал плечами.

– Я-то поделился… Но хозяин горяч и нетерпелив. Он сказал мне, что должен все разнюхать сам. И если я все же окажусь прав, уже тогда принимать решение.

– Но что, что ты знаешь? О чем ты рассказал моему нетерпеливому супругу?

Наджа тяжело вздохнул.

– Ох, госпожа… Не дело рассказывать все это женщине. Однако если хозяин не слышит моих слов, быть может, он услышит твои.

– Не томи, уважаемый. Ты расскажи это не мне, женщине, а например, кувшину с персиковой водой… Или фонтану. Я же буду тайком подслушивать вашу беседу.

Наджа улыбнулся. Старый шрам через щеку на миг превратил его лицо в подлинную маску смерти. Однако Джая уже настолько привыкла к его облику, что даже не заметила этого.

– Да будет так. Знай же, прохладный фонтан, что слухи о скором появлении в наших краях нового торговца беспокоили базар уже давно. Оно бы и ничего, однако торговое братство почему-то воспротивилось возвращению в наши края семейства ибн Салахов. Упорно ходили разговоры, что самый старший из них еще три сотни лет назад знался с черными колдунами – иначе отчего так быстро дела его пошли в гору? Поговаривали, что сын его получил в наследство вместе с темными умениями и кольцо, дающее власть над джиннами, ибо новые товары в лавках ибн Салахов появлялись куда быстрее, чем в лавках других торговцев, до того уважаемых и признанных самыми успешными и оборотистыми.

Джая покачала головой.

– Вот так, уважаемый фонтан, – заметила она, – из лени и надменности и рождается противодействие. Разве джиннам под силу выдержать ежедневный, почти каторжный труд настоящего торговца? Ибо он, не медля ни секунды, наблюдая и сравнивая, должен быть готов к тому, чтобы сегодняшние притирания сменить модными завтра, а не ждать, пока весь базар будет ломиться от них. Он должен знать, что мода – настоящая хозяйка души любой женщины, она переменчива, как погода в море. Что именно она, а не толщина кошелька, командует вкусами женщин в этом мире. А уж они, эти слабые робкие создания, могут выпросить или вытребовать все, что пожелают, у любого из мужей, сколь бы суровым и мудрым он себя ни считал…

– Воистину, – кивнул Наджа, – о фонтан, это чистая правда. Однако надо же как-то прикрывать собственную леность и нерасторопность. Так не лучше ли назвать виноватым того, чей пример столь сильно глаза колет.

Фонтан едва слышно журчал, соглашаясь с обоими своими собеседниками.

– Одним словом, о мудрая влага, местный торговый люд менее всего желал появления нового купца. И еще меньше он желал появления купца, знающегося с черными силами. Вот поэтому я и сказал тебе, о сокровище прохлады, что хозяин зря отправился в город. Никто, конечно, не скажет ему «нет», все будут гостеприимно приторны, будут кивать своими линялыми чалмами и повторять: «Приходите завтра!» – эту великую фразу, которая переживет века и покорит все страны, сколь бы укреплены ни были их границы. Однако ни в присутствии наместника, ни среди базара, ни даже у городской стены не найдет наш достойный хозяин ни грана сочувствия. Могу держать пари, что вечером официальный сюртук, усталый и пропитавшийся пылью и потом, который уважаемый Масуд надел поутру, будет заброшен в подвал навсегда…

– Увы, мудрый фонтан, – задумчиво проговорила Джая, – так бывает… И сколь бы ни были различны языки и верования, сколь были бы непохожи купцы и лавочники разных стран, зачастую ведут они себя так, будто их родила одна суровая мать и воспитывал один, глупый до одури наставник.

– Да, тихая влага, это воистину так… – согласно кивнул Наджа.

Первой этой игры не выдержала Джая – она прыснула от смеха и отложила рукоделие. Управитель усмехнулся в усы и не без одобрения посмотрел на хозяйку. Эта черноглазая иноземка показалась ему сейчас во сто раз милей любой местной девушки, ибо выяснилось, что она не только хороша собой и желанна хозяину, но к тому же и отнюдь не глупа. Быть может, она даже много умнее любого из местных, надутых, словно породистые индюки, купцов.

– Однако надо же что-то делать, неспешная влага, – задумчиво произнесла Джая. – Надо что-то делать… Но так, чтобы Масуд, о боги! никогда не узнал ни о том, что мы ему помогли, если удастся помочь, ни о том, что помочь не смогли, ибо преодолеть глупость оказалось выше наших сил.

– Это так, мудрая хозяйка. Мы с фонтаном согласны с тобой и готовы помочь всем, что будет в наших силах.

Джая улыбнулась. Любому приятна похвала, вне зависимости от того, насколько она заслуженна. Девушка задумалась, но всего на миг, ибо решение, очень простое и очень женское, нашлось весьма легко.

– О, заботливый управитель, твои силы понадобятся мне все без остатка – без тебя я просто не справлюсь. А теперь собирайся-ка и ты на базар… Должно быть, ты знаешь самые людные лавки, в которых хозяйничают самые наглые и ленивые торговцы. Возьми с собой Раут, или Аиду, или их обеих. Покупай мало, перебирай даже самыми хорошими, на твой взгляд, товарами. И почаще рассуждай вот о чем…

Приказ хозяйки звучал недвусмысленно, а поручение было и мудрым, и легким. И, к тому же, весьма коварным, воистину, подлинным источником его могло быть лишь женское коварство. А потому уже совсем скоро за коляской закрылись главные ворота – Наджа и Раут отправились за покупками, движимые не только стремлением угодить хозяйке, но и вполне здоровым желанием наказать ленивых и глупых купцов.

Базар в этот час еще шумел – до полудня было далеко. И пусть зной уже хозяйничал вовсю, однако толпа меньше не становилась. Раут, надевшая самый роскошный хиджаб и десяток украшений госпожи, выглядела куда богаче, чем жены богатеев города. А молчаливый нубиец, сопровождавший ее и Наджу, придавал веса разряженной процессии. (Главный конюх, а именно он был единственным нубийцем среди всех слуг Джаи, не знал, какое поручение отправился выполнять Наджа, но по хитрому блеску глаз управителя легко догадался, что поручение будет не из простых.)

Показались лавки с притираниями.

– Раут, ты помнишь?..

– Конечно, почтенный. Пусть всего раз, но побыть переборчивой богачкой, пусть и глупой, но наглой и напыщенной… Как такое забыть?

– Воистину.

– Наджа, – громко проговорила Раут, – отчего коляска остановилась здесь? Разве тут можно найти что-то достойное нашей госпожи?

– Но, уважаемая, это же самая лучшая лавка! Говорят, что даже в Багдаде, сердце мира для любого правоверного, не найти столь волшебного зелья, как в этих гостеприимных стенах.

Раут, пожав плечами, вошла в лавку. Горожанки бесцеремонно разглядывали ее, не узнавая. Ибо девушка более чем волшебно переменилась всего за несколько месяцев, а память человеческая так коротка…

– Раут, ты ли это?!

– Я, добрая Саида, я.

– Но как же ты наряжена… Отчего, зачем?

– Это все мне подарила щедрая моя госпожа. Она дочь княжеского рода, и ее глаза должны видеть вокруг только прекрасные вещи. Однако прости, моя хозяйка нагрузила меня столь многими поручениями, что, боюсь, и до завтрашнего вечера мне не управиться. Да хранит тебя, прекраснейшая, своей непреходящей милостью Аллах всесильный и всевидящий!

Бесцеремонно и весьма чувствительно оттолкнув толстуху Саиду (чего остолбеневшая Саида даже не заметила), Раут подошла к прилавку. Брезгливо сморщив носик, она осмотрела сначала то, что хозяин выставил на самом виду.

– Нет, здесь нам не найти нужных притираний. Да и ароматические масла как-то… бедноваты. Вот если бы были открыты лавки почтенного Масуда…

Наджа согласно закивал:

– О да, он говорил мне, что ждет караван из далекого княжества, коим управляет родня нашей хозяйки.

– Там, думаю, найдутся и масла подешевле, и притирания не чета этим… Говорят, что на далеком полудне в них добавляют травы, что даруют молодость и поистине царственную бледность… А масла держат в сосудах из цельного жемчуга, что охраняет волшебные их свойства не только от времени или воздуха, но даже от коварного колдовства. Не белилами же пользоваться, словно девки из веселых кварталов…

И Раут выплыла из лавки, на ходу продолжая рассуждать о сурьме для бровей, самой дешевой и черной, и ругая белила для щек, что лишь уродуют подлинную красу женщины.

Следом за ней потянулись и посетительницы лавки. Хозяин, позеленев от злости, пытался вставить хоть словечко, но наткнулся на суровый взгляд нубийца и замолчал.

После лавки с притираниями Наджа распахнул двери лавки с пряностями. Удушливый аромат – смесь всех запахов мира – едва не сбил его с ног. Однако Раут, как ни в чем не бывало, принялась тыкать пальцем в мешочки и командовать, чтобы ей взвесили два грана того да три грана сего. Когда же добрые две дюжины полосатых мешочков украсили ее корзину, она проговорила:

– Да, бедновато все же. Как видно, придется ждать караван с товарами для купца Масуда. Вот там-то мы уж точно найдем все, что может понадобиться настоящей хозяйке, да и притом дешевле…

Робкий голос кухарки самого наместника прозвучал в почти полной тишине:

– Но где же найти лавку этого самого купца Масуда, почтеннейшая?

Раут лишь презрительно пожала плечами.

– Спроси у своего хозяина, уважаемая. Не может быть, чтобы он не знал о появлении на базаре новых торговцев и новых товаров. – И, не меняя тона, но уже обернувшись к Надже: – Но, быть может, все же оставим это здесь? Пряности староваты, запаха почти никакого… Да и цена…

– Увы, хотя цена непомерно велика, но есть-то что-то надо. Пусть эти приправы пока побудут у нас. Как только приказчик сообщит о приходе каравана, я отправлю эти серые порошки в бедные кварталы. Оставим себе анис и… пожалуй, вот эти перцы… и куркуму, как бы стара она ни была, уж очень хозяйка наша до нее охоча.

– Да будет так. Надеюсь, караван вскоре появится.

И вновь протестующий крик хозяина лавки утонул в суровом взгляде нубийца. Ушла переливающаяся всеми цветами радуги надменная Раут. Следом за ней, вернув почти все купленное, потянулись и другие посетительницы. Лавка опустела.

Затем последовали лавки с тканями, где не нашлось ни клочка по-настоящему красивого шелка, ни лоскутка меха правильной выделки, ни локтя подлинно строгого и модного шитья… Потом придирчивая Раут рассматривала ковры, потом посуду…

И везде говорила одно и то же: придется ждать караван для купца Масуда, ибо только в его лавках и можно будет найти по-настоящему модные ткани, действительно красивые ковры, ароматные специи, действенные притирания и стойкие духи.

Вот так Раут и гуляла по базару до самого полудня. А потом с надменным видом уселась в коляску и в сопровождении Наджи и сурового нубийца отправилась в «проклятое поместье» (увы, слухи уже успели окрестить так заброшенное некогда и ныне возрождающееся поместье ибн Салахов).

Вслед за ней еще шел шепоток глупых кумушек, но самые умные из них уже спешили к своим мужьям и отцам, чтобы узнать, кто такой купец Масуд, где расположены его лавки и когда, по их сведениям, ожидается прибытие каравана.

Раут, уже успев переодеться, шепотом рассказывала хозяйке обо всем увиденном, когда вновь Наджа распахнул ворота. Это вернулся Масуд.

Как ни старался он спрятать свои чувства, Джая легко разглядела на лице мужа досаду и злость. Увы, должно быть, мужу сегодня пришлось не раз услышать бессмертную фразу: «Приходи завтра, уважаемый!»

О да, эти слова витали в воздухе любого присутствия, куда ступал Масуд. Однако ему хватало всего нескольких мгновений беседы с очередным чиновником, чтобы прочитать отказ в его разуме. Вот так бесцельно потратив полдня, вернулся Масуд домой… Увы, как не получилось у него самостоятельно восстанавливать свое поместье из руин, так не получалось и поднять из безвестности имя купеческого рода.

Джая же, как ни в чем не бывало, щебетала о заботах, которые легли на ее плечи, о погоде, о саде и мошенниках, которые пытались обжулить Наджу. Масуд, ушедший в свои мысли, лишь кивал жене, быть может, не слыша ее вовсе.

Ослепительный день превратился в розовый вечер, жара спадала. Мерно жужжали мухи, плыли по небу легкие облачка, истома поглотила сад.

И в этот миг изумленный Наджа поклонился Масуду:

– Достойный хозяин, там… у ворот коляска… Сам наместник просит принять его.

Удивленный не меньше управителя, Масуд вскочил на ноги.

– Не медли, Наджа. Отведи его в мой кабинет. И вели подать туда все самое… утонченное, что только можешь. И тотчас же, не теряй ни секунды!

– Прости, любимый, что отвлекаю тебя, – проговорила Джая. – Позволь дать тебе совет.

– Совет? Какой совет? – Масуд обернулся от двери.

– Не суетись так… Ты же все-таки брат магараджи. Наместнику и не снились привилегии, которыми ты обладаешь уже от одного этого родства. Не торопись. Пусть он сам принесет свое тучное чрево и сам умостится на подушках. Пусть рассмотрит твой кабинет… Это вразумит его.

– Но надо же узнать, зачем он пожаловал… Да и не дело это – заставлять ждать такую важную персону.

– Любимый, сомнительна мне важность его персоны.

Однако Масуд был уже у входа в дом. Джая по-прежнему улыбалась, ибо ей все же удалось выиграть несколько важных секунд. И уже этим показать надменному чиновнику, кто такой Масуд.

О, Джая дорого бы дала, чтобы послушать разговор ее мужа с наместником. Хотя она, пусть и смутно, но все же представляла, о чем пойдет речь. И не удивлялась этому. Одно ее изумило: как скоро хозяин города оказался у их порога – она ожидала вестей с базара лишь через два-три дня.

Мерно текло время, безмятежно вышивала Джая. И лишь когда солнце спряталось за кроны деревьев, Масуд вернулся в сад. Выражение его лица рассказало Джае все куда быстрее, чем слова.

Да, она могла торжествовать победу. Но предпочла лишь вопросительно посмотреть на мужа.

– Чего хотел наместник, о мой муж и повелитель?

– Он привез мне ярлык – теперь я могу открывать свои лавки в городе везде, где посчитаю нужным. Наместник был сама любезность, он вдруг вспомнил, что я действительно царственная особа, да к тому же и представитель древнего купеческого рода. Его речи были подобны меду – тягучи и сладки, я едва не утонул в них. Особенно же достойнейший настаивал на том, чтобы я был приветлив с его старшим сыном и старшим зятем, ибо он утверждал, что им принадлежат лучшие лавки в городе и что лишь они смогут дать за мой товар лучшую цену.

Джая довольно улыбнулась.

– И преотлично, о великий торговец! Значит, сегодняшний день прожит не зря. Да и завтрашний будет полон высокого смысла.

Что-то в голосе жены заставило Масуда пристально взглянуть ей в глаза. Но их непроницаемая чернота была безмятежна.

«Нет, поутру я спрошу у нее сам, но завтра! Не дело мужу лезть в мысли жены, словно вору в затхлые подземелья, где хранят самые заповедные сокровища…»