Утро разбудило лучами солнца. Назойливые зайчики света, облюбовав отверстия в крыше шатра, повсюду вонзались блестящими стрелами, а самые наглые весело играли в небрежно раскинутой копне рыжих волос. Нежная рука Эльзы обвивала мою грудь, в ногах спал вампал.

«Надо сказать девчонкам, чтобы заштопали», – промелькнуло в голове.

Ощутив шевеление, девушка проснулась. Голубоватые льдинки глаз приветливо блеснули, и на моей щеке отпечатался теплый поцелуй. На прощанье прижавшись, она выскользнула из-под укрывавших шкур. Недолго потешив мой взгляд соблазнительными формами, Эльза быстро оделась и, поклонившись, вышла из шатра.

Будто отбывает повинность. Обидно и необычно. Поутру – сама сдержанность. Современная девушка долго бы лежала, вынуждая приготовить ей кофе и подать в постель, а потом еще нудно бродила бы по квартире и невыносимо хозяйничала.

– Красива… – не открывая глаз, промурлыкал Адольф.

– Ты прав, прекрасна. Таких девушек трудно найти, – ответил я, выбираясь из-под шкур.

Возле шатра хрипели и топтались кони. Часовой шепотом переругивался с Трувором и Тюриком, непременно желающими войти и разбудить. Громко крикнув, чтобы успокоились – я проснулся и скоро выйду, я оделся и принялся застегивать остывшие за ночь латы. Полог, участливо открытый часовым, впустил веселый утренний воздух и ослепительный свет восхода, красным шаром поглядывающего сквозь изумрудную молодую листву. Собранные в дорогу кони нетерпеливо переминались под седоками.

Исполнительность на высоте.

Новоиспеченные сержанты, облаченные в прекрасную броню и подпоясанные мечами, незамедлительно спешились и преклонили колено.

– Мой лорд, ваш приказ выполнен. Мы готовы отправляться, – важно доложил Тюрик.

– Прекрасно! – ответил я, на ходу застегивая плащ.

Но быстро уехать не получилось. По настоятельной просьбе Эльзы мы сначала перекусили прямо в шатре. Трувор и Тюрик принялись еще раз проверять запряженных коней, а я, повесив украдкой под плащ автомат, решал, сколько золота взять.

Местные цены оставались загадкой, поэтому взял все монеты из сундука, оставив лишь малую часть. Золото в карманы на поясе не вмещалось, и остальное пришлось положить в мешочки и рассовать по карманам плаща. Поразмыслив, я закрепил на поясе пенал с тремя магазинами и одной гранатой. Сборы закончены. Мы тронулись в путь.

Просыпающийся лагерь скрылся за деревьями. Адольф по обыкновению шустро бежал впереди, показывая дорогу. Спутники ехали чуть позади, ведя тихую беседу. Весеннее солнце приветливо выглядывало из-за гор, подмигивая сквозь редкие ватные облачка. Проснувшиеся птицы весело щебетали, приветствуя новый день. Озорной холодный ветерок играл гривой коня и все норовил забраться под плащ. Запах весны, пропитанный смолой, первоцветом и свежестью гор, кружил шумевшую от легкого похмелья голову.

«С пирами пора завязывать…» – Не успевшие проснуться мысли блаженно затихли в уголках разума.

Так, неспешным шагом спустились в знакомую, чернеющую сгоревшей деревней долину, где и перешли на галоп.

Мои навыки наездника оставляли желать лучшего. Старясь не опозориться и удержаться в седле, я полностью сосредоточился на быстрой езде и забыл о проблемах. До получения удовольствия от лихой скачки было далеко. Твердое седло то и дело противно лягало по пятой точке, каждый раз подчеркивая мои ошибки и неумение. Счастливый Адольф, попутно гоняя местных насекомых, рыжим шаром катился рядом. Ветер свистел в ушах, заставляя ближе пригибаться к пахнущей потом и пылью развевающейся гриве. Конь, чувствуя неумение седока, недовольно всхрапывал, роняя белую пену в дорожную пыль. Пейзажи, сменяя друг друга, незаметно проносились мимо. Положив все силы на то, чтобы не вывалиться из строптивого седла, я редко глядел по сторонам, полностью полагаясь на знание дороги спутниками. Сержанты же наслаждались скачкой и даже успевали перебрасываться словами – до такого мастерства мне еще тренироваться и практиковаться… Изредка мы меняли коней и недолго разминали уставшие ноги и ближе к вечеру наконец добрались до огромного рынка.

Пустив коня шагом и восстанавливая дыхание, я осмотрелся. Расступившийся горизонт открыл взору множество шатров. Большие и малые, серые и разноцветные, разбросанные на огромном пространстве, они впечатляли. Между ними виднелись редкие деревянные строения, оказавшиеся, как выяснилось впоследствии, постоялыми дворами и тавернами, предлагающими разнообразные и порой жутко сомнительные услуги. Встречный ветер донес непередаваемую гамму разнообразных запахов – от откровенных нечистот, перемешанных с пылью, до сладковатого духа свежей браги. Залитый закатом базар светился множеством костров, дыша клубами дыма. Снующий вездесущий пестрый народ превращал рынок в разворошенный муравейник. Торговое сердце вольных земель билось и пульсировало, не останавливаясь на ночь.

Неспешным шагом мы выехали на грязную улицу между шатрами, вытоптанную конями до жидкой чачи, и, смешавшись с вечно движущейся толпой, направились на ближайший постоялый двор. Грубо собранное из плохо отесанных бревен массивное строение, огороженное частоколом, разинув щербатую пасть ворот, охотно принимало многочисленных посетителей. Разбросанные дворовые постройки служили местом отдыха животных и несостоятельных клиентов. Двор, заботливо выстланный корявыми, нестругаными досками избавил от звука чавкающей под копытами грязи и гулко загрохотал, принимая тяжесть коней. Мальчишки в пестрых одеждах, сплошь усеянных заплатками, дежурившие на широкой лавке, быстро подхватили брошенные удила и, наметанным взглядом оценив состоятельность клиентов, увели коней, по их уверению, в лучшее стойло.

– Господин, собачка с вами? – шмыгнув носом, спросил малец.

– Да, собачка со мной, – уверил я, потрепав Адольфа по холке.

– Господин, присматривайте за ней, мы ночью выпускаем псов. – И указал ручонкой на пару стоящих вдоль забора грубо сколоченных клеток с дремавшими огромными лохматыми зверями.

– У нас не воруют! – гордо добавил юнец постарше.

Трувор быстро договорился о ночлеге и еде. Дворовые мальчишки, шустро подхватив наш небогатый скарб, услужливо пригласили идти следом. Позвякивая оружием, мы направились на второй этаж, где нам отвели комнату. Тихо поинтересовавшись у Трувора, сколько тут берут за постой, отсыпал несколько монет спутникам на улаживание мелких дел. Уставшие ноги и основательно отбитый седлом зад добавляли моей походке нюансы, присущие истинному кавалеристу. Каждая попытка переставить ноги озвучивалась позвякиванием надоевших шпор. Казалось, вредные атрибуты рыцарства стараются специально привлечь побольше внимания к неуклюжести моего шага, дававшегося с большим трудом.

Просторная чистая комната приветливо распахнула дверь. Я от усталости просто рухнул на огромную дубовую кровать. Проворный Адольф развалился на полу около начинающего разгораться камина. Толстая, но шустрая служанка принялась накрывать на большой стол, стоявший посредине комнаты. Мальчишки, принесшие наши вещи, получили от Трувора несколько монет и, довольные, удалились. Тюрик переговорил с толстухой, и вскоре на столе появилось горячее мясо, вино, хлеб и что-то отдаленно напоминающее густой бульон. Немного повозившись, мы сняли верхнюю одежду, уселись и принялись за еду, ведя неспешную беседу.

– Трувор, я далек от здешних цен, необходима будет твоя помощь, – начал я.

– Ваша светлость, располагайте мной. Что знаю, расскажу, – с готовностью отозвался бородач, тщательно пережевывая кусок мяса.

– Сколько лошадей можно купить на один золотой?

– Очень хорошую породистую лошадь, но золотые лучше поменять на серебро у менял. Каждая монета стоит по-разному, а серебро всегда одинаково. Вот, будучи на службе у последнего господина, я получал пять монет серебром за месяц – считалось очень неплохо. Правда, иногда можно и больше заработать.

– А сколько серебряных монет стоит одна золотая?

– Всегда по-разному, от десяти и больше, смотря какая монета.

– Золото слишком заметно, если не хотим привлечь внимание, нужно платить серебром. Надо сказать хозяину постоялого двора, чтобы утром послал за менялой, – вставил Тюрик.

– Нам необходимо порядка десяти лошадей, щиты и оружие. Во сколько это обойдется? – не успокаивался я.

– Ваша светлость, если брать хорошее, то можно уложиться в тридцать монет золотом, включая и запасы еды на поход. Казна позволит? – спросил Тюрик.

Я вздохнул с облегчением – денег предостаточно.

Очень не хотелось выглядеть скупым в их глазах. Да и намек на небольшое жалованье отлично понял. На одной верности и благодарности за спасение отряд не сплотить. У хорошего лорда не то что у слуг, даже у рабов в кармане позвякивает серебро.

– Позволит. Трувор, купим лучшее. Ты выбирай хорошенько и не стесняйся, говори, что может в дороге пригодиться.

– Ваша светлость, не сомневайтесь, выберем, не стыдно будет перед врагом покрасоваться, – заверил Тюрик.

Камин довольно трещал сухими дровами, разгоняя полумрак по углам. Волны тепла накатывали, заставляя толпы мурашек пробегать по телу. Сказывалась дорожная усталость. Адольф наелся и нагло завалился на мою кровать. Закончив трапезу, на плохо сгибающихся ногах я доковылял до добротного деревянного лежака, набитого соломой и старательно выстеленного шкурами. Не раздеваясь, рухнул рядом с посапывающим пушистым другом. Ноги гудели от усталости. С трудом стянутые сапоги гулко стукнули по деревянному полу. Желудок приятно отзывался тяжестью и теплом выпитого вина. Завтра предстоял тяжелый день, и я провалился в сон.

Разбудил Трувор:

– Мой лорд, пора вставать. Меняла ждет вас.

Тюрик пыхтел возле камина, пытаясь разбудить уснувший костер. Весеннее солнце с трудом пробивалось сквозь затянутые сухой свиной шкурой окна, бросая мутные отблески на пол. Поднявшись и смыв остатки сна холодной водой, я сел за массивный стол. Два масляных светильника, пританцовывая пламенем, принялись разгонять полумрак с плохо оструганной столешницы.

– Адольф, ты же читаешь мысли людей? – мысленно разбудил я вампала.

– Читаю, – потягиваясь на кровати, блеснул желтым глазом рыжий.

– Поможешь в торге, а то обманут.

– Хорошо, – согласился пушистый и, ловко спрыгнув, важно прошествовал к разгоравшемуся камину.

Возившийся с дровами Тюрик вежливо уступил место зверю.

– Ваша светлость, по правилам, менять должен один человек. Сами менять будете? – поинтересовался Трувор.

– Сам. Зови!

Скрипнувшая дверь впустила низенького человечка с пухлым лицом, блестевшим хитрющими глазками, оставив за порогом несколько дюжих молодцев в отличных кольчугах. Учтиво поклонившись и стрельнув глазами по сторонам, меняла важно прошествовал к столу, и началась мена и торг.

Я поочередно выкладывал золотые монеты на стол, предусмотрительно держа руку с предательским перстнем в кармане, а хитрец назначал цену, доставая из складок одежды серебро и складывая в столбики. Адольф суфлером повторял в моей голове настоящую цену, читая мысли менялы, а я под удивленные взгляды Трувора и Тюрика называл ее вслух. Барыга недовольно кривился, но соглашался. Закончив обмен и получив гонорар за услуги, меняла с кислой улыбочкой откланялся.

– Ваша светлость, а вы говорили, что цен не знаете, – покачал головой Тюрик.

– Никогда не видел, чтобы менялу оставили с носом, рассказывая все про происхождение каждой монеты! – восхитился Трувор.

– Не люблю таких. Наживаются на людском незнании. – Я, вполне довольный собой, рассовал изрядную кучу серебра по карманам.

Вампал щурился на пляшущий огонь, изредка ухмыляясь.

Видели когда-нибудь ухмыляющуюся собаку? Жуткое зрелище.

Адольф выразил желание остаться в комнате. Очень не хотелось вампалу бегать по грязным улицам, где каждый прохожий так и норовил наступить на лапу.

По рынку решили передвигаться пешком. Грязная, пахнущая навозом и конским потом улица суетливо приняла нас в бурный людской поток. Смешанная с землей и нечистотами жижа смачно чавкала под ногами, навязчиво налипая на сапоги.

– Дальше, перед лавками, будет посуше, – проворчал Тюрик, пытаясь стряхнуть с ноги вязкий комок.

Первое, что мы сделали, – закупили коней. Трувор и Тюрик, понимающие толк в лошадях, долго и упорно торговались с табунщиком, выбирая самых сильных и лучших.

Торг – это настоящий ритуал, похожий на спектакль.

Перво-наперво сержанты долго приценивались к товару, слушая похвалы продавца. Потом старались охаять недостатки, иногда срываясь на ругань с имитацией драки и толкания. К сложному и шумному процессу то и дело кто-то подключался – помощники торговца нахваливали товар, а прохожие считали своим долгом обязательно встрять и указать на недостатки, что добавляло шумному спору колорит. В итоге сторговавшись, ударяли по рукам, и происходила оплата.

Тюрик, взяв несколько помощников у табунщика, увел купленных лошадей на постоялый двор, а мы с Трувором принялись выбирать подводы, трезво рассудив, что покупки нам на лошадях не вывезти. Выбрали три сносные телеги, запряженные крепкими косматыми лошадками, и, дождавшись Тюрика, караваном двинулись по рынку в оружейный ряд.

Сам базар – огромен. Купить можно все, начиная от невольника и заканчивая диковинками и драгоценностями. Неудивительно, что тут в любое время суток многолюдно.

– Ваша светлость, боюсь, нам не справиться, может, будем проходить около невольников и купим несколько, для помощи? – поинтересовался Трувор. – Да и в пути пригодятся…

– Несколько лишних воинов для охраны не помешают. Когда нас продавали, были и достойные ребята, – поддержал его Тюрик.

– Хорошо, посмотрим, если попадутся бывшие воины – купим. Не помешает иметь нескольких человек с опытом. Все лучше, чем наши неокрепшие, – согласился я.

Галдящее и пахнущее потом людское море вынесло нас на небольшую, вымощенную деревянными брусками площадь с широким высоким помостом. На нем богато одетый, увешанный золотом купец продавал невольников. Два крепких кочевника, держа за ошейники, словно скот, водили по кругу закованных в цепи несчастных, показывая публике, громко называя цену и нахваливая товар. Наш обоз влился в толпу торгашей, окруживших помост. Не веря своим глазам, я смотрел на жуткое действие.

Желание выкупить всех рабов подавил в зародыше. Рационализм кричал, что ни прокормить, ни даже одеть, ни защитить их я не смогу.

Тюрик шустро исчез в толпе и появился с довольной улыбкой.

– Ваша светлость, нашел! Бывших воинов, самых строптивых, держат в клетках позади того шатра. На обычные торги их не выставляют. Воинов покупают для кровавых развлечений – боев на потеху или для тренировок рыцарей. Сегодня скупщик не приехал, и, если хотим отобрать достойных, нужно поторопиться.

Расталкивая омерзительных торгашей, громко обсуждавших достоинства и недостатки товара, ведя за собой телеги, мы направились за Тюриком, показывавшим дорогу. Обогнув огромный, богато украшенный шатер, увидели деревянные клетки с людьми.

Шесть человек – грязные, одетые в рванье, – безмолвно сидели на несвежей соломе. Солнце, безжалостно пробиваясь сквозь прутья, беспощадно заливало едва прикрытые лохмотьями спины. Злобой и презрением блестели глаза, измученные небритые лица не выражали покорности. Свою судьбу бедолаги знали и собирались сражаться. Условия содержания – хуже некуда. Нестерпимый запах грязи, нечистот вперемешку с роящимися мухами невидимым барьером окружал клетки.

Людской зоопарк.

– Мой лорд, вот бывшие воины, захваченные в плен, проданные в рабство и несмирившиеся. Недавно сам сидел рядом, – прошептал мне на ухо Трувор.

– Нам нужны именно такие. Но хотят ли верно служить? Иди поговори с ними, пока торгаш не видит. Если согласны – выкуплю. Сам понимаешь, нет времени кого-то перевоспитывать. Нужны те, кто по доброй воле примет свободу в обмен на преданную службу.

Трувор направился к клеткам. У нескольких рабов в глазах проскользнуло удивление. Узнали бывшего собрата по несчастью.

Следы недавно перенесенных бед не до конца стерлись с лица Трувора. Блестя новенькими доспехами, теперь свободный воин на службе у знатного господина тихо беседовал с ними, делая вид, что приценивается. В ожидании прихода хозяина несчастных я прогуливался вдоль клеток, пытаясь поймать глоток свежего воздуха. Как назло, ветер взял выходной, и разреженное марево парило весьма неприятными запахами. В самом конце дьявольского зоопарка на небольшом отдалении от других клеток находилась одна особенная, выделяющаяся стальными прутьями, полузакрытая куском тряпки. Сильный дух нечистот, смешанный со странным мускусом пота, плотно окружал железный вольер.

Если у ярости есть запах – это он.

Глубоко внутри, скрытый тенью, сидел темнокожий человек. Серые холодные глаза злобно поблескивали твердостью алмаза. Все ближе и ближе я подходил к клетке, всматриваясь в огромную, бугрящуюся мышцами фигуру. Ушей коснулись едва слышные, выговариваемые сквозь зубы слова на чужом наречии. Странно, но незнакомая речь, похожая на шипение змеи, с каждой секундой становилась понятнее и разборчивее.

– Подойди ближе… я вырву тебе сердце… железная сволочь, – слетало со злобно оскаленных губ.

«Я могу разбирать и понимать незнакомую речь?!» – пронеслось в голове, и тут же мысли прервал голос Адольфа:

– Что тут удивительного? Открылись новые способности.

Машинально поглядев по сторонам и не увидев рядом хвостатого, мысленно спросил:

– Ты где?

– На постоялом дворе! Мы можем общаться и на расстоянии! Сам не представляешь, как я удивлен! Слишком быстро у тебя развиваются способности! Услышав новый язык, ты можешь общаться на нем.

– Ух ты, да я полиглот!

– Поли… кто?

– Потом объясню, – отмахнулся я от зверя и прошептал на шелестящем языке: – Хочешь, подарю свободу?

Темнокожий вздрогнул и молнией метнулся к решетке, схватив гулко отозвавшиеся прутья руками. Серые пронзительные глаза уставились на меня, пытаясь ненавистью просверлить во мне дырку.

– Кто ты? Откуда знаешь язык пустыни?

– Неважно. Освободиться хочешь?

– Хочу вырвать твое сердце, железная сволочь!

– Хорошо. Вырвешь. Давай договоримся – бросишься не сразу, как откроют. Будешь слушаться до заката и, как мужчина, подождешь.

– Согласен слушаться тебя до вечера, слово воина, – змеей прошипел пленник.

– Господин, не подходите близко к твари, опасно! – В мою сторону, громко крича, бежал мальчишка, помощник торгаша.

Послушавшись, я отошел подальше. Трувор и Тюрик вместе с разряженным цветастым петухом-кочевником спешили навстречу.

– Ваша светлость, будем брать бесполезных заморышей? – подмигнув, начал торг Тюрик.

– Обижаешь, дорогой, какие заморыши? Свирепые, сильные воины! – подключился торгаш.

И началась игра. Препирающиеся то срывались на крик, то махали друг на друга руками, то трагически закатывали глаза, не соглашаясь с называемой собеседником ценой. Тонкости здешнего торга, похожего на театральную постановку, порядком утомили меня, и я спросил:

– Уважаемый, что в той клетке?

– Господин, – почтительно поклонился купец, – там черный человек с юга, совсем дикий! Ничего не понимает, всех калечит! Я по дурости выиграл несчастного в кости у проезжего. Представляешь, кормил хорошо, как собственного сына, так неблагодарный сломал руку одному из моих помощников. Для тренировки рыцарей – очень хорош!

– Сколько хочешь?

– Ползолотого, – не моргнул глазом купец, но на его лице явственно промелькнула радость – наконец-то он избавится от порченого товара.

Я не выдержал и рассмеялся.

– Вот тебе четверть золотого, открывай клетку!

– Господин, сейчас крикну помощников, они свяжут его, и открою! – радостно воскликнул купец, и деньги перекочевали в его карман.

– Давай ключи. – Я протянул руку.

Торгаш помешкал, но все же положил мне на ладонь ключ от клетки.

Я подошел к прутьям и так, чтобы никто не услышал, прошипел:

– Ты держишь слово! Будешь спокойно вести себя до вечера, а не то сильно пожалеешь… – И включил ночное зрение, чтобы получше рассмотреть реакцию пленника.

На темном лице негра проступила бледность, когда он увидел мои желтые глаза без зрачков.

– Ты понял? – спросил я.

– Да.

Выключив ночное зрение, я открыл клетку. Присутствующие замерли, крепко взявшись за рукояти мечей. Разминая затекшие мышцы, пригнувшись, в проходе появился чернокожий гигант. Высокий, широкий в плечах. Мощная грудная клетка и огромные руки. Из одежды – грязная повязка, обматывающая бедра, и остатки жилетки, лохмотьями свисающие по могучему торсу. Щурясь на свет, гигант постоял немного и подошел ко мне. Ударив себя кулаком в грудь, прошипел:

– Роган держит слово.

Тюрик с Трувором обнажили мечи и ждали команды, готовые порубить великана, если кинется на господина.

– Успокойтесь и принимайте новых рабов. Надеюсь, сторговались! – холодно произнес я, а темнокожему показал рукой на свободную телегу.

Гигант под удивленные взгляды моих сержантов прошествовал к повозке и занял место возницы. Купец, потерявший к нему всякий интерес, назвал общую сумму. Пока производили расчет, звеня серебром, рабы, выпущенные из клеток, покорно, не толкаясь и не шумя, загрузились на телеги. Не знаю, что сказал им Трувор, но на лицах читалась благодарность и полное повиновение. В глазах же темнокожего гиганта иногда пробегала искорка страха.

– Тюрик, отведи людей на постоялый двор, пусть срочно отмоются и поедят. Вот, возьми на расходы и купи одежды с запасом. – Я отсыпал пригоршню серебряных монет. – Потом бери пустую подводу и ищи нас в оружейном ряду, а новобранцы пусть седлают лошадей и будут готовы не мешкая выехать.

– Мой лорд, сделаю, как велели, – поклонился Тюрик, шустро пряча деньги в мешочек на поясе, и, взяв лошадь по уздцы, стал разворачивать ее в сторону постоялого двора.

При расчете я заметил холодный огонек нескрываемого интереса в глазках торговца, когда тот увидел на моей неосторожно вынутой из кармана руке перстень.

Побыстрее закончить дела! Очень не хочется узнать, чем так заинтересовался разряженный хлыщ.

Мое волнение заметил Трувор:

– Ваша светлость, постарайтесь меньше показывать родовой перстень, а лучше бы временно сняли и припрятали.

– Не могу, пока я живой, не снимется, – вздохнул я.

– Древние герцоги обладали такими – необычными. Говорят, они чувствуют кровь истинного наследника… – с нескрываемым трепетом прошептал Трувор.

– Поговорим позже. Нужно закончить покупки и дотемна выехать из этого вертепа!

– Как скажете, ваша светлость! – поклонился Трувор.

– И хватит постоянно кланяться, лишний раз привлекаешь внимание.

– Да, мой лорд! – ответил он и чуть опять не поклонился. Опомнившись, чертыхнулся и подхватил лошадь под уздцы.

Неспешным шагом двинулись в оружейный ряд, быстро растворившись в вечно бурлящем людском море базара. Солнце вошло в зенит и беспощадно поливало теплом, накаляя доспехи. Плащ давно был расстегнут, и все равно горячие струйки пота сбегали по позвоночнику. Хотелось поскорей закончить хождения и спрятаться в спасительную тень.

Закупка копий, щитов, луков и арбалетов заняла много времени. Особенно долго выбирали арбалеты, называемые самострелами. Примитивная конструкция, основной недостаток – сложное и тяжелое заряжание. Сторговавшись с нагловатым ремесленником, купив двадцать штук и немного запасных частей, мы двинулись дальше. Попутно приобрели кучу поясных ремней и дорожных плащей. До сих пор, кроме хорошей брони и оружия, у воинов ничего не было. Пришлось взять штанов и рубах, целый ворох обуви, штук тридцать коротких поясных ножей. Нагрузив две телеги, собрались везти на постоялый двор, когда появился радостный Тюрик, весело управляющий пустой повозкой. Отдав груженные скарбом подводы и взяв порожнюю, мы с Трувором продолжили нудные, но необходимые закупки. Особенно меня интересовали инструменты для обработки дерева и железа – возможности полевой кузницы не позволяли провести необходимые усовершенствования с самострелами, а здешние мастера и не слишком желали их продавать. Пришлось долго уговаривать и потратить изрядную сумму на нехитрые приспособления и материал. Но в целом я остался доволен.

Теперь в кузнице можно изготовить то, что давно задумал, и усилить огневую мощь отряда.

Мечи и броню покупать не стали, этого добра и так предостаточно, с запасом после удачного рейда. По совету Трувора взяли несколько шатров. Наконец-то меня не будет будить надоедливое утреннее солнце. Провозившись до вечера, отправились на постоялый двор, где ждал, умытый и накормленный, небольшой отряд купленных новобранцев.

На обратном пути, машинально ведя взглядом по прилавкам, я заприметил худенького торговца. На грубой широкой столешнице громоздились различной величины бочонки и огромная куча факелов.

– Чем торгуешь, уважаемый? – спросил я.

– Наптой, господин. Если пропитать факелы и дать немного подсохнуть, будут гореть дольше и лучше, чем смоляные, – ответил торгаш.

В голове возникла абсурдная идея. Я принялся внимательно осматривать жидкость, по вязкости отдаленно напоминавшую слегка разжиженную светловатую нефть.

– И быстро загорается?

– Хватит одной искры, – похвастался худощавый.

Купив пару объемных бочек, каждая литров на пятьдесят, чем сильно озадачил торговца, я распорядился загрузить их на телегу, и мы двинулись дальше. Уставшая от дневной суеты толпа вялой рекой приняла нас в пахнущие потом объятия и понесла по чавкающей грязью улице. На постоялом дворе давно ждал Тюрик с новыми членами отряда. Пока освобожденные рабы раскладывали и увязывали по подводам покупки, мы с Трувором успели перекусить. Напоследок скупили у хозяина двора продуктовые запасы чуть ли не подчистую и, вооружившись, выдвинулись, любезно отклонив предложение переночевать и выехать завтра.

Караван, особо не привлекая внимание спешащих по делам прохожих, растягиваясь, покидал дымные, отвратительно пахнущие границы вольного рынка. Ловя порывы свежего вечернего ветерка, пытаясь избавиться от назойливой вони, я пустил коня в галоп. Щелкнули кнуты, и надрывно заскрипевшие телеги увеличили скорость. Трувор и Тюрик тоже пришпорили лошадей. Адольф, развалившись на одной из телег, дремал.

– Пробежаться не хочешь? – спросил я рыжего, подъезжая поближе.

Выражая пушистым телом неимоверную борьбу с окутавшей ленью, слегка приоткрыв глаза, вампал глянул на меня и с укором мысленно ответил:

– Ну что тебе, жалко? Я набираюсь сил, лежу мирно, никому не мешаю, понадоблюсь – я тут как тут.

– Ладно, лентяй, валяйся!

Адольф, вытянув лапы, демонстративно зевнул и закрыл глаза, всем видом демонстрируя блаженство.

Как же я хочу тоже раскинуться на телеге, вытянуть уставшие за день ноги!.. Но есть одно незаконченное дело.

Вечер опускался на землю, накрывая сумеречным покрывалом. Груженые подводы ехали, постепенно оставляя позади шум гудящего ульем вольного рынка. По бокам ехали на конях новобранцы – опрятно одетые, вооруженные копьями и щитами. Легкий ветерок обдувал запахом весны и цветущих трав, выветривая навязчивую вонь давно немытых тел. Темнокожий воин, по-прежнему в набедренной повязке и остатках жилетки, восседая на неоседланном пегом скакуне, ехал сзади. Гордо смотрел вперед, изредка бросая взгляд в мою сторону. Наконец пропали за горизонтом залитые красным закатом шатры базара и в вечерней тишине, наполненной скрипом телег, растворился назойливый шум.

Остановив коня и сказав, чтобы все ехали дальше, я остался один на один с темнокожим. Дорога, извиваясь черной змеей, уводила скрипящие повозки в сумеречную даль. Ветер играл лохматыми гривами коней. Мы, не говоря ни слова, ждали, когда караван скроется из виду. Наконец вереница всадников и телег коснулась горизонта, и наши взгляды встретились. Мы спрыгнули на землю. Мягкая дорожная пыль взвилась, облачком укутывая гудевшие ноги. Отстегнув от седла купленный на рынке меч, я бросил его чернокожему.

Воин, моментально среагировав, поймал оружие в воздухе. Ножны отлетели в сторону, обнажив новенькое лезвие. Закат красным сполохом пробежал по полоске отточенной стали. Сверкнули алмазным холодом серые глаза. Меч со свистом рассек воздух.