Глава V
– Как Вы сказали Вас зовут? – второй раз переспросила Дебора Скалли и пригласила гостя в дом.
– Деймос Белл, – с улыбкой повторил посетитель и вошел.
– Дочка, к тебе гость! – оповестила мать Орхидею. – Мистер… мистер… Как странно, снова забыла его имя.
– Деймос Бэлл, – снова назвался посетитель, входя в парадную.
Орхидея сидела за шитьем. Она оторвала глаза от работы, поклонилась и снова опустила взгляд.
– Я к Вам, мисс Скалли, – прозвучал твердый, уверенный голос.
Девушка отложила шитье, поднялась и присела в реверансе. Потом попросила гостя расположиться там, где ему будет удобней, а мать принести им чай с вишневым пирогом.
– Слушаю Вас, сэр! – обратилась Орхидея, когда мать вышла.
– Вот! – произнес посетитель и вручил сложенный лист.
– Это мой почерк, – подтвердила она. – Вы по объявлению?
– Да. Вы преподаете уроки фортепиано?
– В числе прочих. Предполагаю, обучать необходимо будет Ваших детей? – уточнила девушка.
– Нет. Игра на музыкальном инструменте интересует именно меня.
– Ну, что ж. Где бы Вы предпочли обучаться? Должна предупредить, что своего рояля у меня нет, мистер Белл.
– Ничего страшного. Я предпочитаю обучаться дома. Вы согласны на одну гинею в неделю, мисс Скалли?
– Я не аристократка, – улыбнулась Орхидея, – оплачивать мои услуги Вы можете в шиллингах.
– Все же я предпочел бы расплачиваться с Вами золотыми монетами, мисс Скалли, – настаивал гость. – Может, соверен?
– Как Вам будет угодно, мистер Белл. Правда, разменивать такую сумму на рынке будет достаточно проблематично, если не опасно…
– Вы меня убедили, – сдался, наконец, будущий ученик. – Согласны на фунт стерлингов?
– В шиллингах. Договорились!
– Du hast sehr schone, fraulein Scully, – неожиданно произнес Белл.
Орхидея смутилась и напомнила гостю, что будет обучать его игре на фортепиано, а не немецкому языку.
– Одно другому не мешает. К тому же, в перерывах между игрой я хотел бы беседовать с Вами на иностранном языке, если позволите.
Девушка согласилась и тут заметила едва уловимый странный огонек в его глазах. Она толком и не рассмотрела Деймоса Белла. А он оказался красивым мужчиной средних лет, высокого роста, с мужественным лицом и волевым подбородком. При первом взгляде цвет глаз его казался карим, но при более близком рассмотрении становился синим.
После ухода посетителя Орхидея почувствовала странное облегчение, но не придала этому особого значения. Она очень удивилась, что мать так и не принесла им с гостем чаю.
– Мама, – позвала она. – Мама, где ты?
– Я здесь, дочка! – и в гостиную вошла Дебора Скалли.
– Почему ты не принесла нам перекусить?
– Кому нам?
Орхидея открыла рот от удивления: «Мне и мистеру Беллу, конечно!»
– Ты кого-то пригласила? – вдруг спросила мать.
– Да что с тобой, мама? Ты же сама его впустила! Мистер Деймос Белл.
– Никогда о нем не слышала.
Дочь не стала развивать тему, сославшись на плохое самочувствие матери и отсутствие отдыха после смерти отца. Она проводила Дебору в спальню и строго наказала ей поспать, а сама вернулась к шитью.
В целом гость произвел на нее хорошее впечатление. Его приветливая, хотя и не совсем искренняя улыбка располагала к себе, а легкий акцент даже придавал шарма.
Этой ночью ей приснился странный сон, словно она попала в какой-то прозрачный кокон и не могла разорвать его. Снаружи в него попадали, как стрелы, яркие лучи, но отлетали назад, и кокон не повреждался. Вместе с тем, Орхидее было безопасно внутри; выбраться она хотела из-за тревоги за кого-то, но кто это, она не знала.
По дороге в особняк Деймоса Белла будущая преподавательница слушала шуршащий звук под ногами, когда ступала по опавшим листьям и камешкам. На ней было тонкое шерстяное платье зеленого цвета с неброской тесьмой на конце рукавов и подоле. Темно-зеленую шляпку с сетчатой вуалью она взяла у матери, чем дополнила скромный костюм.
– Вы без зонта? – произнес работодатель, впуская гостью.
– Дождя нет, лишь слегка капает.
– Тем не менее, я настаиваю, чтобы вы сперва выпили горячего чаю, лишь затем приступили к занятиям.
– А это, как пожелает мой ученик, – улыбнулась Орхидея.
Она присела на софе рядом с камином и с удовольствием съела сандвич с огурцом, нежнейшую булочку с кремом и запила все это крепким чаем с бергамотом.
– Благодарю Вас. Было очень кстати, – вежливо сказала она хозяину и подошла к фортепиано. – Какой великолепный инструмент!
Нажимая на клавиши, Орхидея случайно наткнулась на пальцы своего ученика.
– Ой, простите, – смущенно извинилась она и залилась краской. – Готовы приступить, мистер Белл!
– Деймос! – поправил хозяин дома. – Называйте меня по имени, Orchidee!
Возвращаясь домой, юная преподавательница вновь и вновь вспоминала свой первый урок. Ей импонировала похвала Деймоса Белла в том, что она вкладывает в игру душу. Они вообще много говорили о душе и ее значении для человека. Верит ли Орхидея в существование души? Девушка ответила, что верит. Временами, отрываясь от клавиш, она ловила на себе острый взгляд ученика, отчего ей становилось не по себе, и она начинала фальшивить. «Не сбивайтесь с ритма!» – тогда говорил ей Белл.
С каждым последующим занятием Орхидея чувствовала себя все свободнее и скоро совсем перестала бояться и стесняться Деймоса. Они часто смеялись, рассказывая друг другу веселые истории. Но истории юной преподавательницы были больше из детства: как она упала в водопад, как испугалась лягушку, прыгнувшую ей на платье, как сломала качели деревенского мальчишки и другие подобные. А истории ученика напоминали борьбу полов и сражение разума и чувств. Он рассказывал, как разочаровывал и доводил до исступления молодых леди и их матерей, пытавшихся женить Белла непременно на одной из них. Он специально пускал слух о мнимых своих слабостях, которые юные кокетки и жеманницы принимали за чистую монету и использовали, чтобы понравиться ему. Например, думая, что любимый цвет Деймоса темно-серый, они сплошь одевались в платья, словно из тумана и смога, и приходили так на графские балы, точно серые мыши. А однажды Белл подначил друзей и попросил их ненароком шепнуть где-нибудь в общественном месте о том, что он неудачно упал с велосипеда и сломал ногу. Так в одном из госпиталей графства столпилось такое количество юных особ, что прохожие подумали, будто не иначе какой-нибудь влиятельный политик проходит там лечение. Сам же Деймос в это время ораторствовал в центральной библиотеке с лекцией о добродетели девушек и женщин, о необходимости слабого пола знать себе цену и вести себя скромно и гордо, дабы не дать повода лукавому завладеть их душами.
Совсем скоро впечатления Орхидеи от бесед с Беллом поменялись в противоположную сторону. Временами его заявления вызывали в ней негодование и чувство солидарности с женской частью населения, но она держала свое мнение при себе. Все чаще она ловила липкий взгляд ученика, отчего очень хотела, как можно скорей закончить занятие и вернуться домой. Кроме того, все движения и жесты Деймоса подчинялись каким-то иным правилам человеческой природы.
По вечерам Орхидея пыталась обсудить сложившуюся ситуацию с матерью, однако та странным образом забывала про уроки дочери и, что еще более странно, про самого работодателя. Тогда девушка списывала забывчивость Деборы на депрессию и, не желая причинять воспоминаниями матери боль, ложилась спать.
На очередное занятие Орхидея пришла с опозданием, чем разгневала Белла. Ему не понравилась ее непунктуальность, но он скрыл свое недовольство, лишь произнес надменно:
– А ты не скоро, Орхидея.
– Простите, Деймос, я готовила обед матери, – оправдывалась преподавательница. – Она очень слаба, и ей трудно за собой ухаживать.
– Уныние – один из смертных грехов, – постановил Белл. – Миссис Скалли об этом знает?
– Не Вам ее судить, – заявила девушка, упрямо вздернув подбородок. – И с чего Вы взяли, что ее одолевает уныние, а не болезнь?
– Предположил. Но сейчас думаю, что попал в точку.
– Beginnen musikalischen Unterricht. Ich bin deshalb hierher gekommen, und bekomme dafur ein Pfund pro Woche!
– Okay.
Орхидея и Белл начали урок. По уверенности, с которой ученик нажимал на клавиши, успевая при этом перекинуться парой слов с преподавательницей, последняя предположила вслух, что ему больше не требуются занятия, и он может обучаться самостоятельно.
– Я знал, что Вы – скромная девушка, – сказал Деймос, – и постараетесь уменьшить мои расходы на обучение. Но уверяю Вас, что я в состоянии и, более того, горячо желаю, чтобы вы продолжали преподавать мне игру на фортепиано.
Ученик встал и направился к Орхидее. Она кротко смотрела на него открытым взглядом, отчего казалась в тот момент особенно прекрасной.
– Я бы хотел избавить Вас и Вашу семью от всех тягот и забот, – начал Деймос, присев рядом с девушкой и положив свою теплую ладонь ей на руку.
– Мы ни в чем не нуждаемся с матерью, мистер Белл, – ответила Орхидея и отняла руку.
– С самого первого момента, когда я Вас увидел, понял, что ваше сердце ранено стрелой любви. И по всему видно, рана не затянулась до сих пор.
– Вы ничего не знаете, мистер Белл. Мне пора домой.
– Нет! – Деймос схватил девушку за кисть, когда та попыталась встать. – Не уходите! Я не хотел обидеть Вас.
– Вы не обидели меня, мистер Белл.
– Обидел, раз Вы снова начала обращаться ко мне на Вы.
– Деймос, я правда не вижу необходимости в продолжении занятий, поскольку Вы и сейчас показываете отменный результат и вдохновенную игру.
– Мне одиноко, Орхидея, – вдруг признался Белл. – Поговорите со мной!
Орхидея не знала, что сказать. Минуту назад ей хотелось вырваться из этого дома, словно из крепких оков. Минуту назад она пребывала в тисках отчаяния и боялась ауры своего ученика. Ее что-то душило здесь и пугало неизвестностью. А сейчас вдруг этот страх отпустил оголенный нерв, и Орхидее полегчало.
– Останьтесь, прошу! – настаивал он.
Преподавательница села за рояль и начала играть. Она играла так живо и искренно, что картины на стенах шевелились. Орхидея закрыла глаза и мысленно проигрывала 23 сонату Йозефа Гайдна для фортепиано. Ее пальцы сами воспроизводили мелодию, словно отдельно от воли хозяйки. Произведение казалось легким для восприятия, журчащим и легкомысленным, однако слезы на щеках пианистки говорили об обратном.
В конце игры она жестко закрыла крышку рояля и отвернулась к окну. Деймос в ту же секунду подбежал к ней и заключил в объятия. Орхидея не отстранила его, но тело ее было напряжено, как струна. «Почему это нутро жарче, чем у него?» – мысленно спросила она и вернулась к камину на софу.
– Ты была влюблена? – спросил Белл, заняв место пианистки за фортепиано.
– Позвольте мне не отвечать.
– Он ранил тебя?
– Почему Вас волнует моя личная жизнь?
– Ты возможно считаешь меня слишком навязчивым, Орхидея…
– Я просто не хочу затрагивать эту тему, – перебила девушка, – мне очень тяжело.
– Ты так молода, а твое сердце уже находится в плену любви. Но любовь прекрасна, когда она взаимна. Не так ли?
– Вы хотите сделать мне больно? – спросила Орхидея, пытаясь сохранять равнодушное выражение лица.
– Конечно, нет! Но, если ты не желаешь вспоминать об этом, значит он не любит… не достоин тебя, – специально оговорился Деймос.
Наконец, гостья не выдержала и опустила взгляд.
– Я не знаю о его чувствах, – призналась она.
– Почему ты не спросишь у него?
– Я боюсь услышать отрицательный ответ.
– У него есть другая? – допытывался Белл.
Орхидея заметила во взгляде ученика тот же огонек, который неприятно поразил ее при знакомстве и во время первой беседы с ним. Она не ответила на его вопрос.
– Значит, есть, – ответил он сам.
– Она мертва, но он все еще любит ее, – и преподавательница засобиралась домой.
– Тебе не легко, но в конце концов ты очаруешь его. Мужчина не может долгое время находиться без женщины, – заметил Деймос, провожая Орхидею до двери. Она остановилась и уверенно заявила:
– Он может.
– Такого не бывает. Человек легко попадает под власть чувств.
– Вы правы. Человек.
– Можно подумать, он не человек, – улыбнулся Белл и подал девушке зонт.
– Это не мой. Я не брала зонт.
– Да, он мой. Если ты откажешься взять его, мне придется настоять, чтобы ты воспользовалась моим экипажем!
Орхидея согласилась и взяла зонт. Случайно коснувшись пальца Деймоса, она словно почувствовала легкий электрический ток.
По дороге домой она то и дело оглядывалась в сторону Белл-Лоджа. Ее не покидала мысль, что встреча с этим харизматичным джентльменом неслучайна в ее жизни. И вот, оглянувшись в очередной раз, она заметила чью-то фигуру, приближающуюся ко входной двери особняка. Движения и походка фигуры в черном плаще принадлежали женщине. В этом Орхидея не сомневалась. Она спряталась за ветвями высокого дуба и с любопытством смотрела, как Деймос Белл впускает незнакомку в дом.
