Далеко-далеко на востоке, там, где из бескрайнего Великого моря встает солнце, раскинулась на островах прекрасная страна Канагава. Назвали ее так в честь сильной и бесконечно мудрой девы-охранительницы, что стояла на страже покоя каждого из жителей уже не одно столетие.

Посредине же самого прекрасного из островов высилась гора Хорай, обитель бессмертных небожителей и мудрецов. А у подножья горы стоял императорский дворец дивной красоты и совершенства.

Островной страной Канагава правил в те дни могущественный император рода Фудзивара, Такэтори. И любимой женой императора была не дочь знатного рода, не наследница многих поколений богатеев, а прекрасная Комати – непревзойденная поэтесса и рассказчица.

Откуда она родом, кем были ее родственники – оставалось тайной для многих. Об этом никогда не говорила и она сама, даже не рассказывала своей дочери историй о бабушке или прабабушке. Когда малышка засыпала, ей рассказывали замечательные сказки о Кагуя-химэ, лунной фее, что родилась среди густых девственных бамбуковых лесов.

Короткими зимними днями девочка слушала завораживающие истории о сказочном герое Момотаро, родившемся из персика, а вечерами у огромного очага кормилица ей рассказывала о Кури-химэ – лесной фее, что прячется в каштановой роще. Так и росла Ситт Будур – в любви, окруженная сказочными героями. А когда стала старше, на смену сказкам пришли танка, изумительной красоты и мудрости стихи-песни, что повествовали о великом и малом, забавном и волнующем. Мать воспитывала принцессу настоящей хозяйкой трона и страны – и девочка выросла сильной, уверенной в себе и решительной.

А потому слезы выступили на глазах у Ситт Будур, когда она услышала от отца и матери, что они присматривают ей достойного жениха.

– Почему я должна выходить за кого-то замуж, отец? Мама?

– Потому что ты выросла, тебе уже исполнилось семнадцать. А в этом возрасте все принцессы рода Фудзивара должны найти себе пару. Ведь ты же хочешь полюбить? Хочешь быть любимой?

– Конечно хочу! Но почему я должна выходить замуж?

– Таков закон нашего древнего рода!

– Но отец, мама, вспомните себя – ведь вы же сначала полюбили друг друга, потом долго странствовали, чтобы обрести друг друга, а потом уже стали мужем и женой…

– Но малышка, ведь ты же принцесса! А твоя мама…

И тут император замолчал. Потупившись, молчала и прекрасная Комати. В северных покоях дворца повисла недобрая тишина. Ее нарушил строгий голос императора:

– Откуда ты знаешь о странствиях?

– Отец, вспомни – это же в твоих покоях к стене прибиты два истертых посоха. Когда я была совсем маленькой, кормилица мне рассказала чудесную историю, почти сказку, о том, как ты из опочивальни услышал танка, произнесенные женским голосом. Тебя так заворожили эти строки, что ты выскочил из покоев, взяв с собой лишь тончайшую рисовую бумагу и кисти.

Улыбка тронула губы прекрасной Комати.

– Да, твой отец тогда был так молод… И так решителен! А что еще рассказывала тебе кормилица?

– Она говорила, что отец услышал твой голос, словно ты была заточена в высокой башне среди отвесных ущелий. Отец вернулся, взял с собой посох, на два дня еды и отправился в горы… Он поднялся к самому убежищу небожителей, но тебя там не нашел. Тогда он спустился к морю, нанял джонку и два года странствовал по землям и морям, чтобы найти тебя и еще раз услышать прекрасные танка, что произносила ты в то утро.

Теперь улыбался и император.

– Да, почти так все и было. Правда, любимая?

Императрица в ответ лишь качнула высокой прической. Но глаза ее были полны печали, было заметно, что мысли Комати где-то очень далеко.

– Вот и я так хочу! Хочу проснуться от прекрасных стихов и в поисках поэта обойти полмира. Но найти его, единственного! И пусть он будет не императором, не принцем… Да кем угодно!!! Я хочу, чтобы к нему потянулась моя душа так же, как твоя душа, отец, потянулась к душе моей прекрасной мамы.

И Ситт Будур выскочила из комнаты.

– Что мы наделали, любимый! Этой девочке никогда не найти того, единственного!..

– Почему ты так думаешь, прекраснейшая?

– Потому что она вбила себе в голову, что надо обойти полмира… А ведь иногда любовь ждет тебя за поворотом коридора… У очага в дворцовой кухне…

Мимо воли голос Комати потеплел.

– Да, не знаю, как бы жил дальше, если б в тот зимний вечер не спустился за саке…

– Или если бы послал за ним кого-то из слуг… Например, моего мужа Тонзо…

– Забудь о прошлом, родная. С той самой минуты, как я тебя увидел там, у очага, ты стала для меня единственной. Я помню как сейчас – ты снимала котел с кипящей водой… И негромко напевала ту самую танка, о которой говорила наша дочь…

– Нет, любимый, – возразила императрица. – Это были весенние стихи… Я тоже помню тот безжалостный день. На кухне плиты пола обжигали холодом ступни – ведь гэта служанкам низшего ранга твой отец носить не позволял… И помню, что я грелась мыслями о весне и стихами о ней. Вот этими:

Император тоже хотел возразить, но потом передумал. Для него важно было стереть печаль с лица любимой жены. И он поднялся с подушек, подошел к Комати и нежно поцеловал ее.

Для императора Такэтори жена всегда была светочем и радостью. Вот и сейчас он почувствовал, как нарастает в нем счастливое возбуждение. Он желал ее точно так же, как возжелал, когда увидел босоногую красавицу с огромным котлом в руках. И точно так же, как тогда, ему было все равно, кто перед ним – служанка или императрица. Он знал лишь, что она – единственная, властительница его грез и любовь всей жизни.

Комати ответила на его поцелуй с не меньшим жаром. Любовь, которой не один день, а с десяток лет, подобна выдержанному вину. И вкус ее нежнее, и букет тоньше. Да, сейчас и император, и его жена прекрасно знали, что последует дальше. Но радовались мгновениям страсти, наверное, даже больше, чем в тот день, когда впервые смогли остаться вдвоем.

Императрица легко поднялась навстречу мужу. Воспоминания увлекли ее в те дни, когда она была лишь служанкой в кухне, а Такэтори – сыном владыки, великим принцем… Ей вспомнился тот чудовищный котел с кипящей водой, вспомнилось и обожание, вспыхнувшее в глазах наследника.

Тот огонь вспыхивает в глазах императора и сейчас, когда великие боги даруют императорской чете уединение.

Комати взяла мужа за руку.

– Пойдем, милый. Все уже готово.

– Что ты приготовила, волшебница?

– Ты же сам вспомнил тот холодный зимний день и кипящую воду… Нас ждет фуро.

Император улыбнулся.

– Фуро вместе с тобой… Это наслаждение.

Уютные покои Комати встретили императратора нежным ароматом жасмина – крохотный кустик, некогда посаженный в чудовищной каменной вазе, разросся, и теперь закрывал почти всю стену. Словно насмехаясь над природой, жасмин цвел два раза в год. Комати объясняла это чудо только тем, что в триаде Огня всегда были волшебники, прекрасно понимающие и растения, и животных.

Тонкая перегородка отделила весь мир – наконец они остались вдвоем. Не император с императрицей, а просто двое нежно любящих друг друга людей.

В комнате для омовений словно стоял туман – поднимался пар от горячей воды.

Комати сбросила одеяние, и теперь на ней была тончайшая рубашка, которая лишь подчеркивала изящество ее фигуры. Император не стал медлить. В дальнем углу остались церемониальные одеяния, а рядом с огромной деревянной чашей сплелись два тела.

Поцелуи Такэтори становились все настойчивее. Он старался оттянуть миг, когда придется разомкнуть объятия. Но Комати шепнула:

– Идем, любимый…

Прошел уже не один год совместной жизни, но сознание того, что она по-прежнему желанна, наполняло ее волшебной силой. Она стянула через голову рубашку и шагнула в блаженный омут горячей воды.

– Иди сюда, мой император. Места хватит для двоих…

Такэтори шагнул в горячую воду. На миг замер, давая Комати возможность полюбоваться его прекрасным телом – по-юношески стройным, источающим мощную, зрелую силу. Чаша для омовений была очень велика – в ней вполне можно было и сидеть, и лежать. Такэтори вытянул ноги так, что бедра жены оказались зажаты между ними. Она чуть свела ноги, и ее колени показались над поверхностью воды.

Обжигающая вода, казалось, проникла в ее кровь – Комати была словно объята огнем. Ее тело жаждало отдаться на милость победителя. Ей хотелось ощутить горячий жезл любви в своих ладонях, а потом и вкус страсти на губах… Она наслаждалась тем, что этот мужчина, самый прекрасный и мудрый из всех мужчин страны Канагава, ее муж.

Сладкая дрожь волной пробежала по ее телу. Комати упивалась каждым мигом, радовалась охватившему ее возбуждению. Она мягко коснулась себя между ног, но Такэтори перехватил ее руку и положил себе на грудь.

– О нет, моя милая. Честь ласкать тебя принадлежит мне!

– А что же буду делать я? – лукаво спросила императрица.

– Ласкать меня. Вода горяча, но жар твоего тела куда горячее. Я хочу насладиться тобой.

Эти слова приводили ее в восторг. Иногда она ловила себя на странной мысли: она не верила, что этот прекрасный мужчина, властелин империи – ее муж. Иногда она чувствовала себя рядом с ним маленькой и робкой. Но только не тогда, когда открывала перед ним свое тело. Не тогда, когда ласкала его. В такие моменты она была сильной и бесстрашной, как тигрица.

Горячие ладони мужа скользили по ее телу, не обделяя вниманием ни единой впадинки. Вода касалась кожи словно нежнейшие шелковые простыни.

Постепенно ласки становились все жарче, тела все сильнее открывались друг другу. Комати видела, как возбужден муж. Именно это возбуждение рождало жар в ее крови, передавалось чреслам, заставляло придумывать все более изощренные ласки, разжигало в ней страсть все сильнее и сильнее.

Комати привстала, чуть сдвинулась вперед и вновь опустилась в воду. Но теперь она оседлала мужа, чувствовала его в себе. И наслаждалась тем, как близки они в это мгновение.

Такэтори застонал, прижал ее к себе и зарылся лицом в ее груди. Он целовал ее неистово, упиваясь нежностью кожи и тем возбуждением, что охватило сейчас их обоих. Движения его становились все увереннее. Им в такт приподнималось из воды тело его жены.

И наконец сладкий стон вырвался из ее сомкнутых уст. Словно в ответ на наслаждение жены, взорвался страстью и сам Такэтори.