КОГДА МЫ НАЧИНАЕМ строить понятие власти, то замечаем, что власть относится к такому классу «вещей», которые не могут быть схвачены одним понятием. Этот момент отмечали многие исследователи. В частности, Джованни Сартори (2) утверждал, что власть есть «семантическая головоломка». Под семантической головоломкой, скорее всего, Сартори имел в виду ситуацию, когда один и тот же термин означает несколько разных сущностей и когда одна и та же сущность передается разными терминами. Именно это происходит с понятием власти. В работах Лукса (3) власть относится к классу «сущностно оспариваемых понятий», то есть понятий с дискутируемым содержанием, смысловое и содержательное наполнение которых меняется.

Следовательно, в таком случае нужно не говорить о понятии и сущности власти, а, следуя за Фуко и другими исследователями, рассуждать о дискурсе власти. Это означает, что понимание того, что есть власть, формируется в результате как определенного способа ее реализации в обществе, ее осмысления, так и способа рассказа о власти и обсуждения проблем власти. Это может быть связано с тем, что власть является одним из элементов, конституирующих общество, в котором человек формируется, живет и размышляет о власти. Несмотря на то, что общий схематизм осуществления власти присущ человеческому обществу изначально, конкретные его реализации и предметизации в разные исторические эпохи оказываются разными. Иными словами, в различные эпохи и в различных обществах власть может выглядеть совершенно по-разному.

Поэтому для того, чтобы зафиксировать современное понимание власти, нужно сделать несколько шагов (именно они определяют построение данной книги).

Во-первых, нужно выделить сам схематизм, в котором власть реализуется и осуществляется. Во-вторых — выделить основные стереотипы, присутствующие в обществе по поводу власти, «нормальные способы» осуществления власти и говорения о ней. Далее — зафиксировать современные проблемы, вытекающие из этих стереотипов и «нормальных способов». И только вслед за этим провести проблематизацию стереотипов и создать новое понимание власти, к которому необходимо стремиться для того, чтобы эти проблемы были сняты и чтобы были сформированы новые возможности, связанные с этим пониманием и с соответствующим типом порядка.

В противном же случае, если мы пойдем по пути определения, что такое власть, то получим десятки и сотни определений, каждое из которых будет охватывать различные частные стороны власти и отношений власти. Например, было бы неверным пытаться определить власть как определенный тип отношений в обществе, как характеристику личности определенных людей, как совокупность институтов и пр. При этом каждая из таких попыток дать определение власти будет казаться правильной, но все они вместе будут порождать парадоксы и споры.

Альтренативная этому стратегия могла состоять бы в том, что мы попробуем структурировать дискурс о власти, составив список понятий, которые смысловым и содержательным образом связаны с понятием власти. Список понятий, коннотирующих с понятием власти, взаимно определяющих друг друга, см. ниже в приложении.

 

Схематизм власти

НО ОДНОГО ЭТОГО, как уже говорилось, будет недостаточно. Необходимо выделить схематизм, в котором власть осуществляется. Основной схематизм власти состоит в следующем.

Первое. Власть в обществе удерживает общий порядок, в котором осуществляется и продолжается человеческая жизнь. Здесь имеется в виду жизнь человеческого рода в целом, а не индивидуальная жизнь. Человеческая жизнь, в отличие от жизни в других формах, не имеет своих естественных механизмов продолжения, встроенных в биологический материал (как у животных). В частности, человек почти свободен от разного рода механизмов торможения, которые есть у животных: человек может истреблять себе подобных в больших количествах, даже если это не связано с его выживанием, может убить себя и пр. Поэтому для продолжения (постоянного воспроизводства) общественной жизни необходим некоторый схематизм (то есть способ организации собственной жизни и взаимодействия с другими людьми плюс способ осознания этой организации), который позволяет людям действовать одинаково, сохраняя и воспроизводя выработанный ими способ продолжения общественной жизни.

Одним из таких схематизмов и является схематизм власти; он заключается в том, что вводится некоторое общее и единое для всех пространство. Это пространство обладает следующими особенностями: во-первых, люди в нем могут ориентироваться независимо от конкретной ситуации или принадлежности к той или иной группе; во-вторых, в нем должны фиксироваться вещи, которые будут происходить постоянно, воспроизводиться сами по себе и за счет которых воссоздается общий порядок жизни; в-третьих, за счет этого схематизма люди должны получать возможность ориентироваться и вырабатывать способы своих действий вне прямого взаимодействия с другими людьми (то есть не потому, что кто-то так сказал или научил) — иными словами, власть задает общечеловеческий порядок жизни.

В этом власть противопоставлена другим схематизмам, которые обусловливают превосходство человека по отношению к другим формам жизни. В частности, схематизм власти противостоит схематизму социальной кооперации, в котором люди взаимодействуют между собой, ориентируясь на прямой контакт и конкретные человеческие образования (группы, общества и т. д.). Власть также противостоит схематизму культуры, который фиксирует систему образцов, не подверженных изменениям. Таким образом, все три схематизма дополняют друг друга.

Второе. Для того чтобы схематизм власти осуществлялся, необходимо зафиксировать в сознании людей, в обществе, в культуре некоторые запредельные идеи и вещи, которые недоступны никому из ныне существующих людей и которые были бы признаны всеми как вещи всеобщие и недоступные. В данной книге мы будем их называть трансценденциями власти. Подробно они описаны в соответствующей главе, здесь же коротко отметим, что это суть общие идеи и основания, на которых строится жизнь и с которыми согласны все — в силу того, что никто не может представить, что эти идеи и основания можно преодолеть.

В качестве примера такого рода трансценденции можно привести идею того, что люди от рождения различны (а не равны, как принято считать сейчас). Она была распространена вплоть до времен энциклопедистов (XVIII век). В соответствии с ней представлялось, что люди различны по своему рождению: есть благородные, а есть простолюдины, они различны в силу своего физического устройства (в частности, говорили, что у аристократов «голубая кровь» и т. д.). На этой трансценденции строилась сословная власть. В те времена представить себе, что принц с нищим могут поменяться местами, можно было только в сказке. Но даже такая сказка основана на том, что принц чем-то в принципе отличается от иных людей, и это нельзя преодолеть.

Получается, что трансценденции — это такие идеи, которые относятся к вещам непреодолимым, к «природе».

За счет этого они фиксируют основания, на которых строится всеобщий порядок, который никому из людей изменить не под силу.

Третье. Трансценденциям власти противопоставлено понятие народа [134]См. понятие народа в части 3.
или народного тела. Здесь народом мы будем называть людей, общество, которое живет в данной системе власти, в данном порядке, основанном на определенных трансценденциях. Но народ в схематизме власти — это не просто население, жители определенной территории, совокупность людей и т. д. Важно понимать, что народ образуется тогда, когда он эти трансценденции власти принимает как безусловные и недоступные ни для кого основания существующего порядка. Именно на них народ ориентируется в продолжении и строительстве своей жизни.

Четвертое. Поскольку народ не имеет прямого доступа к трансценденциям, необходимы специфические люди, группы людей, организации, институты или другого рода образования, которые являются всеми признанными носителями этих идей и трансценденций. В данной книге мы будем их называть инстанциями власти [135]См. понятие инстанции власти в части 3.
.

За счет своей исключительности и доступа к недоступному остальным уровню трансценденций, каждая из инстанций власти обладает собственным уникальным ресурсом. К примеру, шаманы — в отличие от остальных людей, в том числе и вождей, — могут обращаться с духами. Церковь может обращаться и взаимодействовать напрямую с Богом, чего другим не дано. Физически сильным или вооруженным людям доступна сила, которая остальным не дана. Люди могут обладать богатством, которое столь велико, что это богатство и те исключительные возможности, которое оно дает, недоступно остальным людям. Исключительный ресурс информации об удаленных событиях и их интерпретации присущ средствам массовой информации благодаря их техническому устройству. Идея всеобщих процедур или всеобщего равенства перед государством является прерогативой бюрократии и суда. Они недоступны остальным, тотальны и всеобщи.

Поэтому инстанции власти оформляются на базе определенного исключительного ресурса, недоступного остальным. Способы их оформления и становления могут быть различными. Как показывает история, традиционно инстанции власти оформлялись прежде всего государственными, церковными или другого рода институциональными конструкциями, которые фиксировали определенную исключительность. Но вместе с этим мы можем привести примеры, как такая недоступность может фиксироваться за счет наличия духовного или культурного авторитета, и в этом смысле инстанция власти может быть сосредоточена в одном человеке.

Различные инстанции власти существуют в виде композиции инстанций власти, каждая из которых обладает своим исключительным ресурсом и не зависит от остальных.

Пятое. Далее мы замечаем, что напрямую взаимодействовать с инстанциями власти весь народ не может. Поэтому должны быть вспомогательные конструкции, которые позволяли бы народу взаимодействовать с инстанциями власти и тем самым понимать общее пространство, в котором существует порядок, понимать границы своих возможностей и таким образом ориентироваться в мире.

Здесь мы замечаем как минимум две важные вспомогательные конструкции.

Во-первых, это разного рода «присутственные места». Различные инстанции власти формируют свои «присутственные места», в которых осуществляется контакт с той или иной инстанцией власти. К примеру, инстанция церковной власти формирует в качестве своих присутственных мест храмы, священные тексты, литургии и иные ритуалы, в которые могут включаться остальные люди. Для государственной инстанции власти такими местами служат разного рода учреждения и ведомства.

Во-вторых, существует особая прослойка людей, которые осуществляют перенос трансценденций в народ и обратно — чаяния народа доводят до инстанций власти. В истории мы замечаем, что такого рода функции выполняли оракулы, аристократия, специальные люди в окружении монарха и другие. В современности прослойку такого рода людей называют элитами\ этим же словом мы и будем пользоваться в книге.

Понятие элит — относительно новое, оно также вызывает множество споров. В данной книге под элитами мы будем понимать людей, их группы, прослойку в обществе, которые «на себе» несут трансценденции, превращая их в социальные ценности, иными словами — сами живут в соответствии с ними. Если люди живут сообразно этим идеям, невзирая на обстоятельства, и становятся социальным примером, образцом для народа, то они могут стать элитой.

Шестое. Схематизм власти в таком понимании реализуется как определенная, конкретная конфигурация, обеспечивающая определенный способ взаимодействия трансценденций власти, инстанций власти, элит, присутственных мест и народного тела. Возникает вопрос, как такого рода конфигурация существует и как она фиксируется в сознании людей.

Понятно, что власть фиксируется в сознании людей уже не в виде трансценденций. Трансценденции должны быть недоступны людям не только физически, но и интеллектуально (мы можем часто обнаружить в истории, как в различных обществах существовал жесткий запрет на рефлексию, понимание и обсуждение базовых трансценденций власти). В этом смысле получается, что трансценденции власти, хотя в определенной степени и преломляются в идеологии, ценностях, системе культурных образцов и так далее, но в большой степени оказываются невидимы для народа.

Вместе с этим мы вслед за рядом исследователей власти замечаем, что та или иная композиция инстанций власти, тот или иной тип власти, определенная реализация схематизма власти существует как некоторое негласное согласие народа на этот тип власти. Одним из первых это отметил Никколо Макиавелли. Такого рода негласно формируемое соглашение является основанием для признания и легитимности существующей власти — к примеру, легитимации конкретных людей, которые могут входить в ту или иную инстанцию власти, а также разного рода процедур и механизмов осуществления власти.

Здесь можно вспомнить, что в истории было время, когда такое соглашение считалось природно присущим человеческому обществу. В частности, такое понимание зафиксировано в работах Руссо, Гоббса, Локка и де Монтескье, обсуждавшим концепцию общественного договора. Согласно их рассуждениям о природе человека, существует ряд базовых предположений, идей, как бы врожденно присущих человеку. На их основании люди соглашаются на тот или иной тип власти.

 

Понимание власти в современности: освоение власти

ЕСЛИ ПОПЫТАТЬСЯ охарактеризовать, что происходит с понятием власти в современности, то мы заметим, что постепенно механизмы власти, схематизм осуществления власти все больше рефлектируются людьми и начинают ими осваиваться. Если раньше власть была незыблемой, не поддающейся техническому действию человека, то постепенно она становится все более освоенной. Люди научаются строить те или иные композиции власти, создавать новые инстанции власти. В этом смысле с властью происходит нечто вроде коперниканской революции, произошедшей в естествознании, когда вещи, которые до того казались незыблемыми (к примеру, представление о Земле в центре и вращающихся вокруг нее планетах), становятся условными и по отношению к ним становится возможным применять технические действия.

Начиная с эпохи, когда был осуществлен ряд революций, меняющих тип власти (и тем более — ближе к XX веку), становится понятным, что инстанций власти может быть несколько. Прежние проблемы в Европе, связанные с конфликтами двух инстанций власти — в лице власти церкви и власти государства (монарха), — завершились созданием особой композиции этих двух инстанций. Но с течением времени инстанций власти становится больше. В частности, существование власти в виде судебной, исполнительной и законодательной инстанций, описанное Монтескье (15) и часто неточно называемое «разделением властей», и их конфликт между собой становятся все более привычными. В Европе возникают демократически организованные общества, в которых новые инстанции могут появляться по мере того, как начинает формироваться новая трансценденция, новый уникальный ресурс и т. д. В настоящее время мы также можем указать на формирующиеся инстанции власти.

С момента начала освоения власти начинают осмысляться и пониматься не просто предметная составляющая власти, не просто та или иная конкретная ее реализация, не те или иные составляющие схематизма власти и не конкретный порядок. Происходит выход на следующий, качественно новый уровень: мы выходим к самому способу восстановления схематизма власти. Это означает, что те или иные варианты власти становятся технически конструируемыми. Незыблемые вещи становятся относительными. Развиваются технологии власти (часть из которых мы описали в этой книге). В каждой новой исторической ситуации мы можем обсуждать вопрос, какого типа власть может оказаться наиболее эффективной. В целом мы все больше начинаем относиться к власти с технической точки зрения: мы можем обсуждать, какого типа власть нужно строить и как. Раньше это казалось немыслимым.

Для того чтобы иметь возможность это делать, мы должны восстановить целостность всего схематизма осуществления власти. Если какая-либо из компонент будет пропущена, то это приведет к негативным последствиям. Например, если не восстанавливается пространство трансценденций, то власть оказывается сведенной к бюрократии, силе и т. п. Когда композиция инстанций власти сведена к одной-единственной инстанции, то возникает ситуация, близкая к той, которая сложилась к концу существования Римской империи: власть не в состоянии удерживать всеобщий сложный порядок жизни, и изощренная конструкция страны может порушиться от незначительных толчков. Когда не оформлено и не зафиксировано негласное согласие народа на определенный тип власти, то возникает проблема легитимности инстанций власти. Когда элиты не формируют систему ценностей и не являются актуальным социальным образцом для народа, возникает ситуация разрыва народа и власти: народ разрушается, рушится негласное соглашение — а вместе с этим разрушается и власть. Поэтому необходимо, чтобы схематизм власти каждый раз восстанавливался целиком.

 

Понятия, коннотирующие с понятием власти

Первая группа (понятийная)

Власть коннотирует с понятием порядка (власть должна поддерживать всеобщий порядок жизни).

Но ясно, что существуют порядки, задаваемые не властью: природный порядок, социальный порядок, порядок в автономной системе и пр.

Власть коннотирует с понятием жизни. Власть должна обеспечить продолжение жизни человеческого рода.

Власть коннотирует с понятием силы, насилия и принуждения (власть как возможность проведения своей воли вопреки воле других). Но сила не обязательно связана с властью: сила может быть использована для производства или бесцельно тратиться.

Власть коннотирует с понятием воли. Но воля не обязательно должна противоречить воле других и может быть направлена на разное.

Власть коннотирует с понятием возможности. Но возможности — не только возможности власти.

Власть коннотирует с понятиями действия по:

а) удержанию/поддержанию (власти);

б) установлению (власти);

в) захвату (власти);

г) разрушению (власти).

Но все эти действия могут производиться не только по отношению к власти. Следовательно, хотя на уровне первой поверхности власть коннотирует с несколькими группами понятий, ни одно из них не «поглощается» понятием власти, то же самое происходит на второй поверхности.

Вторая группа (организационная)

Власть коннотирует с понятием права: власть признается, оформляется; существует соглашение (гласное или негласное) по этому поводу; власть правит, выправляет. Но, опять же, право и сопутствующие понятия имеют собственную область существования, не сводимую к власти.

Власть коннотирует с институтами [142]Под институтами здесь понимаются устойчивые воспроизводящиеся социальные организации, восстанавливающие определенные образцы культуры (жизни и деятельности).
— государством, семьей, религией. Но при этом понятие власти целиком не сводится к институтам, равно как и институты не сводятся к власти.

Власть коннотирует с иерархией — пирамидальной организацией. Хотя мы можем найти примеры того, что власть может осуществляться не только в иерархической структуре.

Власть коннотирует с социально оформленным и принятым влиянием (богатством — властью денег; мудростью или знанием — властью авторитета или исключительных знаний; особенностью, исключительностью или новизной — властью моды, кумиров, харизматических личностей, эзотерических культов).

Третья группа (мистическая)

Власть коннотирует с потусторонним. Нечто, нам непонятное и неподвластное (с которым мы ничего не можем сделать), может на нас произвольно воздействовать: судьба, Бог, духи, колдуны и пр.

Власть коннотирует с понятием природы (природа, коллективное бессознательное, подсознательное, законы жизни, государства, толпы и пр). Мы можем понять и изучить их законы, но мы не можем им противостоять: они сильнее нас.

Четвертая группа (отношенческая)

Власть коннотирует с отношениями подчинения (отношения раба и господина). Но в этом случае непонятны границы власти — что будет, если раб освободится? Или господин захочет спокойной жизни и подчинится? Почему эти отношения изменяются? И в чем смысл существования такого рода отношений?

Власть коннотирует со стремлениями и мотивами (страстью, инстинктом) к власти. Парадокс состоит в том, что человек находится во власти мотивов.

Пятая группа (символическая)

Понятие власти коннотирует:

а) с превращением сигнала в знак;

б) с обозначением сущностей и утверждением их существования (превращением в символы);

в) с осуществлением операции замещения — формированием знакового поля (при этом не вопрос его удержания обсуждается);

г) с самостоятельно существующим обобщением (абстракцией) — например, власть может сравниваться с деньгами;

д) с кодом коммуникации;

е) с обозначиванием и институционализацией.

 

ПОСКОЛЬКУ ГОСУДАРСТВО является одной из форм власти, которая возникла и оформилась как одна из первых ее инстанций, ему приписывали и приписывают гораздо большее значение, чем оно в реальности имеет. Этот эффект интересно описан Арнольдом Тойнби в его работе «Постижение истории» (2). Тойнби рассматривает следующий парадокс: с возникновением государства его граждане склонны считать его вечным и абсолютным, хотя, с точки зрения стороннего наблюдателя, в историческом времени государства изменчивы и могут довольно быстро разрушаться.

В связи с этим распространен следующий стереотип: считается, что именно государство олицетворяет власть. Парадокс состоит в том, что давно известно: наряду с государством существуют другие инстанции власти, например — духовная власть, богатство, правосудие и пр. Тем не менее власть отождествляется с государством.

Такого рода стереотипы очень мешают выделить основания, на которых строится государственная власть. Другим моментом, затрудняющим понимание устройства государственной власти, является то, что тема государства, его устройства, происхождения и сущности самого понятия очень часто становилась предметом всевозможных исследований в различных дисциплинах. Одно перечисление всех пониманий этого термина в рамках данного текста трудноосуществимо.

Тем не менее, по мере того, как люди все лучше понимают природу власти, оказывается, что государственная власть устроена довольно просто и связана с тремя базовыми функциями.

Первой функцией, которую выполняет государство, является поддержание общей жизни людей, проживающих на данной территории, вне зависимости от их родовых, племенных, социальных, культурных и прочих отношений. В связи с этим власть государства со времен одного из сильнейших государств — Римской империи — базировалась на инфраструктурах, общих законах, общей письменности, общей культуре. В этом смысле поддержание и воспроизводство жизни в принципе на той территории, на которую распространяется суверенитет государства, является основной функцией для государства.

Второй момент, на котором держится государственная власть, касается способа, за счет которого государство обеспечивает поддержание и воспроизводство жизни людей. Здесь этот способ будет называться процедурой унификации и классификации граждан государства. Этот момент был довольно подробно описан Энгельсом в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (3). Автор иллюстрирует его на примере возникновения Афинского государства. Появление государства на базе различных родоплеменных сообществ, живших по соседству и ранее осуществлявших самостоятельное управление своими делами, Энгельс связывает с учреждением в Афинах центрального правления, которое ввело общую идентификацию для всех людей вне зависимости от принадлежности их к тому или иному племени, роду или фратрии. Тем самым возникает определение афинского гражданина, который имеет одинаковые права вне зависимости от того, на территории какого племени или фратрии он проживает и к какому племени или роду он принадлежит по происхождению. Также государство вводит новую классификацию своих граждан. К примеру, в Афинском государстве центральное правление вводит разделение на три класса: эвпатриды (благородные), геоморы (земледельцы) и демиурги (ремесленники). Соответственно этим «классам» государство определяет систему их взаимоотношений (распределение прав, привилегий, обязанностей и пр.). Эти отношения отделены от родовых и племенных структур и унифицированы среди всех граждан Афинского государства.

Следует отметить, что государство осуществляет процедуру унификации и классификации граждан, а также создание и введение новой системы их взаимоотношений только по отношению к определенным сферам их жизни. Наиболее традиционными для государства являются следующие сферы:

♦ ведение войн и отношения с народами, находящимися за пределами государства;

♦ регулирование части хозяйственных отношений; введение общей денежной системы, налогообложения, некоторых правил ведения торговли и других хозяйственных операций;

♦ выполнение общих работ, важных с точки зрения выживания всех подданных государства (возведение городской стены, ирригационные системы, дороги, пр.);

♦ и, как уже говорилось, введение гражданства, возможностей и обязанностей гражданина, а также законов.

Третья сфера, за которую отвечает государственная власть, — это введение правил определения суверена (то есть правителя или государя), а также правил его правления и смены (раньше чаще всего — по случаю смерти, сегодня — по истечении срока). В частности, Гоббс в своей книге «Левиафан» (4) подробно обсуждает понятие суверена, которому люди жертвуют часть своих прав и свобод и который правит ими. При этом государство должно определить, как и в каких случаях существующий порядок может изменяться. В этом смысле определение, кто и в каких случаях может стать сувереном, связано напрямую с функциями государства, поскольку суверен — это и есть тот, кто меняет всеобщий порядок жизни в зависимости от высших интересов.

Помимо этих трех функций, которые несет государство, важен также дополнительный принцип фиксации порядка, удерживаемого государством на внешних носителях. Процедура унификации и классификации граждан, а также правила определения суверена должны осуществляться одинаково и вне зависимости от обстоятельств, связанных с социальными, личностными, родовыми и прочими отношениями. Поэтому государству важно их формализовать и зафиксировать, чтобы они могли осуществляться вне структур непосредственной коммуникации. По-видимому, именно поэтому некоторые историки связывают появление первых государств с возникновением письменности (например, клинописи). Так, возникновение первых государств на территории Междуречья связывается не только с ведением войн и выполнением общих ирригационных работ, но и с появлением у шумеров письменности. Одним из наиболее ярких проявлений возникшей государственности, по мнению историков, является свод законов Хаммурапи. В случае если установленный порядок унификации и классификации граждан и определение правителя воспроизводится, собственно, и возникает государство.

Противоположным примером может служить монголо-татарская Орда, где введенный порядок не стал воспроизводиться в течение достаточно длительного времени — и государства не возникло.

 

Государство и власть

ГОСУДАРСТВО ЯВЛЯЕТСЯ не единственной инстанцией власти. Работы Карла Маркса и Фридриха Энгельса, теоретиков анархизма, либерализма и других исследователей демонстрируют границы государственной власти. Эти работы важны, поскольку они развеивают многие иллюзии абсолютности, верховности и единственности государства, которые довольно широко распространены.

К примеру, в работах Маркса и Ленина государство рассматривается как инструмент эксплуатации одного класса другим: «Государство есть машина для угнетения одного класса другим, машина, чтобы держать в повиновении одному классу прочие подчиненные классы» (5). В работах анархистов государство выступает как необязательная, ненужная структура, отжившая свой срок. Ей противопоставляется, к примеру, идея спонтанной самоорганизации одинаково подготовленных людей и самостоятельного решения ими своих проблем. Либеральная концепция представляет государство в роли «ночного сторожа», чье вмешательство в экономическую жизнь строго ограничено, и в этом смысле государство выполняет сервисную функцию.

Маркс, анализируя понятие государства и выделяя описанные выше функции, присущие государственной власти, предрекал гибель государства по мере распространения в обществе свобод. Один из тезисов, которые стремился провести Маркс, состоит в том, что все более свободное общество будет все меньше нуждаться в государственной власти. Сегодня это квалифицируется скорее как заблуждение, поскольку вместо исчезновения государства происходят совсем другие процессы.

Базовые структуры, присущие государству — они были описаны выше, — выделяются в самостоятельные механизмы, а само государство уже не совпадает с властью как таковой. В этом смысле государство все больше превращается в одну достаточно заурядную инстанцию власти, не тотальную и не господствующую над остальными.

 

Распространенные понимания государства

СЛЕДУЕТ ПРИЗНАТЬ, что исторически понятие государства несколько раз довольно сильно трансформировалось. Поэтому мы можем выделить наиболее распространенные понимания государства. Одним из них является понятие государства как определенного типа организации общества (например, как общества политически организованного).

В понятии государства чаще всего выделяют следующие моменты:

♦ Суверенитет [160]См. понятие суверенитета в части 3.
(независимость, верховность, абсолютность). В данной книге понятие суверенитета в отношении государства мы будем применять в том смысле, что государственная власть должна быть инстанцией отдельной и независимой от иных инстанций власти.

♦ Политичность (государство как политическое образование). Это связано с тем, что государство за счет выполнения описанных выше процедур придает гражданам, территории, народу (нескольким народам) новую идентификацию. В результате государство становится той формой, которая создает целостность народа (группы народов), культуры, языка и территории, и через эту форму целое взаимодействует с другими государствами и народами. Также в понятие политического включают публичность и «зримость действий» государственной власти.

♦ Право. Европейские исследователи и теоретики государства часто подчеркивают, что государство держится на определенной конструкции права и фиксирует определенный правопорядок. Тем не менее, существует немало примеров неправовых государств, в которых государство с описанными выше функциями присутствует, но права в его европейском понимании нет (Китай, Индия и др.).

♦ Формализация процедур и закрепление их на внешних носителях также важно для государства. Часто государство ассоциируется с довольно сложным бюрократическим аппаратом, функционирование которого строится на формальных процедурах. В случае, если формальность теряется, возникают негативные эффекты ослабления государственной власти, к примеру, коррупция.

♦ Институционализация государства важна с точки зрения его воспроизводства в историческом времени в течение долгого периода в неизменном состоянии.

 

История понятия трансценденции

ЭТИМОЛОГИЧЕСКИ «трансценденция» («трансцензус», «трансцендирование») означает переход через границу: «транс» — переход, «ценз» — граница (как и в слове «ценз», «цензура»). В широком смысле это означает выход чего-либо за собственные пределы; переход из области посюстороннего в область потустороннего (трансцендентного), отнесение к неподвластному, идеальному, безусловному — к тому, что находится в другом мире.

Поэтому основной схемой для появления понятия трансцендирования является схема двух миров — мира вещей и мира идей, — впервые появляющаяся у Платона. В этих двух мирах существуют разнокачественные сущности. Прямой перенос этих сущностей невозможен, необходимо специальное «действие» или «операция» — трансцензус, — чтобы от вещей перейти к идеям. Само существо этой операции для разных мыслителей и исторических периодов было различным (для Платона — мудрость, для

Бэкона — индукция, для философов жизни — любовь, для схоластической традиции — откровение), однако определенное усилие для перехода в иное качество признавалось обязательным.

В схоластической традиции трансцензус был связан с постижением «надлунного», божественного мира. Однако для этой традиции обсуждение темы трансцендирования не было актуальным, поскольку последнее признавалось не человеческим делом, но явлением, недоступным для человека. Для трансцендирования строились исключительно мыслительные конструкции.

С развитием инженерного мышления, то есть с XVIII века, представление о неизменных сущностях, регулирующих существование земных вещей, начало активно размываться. В связи с этим понятие трансценденции начало обсуждаться, с одной стороны, как одна из операций интеллекта, а с другой — как возможное, хотя и исключительное, человеческое действие. Так, в экзистенциализме само существование трактуется как нечто соотнесенное с трансценденцией, то есть с выходом за собственные пределы (мыслители данного направления обсуждали этот вопрос в первую очередь по отношению к человеку). Это означает, что мир, в котором живет и действует человек — мир культуры, социума, деятельности, — не может существовать «спокойно»: все, что существует в нем, существует только за счет постоянного соотнесения с трансцендентным образчиком, за счет постоянной «подпитки» из иного мира, недоступного для человеческого действия. Это выражается в понятии «направленности-на», интенциональности существования любой вещи.

Следовательно, сегодня, когда область человеческого освоения охватывает все большее количество сфер, которые раньше считались безусловно существующими и незыблемыми, оказывается, что понятие трансценденции является чрезвычайно значимым для любых практик, имеющих дело с реализацией замыслов, их осуществлением — прежде всего для власти. Трансцензус сегодня является не умозрительной и теоретической конструкцией, а техническим действием по построению точек безусловности, к которым люди будут относиться как к незыблемым и которые будут придавать существование сформированному порядку

 

Понятие трансценденции и понятие власти

В ЭТОМ СМЫСЛЕ понятие трансценденции сегодня напрямую соотносится с понятием власти. Пояснить это простейшим образом можно так: власть в обмен на то, что люди живут в сформированном ею порядке, предоставляет им безопасность, транспортные системы, возможность жить в истории, живя в государстве, и т. д.

Но здесь перечислены вещи, несоизмеримые с отдельным человеком. Следовательно, власть осуществляет обмен через трансцензус. Человек отдает вещи земные (деньги, труд), а получает — трансцендентальные («божественные»): защиту, жизнь, благополучие.

В принципе подобные вещи человек получает от Бога, который не требует ничего взамен (кроме внутреннего послушания). Но власть, земная замена Бога, требует что-то от человека. В этом смысле вопрос о технологии и организации власти — это вопрос об организации трансцендентального обмена, о той или иной предметизации трансцендентального отношения (несравнимые вещи оказываются взаимообмениваемыми).

Порядок устанавливается не только властью: он может устанавливаться (и устанавливается) социальной жизнью, культурой и иными схемами. Но власть, как мы уже сказали, использует для этого специфическое средство: власть удерживает порядок жизни за счет трансцендирования, то есть соотнесения жизненных, каждый раз уникальных ситуаций с некоторым образцом, находящимся в ином времени и в ином пространстве: с законом, с государством, с историей и пр.

Так, в этом смысле проект власти Нового времени Канта— это был проект, центрирующийся на трансценденции. Фактически, абсолютный разум строит единое разумное государство, усиливая природные свойства людей и включая их в общий разумный порядок, а организация жизни людей при этом резко упрощается: теперь человек может жить индивидуальной жизнью. Общий порядок задается такой трансценденцией, как всеобщий разум.

Таким образом, власть состоит, в числе прочего, и в том, что она осваивает способы трансцендирования, позволяющие удержать созданный порядок жизни и вызванные к существованию сущности. При этом каждая новая инстанция власти строит свою новую трансценденцию: для государственной власти это государство и его история, одинаковость процедур на всей территории, для власти церкви — божественные трансценденции, для прессы — всеобщая свободная и объективная информированность и формирование смыслов и т. п. Данная инстанция власти этот порядок, эту идею подвергнуть сомнению не может.

Чтобы состоялось возникновение инстанции власти, необходимо построить новый тип порядка (то есть зафиксировать некоторую идеальную конструкцию, которая должна задать трансцендентные основания нового порядка), задать новую систему символов, которая, в свою очередь, задаст переходы между идеальным порядком и материальными и социальными вещами (так происходит переорганизация символического пространства) и новую различительность (язык), которая позволит производить новую социальную структурацию и «видеть» иные вещи, нежели те, что были видны ранее. Кроме того, данная трансценденция должна быть безусловно принята всеми. Она для некоторой части народа становится ценностью, которой люди следуют в социальной жизни.

Таким образом, каждая инстанция власти фиксирует определенный тип трансценденции, который превращает сначала в социальные ценности, а потом и в принципы взаимодействия людей или иных общественных единиц.

В каждой стране трансценденции власти должны соответствовать базисным ожиданиям народа.

 

Реализации трансценденций власти

ДЛЯ НАС в этой книге понятие трансценденции очень важно в смысле приставки «транс-» (именно потому мы не употребляем слово «идеальное» или другие аналоги). «Трансценденция» фиксирует переход, перенос, скачок через границу. «Транс» — прокол или проход в принципиально иное пространство.

В этом смысле трансценденции власти всегда строятся как недоступные для сознания людей, и люди это принимают. Так, в России народ для себя принимает, что есть некая высшая правда, что у государства есть высшие интересы, которые невозможно понять, но которым нужно следовать для того, чтобы общая жизнь продолжалась и был порядок.

Даже само понятие порядка в этом смысле тоже трансцендирует сознание от имеющегося порядка ко всеобщему, то есть фиксирует запредельность в сознании.

При этом возникают примерно такие конструкции сознания.

«Демократия, может быть, не лучший способ правления, но лучше ее нет, и поэтому нам приходится жить с нею», — говорил Черчилль в своем известном высказывании. Иными словами: мы не понимаем, зачем нам демократия, но мы вынуждены это принять, потому что… — и далее следует система обоснований уже относительно частной жизни. Однако сам принцип принятия демократии — запредельный, трансцендентальный.

Так же обстоит дело и с понятием собственности. Собственность отличается от имущества и активов именно с точки зрения трансцендирования. Имущество и активы операционабельны, а относительно собственности есть нечто, чего с ней нельзя ни в коем случае делать. Почему — неизвестно. Рациональных объяснений с точки зрения обыденной жизни нет. Но должна быть такая трансцендентность, как собственность, и по поводу нее должно быть заключено «соглашение».

Еще один очень значимый пример. Зададимся вопросом, зачем нужна Россия. С экономической, культурной точки зрения, с точки зрения роста благосостояния смысла существования такой территории, удерживаемой одним народом, смысла сосуществования других многочисленных народов нет. Рационально необходимость России объяснена быть не может. А смысл трансценденции власти состоит в том, что мы принимаем, что Россия есть, зачем она нужна — никто не знает, объяснить этого никто не может, но мы русские — и тем самым есть Россия.

Так же обстоит дело и с такой трансценденцией, как богатство: это не сумма денег, это некое качественно другое состояние, которое можно фиксировать как источник возможностей, источник свободы, источник благосостояния всех (богатство страны). То есть количество денег в какой-то момент переходит в специфическую трансценденцию богатства, которая означает не «много денег», а могущество, власть, свободу, качество жизни, возможности.

В условиях войны трансцендентальным является общее решение защитить свою родину. Рационально этого не объяснить. Может быть, лучше сдаться захватчикам, как это сделали некоторые маленькие европейские страны в последнюю войну, и сохранить все свое богатство? Но сдать, например, Ленинград или Сталинград для советских людей было немыслимо.

Эти точки мы и называем «трансценденциями власти» — когда удается преодолеть качественную границу, сделать качественный скачок, и когда люди соглашаются, что за этим есть нечто, для нас недоступное, доступное только власти, но мы все соглашаемся с тем, что это действительно необходимо и деваться от этого некуда. Тогда при любых обстоятельствах все люди будут этого придерживаться: подчинять свою жизнь принципам свободы, демократии, защиты родины, справедливости, православия, народности и так далее. Тогда становится возможным совместная общественная жизнь.

Таким образом, эти и подобные точки трансцендирования должны очень четко улавливаться властью. Собственно, на них строится та или иная инстанция власти. Для власти трансценденции — это не заумное теоретизирование, а вещь совершенно необходимая. Люди, которые не понимают этого, не могут быть людьми власти. Власть — вещь не рациональная, но трансцендирующая.

Это особенно важно сегодня еще и потому, что в связи с тенденцией артефикации многие вещи сегодня строятся технически, искусственно. При этом тем более возникает нужда и необходимость в переходе за границы рационализма. Если этот переход не сделан, то все становится относительным, плывет. Если же такие точки расставлены, то пространство порядка и возможности ориентации удерживаются. При этом возникает парадокс: сегодня различные трансценденции становится возможным формировать, но сформировать ту или иную трансценденцию — это значит задать ей качественно новое, недоступное даже для самой власти существование. После того, как трансценденция сформирована, власть может (и должна) лишь использовать ее в качестве одной из опор порядка.

 

В НАИБОЛЕЕ РАСПРОСТРАНЕННОМ понимании слово «суверенитет» означает такое состояние, когда кто-то может осуществлять действия вне зависимости от внешних обстоятельств и мнений других людей или государств (в переводе с фр. souverain — высший, верховный).

Наиболее часто слово «суверенитет» употребляют в политическом смысле. В данном случае значения таких понятий, как «суверен», «верховная власть», «верховный правитель», оказываются довольно схожими. К примеру, в данном смысле понятие «суверен» довольно подробно обсуждает Томас Гоббс в своей работе «Левиафан» (1).

Принцип суверенитета закреплен в Конституции, в которой это понятие употребляется примерно в том же смысле: «государственный суверенитет — это верховенство государственной власти на территории страны; проецированный на международную сферу, он означает, что государство само определяет, какими будут его отношения с другими государствами, а последние не вправе вмешиваться в его внутренние дела» (2). Помимо этого в Конституции различается национальный и государственный суверенитет. Смысл такого различения состоит в том, кто или что является носителем и источником суверенитета: в одном случае это народ, а в другом — государственная власть.

Многие исследователи уделяют большое внимание проблеме абсолютного суверенитета. Практически все фиксируют, что абсолютного суверенитета быть не может. Во-первых, ограничением суверенитета является наличие суверенитетов других; к примеру, суверенитет того или иного государства «находится в определенных отношениях с другими основополагающими, общепризнанными принципами международного и конституционного права» (2). Во-вторых, на том же примере государственного суверенитета можно заметить все большее развитие и усиление различных трансгосударственных, транснациональных организаций (ООН, Евросоюз, ВТО и др.), что ведет к тому, что границы суверенитета отдельного государства все четче фиксируются и определяются, в том числе в рамках договорных отношений. Современное государство во многом отказывается от части суверенитета в пользу тех или иных выгод.

В этом смысле понятие суверенитета употребляют, имея в виду наличие определенных зон, в которых суверенитет присутствует. Границы этих зон часто фиксируются определенной системой прав. В этом смысле понятие суверенитета довольно сильно связано с понятием права.

Резюмируя все это, можно сделать вывод относительно того, как мы понимаем суверенитет в данной книге.

Во-первых, суверенитет предполагает возможность действия, распоряжения, владения чем-то вне зависимости от внешних обстоятельств, правил, норм и пр. В этом смысле суверенность означает произвол (от слова «воля»): к примеру, если мы говорим о суверенитете человека, то подразумеваем, что человек может осуществлять действия по отношению к себе, своей собственности и прочему, не сообразуясь с действиями других.

Во-вторых, суверенитет распространяется в пределах определенной зоны, в которой суверенные действия могут быть осуществлены. Чаще всего границы таких зон суверенности фиксируются системой прав и свобод, норм, правил, соглашений и прочих конструкций подобного рода.

 

Суверенитет и власть

НЕСМОТРЯ НА ТО, что словосочетание «суверенная власть» довольно распространено, с нашей точки зрения, оно является по большей части тавтологией. То понятие власти, которое используется в данной книге, уже само по себе предполагает свою суверенность. В противном случае власть, потерявшая суверенность, превращается в одну из частных функций, — к примеру, в управление. Таким примером могут являться власти в странах с «марионеточными правительствами», когда властные решения принимаются одним или несколькими внешними игроками. В этом смысле такие правительства действуют исключительно в рамках навязанной кем-то политики и отвечают скорее за ее проведение в данной стране, но сами не имеют возможности определять курс и политику своей страны.

Сегодня мы должны говорить о власти, представленной композицией разных инстанций власти, каждая из которых обладает своим собственным суверенитетом, связанным с ее собственной системой трансценденций. Это означает, что каждая из властных инстанций не обладает абсолютным суверенитетом и вынуждена строить соглашение и взаимодействие с другими инстанциями власти. Государство как одна из инстанций власти также не обладает абсолютным суверенитетом, поскольку вынуждено взаимодействовать с другими инстанциями: парламентом, СМИ, судебной системой, духовной властью, а также другими государствами и организациями в рамках системы договоров. Абсолютным суверенитетом, да и то с многочисленными оговорками, в современном мире обладает только вся композиция инстанций власти целиком.

Суверенитет, таким образом, возникает вместе с инстанцией власти: если последняя получает свое существование, то она обладает суверенитетом. Формирование особой инстанции власти требует трансцендентального оформления исключительного ресурса, «создания» народа и элиты, соответствующих присутственных мест и — не в последнюю очередь — установления своей зоны суверенности при формировании общего порядка.

 

В АДМИНИСТРАТИВНОЙ действительности инстанцией называют тот или иной уровень бюрократической иерархии, обладающие определенным объемом полномочий и задач; как правило, он рассматривается относительно данного уровня полномочий (высшая или низшая инстанция). Такое же понимание сложилось и в юриспруденции: судебная система страны устроена инстанционным образом. В философии же термин «инстанция» используется для обозначения сосредоточения функций без конкретизации его материального воплощения (мыслительная инстанция — все равно, кто или что мыслит; понимающая инстанция — «сгусток» функции понимания).

 

Понятие власти и понятие инстанции

В ЭТОЙ КНИГЕ вводится понятие инстанции власти, обозначающее ту или иную конкретизацию способа или формы реализации власти (властной воли) и одновременно — особой формы организации воспроизводства жизни людей. То, что это понятие вообще используется, предполагает наличие вполне определенного понятияя власти.

Предполагается, что власть, организующая жизнь в определенный воспроизводящийся порядок, и жизнь, которой присуща избыточность и спонтанность, находятся в перманентном противостоянии. Жизнь раз за разом является источником появления новых ситуативных конструкций, которые проблематизируют уже существующий порядок воспроизводства, опирающийся на сформированные институты власти (которые в стабильных условиях постепенно превращаются в культурные формы). Возникают угрозы воспроизводства жизни, и появляется совершенно новый тип власти, который, в свою очередь, задает новый тип порядка, снимающий проблемы. Такой появившийся в результате некоторого «онтологического скачка» тип власти и будет называться (новой) инстанцией власти, не совпадающей с прежними формами власти.

В качестве исторических примеров подобного развития событий можно привести создание первых государств, оказавшихся более эффективными по сравнению с племенной формой жизни. Это случилось в силу формирования новой — государственной — инстанции власти, основанной на применении одинаковых процедур к своим гражданам (подданным). Далее, развитие денег и капитала, которое оказалось невозможным ассимилировать в рамках сословного общества и республиканской или монархической формы правления (так как общественные проблемы множились и нарастали), также привело к созданию новой инстанции власти — богатства. Уплотнение событийной ткани жизни — невозможность ориентироваться в происходящем в городе, стране и мире при помощи писем, булл, королевских посланий или изустной передачи новостей, — привело к формированию такой инстанции власти, как средства массовой информации.

Таким образом, согласно используемому понятию власти, она реализуется скачкообразно (катастрофически), а не эволюционно. Можно сказать, что власть не имеет истории, поскольку никакой исторической логики в формировании новых инстанций власти нет. Сложившиеся формы власти отправляются регулярно с использованием социальных и культурных механизмов, а новые инстанции власти появляются спонтанно.

 

Понятие инстанции власти

ТАКИМ ОБРАЗОМ, все известные конструкции (или композиции — см. ниже) власти с самого начала строились как состоящие из нескольких инстанций (типов власти), каждая из которых формирует свою собственную ценность и исключительность, которые недоступны другим инстанциям. Появление новых инстанций власти вынуждает каждый раз строить заново композицию власти, перераспределять влияние, устанавливать правила взаимодействия между инстанциями.

Соответственно, в данной книге власть понимается как сложное образование, образованное несколькими инстанциями. Каждая инстанция:

♦ суверенна внутри себя;

♦ обладает исключительным ресурсом;

♦ формирует свою трансцендентность, перед которой все равны (поскольку она недоступна для манипулирования);

♦ создает свой тип порядка, регулирующийся данной трансценденцией;

♦ формирует свой «народ» и соответствующую элиту; © имеет свои присутственные места.

При формировании инстанций власти то, что оформляется в качестве эксклюзивного (исключительного) ресурса, соотносится с трансценденцией. Каждая инстанция власти строит (восстанавливает, воспроизводит) определенную трансценденцию, то есть — некоторый идеальный порядок (порядок в идеальной действительности). Этот порядок (идею порядка) данная инстанция власти не может поставить под сомнение: он для нее — безусловный. Для разных инстанций власти существует своя трансценденция: идея права — для судебной власти, связь с Богом — для религиозной, объективная информация и формирование смыслов — для СМИ. Для государства трансценденцией и безусловностью является всеобщий порядок и одинаковость процедур на всей территории. Поскольку трансценденция является недоступной для действия, перед ней все равны (все равны перед государственным порядком, законом, Богом, деньгами).

Для некоторой части народа эти идеи становятся ценностями, которым они следуют в жизни и с точки зрения которых судят то, что происходит в стране; эти ценности связаны со способом жизни этих людей. (Например, для бизнеса свобода не есть теоретическая конструкция). Итак, каждая инстанция власти задает свой тип трансценденции, который превращается сначала в социальные ценности, а потом и в принципы взаимодействия людей.

Далее, всякая инстанция власти имеет свои «присутственные места» для того, чтобы реализовать свой порядок и отправлять власть. Именно так народ соприкасается с властью. Всякая инстанция власти оформляется в обществе как особый институт (однако обратного соотношения нет: по крайней мере, некоторые институты связаны с властью только опосредованно).

Вопросы ценностных приоритетов и принципов взаимодействия между инстанциями регулируются соглашениями — гласными и негласными — и стереотипами относительно того, до какой степени какая инстанция власти может реализовывать свой порядок и упорядочивать жизнь (которая, как отмечено выше, всегда старается выйти за границы любого порядка). Эти соглашения также регулируют принципы взаимоотношений между самими инстанциями власти и основными трансценденциями.

 

Инстанции власти в России

ИСТОРИЧЕСКИ Шарль де Монтескье (1) был, скорее всего, первым, кто зафиксировал этот принцип нескольких несводимых друг к другу инстанций власти. Однако речь у Монтескье идет не о «разделении властей» — не о том, как будто бы одну власть в организационном плане разделили на несколько частей (при этом неявно предполагается, что корень власти все равно один). Монтескье утверждает, что существует несколько отдельных инстанций власти, каждая из которых обладает эксклюзивным ресурсом, и этим инстанциям приходится между собой договариваться.

В России этот принцип непонятен и еще практически ни разу не был реализован. Здесь очень трудно представить себе, как могут сосуществовать две или более инстанций власти, каждая из которых обладает своим исключительным ресурсом и трансценденцией. Однако именно в такой ситуации возникает реальная демократия. В условиях существования нескольких инстанций власти увеличивается степень свободы для общества и человека, возникает возможность апеллировать к разным инстанциям в поисках более справедливых условий и форм жизни.

При этом существует процедурная проблема согласования действий властей между собой и их согласования с интересами общества и человека. Различные инстанции власти в результате борьбы за пределы собственного влияния и за границы суверенности в конце концов достигают компромисса или выстраивают организационно-процедурную конструкцию, на которую мы будем ссылаться как на определенную композицию власти. Если в выстраивании такой композиции участвует народ, то можно говорить о демократическом типе устройства власти.

С точки зрения введенного понятия, государство — только одна из инстанций власти, обладающая вполне определенным исключительным ресурсом (всеобщий порядок и одинаковость процедур на всей территории) и не подменяющая собой иные инстанции. Отношение к государству как к единственно возможной власти, которое накладывается на стремление государства создать моно-центрическую конструкцию, создает ту ситуацию ослабления жизни, угнетения политики, выхолащивания демократии, которую мы видим сегодня в России.

Однако основной принцип современных властных технологий — противоположный: количество инстанций власти должно не уменьшаться и угнетаться, а, наоборот, увеличиваться со скоростью, превышающей скорость усложнения общества. В этом случае власть создает пространство, где люди могут ориентироваться и развиваться, где возникают свободы и демократия, когда народ может принимать участие в достижении соглашения между инстанциями власти.

 

ПРАКТИЧЕСКИ ВО ВСЕХ российских дискуссиях относительно рынка в качестве одного из центральных моментов его становления обсуждается собственность — как необходимое условие возникновения рыночных отношений и рыночной экономики. При этом не поясняется, что же имеется в виду под собственностью. Подразумевается, что все и так это понимают. Хотя, если проанализировать употребление этого слова, можно выделить несколько основных значений, в которых оно встречается.

♦ Достаточно часто понятие «собственность» используют для обозначения имущества и других материальных объектов.

♦ Также собственность часто понимается как некая ценность — предполагается, что собственность должна быть священна, нерушима, право собственности не должно никем нарушаться.

♦ Третий момент, который часто обсуждается в связи с собственностью, — собственность как институт, система правил, при которых некоторое имущество рассматривается как собственность.

Как видим, трактовок определения «собственность» достаточно много. Поэтому требуется обратиться к понятию «собственность»: что же под этим на самом деле понимается, как собственность функционирует и как это преломляется в условиях России?

Итак, если рассматривать собственность с точки зрения юриспруденции, она означает три вида прав на определенного рода объекты:

1) право владения;

2) право пользования;

3) право распоряжения.

За юридическим определением собственности предполагается следующая конструкция: есть некий объект, по отношению к которому человек, являющийся его собственником, имеет права, которые, как правило, могут быть сведены к трем указанным правомочиям.

Право владения объектом означает, что его владелец — пусть даже незаконно — физически им обладает. Это право приобретается достижением фактической власти над объектом, господства над ним.

Право пользования означает возможность путем эксплуатации объекта извлекать из него полезные свойства, а также получать от него плоды и доходы, так что если в результате использования собственности возникает некоторый прирост, например, приплод у овец, или полученная от производства прибыль, то этот прирост тоже принадлежит собственнику.

Право распоряжения означает, что, находясь в системе взаимодействий с другими людьми, собственник может, никого не спрашивая, оставить объект собственности в наследство, передать другому человеку в пользование, т. е. своими действиями определить юридическую судьбу объекта. Право распоряжения вещью охватывает и право на ее уничтожение.

 

Современное понимание собственности

Ограниченная собственность

Проблема такого понимания собственности состоит в том, что оно работает, только пока это касается небольшого объема вещей, вещей частного использования — например, небольшого личного стада, участка земли и т. п., — то есть когда возможно, никого не спрашивая, делать с объектом собственности все, что угодно.

Но в дальнейшем такое четкое и вполне понятное определение собственности начинает сильно изменяться и трансформироваться. Потому что оказывается, что при владении объектами, значимыми для других людей или для общества в целом (владение заводом, который кормит весь город, владение ирригационными системами и т. п.), возникает следующая проблема: бесконтрольное желание собственника может приходить в противоречие с интересами других людей; и тогда собственность в значительной степени начинает ограничиваться.

Например, такая ситуация сложилась во времена правления Наполеона, когда шла война с Англией. Тогда владельцы угольных шахт начали продавать уголь врагу Франции — Англии. И возникла проблема: с одной стороны, власти — как исповедующие право частной собственности — не должны вмешиваться; с другой стороны — это приводит к угрозе для страны в целом.

Поэтому более современные виды собственности уже предполагают ряд обязательств, ограничений и обременений. В качестве примера можно привести США. Там, даже если человек покупает землю в частную собственность, он не может использовать ее таким образом, чтобы это приводило к ухудшению состояния земли. Иначе министерство сельского хозяйства и другие структуры, следящие за использованием земли, могут применить ряд мер, в том числе — отобрать землю и продать ее другим людям, вернув прежнему владельцу деньги.

Другой пример — в сфере сельского хозяйства Швеции: владелец земли не может завещать землю сыну, а сын не может пользоваться этой землей, если он не закончил соответствующее учебное заведение и не является специалистом в сельском хозяйстве. Если сын не получает такого образования, земля продается, а деньги отдаются бывшему собственнику.

Из перечисленных выше примеров видно, что собственность перестает быть непосредственной. Возникают разного рода опосредованные формы — например, в виде капитала, — которые могут замещать собственность. Вводится внешний — не рыночный — механизм оценки собственности. Например, в условиях национализации и приватизации при продаже имущества цены определяются разными механизмами: при поглощениях и слияниях используется понятие справедливой цены, которая определяется по специальной процедуре.

Собственность можно в некоторых случаях отнять, не давая возможности ею пользоваться, но компенсировав это капиталом. И такого рода операции предусмотрены практически во всех странах с развитой рыночной экономикой, в которых фиксируется, когда и какого рода собственностью нельзя пользоваться, если она затрагивает чужие интересы.

Поэтому время безграничной частной собственности давно прошло, и в современном мире оно относится к небольшому кругу предметов, которые по-прежнему могут находиться в безраздельной собственности.

Private property и several property

Кроме ограничения собственности, в современном мире возникла и другая конструкция, которая впервые появилась в ситуации реализации крупных проектов — таких, как посылка кораблей из Европы в Индию. Тогда корабль покупался и снаряжался в экспедицию в складчину; затем это стало переноситься на другие проекты. И возникла конструкция, заключающаяся в том, что деньги, собирающиеся в складчину для реализации проекта, уже не принадлежат тем лицам, которые их вложили. Для обозначения собственника создается специальное юридическое лицо, которое является собственником и владельцем. А люди, вложившие в проект деньги, становятся пайщиками или акционерами, владеющими определенными правами. И в этом смысле их собственностью являются акции, паи, но не само предприятие и не сами активы, которые принадлежат юридическому лицу.

Это новый шаг в разворачивании понятия «собственность». И в отличие от предыдущего понимания собственности, собственности как private property, этот вид собственности называется several property, что можно перевести как «распределенная, опосредованная собственность», «собственность нескольких».

Однозначный перевод затруднен, поскольку в русскоязычной экономической литературе различные виды собственности недостаточно дифференцированы. Часто several property тоже называют частной собственностью, хотя several property частной собственностью не является.

В дальнейшем получили развитие публичные компании с очень большим количеством акционеров, где покупка акций происходила, в том числе, с целью перепродажи, получения дивидендов, и не имела отношения к предприятию и его активам, к первичному объекту собственности; появились разного рода финансовые инструменты.

Институт собственности

Собственность начала все больше уходить от объекта и становиться функциональным обозначением. Она начала обозначать не объект, а некоторую организационную структуру, в которой «собственники» имеют те или иные права, обязанности и возможности.

В этом смысле очень показателен финансовый рынок. Владея разного рода финансовыми инструментами — фьючерсами, облигациями, и т. п., — «собственники» этих объектов находятся в полной зависимости от той организационной структуры, в которой финансовые инструменты функционируют, то есть — от организации рынка. Если организация рынка дает сбой, эти объекты сразу же превращаются в ничего не стоящие бумажки или же, наоборот, приобретают бешеный спрос. Поэтому собственность здесь имеет чисто организационный, а не объектный характер.

Это означает, что от объектного понимания собственности в странах с развитой рыночной экономикой уже давно ушли, и проблема собственности стала организационной проблемой. Теперь собственность и ее наличие зависит от выполнения участниками контрактов, от выполнения системы договоров, от общей организации рынка, от стабильности власти и от типа культуры — корпоративной, экономической и т. д.

В связи с этим начинает обсуждаться такое понятие, как «институт собственности», то есть — закрепленность в культуре, процедурах, в сознании людей определенных операций и способов использования тех или иных объектов.

Еще большую проблему представляет собой ситуация, в которой объекты собственности начинают создаваться, меняться по ходу своей жизни. Хороший пример — интеллектуальная собственность. Она фиксируется не в объектах, а в правах. Интеллектуальная собственность может устаревать, искажаться, портиться, будучи переданной другому, терять ценность при опубликовании. Проблема собственности становится еще более размытой и начинает еще более зависеть от организационных условий, в которых осуществляется деятельность людей по отношению к объектам собственности.

Проблема общего

Кроме того, есть еще одна проблема — проблема общего (общих ресурсов, общих систем). Она заключается в следующем. Существует ряд вещей, по отношению к которым конструкции собственности применимы с большим трудом: например, сложно применить понятие «собственность» к океану, в котором рыбаки ловят рыбу, к воздуху, которым все дышат, к земле, которая находится в общем пользовании. «Трагедия общего» связана с тем, что применимость к таким объектам процедурных вопросов превращения их в объекты собственности связана с явным ущемлением прав других и эксплуатацией, с проблемами общественными, политическими и даже — с проблемами взаимодействия между собой разных стран. Поэтому всегда существует опасность того, что, если мы отдаем общие объекты в частную собственность, начинают нарушаться права других. Здесь обычно возникают два варианта решения. Первый подход гласит, что общими объектами эффективно распоряжаться с экономической точки зрения можно только в структурах частной собственности, конкуренции; но тогда возникает вопрос — как прибыль, получаемую от их использования, передать тем, чьи права ущемлены? Второй подход заключается в том, чтобы использовать общие объекты справедливо, жертвуя экономической эффективностью. В этой точке понятие «собственность» сталкивается с такими понятиями, как «справедливость», «общественное благо», «политика», «власть». И однозначного решения здесь нет.

Итак, можно зафиксировать следующие тезисы.

Первое — необходимо разделять частную и распределенную собственность.

Второе — необходимо различать сам объект и его опосредование в виде капитала, акций и других вещей.

И, наконец, третье: необходимо отличать права по отношению к объектам от самих объектов, которые в изначальном понимании собственности не различались. Например, право на получение прибыли — и сам объект собственности. И мы зафиксировали противостоящую этому категорию справедливости, которая в ситуации общего пользования может прямо противоречить категории собственности.

 

Ситуация с собственностью в России

ВОЗВРАЩАЯСЬ теперь к ситуации в России, можно зафиксировать значительное недопонимание, которое возникает относительно понятия «собственность».

Во-первых, часто не разделяется частная и распределенная собственность, непосредственная и опосредованная собственность, собственность с обременениями и обязательствами.

Во-вторых, как правило, не понимается, что собственность — это не материальные объекты и не имущество, а определенное функциональное место в специальным образом организованном обществе.

Такое недопонимание приводит к тому, что вместо построения системы отношений, в которой собственность появляется в разных своих видах, происходит дележ имущества.

Целый ряд проблем и дискуссий вокруг собственности в России возникает по той причине, что для того, чтобы та или иная собственность появилась в обществе, необходимо не только наличие самого объекта и его юридическое оформление, но также и общественное признание, и построение системы, дающей возможность осуществлять с собственностью необходимое количество операций.

Отсюда возникает два класса проблем, не решенных пока в России: признание собственности и возможность использования объектов как собственности.

Иначе мы попадаем в ситуацию, сходную с ситуацией продажи участков на Луне: участок купили, но ни владеть, ни пользоваться, ни распоряжаться этим участком не можем.

Собственность — проблема власти

Есть мнение, что проблема собственности существует только для бизнеса. Но это не так — поскольку собственность необходима, по крайней мере, для двух аспектов, краеугольных для рыночной экономики.

Первое — собственность есть один из базовых механизмов накопления и превращения накопленного в богатство. Если не существует собственности, ее прирастания, то невозможно и ответить на вопрос, каков результат бизнес-деятельности. Для России эта проблема важна в связи с тем, что большое количество капитала утекает из страны именно потому, что деньги накапливаются и не могут быть отняты только за рубежом — в тех странах, где механизм накопления четко построен и базируется на праве неприкосновенности собственности.

Второе — собственность необходима для функционирования рыночной экономики, так как она создает механизм доверия. Если прописаны механизмы собственности, ее наличия или отсутствия, если они зафиксированы объектно и юридически, то возникает понятная ситуация взаимоотношений людей по отношению к материальным благам и их деятельности и становится возможным построение доверительных отношений (например, заключение контрактов, обязательств, в том числе долгосрочных), поскольку собственность не исчезает, а накапливается.

Если механизм собственности не работает, в обществе возникает проблема недоверия.

Поэтому необходимо формирование и культивирование в сознании людей такой ценности, как собственность, что в виде вторичного эффекта дает начало формированию механизмов накопления и доверия.

Следовательно, чтобы такое понятие, как собственность, утвердилось в России и стало одним из источников рыночных отношений, необходимо понимать, что это проблема не бизнеса — это проблема власти, устройства общества, культуры. И для того, чтобы возникал механизм функционирования собственности, необходимо усилие власти.

 

ПРЕЖДЕ ЧЕМ НАЧАТЬ рассуждение о демократии, важно усвоить, что такое сложное политическое понятие, как демократия, за время своего существования претерпело множество изменений. Очередное изменение оно претерпевает и в России, которая в начале 1990-х годов начала двигаться по пути к демократическому устройству общества. Это изменение вызвано тем, что то современное понятие демократии, которое сформировалось на Западе, в России в значительной мере не освоено. Этому освоению в первую очередь мешает ряд стереотипов, касающихся демократии, которые распространены в обществе (см. ниже). Кроме того, это понятие пока не сформировалось на российской почве и не вошло в быт, сознание и жизнь российских людей и, таким образом, не приобрело действенный характер.

Основной стереотип, связанный с пониманием демократии, состоит в том, что демократия — это прежде всего свободные выборы. Поэтому, например, отмена прямых выборов губернаторов начинает рассматриваться как отказ от демократии. Точно так же, когда СМИ начинают контролироваться государством, утверждается, что это недемократично. Такое понимание демократии есть довольно сильная редукция (упрощение) по отношению к демократии и не связано с ее сущностью. (Это вовсе не значит, что указанные тенденции хороши, — это значит только, что они не затрагивают сущности демократии.)

Кроме того, многими замечается и то, что принятие демократических норм и правил жизни в какой-то мере начинает ограничивать суверенитет государства. Это связано с тем, что государство оказывается неспособным принять те или иные решения даже внутри страны, не оглядываясь на то, что скажут иные (западные) страны. России приходится ориентироваться на образцы демократии, которые находятся вне ее (на Западе), поскольку считается, что в странах Европы и США существует «подлинная», «правильная» демократия.

Чтобы понять, почему это происходит и в чем сущность демократии, необходимо вернуться к самому понятию «демократия».

Демократия в Древней Греции

Перевод слова «демократия» с греческого способствует укоренению представления о том, что «демократия — это власть народа». Однако это не совсем так.

Когда в Древней Греции говорили «демократия», под «демосом» понимали не весь народ, а лишь небольшую и вполне определенную его часть. Из истории известно, что «демос» ограничивался несколькими тысячами человек, которые могли уместиться на городской площади. Это были свободные граждане полиса, которые довольно сильно отличались от «плебса» (сброда) и других слоев людей (рабов, полурабов, иноземцев), не входящих в «демос» и не участвовавших в принятии решений. Кроме того, существовала система цензов, которые определяли данную группу

В этом смысле греческую демократию можно было бы назвать «властью демоса», то есть властью одной специфической части народа. «Власть демоса» в Древней Греции противопоставлялась аристократии (власти лучших), олигархии (власти немногих), и монархии (власти одного). Но демократия противопоставлялась и охлократии, то есть власти «охлоса» — того народа, который не входил в «демос». Причем охлократия понималась как «плохая» форма правления — «власть сброда» в буквальном смысле этого слова.

С тех пор название «демократия» осталось, но его смысл сегодня довольно сильно изменился. Во-первых, кардинально изменилась и усложнилась структура общественной и политической жизни — мы уже не живем в греческих городах-полисах. Во-вторых, современное понятие демократии, сформировавшееся спустя две тысячи лет на Западе, возникло в совершенно иной ситуации.

Современное понятие демократии

Вопреки распространенному противопоставлению «демократия — тоталитаризм», современное западное понимание демократии в значительной мере возникло в оппозиции к республиканской форме правления.

История Европы показывает, что идеи свободы, которые были направлены против сословно-аристократического общества, могут реализоваться и в республиканской форме. Республиканская форма правления предполагает значительную свободу граждан, но не отдельных граждан непосредственно, а либо их различных сословно-корпоративных организаций, либо территориальных образований (провинций, городов и т. п.). Республиканская форма правления строится на представительстве всех слоев населения, провинций, корпораций и др. образований. Вместе с этим появляются различные формы парламента.

Итак, современная демократия, хотя и обозначается тем же термином, что и в Древней Греции, возникла в оппозиции к республиканской форме. Ее появление связывают с периодом буржуазных революций в Европе, когда понадобилось сломать существующие территориальные, сословные, корпоративные объединения и сделать всех людей принципиально равными, ввести общие для всех демократические механизмы и дать всем равные условия и права. Одно из таких прав — избирательное право, которое фиксируется для каждого отдельного человека, а не для их объединений — в отличие от республиканской формы правления.

Современное демократическое устройство предполагает наличие ряда условий.

Наличие общих прав и ценностей [195]Об этом см. также понятие идеологии в части 3.
. Свобода объединений, слова, совести и ряд других прав и свобод. Свобода частной жизни людей и формирование из этих свободных и самодеятельных людей особой инстанции власти, которая называется «народ».

Суверенность [197]См. понятие суверенитета в части 3.
отдельных людей в политическом смысле. Под этим понимается распоряжение или владение чем-то вне зависимости от внешних обстоятельств, правил, норм и пр. Обладание суверенитетом для человека означает возможность осуществлять действия по отношению к себе, своей собственности и прочему, не сообразуясь с действиями других — но только в той зоне, в которой он обладает суверенитетом. Когда такого рода конструкция переносится на общество в целом, она фиксируется в наличии определенных прав.

Наличие политического «рынка», то есть поля свободных (хотя и четко структурированных процедурами и институтами) политических взаимодействий, в котором все люди могут участвовать. Один из примеров такого рода конструкций — когда каждый человек обладает голосом и может его «обменять» или «продать» на свободном политическом рынке. Под продажей и обменом понимается не обмен на прямые блага, а обмен своего голоса на то, что порядок взаимодействия властей в обществе, а также порядок взаимодействия власти и народа, будет человеку более удобен. Человек, собственно, это и выбирает, делегируя свои голоса в «народ» как инстанцию власти (см. ниже).

Композиция различных инстанций власти [198]См. понятие инстанции власти в части 3.
, среди которых существует специальный механизм их взаимодействия. Его специфика состоит в том, что, помимо организованных и уже существующих инстанций власти (таких, как богатство, духовный авторитет, государство и пр.), формируется отдельная инстанция, которая называется «народ». Инстанция «народа» формируется за счет специальных процедур волеизъявления, которые не сводятся к одним выборам. Для этого существует большое количество форм, к примеру: механизмы местного самоуправления, общины, свободные объединения, референдумы (плебисциты), партийные, судебные механизмы, общественные организации, выборы в различных формах (прямые и непрямые выборы).

В этом смысле демократия — это процедура соединения многих инстанций власти с включением «народа» и формированием удобной для него современной композиции власти. «Народ» участвует в создании той или иной конфигурации инстанций власти, которые формируют тот порядок, в котором живет общество. Поскольку народ как таковой не представлен, он представлен через специфические процедуры волеизъявления народа (см. выше).

На схеме видно, что существуют различные инстанции власти, в том числе — власть народа. Между ними существует система взаимодействий, при которой для каждого отдельного человека возникает большее количество свобод, удобств и благ. При этом между всеми инстанциями власти и народом строится определенного типа соглашение — что возможно, а что невозможно в данном обществе. Таким образом, получается, что демократия — это участие народа в формировании системы власти, а не власть народа.

Схема инстанций власти при демократической форме правления

Появление и развитие демократии в Европе

Возникновение отдельных инстанций власти как условие появления демократии в ее современном понимании можно проиллюстрировать на примере истории Европы.

Европейская традиция разделения властей берет свое начало в разделении духовной власти (власти папы и Священной Римской империи) и светской власти королей. Каждая из этих сил осуществляла свой тип власти, сформировав из себя самостоятельную инстанцию власти; при этом были зафиксированы области, в которые каждая из этих властей не могла вмешиваться. Впоследствии конструкция разных инстанций власти была достроена до разделения исполнительной, законодательной и судебной власти.

Многие исследователи связывают появление демократии во многом с тем, что началось интенсивное разделение властей на судебную, исполнительную и законодательную, иными словами — на самостоятельные инстанции власти. Это выражение — «разделение властей на самостоятельные инстанции власти» — означает не то, что есть одна власть, которая делится на три разные части; оно означает, что каждая из этих инстанций власти обладает своей исключительной компетенцией. Например, суд обладает исключительной компетенцией восстанавливать справедливость, и ни государство (в виде, например, исполнительной власти), ни законодательная власть не может вмешиваться в компетенцию суда. Точно так же и суд никак не может вмешиваться в исключительную компетенцию законодательной власти по формированию законов. Соответственно у исполнительной власти тоже есть свои компетенции, которые она может осуществлять, не оглядываясь на другие инстанции власти. В этом смысле эти инстанции суверенны — то есть существует круг вопросов, которые они решают вне и помимо разного рода норм и правил, это отдано им как исключительное право.

Развитию демократии в Европе — вопреки республиканской форме правления — способствовало то, что во времена буржуазных революций начала формироваться еще одна самостоятельная инстанция власти: богатство. Эта инстанция власти строила свои механизмы самовоспроизводства и постепенно отделялась от государства. Государство больше не имело возможности включаться в структуру производства богатства, оно ограничивалось лишь введением законов и правил. Само богатство начало интенсивно становиться инстанцией власти. И в этой ситуации у буржуазии для формирования богатства возникла необходимость отмены всех сословных, земельных и прочих делений. Необходимо было сделать людей равными. Но тогда возник вопрос — как учитывать представительство? В этом смысле республиканская форма правления оказалась неэффективной и была сменена демократической.

Демократия и власть

Подводя итоги выделения понятия, заметим, что, хотя и существует довольно много представлений о демократии, в данном тексте мы под демократией понимаем (с точки зрения власти) такое устройство, которое предполагает множественность инстанций власти и способность людей, общества, власти строить из них композицию. Демократически устроенная власть — это сложная власть, опирающаяся на множество взаимодействующих между собой инстанций, включающих и такую инстанцию, как «народ».

Распространение демократии

Важно отметить, что в настоящее время наблюдается довольно сильное распространение демократии, демократических стандартов и институтов в мире. Для западных стран демократия является ценностью. Они не только пропагандируют демократию как наилучший общественно-политический строй, но и пытаются так или иначе экспортировать ее в другие страны — с целью установления демократии чуть ли не во всем мире. При этом можно выделить определенные особенности демократической формы, которые делают ее более мощной и эффективной по сравнению с другими формами организации политики, общества, государства. Именно эти особенности, эта эффективность способствуют распространению демократии, поэтому дело, скорее, не в сознательном «экспорте демократии», а в большей организационной мощности этой формы устройства власти (при определенных условиях).

Во-первых, демократия более чувствительна ко всякого рода изменениям, нововведениям и разнообразию. При демократии сохраняется достаточное многообразие для того, чтобы общество могло развиваться.

Во-вторых, демократическое общество довольно адаптивно и может реагировать на множество внешних вызовов, что также позволяет ему усложняться и дифференцироваться.

В-третьих, демократическое устройство власти, самоорганизация и свободное предпринимательство взаимно усиливают друг друга, что способствует хозяйственному росту

Вместе с этим мы можем выделить и ситуации, в которых демократия менее эффективна. Например, как показала мировая история, в ситуациях, когда требуется высокая степень мобилизуемости общества, демократия значительно слабее других форм, в частности — тоталитарных. Различные разновидности коммунизма, фашизма и других тоталитарных форм, при которых власть сконцентрирована в одной инстанции власти (моновласть), обладают значительно большими мобилизационными характеристиками.

При этом демократия накладывает определенные условия на тип человека, живущего в таком обществе. Поэтому демократическая власть должна поддерживать и воспитывать этот тип человека. Его можно охарактеризовать по следующим критериям:

♦ Люди, способные жить в условиях свободы.

♦ Люди, способные к суверенности и ответственности за себя.

♦ Люди, имеющие довольно высокие навыки самоорганизации: в тех зонах, которые не регулируются никакими инстанциями власти, люди, живущие в демократическом обществе, должны быть способны к самоорганизации в разного рода сообщества, которые будут сами решать собственные проблемы.

Если этих способностей нет и власть их не формирует, то жизнь в демократическом обществе становится либо невыносимой для людей, либо довольно быстро приводится к тоталитарным формам правления. При этом внешние демократические формы могут оставаться (к примеру, выборы, демократическая конституция и пр.), но утрачивать свой подлинный демократический смысл.

 

Демократический строй в России

РАЗНЫЕ СТРАНЫ и общества опираются на разный тип человека, но при этом идет распространение демократии с Западной Европы и США на другие страны, в число которых входит и Россия. Отсюда возникает довольно большое отличие между самим понятием демократии и системой ее образцов, с одной стороны, и тем, что получается в итоге в каждой конкретной стране, — с другой.

В связи с этим — вопрос: как демократический строй преломляется в условиях России, что происходит с демократией в нашей стране и как она в России понимается?

В России с точки зрения формирования демократии возникает несколько проблем.

1. Для того, чтобы демократия в стране существовала, необходимо наличие разных инстанций власти, независимых друг от друга. Когда они сводятся к одной инстанции, смысл демократии теряется, поскольку народ не может участвовать в создании различных конфигураций инстанций власти.

2. Сведение власти к одной инстанции урезает свободы человека, а наличие многих инстанций власти создает большее количество степеней свободы. Это также создает для человека ситуацию защиты его прав. Например, если государство нарушает права гражданина, он может обратиться в суд, если не помогает суд — обратиться в СМИ, если и СМИ не помогают — обратиться в местные органы самоуправления и т. д., то есть гражданин может искать такую комбинацию, в которой его интересы будут поддержаны и защищены. Если же, соответственно, ни одна инстанция власти не помогает, человек может отдавать свой голос в качестве представителя народа политическим партиям для изменения существующего положения вещей.

3. Существованию демократии необходимо формирование демократического «народа». Если его нет, то некому участвовать в формировании системы взаимодействий между инстанциями власти, и вместо «народа» возникает электорат. Под демократическим «народом» здесь понимается тот «народ», которому понятны механизмы его влияния на структуры власти, а также механизмы и последствия влияния той или иной структуры власти на него.

Ввиду существования стольких проблем возникает вопрос — а нужна ли вообще в России демократия, и если да — то в какой степени она здесь может существовать?

Демократия в России нужна, и нужна она для следующего.

Во-первых, демократия создает совершенно новое качество жизни для людей — увеличивается количество степеней свободы, появляется поле действия у самодеятельного населения (того населения, которое само проектирует и организует свою деятельность) и резко усиливается эффективность общественного устройства и общественного производства.

Поэтому, если Россия хочет конкурировать с развитыми странами и с ними взаимодействовать, то ей необходим демократический строй, поскольку он обеспечивает современный и эффективный способ жизни народа и страны.

Во-вторых, демократия способствует становлению новых инстанций власти (точно так же, как первые новоевропейские формы демократии были нужны для становления власти богатства). Поскольку в современном мире появляются новые инстанции и строятся новые композиции власти, демократия, то есть участие народа в их становлении, также постоянно видоизменяется, получает все новые стороны — с тем чтобы эти инстанции входили «на равных» в число признанных инстанций власти.

Поэтому, если Россия хочет строить современную эффективную власть, ей также необходим демократический строй.

В-третьих, демократия выделяет и создает прослойки наиболее конкурентоспособных людей, поэтому для каждого отдельного человека демократия означает возможность вырастать в обществе, в котором существуют свободы, существует ответственность за свои действия, — и в этом смысле оно само становится конкурентоспособным по отношению к современным западным обществам.

Но способ осуществления демократии в России должен соответствовать специфике страны. Даже в западных странах многие демократии отличаются друг от друга. Например, демократия в США сильно отличается от демократии в Англии или в континентальной Европе.

Поэтому, чтобы сконструировать собственную эффективную модель демократии, нужно принимать в расчет как историческую и географическую, так и культурную ситуацию в стране.

Резюмируя основные сложности, с которыми сейчас сталкивается демократия в нашей стране, среди основных надо выделить:

♦ неразделенность инстанций власти;

♦ разделение «народа», его развал на разного рода группы населения, которые в «народ» не собираются (к примеру, самозанятое население, иждивенческое население, самодеятельное население);

♦ самодеятельное население есть лишь малая часть всего населения;

♦ непонимание того, зачем, в каких случаях, какого рода механизмы демократии нужны.

В России все возможные механизмы демократии зачастую сведены к одному — к выборам. Все другие формы участия народа в устройстве власти и общества практически не рассматриваются. Но к установлению российской модели демократии ведет именно развитие разных демократических процедур и механизмов. При этом для построения отношений с современными западными обществами нужно приводить некоторые демократические процедуры к общим стандартам, — но это не значит, что весь набор демократических механизмов должен быть тем же, что и на Западе (не говоря уже о том, что можно стремиться выработать и распространить собственные стандарты).

Вообще если говорить о проблемах демократии в России, то нужно говорить не столько о демократии как той или иной конечной модели, сколько о демократизации общества и выращивании адекватной российскому обществу модели демократии, иными словами — об освоении демократии в России.

 

МЫ ИСПОЛЬЗУЕМ в данной книге понятие жизни, поскольку оно оказывается важным для понимания власти и довольно сильно коннотирует с понятием власти. При этом в книге мы имеем в виду жизнь человеческую — жизнь человеческого рода, а не жизнь в биологическом понимании. Хотя, конечно, биологическая компонента в человеческой жизни обязательно присутствует. Поэтому вместе с понятием жизни мы будем использовать понятие человечности (см. ниже).

Практически все исследователи, изучающие человеческую жизнь, ее формы организации и человечность, фиксируют, что человек, в отличие от других живых существ, не имеет программ продолжения собственной жизни, закрепленных на биологическом материале. В этом смысле человек рождается «недоношенным» и сам по себе вне специального включения в человеческое общество человеком не становится. Это подтверждает ряд известных примеров попадания человеческих детей к медведям, волкам и другим животным. Эти примеры показывают, что в зависимости от того, в какую среду попадает человек, он и становится медведем, волком и т. д. И если через какое-то время после этого он снова попадает в человеческое общество, то не может научиться ни говорить, ни взаимодействовать с людьми и человеком уже не становится.

Учитывая это, людям необходимы специальные схемы, которые отвечают за продолжение человеческой жизни. И, как мы отмечали в статье о понятии власти, власть является одним из базовых схематизмов, который позволяет продолжать человеческую жизнь. При этом власть, наряду с другими схематизмами (социальной кооперации, культуры — см. ниже), обеспечивает возможность продолжения общечеловеческой жизни в рамках определенного типа культуры, типа общества и типа цивилизации.

 

Организация жизни

ПО-ВИДИМОМУ, одним из наиболее современных и продвинутых понятий жизни, которым мы будем пользоваться в данной книге, являются представления об организации жизни, развитые в работах таких авторов, как Матурана и Варелла (1). Эти исследователи выделили несколько моментов, важных для нас в понимании власти.

Во-первых, это то, что Умберто Матурана называет «круговой организацией жизни».

Круговая организация является живой организацией, если специфицирующие ее компоненты — это компоненты, синтез которых или их поддержание она обеспечивает таким образом, что продуктом их функционирования оказывается производящая их функционирующая организация (2).

В этом пункте для нас важно, что жизнь существует тогда, когда существует механизм ее самовоспроизводства. Это означает, что в обществе должны быть сформированы и закреплены (в какой-то степени — на недосягаемом для отдельных людей уровне) механизмы самовоспроизводства людей. То есть на базе биологического материала рождающихся поколений должны формироваться структуры воспроизводства языка, сознания, телесной организации и обеспечиваться включение в тип культуры и цивилизации.

К примеру, телесная организация формируется начиная с воспитания в семье и заканчивая разного рода дисциплинарными формами (физкультура, спорт, искусство, работы в различных технологических системах и т. д.). В результате должны появляться люди, которые «на себе» восстанавливают схемы власти, способы социальной кооперации и причастность к культуре. Такого рода механизмы самовоспроизводства человеческой жизни должны специальным образом фиксироваться в обществе. К примеру, довольно часто эти функции выполняют государство и ряд других институтов (семья, церковь, система образования и др.). Эти институты позволяют обществу самовоспроизводиться в том виде, в котором оно считает себя человеческим.

Второй пункт, касающийся понимания организации жизни, состоит в наличии «самореферентности» (в другом переводе: автореферентности).

Благодаря круговой природе своей организации живая система располагает самореферентной областью взаимодействий. Сохранение живой системы в качестве единства взаимодействий обеспечивается тем, что ее организация функционально значима только по отношению к сохранению ее кругообразности и соответствующим образом определяет область ее взаимодействий (2).

Вслед за Матурана под самореферентностью мы будем понимать способность живого фиксировать свои состояния в зависимости от действий, которые оно производит по отношению к внешней среде. В этом смысле действия живого изначально не определены, не запрограммированы. Они могут быть разными и меняться в соответствии с изменениями во внешней среде. Тем самым живое постепенно осваивает вокруг себя среду за счет того, что фиксирует свои состояния в зависимости от действий и начинает формировать и приобретать определенный опыт — «познает мир», как пишет Матурана. Полученный опыт живое оформляет — и постепенно формирует вокруг себя среду, соответствующую своему собственному устройству, а не внешним обстоятельствам.

С понятием самореферентности связано также еще одно понятие, важное для понимания организации жизни; это свойство рефлексивности живого. Оно означает, что живое осознает себя, свое соотношение с окружающим миром и, за счет этого, этот мир формирует. К примеру, все живые существа, начиная от простейших бактерий, создают вокруг себя такую среду, в которой им удобно жить. Матурана фиксирует это как создание ниши, то есть постоянного класса взаимодействий, в которое вступает живое. К примеру, птицы вьют гнезда, некоторые животные роют норы и т. д. В этом смысле и человек создает вокруг себя среду, в которой ему удобно и комфортно жить.

Поскольку мир и внешние обстоятельства меняются, то главная функция способности «познания» живого,

о которой говорит Матурана, — это способность к предсказанию. Она заключается в том, что живое постепенно в соотношении со своими взаимодействиями в окружающем мире выделяет вещи, которые повторяются и поддаются предсказанию.

Человек в этом смысле отличается от других живых существ тем, что он не одинок: ему присуща совместная жизнь, которая во многом есть условие его превосходства над другими. В человеческом обществе есть специальные схематизмы взаимодействия — такие, как власть, культура, социальная кооперация, — которые позволяют людям строить из самих себя большие и сложные общества, иногда даже человеческие машины. Мамфорд называет их «мегамашины», то есть — большие конструкции из людей, которые осознают себя и свое положение, разворачивают свое познание и формирование своей собственной среды. Здесь эта среда уже формируется не только за счет отдельного человека и его тела, но и за счет общественной организации и все более сложных орудий.

Механизм рефлексивности оказывается настолько важным, что если рефлексивность в обществе падает, то общество быстро консервируется, оказывается неспособным формировать свою собственную среду и реагировать на изменения внешней среды. Возникающие конфликты и катаклизмы могут вызвать гибель общества. Таких примеров можно привести довольно много, в частности — Месопотамия. Чрезвычайно консервативное общество освоило определенного рода технологию и «выработало» плодородные земли, за счет которых оно существовало. Когда оно превратило их в пустыню, оно не смогло продолжать свою жизнь и исчезло.

С другой стороны, можно найти достаточно примеров того, что успешно выживают те общества, у которых развит механизм самореферентности и которые могут довольно сильно трансформироваться, не теряя своей идентичности. С таким механизмом во многом связано появление истории, которая в этом смысле является результатом самосознания представлений о человеке, обществе. То есть — за счет истории человечество осознает себя и удерживает себя в состоянии человечности, идентифицирует себя именно как человечество, не теряющее своего человеческого достоинства.

Человек изменяется и живет в изменяющейся системе отсчета в мире, который непрерывно им самим создается и преобразуется (2).

Третий пункт относительно организации жизни, который фиксируют исследователи, — это автопоэзис [208]«Автопоэзис» часто переводят как «самопроектирование», «самостроительство», «самосочинение», то есть — сочинение самого себя.
. Следуя за Вареллой, под этим мы будем понимать, что живое трансформирует не только окружающую среду, но оно трансформирует и развивает себя. Это важный механизм для человека с точки зрения того, что, кроме освоения внешней среды и ее присвоения (как отмечалось выше), живое за счет рефлексии собственных состояний начинает выделять идеальные конструкции, то есть то, чего в мире не существует. С ними связано формирование сознания у человека. Этот пункт оказывается для людей особенно важным, поскольку, во-первых, язык, сознание и специфическая организация тела позволяют человечеству строить и сочинять себя не по законам природы, а по законам разворачивающегося мышления, сознания и воображения, а во-вторых — это позволяет не только осваивать окружающую среду, природу, но и менять природу самого себя. Поэтому для человека автопоэзис является одной из основных компонент его человечности. То, что во всем живом заложено как потенциальная возможность, в человеке развивается в некоторый самостоятельный процесс — процесс самосознания, самостроительства человеческого общества и т. д.

Поскольку тема организации человеческой жизни во многом является сложной и дискуссионной, мы не будем ее разворачивать далее в данной книге. Мы указали на основные пункты понятия жизни, но их подробное описание уже выходит за рамки нашей задачи. Поскольку в данной книге нас интересует тема власти, то мы можем на основании выделенных выше механизмов, присущих живому, сделать несколько выводов. Власть, чтобы продолжать совместную жизнь большого количества людей, должна поддерживать все эти три механизма (круговая организация жизни, самореферентность и способность к предсказанию). В противном случае власть разрушается, общества гибнут и не могут быть потом реанимированы.

Человечность

В связи с таким пониманием организации жизни мы можем выделить ряд базовых моментов, которые определяют человеческую жизнь и человечность. Относительно понятия человечности, мы замечаем, что в современных дискуссиях часто употребляются два термина. В частности, в своих работах Фукуяма обсуждает «человеческое достоинство»; ряд французских философов-постмодернистов, а также исследователь В.В. Малявин используют понятие человечности в своих работах. С нашей точки зрения, под этим понимается наличие у людей следующих форм организации: языка, сознания и специфической организации телесности.

Наличие языка означает, что люди могут между собой разговаривать о вещах, актуально не присутствующих в их окружении. Язык создает в этом смысле пространство возможных обозначений и разговоров, не связанных напрямую с действиями, которые последуют сразу после их упоминания, и необязательно имеющих отношение к актуально присутствующим вещам.

Наличие сознания у людей означает наличие такого рода пространства, в котором они могут между собой сообщаться вне непосредственных действий и материальных объектов.

Специфическая организация телесности человека подразумевает использование орудий, средств и других предметов для усиления и расширения возможностей тела. При этом внешний материал человек не просто использует в том состоянии, в котором тот существует в природе, но подвергает его обработке. В этом смысле орудия специально изготавливаются. Впоследствии орудия и средства все более совершенствуются, усложняются и преобразуются в технику и, далее, — в сложно организованную искусственную среду, в которой мы живем и которая является расширением человеческой телесности.

Поверх этого формируется еще ряд специфических схем организации, которые определяют совместность человеческой жизни.

Одна из них — это схема власти, которая обсуждается в данной книге. За счет схемы власти обеспечивается сохранение и продолжение всеобщей жизни человеческого рода. Вторая — схема социальной кооперации, которая предполагает способы построения взаимодействий между людьми. Третья — схема культуры, которая предполагает передачу и воспроизводство образцов не напрямую через человеческое общество, а опосредованно через внешние носители, так называемые образцы культуры. Эти образцы в человеческом обществе начинают играть роль норм и образцов, по которым устроена деятельность и жизнь людей.

Помимо этого, существует еще одна специфическая форма организации, которая связывает людей и определяет их общность и наличие единого пространства, — это коммуникация. Здесь под коммуникацией мы будем понимать то, что создает реальность человеческих взаимодействий и человеческой жизни.

Последующее разворачивание этих понятий и схем выходит далеко за пределы данной книги, поэтому здесь ограничимся лишь указанием на принципиальные моменты, которые связаны с понятием человечности.

Власть и человечность

Как мы уже отмечали выше, схема организации власти отвечает за продолжение человеческой жизни за счет формирования всеобщего порядка. В этом смысле власть также должна обеспечить еще одну функцию, а именно — поддержание и удержание границы человечности.

Негативные примеры того, что происходит, если эта функция не обеспечивается, можно найти в работах Льва Гумилева. В частности, это манихейство, а также другие типы организации общества, при которых общество заканчивает жизнь самоубийством или саморазрушением. Примеры такого рода показывают, что если граница человечности не удерживается в рамках общества, то оно разрушается.

Вторым интересным обстоятельством для иллюстрации служит историческая конкуренция обществ. Она состоит в том, что общества, сталкиваясь друг с другом, конкурируют не только за земли, ресурсы, материальное богатство и прочие материальные блага; общества также конкурируют между собой на уровне форм организации, грубо говоря — в том, чья форма организации эффективнее. В работах Гумилева описан ряд этносов, которые исчезали именно из-за того, что сталкивались с другими, которые по форме организации их превосходили. Более слабые формы организации жизни этносов либо ассимилировались последними, либо уничтожались. То есть общества сталкивались с более мощным и эффективным типом человечности и исчезали. Поэтому, с точки зрения продолжения жизни общества в целом, этот момент тоже является одной из проблем власти.

 

Период господства идеологии

ПОНЯТИЕ ИДЕОЛОГИИ первоначально возникло в философии как наука или учение об идеях. Впоследствии это понятие довольно сильно трансформировалось с появлением философии исторического развития Маркса. С этого периода понятие идеологии стало приобретать значение основных идей, которые движут людьми и указывают им систему «правильных» целей и ориентиров.

Идеология — это некоторая совокупность взглядов, принимаемых некритично, на веру. Марксу это позволило разделить научное мировоззрение, ориентированное на понимание действительности, и идеологическое, которое, наоборот, основано на иллюзиях, принимаемых на веру. Согласно учению Маркса, все идеи, религии, мировоззрения являются лишь выражением материальных отношений и ложно (или даже с намерением обмануть) возведены в ранг духовных сущностей (идей), в то время как в действительности ничего подобного не существует и, следовательно, речь идет только об идеологиях. По Марксу, «идеологическая надстройка над действительностью» используется как инструмент управления эксплуатируемыми классами. Идеология здесь означает ложное, но, тем не менее, некритично принимаемое за истинное сознание. Введение этого понятия дало Марксу возможность объяснить поведение людей, не согласующееся с выводами его теории: в действительности люди подчинялись некоторым нормам (например, религиозным), которые с экономической точки зрения не были им выгодны.

Данное понятие идеологии широко использовалось во второй половине XIX и в первой половине XX века. В этот период получили распространение различные идеологические приемы и техники, которые активно применялись и в коммунистических государствах и движениях, и в фашистских обществах. Менее известна идеологическая работа в США тех времен. С развитием так понимаемой идеологии получают распространение такие термины, как пропаганда, агитация и т. п.

В основе такого рода понимания идеологии лежит система предположений, которые были выделены Карлом Мангеймом в книге «Идеология и утопия» (1). Одно из основных предположений, выдвинутых Мангеймом, состоит в том, что способ мышления зависит от социальной структуры жизни людей (или определенным образом связан с ней). С этой точки зрения идеология связана с появлением определенной группы людей, которая, осознавая свои интересы и текущую ситуацию, с помощью некоторого набора идей начинает менять жизнь в соответствии с ними. В этом смысле получается, что идеология построена не на анализе объективного и реального положения дел, а на редукции, то есть сведении всеобщего разнообразия мира к небольшому набору идей, которые достаточно хорошо объясняют нынешнюю ситуацию и побуждают людей к действиям. Идеология всегда претендует на всеобщность, поскольку идеологические конструкции простым и понятным способом производят редукцию сложного мира к одной или нескольким идеям. К примеру, идеология антисемитизма в гитлеровском рейхе, идеология коммунизма в России, пролетарская идеология (основанная на теории эксплуатации Маркса).

Таким образом, идеология со второй половины XIX века становится одной из основных техник манипулирования массами, массовым сознанием.

Необходимо отметить, что развитие идеологических техник связано также с появлением и разворачиванием массового общества, в котором идеология успешно применяется. Связано это, по-видимому, с тем, что люди массового общества жестко не привязаны к социальным структурам1, в частности — к общностям, ассоциациям и разного рода социальным образованиям. Люди массы не осознают себя элементами этих структур. Это дает возможность за счет идеологических приемов убеждать массы, что они принадлежат к тому или иному классу, группе, течению — и для каждого из этих социальных образований вырабатывать идеологию, которая данной социальной группе будет понятна и подтолкнет к действиям в том или ином направлении.

Примерно в середине XX века у такого рода идеологических конструкций были выявлены ограничения. В частности, стало ясно, что они в определенном смысле тормозят развитие общества, потому что в результате распространения идеологий возникают общества, стремящиеся к тоталитаризму, то есть к одинаковому пониманию смысла вещей. К примеру, многие историки отмечают, что такие идеологические общества, как фашистская Германия или Советский Союз (с 1930-х по 1950-е гг.), были тоталитарными обществами, практически вся жизнь которых была подчинена тем или иным идеям или идеологии.

 

Идеи в современном мире

КАК РЕАКЦИЯ на это возник вопрос о том, каким путем возможно возникновение общества, которое не будет целиком подвержено той или иной идеологии — и в этом смысле не совершит ошибок? Как один из вариантов ответа на этот вопрос была разработана концепция открытого общества, которая предполагает другую, отличную от идеологической, схему того, каким образом идеи должны существовать в современном социальном мире. В результате была разработана существенно более сложная конструкция общества, которая характеризуется следующими моментами.

Во-первых, появилось понятие инфраструктуры, то есть общих условий, структур жизни, в которых люди вынуждены существовать и взаимодействовать друг с другом вне зависимости от их идеологических установок. Это могут быть инфраструктуры как материальные (транспорт, системы связи и пр.), так и нематериальные, связанные, например, со стандартами образования, законности и другими всеобщими структурами. Такого рода инфраструктуры обеспечивают возможность коммуникаций и взаимодействий в обществе вопреки наличию той или иной идеологии.

Во-вторых, появилось понимание того, что есть безусловные вещи, которые нельзя нарушать без ущерба для общества. Они фиксируются в понятии права. При этом понятие права, а также понимание какого-либо из конкретных прав могут трактоваться по-разному. Но сам факт того, что в обществе фиксируются определенные права, присущие людям или их общностям, оказывается очень важным: он фиксирует границы, за пределами которых никто не может вмешиваться в чьи-либо дела, — начиная от права на частную жизнь и заканчивая более сложными системами общественных прав (свобода слова, право обращаться в суд и пр.) Появление такого рода прав становится вторым элементом, задающим границы для идеологий.

В-третьих, формируется понимание общественных ценностей, которые несут на себе люди. В отличие от идеологии, которая предполагает общее направление для действий людей, ценности не связаны с направлением деятельности. Они могут быть общими или локализованными в тех или иных социальных группах, но они не задают действий (ценности можно лишь защищать). Понятие ценности — так же как понятия инфраструктуры и прав — связано с границами, которые нельзя преодолевать в данном обществе, но оно не связано с обязательной направленностью действий и мыслей людей.

Если в обществе фиксируются права и ценности, развиваются инфраструктуры, то складывается ситуация, в которой могут существовать лишь частные идеологические установки (далее они будут называться идеологемами), присущие тем или иным социальным или культурным группам и обществам. Отдельные образования (организации, группы, слои и т. д.) могут иметь свои идеологии, но они ограничены тем, что нельзя нарушать определенные права, нельзя игнорировать определенные ценности, присущие другим людям, нельзя нарушать общий порядок жизни общества, зафиксированный в организации инфраструктур. В этом смысле идеология из всеобщего понятия становится частным, которое работает в четко ограниченных рамках.

Такого рода ситуация вызывает существенные изменения в техниках работы с обществом. Вместо пропаганды или агитации, а также других форм призыва людей действовать в одинаковом направлении возникают более сложные вопросы и техники.

Во-первых, это техники манипулирования общественным сознанием, которое превращается в ряд технологий (в том числе политтехнологий), построенных как средства мобилизации людей на определенные действия в отдельных локальных ситуациях. К примеру, эти техники работают, когда в ситуации выборов необходимо мотивировать людей на голосование за или против чего-то, — а также в ряде других случаев, когда необходимо дать людям подсказки, в каком направлении им двигаться. Поскольку такого рода технологии существенно ограничены в пространстве и времени, в них могут использоваться идеологические приемы: агитация, пропаганда и другие.

Во-вторых, развивается более долговременная, сложная и современная техника, связанная с построением системы ориентации в обществе. Она должна учитывать сложившиеся ценности, сложившуюся систему прав и сложившийся тип общества. В этом смысле развиваются все более сложные технологии управления уже не обществом, а способами его организации и переорганизации. Одной из таких технологий являются механизмы реорганизации и изменения власти, которые подробно обсуждаются в данной книге.

 

Идеологии в России

СОВРЕМЕННОЕ РОССИЙСКОЕ ОБЩЕСТВО в силу своей истории привыкло к идеологическим конструкциям. Поэтому сегодня наблюдается следующий эффект: некоторые частные идеи из а-идеологически устроенного западного общества преподносятся в России в качестве идеологий. К примеру, концепции либерализма на Западе противостоит консерватизм, и в этом смысле он действительно является частной идеей, но в России такого рода вещи превращаются в идеологические (претендующие на всеобщность) конструкции. Они становятся единственно «правильными», всеобщими, дают простые объяснения существующего положения дел и в этом смысле заводят в тупик.

Той же переинтерпретации подвергаются не только идейные конструкции, но и современные способы работы по ориентированию общества. Public relations (PR, «развитие общественной связности»), promotion (продвижение) и т. п. — это термины из коммуникативного общества, в котором организуются дискуссии с носителями других ценностей, точек зрения и интересов; при этом каждый раз обязательно происходит возвращение к базовым ценностям. Но когда эта техника переносится на российскую почву, возникают всякого рода политтехнологи: за оппонентом не предполагается существование никаких ценностей, никаких собственных взглядов. Решение «впаривается».

За этими технологиями на российской почве стоит предположение, что электорат пассивен, что ему нужно только не дать возможности подпасть под влияние других идей и других кандидатов, а далее — выставить своего кандидата в лучшем свете. В этом смысле в России нет свободного выбора (и даже покупки на политическом рынке голоса) в западном понимании. Аналогично нет ни PR, ни промоушна — в западном понимании. И хотя мы живем в постидеологическом обществе — то есть в обществе, которое избавилось от единой идеологии, — сам схематизм идеологии еще сидит в людях. Поэтому одни требуют сказать, куда нам (всем) нужно идти, а другие «впаривают» разные варианты ответа на этот вопрос.

Но современные общества существуют вне единой идеологии, и усилия власти направлены на восстановление общей структуры общества, а не на указание всеобщего конкретного направления его «движения». В этом смысле конструкция политического дискурса на Западе задается наличием ряда базовых ценностей, типом общей инфраструктуры, набором прав. В каждой конкретной ситуации все эти структуры восстанавливаются, и разрабатывается каждый раз новое решение — восстановление общественного сознания происходит заново. Можно сказать, что современное западное общество — это общество коммуникации и дискуссий.

 

История обсуждения понятия «справедливость»

СЕГОДНЯ ПОНЯТИЕ справедливости используется в нескольких смыслах: это и справедливость в отношениях между людьми, и справедливость некоторого порядка (тогда говорят об экономической справедливости, о социальной справедливости, даже об исторической справедливости). В некоторых случаях справедливость является предметом регулирования в законодательном порядке: в основном это относится к обеспечению честности выборов или предоставлению возможности излагать свою позицию.

Однако закон может обеспечить справедливость лишь в очень редких, вырожденных случаях. Как правило, картина наблюдается обратная: справедливость обеспечивает саму возможность законности, поскольку она проявляется там и в тех ситуациях, когда другие регулятивы отсутствуют.

Это первым заметил еще Аристотель, назвавший справедливость добродетелью особого рода: она — «величайшая из добродетелей», «совершенная добродетель». Справедливость является регулятивом других добродетелей.

Аристотель различил два вида справедливости — распределительная и уравнивающая. Первая связана с распределением почестей, имущества и других материальных благ между гражданами. Здесь справедливость заключается в том, чтобы ограниченное количество благ было распределено по достоинству — пропорционально заслугам. Вторая связана с обменом: справедливость призвана уравнять стороны, участвующие в обмене, и достоинство лиц не принимается во внимание.

В античные времена обсуждение справедливости было связано с обсуждением самих принципов законодательства. По Платону (диалог «Горгий»), именно законы должны обеспечить общественную справедливость. При этом Платон противопоставляет это понимание и «природной справедливости», и пониманию закона как обеспечивающего механическое воздаяние. Платон трактует «природную справедливость» так: «Это когда сильный грабит имущество слабого, лучший властвует над худшим и могущественный стоит выше немощного». С другой стороны, закон, осуществляя неумолимое воздаяние по принципу талиона, не оставляет возможности для изменения злой воли. Платон здесь защищает принцип, близкий к принципу «не судите, да не судимы будете»: «Если бы оказалось неизбежным либо творить несправедливость, либо переносить ее, я предпочел бы переносить», — говорит Сократ.

Христианская этика дает как будто бы тот же ответ на сократовскую дилемму: чем совершить несправедливость, предпочтительнее самому испытать ее. Однако в христианской этике справедливость, отличаемая от милосердия, сопряжена с ним: справедливость выводится из милосердия или сострадания.

В XVIII веке Юм осознал тот факт, что содержание и критерии принципа справедливости могут меняться в очень широких пределах. Согласно Юму, справедливость — «искусственная» добродетель (тогда как, например, милосердие — «естественная»). Действительно, справедливость предполагает некоторый уровень согласия между членами сообщества относительно принципов, по которым они живут. Эти принципы могут меняться (стихийно или произвольно, по решению людей), но конкретное понимание справедливости зависит от того, какие правила и привычки установились в данном сообществе. И раз они установились, справедливость измеряется по ним, и нарушение этих правил, пусть даже во имя восстановления иных стандартов справедливости, может восприниматься как несправедливость.

Ролз («Теория справедливости») рассматривает справедливость как принцип социальной организации: она выступает как мера равенства и мера неравенства между людьми. Люди, безусловно, должны быть равны в правах, и это равенство должно быть закреплено законом. Они должны быть равны при распределении социальных ценностей. Однако справедливым будет и неравенство — такое неравное распределение, которое дает преимущество каждому.

Ролз вводит два принципа:

1) каждый человек должен обладать равным правом в отношении наиболее обширной системы равных основных свобод, совместимых с подобными свободами для всех остальных людей;

2) социальные и экономические неравенства должны быть организованы таким образом, чтобы а) от них можно было бы разумно ожидать преимуществ для всех и б) доступ к положениям и должностям был открыт всем.

Таким образом, справедливость является одним из принципов, регулирующих взаимоотношения людей по поводу распределения (перераспределения), в том числе взаимного (в обмене, дарении — отдаривании), и социальных ценностей (свобода, благоприятные возможности, доходы и богатства, знаки престижа и уважения и т. д.)

Хотя идея справедливости ассоциируется скорее с законом, как нравственная идея она в первую очередь устанавливает предел индивидуальному произволу.

 

Конструкция понятия справедливости

ОТМЕТИМ СЛЕДУЮЩИЕ МОМЕНТЫ, обязательно присутствующие в понятии справедливости.

1. Принцип, рефлексивно регулирующий отношения между людьми. Он позволяет, во-первых, оценивать те или иные ситуации, отношения и действия (как справедливые или несправедливые), а во-вторых — строить действия в соответствии с этим принципом.

2. Принцип справедливости позволяет соотносить любые реальные действия с такой трансценденцией, как правда. Этот принцип является столь же первичной (базисной) формой организации человеческого в человеке, что и сама власть, культура, социальное. Справедливость творится, она — реальное воплощение идеальной правды. Справедливость — поступок по правде.

3. Чувство или ощущение справедливости-несправедливости принадлежит сначала индивидуальному нравственному чувству — и только потом могут создаваться социальные, властные или культурные механизмы, которые так или иначе восстанавливают и обеспечивают справедливость в масштабах общества, которые включают принцип справедливости в порядок жизни.

4. Можно выделить как минимум три области, к которым относится справедливость (несправедливость): индивидуальное достоинство человека; адекватность воздаяния за дела (труд, действие); общий порядок жизни в данном обществе или сообществе.

5. Отсутствие справедливости (несправедливость) является гораздо более заметным и требующим восстановления фактором и событием, чем наличие справедливости. В этом принцип справедливости аналогичен такой форме организации, как власть: при устоявшемся порядке жизни в первую очередь замечается безвластие, а не власть.

6. Критерии справедливости постоянно меняются — и исторически, и в результате целенаправленной работы (например, социал-демократы в России много сделали для того, чтобы сознательно изменить понимание справедливости у народа). Из этого следует, что зона действия регулятива «справедливость» постоянно меняется, в обществе происходит постоянное движение к справедливости, поскольку выявляются или строятся новые точки несправедливости.

7. Этот регулятивный принцип ставит, в числе прочего, ограничения на порядок, устанавливаемый властью — но не только: он работает там, где нет других регулятивов. В этом смысле это самый «последний» регулятив: там, где ничего не работает, — работает он. Многие из сфер жизни регулируются властью, правом, законами, финансами, инструкциями и пр. Принцип справедливости работает там, где или ничего этого еще нет, или иные регулятивы построить невозможно.

8. В том обществе или сообществе, где справедливость служит регулятивом, обязательно создаются места для отправления справедливости: для ее восстановления, разбора бытовых или более «высоких» ситуаций с этой точки зрения. При этом важно не столько реализовать справедливость (это иногда бывает невозможно), сколько утвердить сам этот принцип, его работоспособность, отделив несправедливость или несправедливое действие от справедливости.

 

Значимость понятия «справедливость» в сегодняшней ситуации с властью в России

ВООБЩЕ ИДЕЯ СПРАВЕДЛИВОСТИ очень важна в России по нескольким причинам.

Во-первых, из-за того, что Россия — очень большая страна. В ней есть огромные зоны, не регулируемые законом и живущие вне всяких правил. В ней сосуществуют многочисленные формы организации жизни («культуры»). В этих зонах и при взаимодействии культур люди вынуждены постоянно решать вопросы нравственного характера (и что самое удивительное — на бытовом уровне).

(«Нравственный» здесь не значит «моральный»: мораль установлена в некотором сообществе, это система норм, и мораль применяют, как правило, по отношению к другим; решение же на основе нравственности приходится применять тогда, когда нет авторитета, когда не у кого спросить — и человек сам вынужден строить решение, исходя из принципиальных вопросов, касающихся его самоопределения.)

В этом смысле справедливость является для России главным регулятором жизни — то есть жизненные ситуации соотносятся не с законом, а с высшей правдой, которая должна быть всеобщей, которая находится не на земле, не в конкретных ситуациях. В огромной стране, при неразвитом состоянии государства и закона и при большом разнообразии культур и их взаимодействия очень большое количество вопросов повседневной жизни должно решаться по справедливости.

И в этом смысле обостренное чувство справедливости присуще русским людям, оно «сидит» в них.

Во-вторых, идея справедливости важна для России и потому, что в ней были созданы специальные места, где справедливость концентрировалась.

В обществе, для которого справедливость является регулятивом, должно быть некое место, где справедливость достигается. Это не суд, где достигается юридическое решение (тем более, что огромное количество вопросов не может быть физически доведено до суда в силу уже указанных причин: расстояний, разных людей и т. п.) Должно быть место, куда можно будет обратиться и где справедливость будет если и не восстановлена, то, по крайней мере, провозглашена.

Эти места в русской истории всегда были тесно связаны с властью.

Историю здесь можно проследить от приглашения первых Рюриковичей, которые должны были установить некий порядок. Справедливость заключалась в том, что произошло разделение и соглашение: князья отвечали за общий порядок, а народ жил своей жизнью.

Этот принцип прослеживается и дальше. Не случайно российские монархи всегда трепетно относились (или вынуждены были относиться) к этому обостренному чувству справедливости и удерживать те инстанции, где справедливость если не вершится, то по крайней мере провозглашается (где она известна).

Следующая инстанция, реализующая и концентрирующая справедливость, — православная церковь, которая этот принцип справедливости формировала и несла. Именно в ней вырабатывалось представление о том, что значит поступать или жить «по-божески».

Еще одна инстанция — мир, община, где происходила коллективная выработка справедливости. Там решалось, что справедливо, а что нет. Можно вспомнить также принцип вече, когда любой обиженный мог требовать от мира разбирательства и восстановления справедливости.

Таким образом, в истории России всегда существовал ряд мест, где проблема справедливости, во-первых, обсуждалась, во-вторых, провозглашалась, и куда, в-третьих, можно было обратиться за восстановлением справедливости если не физическим путем, то, по крайней мере, в нравственном отношении.

В СССР — и на этом сыграли большевики — высшей справедливостью была защита угнетенных, причем не только у себя, но и во всем мире, и этот пункт был очень важным для российского сознания. Действие принципа справедливости продолжалось.

Даже бандитские разборки с их «понятиями» в значительной мере удовлетворяют чувство справедливости — хотя и в эрзац-форме. Понятно, что это превращенная, эксплуатирующая форма. Но эксплуатирует она это же чувство справедливости, когда ни к кому, кроме них, нельзя обратиться.

В чем специфика такого разрешения ситуаций по отношению к закону и суду? Здесь важно то, чтобы справедливость была публично провозглашена — при невозможности ликвидировать последствия. Очень трудно было — и до сих пор трудно — наказать в полной мере людей, творящих зло, но можно сказать, что это несправедливо, и тем самым отделиться от этого и оставаться человеком нравственным. И это возможно в условиях, когда суд не работает, а государство неповоротливо.

Это та точка, в которой может существовать сверхправо, иными словами — та зона, в которой регулируется само право и создаются принципы решения ситуаций в его отсутствие. В этом принципиальное отличие России от Западной Европы. Если в европейском сознании область сверхправа живет в сознании суверенности, личности, то в России она живет в сознании высшей справедливости.

Таким образом, зафиксируем несколько пунктов. Во-первых, чувство справедливости заложено в народе. Есть жажда, чувствительность к ней, есть такая действительность. Во-вторых, всегда существовали и должны были существовать места, где справедливость как-то провозглашается или восстанавливается. В-третьих, это высшая справедливость, а не равенство людей. Этот принцип регулирует взаимодействие людей, однако сам он — из нравственного пространства.

Сейчас же Россия находится в ситуации, когда все эти места разрушены, и власть в России не восстанавливает и не провозглашает справедливость вовсе. Она не фиксирует места, где справедливость должна восстанавливаться, не пытается их простроить заново. Дело в том, что всегда есть соблазн провозгласить, что справедливость достигнута. Но как только такое будет провозглашено, тут же народ начнет предъявлять к государству чрезмерные требования (как и случилось в позднем СССР).

Проблема в другом: никто никогда не знает, что такое высшая справедливость, что в конце концов справедливо, а что нет. Но это предмет обсуждения. Это нельзя установить раз и навсегда, это должно происходить раз за разом.

В России прочная власть не может быть установлена без соотнесения с проблемой справедливости. Поскольку в России обсуждать проблему справедливости — это общественная потребность, и если ее заглушить, то возникает бюргерское, мещанское сознание, которое противно российскому духу.

Простейший исторический пример — это царь, который был «против бояр, но за народ». Для большой, разнообразной, сложно устроенной страны такое надправовое, надзаконное образование, аналогичное царю как инстанции, устанавливающей справедливость, — обязательно. Единственный сегодняшний аналог — это телемосты с Путиным. Но в ходе их не обсуждается принцип справедливости, а решаются конкретные проблемы конкретных людей. Если достижение справедливости не провозглашается как общий принцип, то это чувство остается неудовлетворенным, и тогда решение конкретной проблемы воспринимается как подачка.