Мне никогда не забыть своего первого впечатления от, Шато Эшогет. Чернее черного ночного неба, силуэт замка вздымался над скалами, будто вырастая из них по какому-то капризу природы. Из темных окон не пробивалось ни лучика. Ничто не указывало на то, что за его стенами протекает жизнь. Трудно было вообще представить себе, чтобы там когда-либо мог жить человек. Умереть в подобном месте еще было возможно, но — жить? Никогда!

Как глубоко я ошибалась! Но разве могла я предполагать, что именно за этими мрачными стенами развернутся события, которые принесут мне не только тяжелые испытания, но и высочайшее счастье!

«Ну да, конечно, — подумалось мне тогда, — семья д'Эшогет наверняка проживает не в башнях». Нужно заметить, что в то время я не имела ни малейшего представления и о том, сколько человек, носящих фамилию д'Эшогет, смогло пережить обрушившуюся на них трагедию. Но в любом случае они, как мне казалось, предпочли бы жить в задней части здания. Но как раз ее-то и не было видно с того места, где водитель остановил машину. При виде этого сооружения, которому в будущем предстояло стать нашим постоянным пристанищем, меня охватил ужас. Кто мог мне сказать, не безумие ли это — привозить сюда Майкла? Правда, те, кого я боялась, были уже мертвы. Не существовало уже ни старика, ни его сына, который казался мне много страшнее своего отца. Но исчезла ли с их смертью опасность? «Речь идет о наследстве твоего сына, — попыталась я уговорить себя, — ты не имеешь права отказывать ему».

Какой же громадой поднималось здание на фоне ясного ночного неба! Хотя, может быть, я и не очень точно представляла себе его реальные размеры, поскольку никогда не умела правильно оценить ни расстояние, ни перспективу. А о его действительных пропорциях я до того не имела ни малейшего представления. Единственное, что мне было известно наверняка, так это то, что задуманное и построенное в качестве укрепления, это строение возводилось в свое время с небывалым размахом.

По всей видимости, водитель ожидал от меня проявления каких-либо эмоций.

— Впечатляюще, — сказала я и тут же добавила: — Tres formidable.

Дело в том, что еще раньше, в деревне, он мне сообщил, что совсем не знает английского. Возможно, он отказался бы понимать также и мой французский, не окажись я волею случая молодой мадам д'Эшогет, едущей в «Шато Эшогет».

Майкл внезапно проснулся. Перегнувшись через меня, он приник лицом к окошку.

— Да это же настоящий замок, мама! — восхищенно воскликнул он, исполненный глубочайшего почтения перед увиденным.

— «Шато» по-французски как раз и означает «замок», — пояснила я сыну.

Огромные черные башни произвели на него не меньшее впечатление, чем на меня. И не удивительно — ну кто, скажите, ожидал бы увидеть в центре Америки самый настоящий норманнский замок? Мне подумалось тогда, что днем все это будет выглядеть не так устрашающе. Может быть — даже несколько забавно.

Но сейчас была ночь. Пока такси взбиралось по серпантину в гору, у меня не выходили из головы истории, которые мне рассказывал Алан о своей семье. Сознаюсь, что до приезда сюда я полагала, что все эти истории — не более чем вымысел чистой воды.

Сама я родилась в Канаде, хотя моя мама и была американкой. После того как мама развелась с отцом, мы вновь вернулись в Мэйн, где проживала семья мамы. Мне было тогда четыре года. Там я выросла и там на себе почувствовала, что означает заносчивое отношение местного населения к «канаксам». Так там называли франкоговорящих канадцев. Наиболее надменными и заносчивыми, как рассказывал Алан, были англоговорящие канадцы. В этом они были много хуже жителей Новой Англии, существенно отличавшихся от них и языком и культурой. Впрочем, позже я имела возможность убедиться в том и сама.

Алан был хорошо воспитан и получил отличное образование. Кроме того, он был необыкновенно привлекателен и умен. Вне всякого сомнения, мне совсем бы не повредила скромная жизнь рядом с ним. Я очень, даже слишком сильно любила его, так, как, казалось, уже никого не смогу полюбить. Именно поэтому я абсолютно ему доверяла. Я привыкла к тому, что Алан рассказывал о своей семье и не сомневалась в правдивости его историй, как не сомневаются в таинственных легендах или в старинных сагах. Не исключено, что по мере того, как подрастал Майкл, я и начала бы думать по-иному, во всяком случае, я едва ли позволила бы Алану преподносить сыну эти сказочки как нечто реально случившееся. Но Алан умер, когда Майкл был совсем еще крошкой, и проблема сама собой потеряла остроту. После смерти Алана его семья внезапно стала предпринимать решительные усилия с целью забрать у меня моего сына, и тогда я наконец-то поняла, что в рассказах моего мужа не все было выдумкой. Ни одна обычная франкоканадская семья не отважилась бы лишить законную мать ее ребенка. И даже весьма состоятельной семье никогда бы не удалось реализовать подобные планы. Теперь, при виде этого замка, я уже готова была окончательно поверить, что мрачные истории, рассказанные в свое время Аланом о его семье, соответствовали действительности. Те неприятные ощущения, которые при сложившихся обстоятельствах мог бы испытывать каждый, внезапно переросли в предчувствие надвигающейся опасности.

Каким-то образом мое настроение передалось Майклу, а может быть, его просто напугал вид этого замка. Во всяком случае, он неожиданно разразился слезами.

— Я не хочу оставаться в этом страшном месте! — рыдал он. — Я хочу домой!

— Теперь это и есть твой дом, — сказала я.

Мне было неприятно, что водитель так откровенно прислушивается к нашим словам. Хотя он и не говорил по-английски, я тем не менее была уверена, что он прекрасно понимал нас. А кроме того, ему было известно, кто мы такие и почему приехали в замок. В такой маленькой деревушке, какой была Сан-Дегарр, подобные известия распространяются весьма быстро. Впрочем, никто тут, вероятно, и не собирался делать никакого секрета из нашего приезда.

— Ты будешь жить в этом замке, — продолжала я. — Многие маленькие мальчики готовы были бы отдать Бог знает что, чтобы хоть немного пожить тут.

— А вот я не хотел бы, — возразил Майкл. — Ну, пожалуйста, скажи, что мне не нужно будет тут оставаться.

— Посмотрим, — уклонилась я от обещаний. — Но ты все-таки сначала получше оглядись тут, а потом уже решай, чего тебе хочется, а чего — нет. Ты просто обязан дать этому старому замку шанс понравиться тебе.

«Его дед наверняка не будет принуждать нас оставаться тут, если нам не понравится», — попыталась я успокоить себя. Кроме всего прочего, в завещании старого д'Эшогета речь шла только о Майкле, я же в нем даже не упоминалась. Вначале меня крайне удивило, что в завещании ничего не говорилось по поводу того, следует ли мне сопровождать Майкла в замок. По всей видимости, ему все-таки было ясно, что в любом случае я не позволю разъединить нас с сыном.

Теперь мне нечего было бояться. Ни старого д'Эшогета, ни его старшего сына, Жан-Пьера, уже нет в живых, а ведь именно они пытались тогда всеми средствами забрать у меня сына.

В принципе я и теперь находила абсурдной мысль о том, что в своих домогательствах они могли зайти настолько далеко, что не погнушались бы и убийством, и никогда бы не рискнула обвинить Жан-Пьера и его отца в том несчастном случае, который чуть-чуть не закончился моей смертью.

Несчастный случай произошел на следующий день после того, как Жан-Пьер д'Эшогет навестил меня в моей квартире в Ванкувере. Этот человек всем видом вызывал у меня страх. Он отличался высоким ростом и был чрезвычайно надменен. И когда я, несмотря на всевозможные посулы, отказалась отдать своего сына родственникам моего мужа, он наконец весьма холодно бросил:

— Что ж, моя милая, не собираюсь больше спорить с вами. Но предупреждаю, мой отец не остановится ни перед чем, чтобы заполучить мальчика.

И вот тогда-то, через каких-нибудь двадцать четыре часа, меня чуть не переехала машина по пути на работу. И кто на моем месте не связал бы два эти события воедино и не заподозрил бы самого страшного?

И только потом, спустя некоторое время, когда я уже несколько отошла от пережитого шока, до меня дошло, что скорее всего Жан-Пьер намекал на то, что его отец воспользуется любой законной возможностью, чтобы вывести меня из игры. Так что в результате я глубочайшим образом сожалела о том, что, поддавшись искушению, отправила старому д'Эшогету очень сумбурное письмо, в котором обвиняла его в покушении на мою жизнь. Я пригрозила в случае повторения подобных попыток обратиться в полицию. К сожалению, я не решилась рассказать о несчастном случае своему отцу, поскольку он был не очень здоров и это могло его разволновать, и слишком поздно сообразила, что д'Эшогеты вполне могли бы использовать мое письмо в качестве повода для процесса с целью объявить меня невменяемой и под этим предлогом отобрать у меня сына.

Но как ни странно, в течение последующих четырех лет я ничего не слышала о семье моего покойного мужа. Я даже начала надеяться, что у них почему-либо пропал интерес к Майклу. И вот, приблизительно месяц тому назад, пришло письмо от Брайана д'Эшогета, одного из двух младших братьев Алана. Надо сказать, что всего в семье было пять братьев и две сестры. Жан-Пьер и Мишель были старшими, за ними следовали Алан, Брайан и Фарамон. Старшая сестра Алана умерла, когда он был еще мальчишкой. Вивиан рано вышла замуж и теперь жила во Франции. Из всех детей в живых остались лишь двое братьев и сестра. И теперь глубоко опечаленный Брайан написал мне, что погибли оба старших брата, а также сыновья Жан-Пьера. Причиной был пожар, возникший в охотничьем домике, где обычно проводила свой отпуск большая часть мужчин этой семьи. Дом выгорел полностью, и все его жильцы погибли.

Отец Брайана, уже давно страдавший сердечной недостаточностью, не выдержал известия о разыгравшейся трагедии. У него случился приступ, от которого ему уже не суждено было оправиться. Согласно законам наследования, принятым в этой семье с незапамятных времен, владение не подлежало разделу, и Майкл становился единственным наследником. Вот почему ему надлежало переехать в замок. Это обстоятельство особенно подчеркивалось в завещании. А так как я была ответственна за воспитание ребенка, то мое место, само собой разумелось, также было в этом доме.

Конечно же, никто не мог бы насильно заставить меня привезти Майкла в Квебек. Но у меня просто не было иного выхода. Останься Майкл со мною в Британской Колумбии, к своему совершеннолетию ему не на что было бы рассчитывать. Дело в том, что в завещании специально оговаривалось, что где бы он ни жил, он не вправе претендовать на имущество. Но как только Майкл начинает жить в замке, он становится его владельцем. И даже мой отец с его неизменным пренебрежением ко всему, что было в Канаде французского, даже он сказал мне, что я не имею права лишать сына такого сказочного богатства, даже если это и требует от меня жертв.