Здоровенный медведь переплыл через ров, чудом умудрившись не попасть под огонь с охранных вышек. Встав на задние лапы, он явил свой исполинский рост. Конечно же, зверь осмелел под воздействием слизня, что закрепился у него на черепе под роговым наростом, защищавшим паразита от внешнего воздействия.
Медведь зарычал, ощерив жёлтые клыки. Расставив передние лапы, шатаясь, словно перебравший браги гулёна, он пошёл на невзрачный с виду сетчатый забор.
Сейчас прорвёт рабицу, подумал Дан. Повалит хлипкую конструкцию — и всё, хищник в остроге. Хищник, которого не так-то просто убить. И куда смотрят местные, где их стрелять учили — у мамок под юбками?!
И всё же напрасно Данилу не впечатлил забор — стоило только зомбогризли когтистой лапой мазнуть по сетке, как та заискрилась, и огоньки побежали по бурому меху косолапого, от которого тут же потянуло дымком. Медведь задёргался и упал замертво.
— Ну ничего себе! — восхитился Ашот, спрыгнув с лошади, едва стоявшей на ногах от усталости. Даже для выносливых радиоактивных зверюг задача оказалось слишком сложной: это ведь не шутка — проскакать от Орла до Тулы по отвратительной дороге, сплошь заставленной ржавыми тачками, да без остановки, до шарахаясь от зомбаков, которых было столько, сколько Дан не видел за всю свою жизнь.
— Вот это да! А, брат?!
— И не говори, — поддержал товарища Дан.
И хоть только-только рассвело, Тула была похожа на улей разъярённых пчёл. Или даже шершней. Только вместо насекомых тут люди — очень занятые, очень сердитые и куда-то спешащие. Данила знал из рассказов преподавателей, что Тульский острог оборудован двумя контурами защиты, но одно дело сто раз услышать, а другое — разок увидеть.
Прежде всего, Тула поражала широким рвом, опоясывающим острог. Вода замедляла движения наземных тварей, давая стрелкам возможность прицелиться. Но не всегда эта уловка срабатывала. К примеру, медведя водная преграда не остановила.
— Да как же они без Стены, брат?
— Не знаю. Если учесть, сколько зомбаков вокруг, то и представить не могу — как. Но уж как-то, раз живы ещё.
Ашот верно подметил: непривычно и странно было видеть острог без Стены. Стена — это твердыня, что стоит на пути у зомбозверья и зомболюдей. А тут, в Туле, Стена отсутствовала напрочь — дома себе и дома, высотки и кирпичные здания пониже, и никаких тебе фортификаций из бетона и прочих особо крепких материалов. Казалось, ничто не защищает обитателей острога от клыков и когтей. Взгляд, ищущий незыблемую основу бытия людского, игнорировал сетчатый, в два человеческих роста забор, протянувшийся вдоль рва. И даже осознание того, что он под током, не меняло дела.
Забор вновь заискрил, навсегда успокоив зомбоволка. Его сородичей расстреляли ещё во рву, их трупы плавали в маслянисто-грязной воде. И тут же факел огня устремился к небу, как бы нехотя зацепив чёрное облако — воронью стаю.
Надо и в Харькове организовать такую же систему защиты. Правда, на родине зомбаков в разы, в десятки раз меньше, чем на подступах к Туле. И как тут люди выживают, а?..
…Данила очнулся, когда отряд выехал из Орла.
Голова жутко болела. Сотрясение — это не шутка. Просто удариться головой — уже могут быть проблемы. А когда после удара теряешь сознание, то и вовсе нехорошо. А тут ещё тряска на лошади… Ну да ладно. Хуже было то, что чем сильнее Равиль и доставщики удалялись от развалин города, тем больше появлялось зомбаков, которые устремлялись к путникам целыми стаями и стадами. Особо впечатлили косули, которые прыгали по ржавым автомобилям, преследую всадников. Копыта их пронзали тонкий металл, ломались ноги, но стадо продолжало погоню! — столь велико было желание добраться до людей. И ведь нечем было дать отпор зомбакам! Оружие осталось в Орле — ножи не в счёт — вместе с припасами, небось, и поныне лежит в «Хаммере». Ни воды с собой, ни еды, ни патронов.
Правда, те же косули, подобравшись к всадникам вплотную, резко, как по команде, встали, прекратив дальнейшее преследование. Невероятно, но факт!
И подобное происходило много раз! Данила даже перестал обращать внимание на тварей, что пытались атаковать людей с воздуха и земли — все они в панике мчались и летели прочь, стоило им только оказаться ближе чем в пяти метрах от Равиля и доставщиков.
Радиация. Слизни терпеть не могли радиацию. Потому-то Орёл свободен от их навязчивого присутствия.
«Мустанги-мутанты. Мясо радиоактивное», — так говорил Гурбан о лошадках, выращенных карликами. А зомбаков от альфа, гамма и прочих частиц воротит. Только потому путники живы и остались без единого выстрела. Но то, что лечит, то и калечит — долгий контакт с мустангами ещё наверняка аукнется. Особенно это касается молодых людей…
— Стена — это просто защитное сооружение. — Голос Мариши вернул Дана к реальности. Говорила девушка так, будто повторяла наизусть заученную лекцию. — Это просто в нашем остроге её превратили в фетиш. А здесь, в Туле, иначе подошли к организации обороны. Посчитали, что Стену возводить нерационально, от птиц она не спасёт. Но и без преграды обойтись нельзя было, поэтому вырыли вокруг острога ров. При его сооружении были задействованы все экскаваторы и бульдозеры, все грузовики и даже городской транспорт, включая автобусы и такси. В такси и автобусы, кстати, лопатами на пассажирские места и в багажники засыпали грунт и свозили в город.
— Да ты что?! — восхитился Ашот. — Они вот так сразу сообразили, что им понадобится почва для посевов?
Мариша кивнула:
— А когда ров был готов, подвели по трубам воду.
— Откуда ты всё это знаешь? — Дан вздрогнул, когда за ними с грохотом закрылись ворота того, что условно называлось шлюзом. Перед этим всадники проскакали по подъёмному мосту, который для них перекинули через ров.
Мариша скорчила презрительную гримаску:
— Надо на занятия чаще ходить, и не спать на них, а слушать преподов. А ещё…
Голос её заглушили сирены гражданской обороны, взвывшие так, что куда там воплям карликов. Небо над острогом заволокло пёстрой тучей из ворон, диких уток и аистов. И тут же на десятки метров вверх взмыли фонтаны огня. Один, два, десять, двадцать… Данила сбился со счёта.
Гости Тулы спешились. Их окружили вооружённые мужчины в бронежилетах и касках. У одного из них, высокого, с красной повязкой на рукаве, был счётчик Гейгера, затрещавший, стоило только ему подойти ближе.
— Всем! Три шага влево! — Боец безумно выпучил глаза и вскинул автомат.
«Пристрелит — и не поморщится», — понял Дан, шагая в указанном направлении.
Дёргаясь, загрохотал автомат.
Но бил он не по людям — лошади всхрапывали в агонии, когда их, раненных, зацепив баграми, волокли ко рву.
Боец с повязкой на рукаве — впрочем, у всех местных были повязки — спрятал прибор в нагрудный карман и застыл перед Равилем и доставщиками, широко расставив ноги.
И тогда Равиль сказал ему:
— Веди нас к Науму, живо.
— К кому?! — Глаза бойца, казалось, вывалятся из глазниц.
На губах вольника появилась тень улыбки:
— А что, в Туле много людей с таким именем? К Науму Горбатому.
А потом, чуть помедлив, он добавил:
— К моему брату.
* * *
Кулак — костяшки сбиты, покрыты коркой засохшей крови — трижды врезался в дверь подъезда. Стальная плита дрогнула, загудела.
С грохотом отвалилась «форточка».
Темнота в проёме надёжно прятала вопрошающего, хотя рассвело уже пару часов назад. Тому, кто притаился за дверью, не надоело ещё жить, ведь стоит расслабиться, разок всего щёлкнуть личиком — и схлопочешь пулю, верняк.
— Кто?! — раздражённо спросила темнота.
Гурбан — именно он постучался в дверь — промолчал в ответ. Он знал порядок.
— Кто? — На этот раз в голосе невидимки злости поубавилось.
Гурбан ждал третьего вопроса. Только тогда следовало говорить, не раньше и не позже.
— Кто?
— Конь в пальто, — невесело пошутил командир чистильщиков, вспоминая радиоактивных лошадок из Орла. — Гурбан пришёл. По братишке своему Вилену соскучился.
Вообще-то никакими братьями они не были, Гурбан — единственный ребёнок в семье. Просто ещё до Псидемии Вилен и Гурбан служили вместе, а потом судьба-злодейка свела их опять, и старая дружба вспыхнула пуще прежнего, ведь в дивном новом мире честь не в почёте, а старые знакомые — редкость.
— Ну что, пускаешь, нет?
Команда Гурбана топталась в отдалении, натянув добытые в бою луки и наблюдая за небом, грозящим налётами зомбоптиц. На каждом доме огнемёт не поставишь. Но на соседних домах огнемёты есть, это Гурбан точно знал. Как и знал то, что все чистильщики сейчас на прицеле. Штаб-квартира Зареченского клана, одного из самых больших в Туле, лишь снаружи выглядела как обычное, ничем не примечательное здание из кирпича в пять этажей. На самом же деле дом охранялся так, что куда там периметру под током. Вилен, глава клана, на безопасности не экономил, бойцов своих баловал и поощрял, но и карал за проступки нещадно.
Натянулась цепочка, возвращая «форточку» на место. Какое-то время ничего не происходило, а потом массивная дверь со скрипом — её специально не смазывали — приоткрылась.
— Входи, Гурбан. Вилен ждёт.
Он протиснулся в щель и окунулся во мрак. Резких движений старался не делать — зачем провоцировать охранника, на глазах у которого наверняка прибор ночного видения, а в руках кое-что серьёзнее стрелы?
— Что-то совсем уж на осадном положении… — пробурчал Гурбан, ему не понравилось, что в тамбуре темно, как в тылу у африканца.
Кстати, к почти что африканцу в гости он и нагрянул. Родители Вилена, натуральные чернокожие, приехали в Россию учиться и остались тут жить, и зачали сына.
Медленно, подмечая изменения, Гурбан поднялся по щербатым ступенькам на второй этаж. Стёкла здесь, как и во всём доме, заменили на листы жести, то есть свет снаружи не проникал. Но тут, на втором, было светло — горела лампочка у потолка.
Вопрос бесперебойного электричества в Туле решился давно и окончательно — иначе острог прекратил бы своё существование в первые же дни Псидемии.
Остановившись у двери, обитой чёрным дерматином, Гурбан постучал трижды.
Звонко — даже чересчур — щёлкнул замок, скрипнул засов, звякнула цепочка.
Подняв руки над головой, Гурбан вошёл в квартиру — и его оглушил восторженный вопль:
— Лучше член забить в сосну, чем попасть служить в «Десну»!
Здоровенный, чёрный, как смоль, мужик облапил командира чистильщиков и легко, будто воздушный шарик, оторвал от ковровой дорожки на полметра.
Очень хотелось ответить подобной шуточкой, но тогда обмен любезностями затянулся бы. А время сейчас ой как дорого: секунды — и той жалко.
Обнимаясь с товарищем, Гурбан сразу приступил к делу:
— Вилен, я рад тебя видеть. Но я не просто в гости пришёл. Выслушай меня, это важно, Вилен. Это очень важно.
Негр — высокий, крепкий, с едва заметным брюшком под линялой тельняшкой — тотчас опустил его на пол:
— Твои люди там, у подъезда? Накормить, всё как положено?
— Мои. Спасибо.
Что ж, теперь команду Гурбана примут — уже принимают — по высшему разряду: горячая еда, чай, постель. А на прощание всем выдадут оружие и патроны. Как говорится, свои люди, сочтёмся. А если и нет, клан не обеднеет. Зареченцы всё-таки, а не какие-то мосинцы, которые спят и видят, кому продать родную мать за полушку.
Зная о неприязни между кланами, Гурбан решил начать издалека:
— Как дела у Наума? Ещё коптит небо?
И так будто вырубленное из чёрного мрамора лицо стало твёрже приклада АКСУ:
— Ага, московским зад регулярно подставляет твой Наум.
Вилен шагнул к столу, на котором лежал обычный с виду бронежилет, хороший такой, массивный, но в меру — под свободной курткой его не видно будет. Рядом с броником сиротливо валялась потрёпанная книга за авторством какого-то Кропоткина, а ведь негр отродясь не проявлял тяги к литературе, может, и читать не умел.
— Типа с московскими объединяться надо, иначе зверьё сожрёт. Он готов отдать им свой пай, третью часть Острога-на-колёсах, которым Тула все эти годы только и живёт.
Гурбан крякнул от удивления, услыхав такие речи.
Это было что-то новенькое, раньше Горбатый до такого маразма не опускался. От «сдачи» дурно попахивало. Ведь Острог-на-колёсах делал регулярные рейсы между Москвой и Тулой, часто — в периоды обострения атак зомбаков — лишь он связывал столицу с прочим миром. Вот за эту бесперебойную связь богатые москвичи и платили патронами, топливом и прочими благами цивилизации.
Треть Острога-на-колёсах принадлежала Мосинскому клану, ещё треть — Зареченскому, и последняя часть — Маркусу, некоронованному королю колёсного острога, когда-то простому пареньку, с которым Гурбан пересёкся однажды, но с тех пор прошло много лет, и Маркус стал личностью таинственной, зловещей… Если мосинцы завладеют его паем, то вопрос с зареченцами решится мигом и вовсе не в пользу Зареченского клана.
— Если Тула потеряет независимость, это… это…
Вместо Гурбана закончил кто-то другой, но не Вилен:
— Это будет катастрофой для всех нас.
Только сейчас командир чистильщиков заметил, что в комнате есть третий. А ведь тот стоял себе у заколоченного окна и даже не помышлял прятаться. Просто был он… незаметный, что ли. Роста среднего, лицо невзрачное, глаза серые, волосы серые, одет в серое: штаны мешковатые, пиджачок с латками на локтях. И, главное, улыбался он эдак непонятно: то ли приветливо, то ли виновато, то ли снисходительно. Короче говоря, как хочешь так его улыбку и понимай.
Гурбан никак не хотел. Чтобы сменить слишком уж болезненную для местных тему, он спросил, указывая на стол, точнее — на то, что на нём лежало:
— А это чего такое? Похвастайся, что ли.
— Глаз-алмаз, сразу распознал вещь, а, Гурбан?! — Лицо Вилена в долю секунды размягчилось. — Крутая штука, мне на заказ сделали. Хошь, попробуем? — И прежде чем гость успел отказать, Вилен ловко нацепил на себя бронежилет.
И протянул Гурбану ТТ. Других пистолетов в Туле не признавали.
— На! Стреляй!
— Ты чего… — Рефлекторно (дают — бери) Гурбан взял оружие, но тут же опустил его, жалея о порыве.
— Стреляй, говорю. Только в голову и руки-ноги не надо. — Вилен откровенно наслаждался растерянностью товарища. — Да расслабься ты и стреляй уже!
Гурбан протянул пистолет обратно:
— Нет, не буду я в тебя стрелять.
Босс Зареченского клана хитро прищурился. Было заметно, что он обрадован решением армейского кореша, и огорчился бы, поступи Гурбан иначе.
Вилен протянул ТТ серому парню:
— На-ка. Ты давай.
Серый принял оружие подчёркнуто осторожно, показывая, что к огнестрелу он непривычный, и вся эта возня ему претит. При этом он улыбался. И улыбка эта заставила Гурбана понервничать — серый навёл пистолет аккурат ему в сердце. Идиотская улыбка. Улыбка изувера, отрывающего мотыльку лапки. Или — блаженного, узревшего боженьку в небесах.
Грянул выстрел.
Бабах!!!
За мгновение до этого серый направил пистолет на Вилена. Стыдно признаться, но Гурбан почувствовал облегчение, когда пуля ударила в грудь не ему, а товарищу.
Вилен остался на месте, лишь слегка вздрогнул. И подмигнул:
— Нравится, а?
Гурбан перевёл дух и ухмыльнулся, мол, видали мы такие фокусы, нас на понт не возьмёшь:
— Холостой?
Сильнее, пожалуй, он не смог бы оскорбить Вилена. От возмущения тот раскрыл рот, но не выдавил из себя ни слова, лишь громко засопел. Вместо него заговорил серый.
Вновь наведя на Гурбан ТТ, он спросил:
— Хотите испытать на себе?
Гурбан хотел отобрать у наглеца пистолет и вбить ствол ему в глотку, но в создавшейся ситуации это был бы не самый верный ход.
— Ну-ну, Серёжа, сбавь обороты. — Вилен отобрал ТТ у серого.
Надо же, и имя у него подходящее, отметил Гурбан. Серое такое имечко…
— Знакомься, дружище. Это племяш мой, Серёгой зовут. Дельный он, молодца. Заносит только, бывает. Племяш — моя правая рука.
Серый улыбнулся так, будто и не целился в гостя Тульского острога. Отморозок полнейший, у Гурбана от него мурашки, а ведь чистильщик не из пугливых. А племянником Вилену он был точно таким же, как Гурбан — братом. Вилен рано осиротел, поэтому обожал родственные отношения.
На чёрном фоне лица чётко обозначились белки-зубы:
— Ну, побаловали и будя. Рассказывай, с чем пожаловал.
И Гурбан изложил Вилену всё, как есть и было в последние дни.
Рассказал о гонце из Москвы, что приехал на БМП и умер у него на руках, перед смертью поведав о том, что Совет Московского острога почти полностью захвачен слизнями нового типа. Эти слизни научились сохранять в людях людское, не превращая их полудохлых зомбаков. Гурбан двоих таких «людей» видел лично — не знал бы, что и как, и не подумал бы даже. Один в шляпе и очках, а второй…
— Что?! — изумлению Вилена не было предела. — Под слизнями новыми? Так вот почему Горбатый нас с Москвой объединить хочет! Он же, сука, сам под слизнем!
Гурбан кивнул. И то верно, неспроста главарь мосинцев такую подлянку задумал — Тулу сдать, Острог-на-колёсах подарить. Ну не дурак же он совсем?!
— Так вот советникам московским, которые под слизнями, очень нужен один харьковский пацан. Зовут его Данила Сташев, — подытожил Гурбан и осторожно ввернул: — Вроде как Псидемия из-за его отца началась…
Глаза Вилена засветились адским огнём:
— Я б и сам не прочь пообщаться с этим ублюдком!
— Не всё так просто. Я тоже поначалу подумал: ублюдок, сын ублюдка и всё такое. А потом, в пути, поостыл, и вот что мне в голову пришло…
А пришло в голову командиру чистильщиков следующее: неспроста мальчишка нужен слизням, использовать они его хотят. А если учесть, что папашка Данилы как-то повинен в Псидемии, то логично предположить, что родитель о слизнях знает нечто такое, чего остальным людям вовек не выяснить.
Замолчав, Гурбан глубоко вздохнул, а потом выдал то, что даже в мыслях раньше боялся сформулировать:
— Вдруг папаша его придумал оружие против паразитов? Одним махом всех, а?!
В комнате стало тихо-тихо. С лица Серого исчезла его многозначительная улыбка, и он почти стал похож на нормального человека.
— Слизни знают, что у Сташева есть оружие. Потому-то им нужен мальчишка, чтобы с его помощью воздействовать на отца? Шантажировать или ещё как?
— В точку, Вилен, в точку. Вот и я о том же. Думал, придушу мальца, когда поймаю, а потом — нет уж, не всё так просто…
Серый, выражая всем своим видом задумчивость, подал голос:
— А где теперь этот парень?
— То-то и оно, что в компании москвича под слизнем. Тот приметный такой: в шляпе ходит и в солнцезащитных очках. И ещё двое с ними: девчонка фигуристая и толстяк. Эти нормальные. В Туле они, опередили меня.
— Что скажешь, родственник? — спросил Вилен.
Серый нахмурился, окончательно превратившись в человека:
— Докладывали мне, что сегодня в начале шестого утра четверо на радиоактивных лошадках въехали в острог. Принимали их мосинцы. И вроде без досмотра принимали. И провели сразу в резиденцию Горбатого. И… — Сергей замолчал, словно раздумывая, говорить или нет.
— Ну?! — нахмурился Вилен.
— В том, который в шляпе и очках, опознали Равиля. Да, я не оговорился. Того самого Равиля.
У Гурбана разом во рту пересохло:
— Ты имеешь в виду…
— Да. — Сергей, племянник Вилена, его правая рука, утверждал, что тот мужик в шляпе, который едва не завалил командира чистильщиков, на самом деле Равиль, родной брат Наума Горбатого.
Тот самый Равиль, который год назад подмял под себя треть Сибири, утопив её в крови и обвешав тайгу трупами непокорных. Затем орду, набранную их отъявленных негодяев, он повёл на Московский острог, но не рассчитал силёнки: войско его разгромили, а сам он угодил в плен и был жестоко казнён у лобного места на Красной площади. Четвертован, кажется. Или колесован. А ещё говорили, что его заживо сожгли…
Но, как выяснилось, он выжил.
Хотя лучше уж смерть, чем паразит на черепе.
— То есть за пацаном послали не абы кого…
— А самого жестокого убийцу Территорий, — Вилен закончил мысль Гурбана. — А это значит, что…
— Мальчишка, Сташев этот, очень, очень-очень им нужен, — подытожил Серый, и на лице его не осталось и тени улыбки. — Ну просто очень нужен. Надо его отбить во что бы то ни стало!
Верно, подумал Гурбан. Но как это сделать?..
— Когда отходит Острог-на-колёсах?
— В одиннадцать вечера сегодня, — ответил Гурбану Сергей. — На нём наверняка попытаются вывезти парня в Москву. И если там теперь у слизней вся власть… Одного не пойму: если это так, то кто послал к тебе, Гурбан, людей с предложением захватить Сташева?
Чистильщик пожал плечами:
— Этого не знаю. Может, не вся московская верхушка под слизнями? Если кто-то, хотя бы один советник с влиянием и с возможностями остался нормальным человеком, он мог бы помешать планам новых слизней.
Серый пожал плечами.
— Может и так.
— Как же времени мало на подготовку! — качнул головой Вилен и провёл ладонью по щетине на лице. — Чёрт!
Гурбан уточнил:
— Мало для подготовки чего?
— Штурма резиденции Горбатого, конечно. — Серый подошёл к здоровенному сейфу, больше похожему на шкаф, и вытащил из него план, начерченный на жёлтом листе бумаге. Видно было, что планом не единожды пользовались, что-то наносили на него карандашом, а потом стирали. Бумага изрядно истрепалась.
Сергей положил план на стол и ткнул пальцем:
— Здесь пост. И здесь. А вот тут…
…Говорили часа два, не меньше. Спорили до хрипоты. Ругались. Вилен стучал кулаком по столешнице. Гурбан карандашом в трёх местах проткнул бумагу. На шум прибежала охрана, Вилен, ругаясь на чём свет стоит, велел не беспокоить его, даже если они тут друг другу начнут глотки рвать.
А когда план был готов, и возражений больше не осталось, Сергей в пару штрихов наметил на ватмане ещё одну картинку:
— Тут у мосинцев подземный ход. Конечно же, тайный. В случае заварухи они наверняка попытаются через него уйти, но мы вот тут и, на всякий случай, вот там поставим засады. И перехватим Сташева, как миленького, никуда не денется.
Лицо его при этом светилось хитрой улыбкой.
* * *
Равиля и доставщиков с почётом приняли в резиденции Наума, многоэтажном доме, окруженном высоким бетонным забором.
Дану даже не по себе стало — как царей каких-то, честное слово, привечали. Вооружённые мужчины, бородатые, прожжённые порохом и закалённые в битвах, чуть ли не кланялись им, соплякам в общем-то. Прислуга — молодые девчонки и женщины постарше — так вообще шарахалась от них, испуганно опуская глаза и вжимаясь в стены.
Равиль о чём-то вполголоса, так чтоб неслышно было, поговорил с братом, действительно горбуном, а потом они вместе удалились, предоставив доставщиков самим себе.
— Отдыхайте, — сказал вольник, и всё, больше никаких распоряжений и просьб.
Где отдыхать, как, с кем?..
Данила сразу попытался выйти в город. Когда ещё судьба закинет в Тулу? Но путь ему преградили бойцы с красными повязками на рукавах. Данила решил не обострять ситуацию и присел на диван, мол, устал и спать хочу. Ашот и Мариша пристроились рядом. После случившегося в Орле даже мисс Петрушевич признала в Даниле главного среди доставщиков — вот, что значит проявить себя в экстремальной ситуации.
Из приглушённых бесед охранников выяснилось, что вот уже неделю примерно острог на полувоенном положении. Все ждали открытого столкновения между кланами. Оно-то и раньше кланы враждовали, устраивая друг другу диверсии и саботажи, но до стычек с применением оружия не доходило. А сейчас…
Всё зависело только от одного человека, как понял Дан, от какого-то Маркуса. Знакомое имя, где-то слышал, кто-то рассказывал о нём… Мучимый догадками, Дан поднялся с дивана. Он спросил у охранников, из-за чего вообще распря, но те разом онемели.
Данила разозлился:
— Где Равиль вообще?! Сюда мне позовите Равиля! Или этого, как его, Наума! А лучше двоих сразу!
Ему объяснили, что это невозможно, что скоро появится старшой, и уж он-то ответит на все вопросы гостей и устроит их досуг, пока руководство обсуждает важные дела. Данила продолжал настаивать на своём и успокоился, лишь когда подошла Мариша и положила ему руку на плечо:
— Сташев, ты чего разбушевался?
Её прикосновение умерило грозу в душе Данилы:
— Ладно, дождёмся старшого…
Они вернулись на диван — хороший такой диван, мягкий, удобный. Перед диваном только журнального столика не хватало. Ну, и журналов — глянцевых, с картинками. Так Мариша сказала. Мол, у неё дома всё это есть. И Ашот, конечно же, буркнул насчёт буржуев. И мисс Петрушевич уже открыла рот, чтобы осадить толстяка, но тут очень кстати появился тот самый старшой, на голове у которого был капюшон, а на ногах — надраенные до блеска кирзачи. Руки в карманах плаща, взгляд цепкий, неприятный.
— Идите за мной, — приказал он, и уже через пять минут доставщики были распределены по комнатам на двенадцатом этаже резиденции, бывшей общаги. В Харьковском остроге такие дома были населены только в начале Псидемии — потому что вместе от зверья защищаться проще и все у всех на виду, зомбака сразу вычислить можно и тут же уничтожить. А потом необходимость в общежитиях отпала, и выжившие рассредоточились по городу, выбирая себе квартирки по нраву.
Комнатка была маленькая. Тумбочка, табурет и кровать. Дверь на балкон. И на том спасибо.
— Помыться вам надо и сменить одежду. В конце коридора душ, там же и сменка, — на прощание сказал старшой.
Дан решил, что это не к спеху, а вот прилечь на пару минут, поваляться просто — самое то, а уж потом… Он сам не заметил, как крепко уснул.
Очнулся от того, что в дверь стучали. Причём стучали требовательно, не стесняясь нарушить покой дорого гостя. Данила поднялся в темноте — вечер уже, — щелкнул выключателем. Под потолком загорелась лампа. Даже после отдыха доставщик чувствовал себя разбитым. Он отодвинул засов. Прямо с порога старшой протянул ему поднос с чашкой, наполненной мятным чаем — судя по запаху, и тарелкой с большим куском жареного мяса и лепёшкой. Ещё на подносе лежали какие-то таблетки.
— Спасибо, — принял угощение Данила. Он действительно очень проголодался — целого зомбокабана съел бы. Вместе со слизнем и копытами.
— Таблетки — от радиации, обязательно принять надо. Через полчаса выступаем, — сказав это, старшой удалился, оставив Дана в недоумении.
Куда выступаем? О чём он? Спросонья не очень-то хорошо соображалось. Таблетки Данила запил чаем, несладким, но горячим.
Тут в дверь опять постучали.
Чертыхнувшись про себя, он поставил поднос на тумбочку. Что это старшому на месте не сидится? Дел у него что ли других нет?
Данила раскрыл дверь — и застыл на пороге.
— Так и будешь на меня смотреть, или пригласишь войти? — Отодвинув остолбеневшего Дана, Мариша грациозно проникла в комнату.
— Да-да, — выдавил он.
— Что да-да? — улыбнулась Мариша, став вполоборота к нему. — Да-да смотреть или да-да пригласишь?
— Входи, говорю, — кивнул Дан, понимая, что ведёт себя глупо.
И вроде ничего не случилось, подумаешь, однокашница заглянула в гости, вот только…
Вот только Мариша была одета в один лишь полупрозрачный халат, под которым очень даже чётко прорисовывалась её небольшая, но упругая грудь. Дану захотелось обнять девчонку, прижать, впиться в алые губы своими, обветренными и потрескавшимися, и пальцами скользнуть по телу, и чтоб халат упал как бы сам собой, и…
Мариша подмигнула ему и шагнула к двери, ведущей на балкон:
— В моей комнате балкона нет, представляешь? А так хочется посмотреть на вечерний острог сверху! Это же такое волнующее зрелище.
— Но там холодно… — возразил Дан.
— Кое-кому не мешало бы остыть, — Мариша выразительно посмотрела на него.
Данила и сам не понял, как оказался с ней рядом на балконе. Мерцали звёзды, светили на ров прожектора, дул прохладный ветерок, но ему было жарко, он вспотел и дышал так, словно пробежал десять кэмэ в хорошем темпе.
Чтобы не молчать, он принялся рассказывать всё, что помнил об остроге Тула. Мол, глубины с шириной рва оказалось недостаточно, чтобы остановить зомбаков, ведомых слизнями. Слизни самоотверженно бросали тела своих носителей в пучину. Кто-то тонул, но большинство зомбаков успешно преодолевали преграду. Умников, что придумали рыть ров, повесили. Острог оказался в кольце воды и врагов, эвакуироваться стало практически невозможно. Город превратился в ловушку. И тогда один человек, бывший пенсионер, коммунист Иван Петрович Старицкий, предложил возвести вокруг Тулы металлический забор и пустить по нему ток. Благо, на тот момент Черепетская ГРЭС ещё работала, а шахты Подмосковского угольного бассейна регулярно поставляли электростанции уголёк. Это потом уже в остроге наладили производство ветряков…
— Но всё равно положение тут незавидное. Зомбаков в последние месяцы стало в разы больше, почти как в первые недели Псидемии, — подытожил Дан.
Девушка удивилась:
— Ты откуда вообще всё это знаешь?
— А я у охраны подслушал. Ну и…
— Думаешь, нам сейчас стоит всё это обсуждать? — Мариша придвинулась ближе.
Сердце у него забилось чаще, и не зря: мягкие, прохладные губы коснулись кожи Дана. Он положил руки на тонкую талию девушки, но она отстранилась.
Данила слегка растерялся. Он, конечно, имел опыт общения с противоположным полом, но сейчас не мог понять, что вообще происходит: Мариша то сама лезет, то строит из себя недотрогу…
— Холодно здесь, — сказала девушка и повлекла его прочь с балкона, к кровати, которую Дан так и не успел расстелить. — Представляешь, Сташев, мне какие-то таблетки дали, сказали, от радиации. Но лучше бы вина красного, оно тоже, говорят, помогает. Как ты относишься к вину?..
До ложа любви оставался какой-то шаг, рука Дана вновь лежала на талии девушки, когда дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетел Ашот.
Данила едва не застонал от огорчения и злости — ну почему он не задвинул засов, а?!
— Привет всем! Ну вообще тут! — Не обращая внимания на обнявшуюся парочку, Ашот забегал по комнате, как заведённый. — Только я, понимаешь, после ужина решил расслабиться, покурить правильной шмали, от самого Харькова берёг для подходящего случая, чтобы по-человечески, а тут…
Он наконец остановился и вылупил глаза на девушку, точнее — на её экстравагантный наряд. Хорошо хоть, комната Мариши напротив комнаты Дана, ей не пришлось в таком виде разгуливать по длиннющему коридору через весь этаж.
И пока Ашот не успел ляпнуть чего-нибудь лишнего, Дан схватил его за локоть и потащил к двери:
— Что, говоришь, случилось?
— Я?.. Разве я что-то говорил, брат? — Толстяк отчаянно сопротивлялся и всё норовил обернуться.
Но Данила был настойчив:
— Да. Насчёт расслабиться и местных порядков. Возмутило тебя что-то.
— Меня? Нет… Всё в порядке. Подумаешь, забежал этот цербер старшой и раскричался, и… — Ашот попытался уцепиться за косяк, но Данила пресёк его действия болезненным ударом по пальцам. — И мою «козью ножку» затоптал, сказал, чтоб я больше никогда…
Дверь с грохотом — ну не рассчитал Дан! — захлопнулось перед самым носом Ашота.
Лязгнув, засов вошёл в паз. Данила глубоко вздохнул, повернулся…
Мариша лежала под одеялом. Халат её валялся на полу.
— Сташев, хватит уже таращиться, как зомбокабан на Стену. Выключай свет и дуй сюда.
Свет погас. Буквально в одно мгновение Дан оказался без одежды на кровати. Он прильнул к девичьему телу. Его губы нашли губы Мариши. Поцелуй был жарким, объятья — нежными…
И тут внизу загрохотали выстрелы.
И кто-то крикнул в коридоре:
— Тревога! Зареченцы атакуют!