(Огни)

Оставшись одна, легла, не раздеваясь, с наслаждением закутавшись в колючее шерстяное одеяло.

«Тощая» подушка, которой едва хватало, чтобы положить голову, жесткий матрас представлялись верхом комфорта.

Устроившись посередине двуспальной, не меньше кровати, почему-то ощутила себя бесконечно свободной, как выпущенная из лука стрела.

Последние солнечные лучи пробивались между резными деревянными ставнями, золотым песком оседая на груботканом сероватом постельном белье.

Ароматы поселения людоедов разнежили. Обоняние, раздраженное мастер-классом Тарелла, здорово улучшилось. Скорее всего, аура настроилась на его преумножение. Есть у нас такое. Хотя как подобное случается, без понятия. Не скажу, что сравнялась чутьем с оборотнями, но запахи усилились в разы.

С улицы доносились легкие нотки травяной свежести, шафрановый прикроватный коврик фонил шерстью. Натуральный? Вот это да! Из коридора тянулся аромат спелых манго, апельсинов и груш. Похоже, каны любят фрукты, как и я. Резкие порывы ветра заставляли скрепленные магнитами ставни еле слышно поскрипывать, впуская в комнату запах углей. Где-то недавно жгли костер. Людоеды все еще готовят на открытом огне? Сто двадцать первое ошеломляющее открытие.

Закрыла глаза, впустила в себя кислород, и погрузилась в Царство Грез.

Непривычно. Дома и ночью-то без конца ворочалась, чуть ли не каждый час вставала, бессмысленно ходила по квартире, не в силах успокоиться. Здесь же сморило быстро, глубоким сном с яркими грезами.

Пробудилась под вечер. Сквозняк приносил прохладу, фиолетовые сумерки наполнили комнату полутьмой. Изучив гирлянды лампочек у потолка, вместо привычной люстры или светильника, решила обойтись пока без них.

Умывшись поразительно освежающей водой, осторожно проскользнула по коридору и … наткнулась на черную кошку. Тарелл. Как узнала — понятия не имею.

К вождю вхожи Индира, его брат… Однако, сомнений не было!

Темно-синие глаза кошки мерцают, коричневый нос пробует мой запах. Зверь уткнулся мордой в волосы, провел щекой по лицу, будто приветствуя. Остолбенела. Непонятные ощущения захватили резко, не дав выдохнуть.

Мягкая шерсть, приятно щекочущая кожу, знойное дыхание, жар знакомого тела и… язык, шелком скользнувший по уху.

Ур-р-р… Почти также он урчал когда…

Повинуясь непонятному порыву, поднесла руку к голове оборотня и погладила. Кот прикрыл веки, заурчав громче, протяжней.

В мозгу всплыл момент, когда аурой перевоплощалась в аджагара. Началось шутки ради, с баловства вместе с сородичами…

Представила, как лицо вытягивается, челюсти изменяются, на голове вырастают рога, руки и ноги обретают мощь. Ногти удлиняются, заостряются, из копчика выдвигается сильный хвост, сзади — гигантские перепончатые крылья, просвечивающие на солнце.

Друзья-полукровки лишь намеревались проследить — насколько сильно изменится рисунок моего биополя… Но…

В какую-то минуту испытала невесомость… даже немного оторвалась от земли…

Охваченная удивительными впечатлениями, распрямилась, вытянув длинную шею… Взмах около лопаток… еще и еще. Побежала, чувствуя, что босоножки едва касаются травы. Вперед! Не оглядываясь! До боли в груди заглатывая ветер свободы, бьющий в лицо, развевающий… длинные усы, поддерживающий, благодаря парусам за спиной, созданным матерью-природой…

Что есть мочи рванула навстречу воле… Безграничной, как полет, легкой, как перышко.

Разгонялась все больше, оставляя позади суету прохожих, снующих по дневному городу, подобно муравьям, лишь изредка подставляя лица щедрому летнему светилу.

Люди не замечали меня — накрывшись энергией аджагара, мы перемещаемся в ином пространстве. Сама до конца не понимаю этого момента. Точно мы существуем в другом измерении, видя, слыша творящееся на Родине, но не соприкасаясь с ним.

Святейшество пояснял, что восьмимерные создатели одарили некоторых из нас пятимерной аурой, в противовес четырехмерной планете, где я родилась.

Именно благодаря такому биополю умудряемся перемещаться по мирам, наблюдать энергии, получать информацию из космического источника.

Осторожно водя кистью по макушке Тарелла, опускаясь на мускулистую шею, вдруг отчетливо вспомнила свой невероятный полет. На грани реальности. Подаривший независимость, когда чудилось — весь мир на ладони, только протяни руку — и он твой, единолично и безраздельно!

Поймав мое настроение, кот опустился на пол, подставляя спину. Сесть? Остановилась в нерешительности, глядя как перекатываются под лоснящейся шерстью волны мускулов. Кан повел головой, будто спрашивая:

— Ну и что медлишь?

И правда, почему? Хоть ненадолго забыть о тоске, разрушающей душу изнутри, ежеминутно режущей на куски, сжимающей ребра невидимыми тисками, камнем ложащейся на сердце. Отрешиться от забот и просто жить… Разве я не заслужила хотя бы крошечную передышку?

Осторожно забралась на спину зверю, обхватив шею руками.

Тарелл поднялся очень плавно и вдруг прыгнул. Еще раз, еще и еще!

Вот мы уже несемся по поселку, навстречу лилово-сиреневому костру, плавно затухающему у горизонта. Сложно описать впечатления. Движение на грани парения и бега, очередное испытание невесомостью. Секунда — и окружающий пейзаж далеко позади, а впереди — притихшая перед закатом опушка леса, с густой челкой древесных ветвей. Сказка и только.

Не останавливаясь, мохнатый скакун врывается в чащу…

Запахи… запахи… запахи. Они повсюду. Казалось, еще недавно была слепой, но счастливо прозрела и, раскрыв рот, любуюсь радугой.

Кора деревьев источает терпкие нотки, цветы — пряные, сладкие, трава кружит голову ментоловым привкусом. Тарелл двигается так, что ни одна ветка не задевает меня. Ловко, быстро, грациозно. Черный кот прекрасен. Да, машина для убийств, возможно, рвавшая людей на куски… Бр-р-р… Не хочу и думать о таком. Но великолепие, в сочетании со скоростью, изяществом восхитительны. Прижимаюсь к зверю, заработав новое довольное урчание.

Впереди разинул пасть внушительный овраг, оскалившись трухлявыми пнями. Не замедляясь, кан прыгает… Каменею, сильнее прильнув к горячему телу, натянувшемуся, словно тетива лука. Мы перемахиваем глубокую земляную бездну и, не дрогнув, приземляемся на краю.

Еще недавно хранила уверенность, что на кошке жутко неудобно — шерсть скользкая, при малейшем шаге тело ходит ходуном… Где уж тут усидеть?!

Однако, подшерсток людоеда полностью сводит на нет гладкость длинного ворса. То ли Тарелл нарочно контролирует позу, то ли секрет в его человеческой половине, но спина кана почти статична во время бега.

Каталась на лошади, в детстве. Но это совершенно иное — не качает, не трясет. Каждое движение стремительное, но мягкое… Будто мы совершенно обтекаемы. Каждое приземление почти неощутимо — ни толчка, ни рывка.

Ветер осатанело свистит в ушах, когда зверь отрывается от земли, на секунду сверху обрушивается воздушный душ, когда стальные лапы вновь смыкаются с твердой почвой.

Пышущий огнем кот подо мной… Только прижмись — и получишь необходимое как кислород тепло. Увы! Нам, полурептилиям, ничего не остается, кроме как уповать на жар млекопитающих. Так здорово наполняться им, пропитываться, опять и опять потирать ладошки, наслаждаясь новой температурой.

Скачок, еще скачок. Движение захватывало. Взлет, посадка, непроглядные веера кустов расступаются, признавая нашу победу… Дух захватывает от открывшегося великолепия.

Перед нами водопад, впадающий в небольшое озерцо. Отвесная горная гряда, где-то мучнисто-белая, где-то — оранжевая, посеребренная пыльцой лунного сияния, мерцает, точно ограненный алмаз чистой воды. Пять хребтов этой породы — эдакий зачарованный дворец хозяйки Медной горы.

Так вот какое сокровище надежно скрывал от назойливых глаз дремучий лес, вершинами деревьев пронзающий угольное небо!

Хрустальная влага со звоном падает вниз, сливаясь с неглубоким прозрачным водоемом.

Не тормозя, кан с разбегу ухает в пенистый поток. Прохладная вода заставляет ежиться, покрыться мурашками. Вот придурок! Я же не оборотень! Замерзну, как нечего делать! Что там замерзну — обледенею! Не успела додумать сочные ругательства, как очутилась в горячих руках… Тарелла. Уже в человеческом обличье.

— Говорил же, со мной не застудишься, — выпалил он в мое возмущенное лицо. Схватил и окунулся. Ледяной душ, опаляющий огонь тела кана — немыслимый контраст. Прижав меня к груди Тарелл вынырнул, мгновенно прогрев до кончиков пальцев.

Не говоря ни слова, разорвал на мне мокрую одежду, отшвырнув прочь. Было жутко неловко ощущать себя в объятиях нагого мужчины в костюме Евы. Дико хотелось прикрыться. Увы, нечем. Спрятала глаза. Людоед усмехнулся.

— Сложно с тобой. Запахи не особо чуешь, настроения не понимаешь, — пробурчал задумчиво. — Попробуй! — резко притянул к груди. Забыв о неловкости ситуации, втянула ноздрями воздух. Слабый аромат, сходный с запахом прогретой солнцем хвои ударил в голову. Эйфория, безраздельное счастье оглушили. Запоздало пришла информация. Феромоны Тарелла позволили мне испытать его эмоции. Неистребимый восторг, первобытный, почти животный, помог расслабиться, забыть о собственной неприкрытости.

Впервые в жизни взгляд приковали губы мужчины. Жесткие, рельефные, манящие звериной чувственностью, налившиеся кровью, резко контрастирующие с загорелой как у индейца кожей. Не заметила, когда Тарелл успел выйти на берег.

Резкое, прерывистое дыхание кана вновь оседало на коже ласкающим паром. Грудь спутника ходила ходуном, ноздри раздувались, волосы распушились, и не только на голове. Каны не очень волосаты — это вам не верберы с густой порослью на шее и даже спине, странно напоминающей лошадиную гриву, спускающуюся по линии позвоночника. Увидела, когда Беарн наклонялся над раненой Стеллой. Редкий пушок, почему-то очень светлый, на груди и руках Тарелла вздыбился. Потемневшая радужка почти слилась с расширившимися зрачками. Впервые за наше знакомство воочию увидела, как эти угольные точки преображаются в большие круги, напоминая о волнах, расходящихся от брошенного в воду камня. В следующий миг темно-синее кольцо вокруг резко чернеет.

Аромат людоеда магическим образом изменил Вселенную эмигрантки из иного пространства. Весь мир сосредоточился на алевшем, чуть припухшем рте малознакомого оборотня, в чем-то монстра, если задуматься. На гипнотических глазах, излучавших нескрываемое восхищение, жажду.

— Как ты узнала меня во втором обличье? — голос Тарелла вибрировал, тембр чем-то напоминал мяуканье дикой кошки из сериала ВВС. — Не по запаху же.

Мотнула головой, глупая усмешка сама просилась на губы:

— Нет, конечно. Я едва его чувствую.

— Ну и? Это могла быть Индира, Старк…

Вот и я так думала…

— Не знаю. Просто увидела и поняла, — мямлю нерешительно.

— Тогда почему сомневаешься? — Тарелл прищурился.

— В чем?

— В том, что твоя судьба со мной.

— Все быстро, непонятно, у меня свои цели… Не знаю, — замялась, потерявшись в объятиях кана. Завороженная близостью загадочного оборотня, сочетавшего в себе пленительную неподдельную мужественность и способность к бережному отношению… Не думала, что так бывает. Людоед бесстыдно гладил мое тело, разгоняя кровь. Ненасытным, алчным ртом сначала буквально поглотил мой. Тарелл не столько целовал, сколько, всасывал. Его язык, поразительно нежный, гладкий для такого массивного существа, ласкал, возбуждал… Никогда подобного не испытывала. Было в нашем единении что-то кошмарно-правильное, точно я и кан родились, дабы принадлежать друг к другу, а все остальные — лишь ступеньки на пути к этому.

Тарелл разорвал поцелуй, продолжив облизывать щеки, шею, грудь. Совершенно пьяная от его феромонов, позволила изучать себя, пробуя на вкус каждую капельку пота, каждый миллиметр кожи.

Впервые пережила естественность того, что мужчина дотрагивался всюду, вторгался в святая святых. Без усилий, людоед очистил меня от налета цивилизации, въевшегося в плоть, сроднившегося с ней, подобно татуировке. Извлек из глубин подсознания, крови древнее начало, отчасти дикое, но куда более настоящее, чем все культурные наслоения.

Впечатления совсем не напоминали испытанное в предыдущий раз. Не предполагала, что знойные руки Тарелла — скользящие, мнущие, еще бог знает что делающие, абсолютно преобразят меня.

Ощущение крыльев за спиной — настоящих, тяжелых и легких одновременно, такое реальное в мгновения обращения аурой, ни с того, ни с сего вернулось. Запахи просачивались в нос, заиграв новыми оттенками. Свежесть травы раскололась на солоноватую и с кислинкой. Вода источала тончайший аромат, описать который затрудняюсь. Сродни нотке кокосового молока с чуть различимой яблочной сладостью.

Густая, непроглядная синева ночного леса расступилась, демонстрируя лимонную листву, окаймлявшую удаленную малахитовую зелень деревьев и кустарников. Аквамариновый мох пушился на гальке, мраморной россыпью украсившей берега.

Бирюзовая влага к центру озера отливала васильковым.

Звон капель, ударяющихся о водную гладь походил на органную симфонию, перебиваемую басистым окликом какой-то птицы и мелодичной трелью другой.

Мир вокруг расцветал, как по мановению волшебной палочки сияя все новыми гранями.

Зной прибывал, пульсировал, стремглав разбегаясь по ногам, рукам, переполняя, будоража, вдохновляя, но тут же собрался у пупка.

В какой-то момент четко осознала — отпусти меня кан — зависну над землей. Однако через секунду в голове сработал переключатель.

Тарелл… рядом, пожалуй, слишком… Мы почти сплелись в одно целое. Людоед без капли стеснения исследует меня, не упуская ни одного изгиба, ни одной выпуклости…

Нет! Я не готова! Не сейчас! Стоило дернуться, отстраниться, кан остановился. Пар вырывался из его рта, гематитовые зрачки лихорадочно блестели, ноздри вздрагивали, точно крылья стрекозы. Каждый мускул налился, затвердел сродни металлу, из плавильной печи опущенному в студеную воду. На вдохе грудь увеличивалась вдвое, малейший выдох окутывал лицо призрачным туманом.

— Не сейчас, — голос дрожал — чужой, высокий.

— Ясно, — Тарелл быстро поставил меня на ноги и… сиганул в озеро.

Растерянность сменилась пустотой, словно лишилась чего-то важного, необходимого, как воздух. Холодные сумерки навалились на плечи, острым чувством одиночества вонзившись в грудь. Сердце екнуло. Ну, где же он?

Несколько минут даже пузыри не нарушали целостности зеркального центра водоема.

Паника сумасшедшим дятлом долбила по барабанным перепонкам. Господи! Тарелл пропал, сгинул… оставил…

Темная масса ночного леса, едва обрисованная рассеянным светом Луны, стала мрачной, неприветливой. Сучья будто тянули корявые пальцы, стремясь расцарапать незваную нарушительницу спокойствия. Крики птиц и зверей взмывали в мглу предупреждающими выстрелами.

Я принялась лихорадочно озираться, вздрагивая от малейшего шороха.

Но тут из воды выпрыгнул людоед, черным котом приземлившись на берег. Вот это да! Обратился в прыжке!

Присел. Я послушно взобралась на спину, и зверь рванул в чащу, неожиданно радушно выставившую навстречу ладошки веток. Тарелл катал меня кругами, выскакивая на земляничные поляны, до головокружения пахнущие спелыми ягодами. Перемахивая через поваленные деревья, взбираясь на холмы, от которых стрелами устремлялись ввысь хвойные деревья.

В голове крутился вопрос кана. Как я его узнала? По ауре? Да нет, я не читала ее в тот момент. Тогда как же? Забыв о собственной неодетости, согретая огнем людоеда, раскрепостилась.

Наконец, мы в несколько прыжков достигли границы поселения. Обернувшись, заметила мириады светлячков, неведомыми науке созвездиями зависшие на опушке.

На территории людоедов почти ослепла, инстинктивно прижавшись к мохнатому скакуну — тепло кана успокаивало. Быстро, не меняя темпа, людоед заскочил в дом.

Холл, коридор, моя комната.

Только слезла со спины черного кота, он превратился в мужчину.

Поспешно нацепив очередной мешковатый костюм, плюхнулась на кровать. Тарелл стоял во всей красе. Грудь вздымалась, иссиня-черные локоны взъерошились, губы алели, совсем как у озера. Не заметить причину этого было сложно, как ни старалась смотреть повыше.

— Думаю Индира уже купила тебе одежду, — как ни в чем ни бывало, выдал кан. — Могу разбудить и прислать сейчас. Или утром?

— Утром, — одними губами прошелестела я.

— Спи, — людоед развернулся и ушел, не сделав ни единой попытки приблизиться.

…

На границе дремы и глубокого сна в голове прорезался голос Святейшества.

Хотела возмутиться, но не дали. Гуманоид так затараторил, что только и оставалось слушать. Часть слов пропадали, терялись, другие разобрала с огромным трудом. Мыслесвязь напоминала плохой приемник, то издающий фразы, то шипящий, сродни напуганной кобре.

— Слишком много магии… связь очень плохая. Молчи… ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш… …щить может только тот, кто связан с тобой энергетической пуповиной. Если в этом мире родное существо не найдешь, маму не переправишь. Моррох… ш-ш-ш-ш.

Убили все племя неандертальцев. Последнее на Земле. Создатели перестарались — аура первых нишати оказалась чересчур мощной. Не только лечила, омолаживала, но и меняла весь организм … копьем проткнул сердце насквозь, но энергооболочка удержала в живых, переродило… ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш… первый вампир на Земле. Когда обратился Моррох, появились немертвые в нескольких других мирах. Я говорил про этот эффект — если событие радикально влияет на ход истории в одном пространстве, в той же Вселенной на части планет случается подобное.

Ш-ш-ш-ш-ш… Прародитель всей нежити.

(Жуткий сон в гостях у Ала тут же всплывает в памяти. Моррох… я видела его историю. Но тогда, выходит, мы как-то связаны?)

Ш-ш-ш-ш… Той же ночь истребил племя карманьонцев, каждому всадив в грудь копье. Не щадил ни женщин, ни стариков, ни детей, ни новорожденных. В живых осталось лишь несколько семей, в разгар кровопролития умудрившихся схорониться в горах. Тогда Моррох и ощутил жажду крови. Долго скитался, прятался, но потомки истребленного народа отыскали, вырвали сердце, вскрыли вены, слили кровь. Замуровали в малоизвестном лабиринте гротов…

Ш-Ш-ш-ш-ш… Позже там прятался его первый вампирский сын — Альпин.

Ходили слухи, что достаточно одной капли крови Морроха и мертвец встанет из могилы. Преувеличение, конечно, но основа для мифов была.

Моррох ожил спустя несколько столетий — и, правда, восстановился благодаря остаткам собственной крови. Она — сама жизнь, способна возродить тело, погибшее несколько дней назад, сама знаешь уже. Ш-ш-ш-ш-ш-ш…

Появились современные люди, питался ими, случайно обратил нескольких и так сколотил клан. Моррох полунишати-полувампир, его дети, кроме Альпина — простые немертвые, хотя и древние. …Ш-ш-ш-ш-ш-ш. Держи свя-я-язь! Влей энер… ш-ш-ш-ш.

Как обычно! Куратор не меняется, вечно он так — самое главное напоследок. Вдохнула, переправляя в телепатический канал частичку своей ауры. Сперва показалось — натолкнулась на преграду — осязаемую, колеблющуюся, но прочную. Она напоминала полиэтилен — гнулась, вздрагивала, шла волнами, даже тянулась, но не рвалась. Нажала повторно, ощущая как силы покидают. Накопленная энергия уходила, придется еще месяц ждать, прежде чем смогу воспользоваться порталом снова. Проклятье! Чего раскисла? Пока еще с Моррохом улажу и улажу ли вообще. Святейшество явно припас козырь в рукаве. Нужно срочно достучаться. В азарте надавила что есть мочи… препятствие немного поддалось — грань медленно, но верно истончалась. Еще, еще, еще. В мозгу разнесся оглушительный треск, будто лопнула холстина, энергия потоком рванула дальше. Столкновение аур заставило отшатнуться и меня, и куратора, в ушах нарастал стук, каждый удар отдавался дергающейся болью в центре лба.

На долю секунды увидела… наставника во всей красе.

Почему-то абсолютно не сомневалась, что образ, возникший перед мысленным взором — настоящий Святейшество.

Хотела бы встретиться с ним лично… Облик куратора поражал воображение, хотя за пару дней в новом мире насмотрелась на самые изумительные расы.

Глаза древнего существа, очень глубоко посаженные, с угольно-черными зрачками контрастировали с юношеским лицом, без единой морщинки, кожей, белой-белой, как будто даже прозрачной. То ли от перехлеста энергооболочек, то ли еще от чего, длинные белые пряди волос, хаотично перемешивающиеся с угольными, развевались, падая на мощную шею и богатырские плечи. Святейшество напоминал буйвола — массивного, тяжелого, но не грузного. Я отчетливо понимала — он намного выше и крупнее даже верберов.

Новый порыв ветра-энергии распахнул длинный кожаный плащ, светло-кирпичного оттенка, полы которого украшала бахрома, скорее похожая на лохмотья. Между полами мелькнул угольный шелковый жилет, на клепках-многоугольниках, широкие атласные брюки в тон, высоченные бежевые сапоги.

Картинка мигнула и пропала, мучения же, заглушенные то ли переключением внимания на куратора, то ли, в самом деле, ненадолго затертые, вернулись с удвоенной силой.

Вдоль спины понеслась дрожь, захватывая все больше и больше мышц. Добралась до шеи — голова непроизвольно подалась вперед, я сглотнула комок в горле, с трудом проталкивая. Тычок в копчик, пальцы обожгло, ступни точно молнией пронзило. Когда же прекратится эта пытка?

Приподнялась в кровати, пошатываясь на неверных руках.

Коктейль наших со Святейшеством энергий облегчил состояние. В черепе еще звенело, подобно колоколу, в который недавно били.

— Моррох твой брат! У вас общий отец — Великий Аллен, вождь аджагар, — долетело сквозь пространство и время. — И не забудь! Маму поможет донести сквозь портал лишь тот, кто очень тобой дорожит и не безразличен тебе. Я рассказывал! Только взаимные чувства — мощная дружеская привязанность, любовь, кровные узы порождают энергетическую пуповину между аурами. Она — единственный канат, на котором можно протащить через Галактики существо, не умеющее путешествовать самостоятельно! В противном случае, потеряешь спутника, и где он окажется, даже я затрудняюсь сказать. Осторожней! Не ошибись в выборе! Иначе сгубишь помощника, растратишь силы, безуспешно стремясь протащить его. Потеряешь много энергии — сама можешь угодить невесть куда. Только с пуповиной вы будете как одно целое в портале и доберетесь с меньшей потерей мощи, чем во время путешествия в одиночку. Найдешь правильного спутника — на обратную дорогу, не медля ни часа, ауры хватит с лихвой. Ваша связь будет питать, а не истощать. Не прогадай! Не спеши с решением!

Громкие реплики колотили по нервам, отдаваясь жужжанием, гулким перезвоном в ушах. Куратор расстарался, тоже дал мыслесвязи побольше мощи. Рывок и …тишина.

В полном изнеможении откинулась на подушки. От слабости мышцы тряслись — как бывает, если сильно перенапрячься. Тело окоченело, скрючилось, неумолимо замерзая. Свернувшись в клубочек, тряслась крупной дрожью под тонким покрывалом при двадцатипяти с лишним градусов по Цельсию. В машине Ала видела термометр.

В комнату заскочил Тарелл.

— Что? — вопрос замер на губах. Прыжок — и кан рядом, ложится сверху, делясь своим зноем, растирая руками. Я практически слышу удары его мощного сердца — ритм ускоряется, мускулы наливаются силой, пар с напором вырывается из легких.

Темно-синие зрачки сверлят, оценивая каждую черточку на лице, быстро чернеют.

Смыкаю веки, не в силах выдержать этот взгляд, отдаюсь чужому жару. Озноб отступает. Каждое прикосновение Тарелла гонит тепло внутрь замерзшей плоти. «Оттаиваю» забавно — кусками, то тут, то там члены наполняются живительным огнем. «Трясучка» прекращается, кончики пальцев враз прогреваются, вздох наслаждения вырывается из горла.

Открываю глаза. Медленно кан откатывается вбок, по обычаю, гипнотизируя.

Тончайшие холщевые брюки почти не оставляют места для фантазии. Надел для меня? Знаю ведь, какой заядлый нудист.

— Лучше? — непривычно высокий оклик-урчание радует слух.

— Спасибо, — губы расплываются в улыбке.

— Зови если что, — требует людоед, — Моя спальня через коридор. Услышу даже шепот.

Медленно втягивает ноздрями воздух — проверяет, как пахну.

— Теперь в порядке, — кивает довольно. — Расскажешь в чем дело?

Мотаю головой: — Давай позже, нет сил, правда.

— Как скажешь, — прячет глаза — недоверие заметно обижает его.

— Ладно, — расслабленно закидываю руки за голову, — Ко мне пробивался куратор… Ну тот, кто обучает таких как я быть нишати.

— Из вашего мира? — живо интересуется Тарелл.

— Нет. Из другого, своего. Я там не была. Никогда его не видела. Связь высосала много энергии — и у него и у меня.

— Что-то важное? — кан схватывает на лету.

— Про Морроха, выяснилось — он такой же, как мы. Вернее был почти таким же, похожим, пока не стал…

— Живоедом?

— Да.

— И чем это поможет? Думаешь, у неандертальца осталась хоть толика сентиментальности?

— Пока не знаю, но раз куратор так старался донести, значит важно, — ужасно не хотелось говорить, что Моррох мой брат. Чудовище, дикая смесь рас, убившее невесть сколько живых существ… Язык не поворачивался сказать о родстве. Точно кровавый след, оставленный древнейшим ледяным в истории, пятнал и меня тоже. Звучит нелепо, но факт. Даже не представляла, что отношусь к Морроху с таким предубеждением. Раньше казалось, эмоции по его поводу вполне себе нейтральные… Как же плохо ты изучила, Огни!

— Ладно, отдыхай. А то, может, поешь? — грудной бас Тарелла вывел из размышлений.

— Спасибо, посплю лучше. А ты знаешь его первого сына — Альпина?

— Первый раз слышу, — пожимает плечами альфа, — Видел Эресса — вроде он второй в клане Ледлеев, если верить заявлениям самого Морроха и смишников, — и тут же переключился, — Утром будет сюрприз, — губы растягиваются в довольной улыбке. Улыбке? Точно. Раньше только уголки губ приподнимались, сейчас улыбка освещала лицо, глаза блестели как отсветы солнца в неподвижной воде.

— Спасибо, — повторила медленно. Хочется еще как-то отблагодарить. Протянула руку, неловко, осторожно погладила рельефное плечо, грудь, остановилась на секунду, ощутив толчок гигантского сердца.

Сладкий запах, напоминающий карамельный атаковал ноздри, на языке чувствовался отчетливый привкус шоколада. Эндорфины Тарелла — я начала гораздо острее воспринимать его аромат. Кан замер, следя за моей ладошкой. Подарил еще одну улыбку, удовлетворенную, кошачью.

— Любой каприз, — произнес серьезно, твердо. — Спи.

Легкий жест — и он на ногах возле кровати, прыжок — кан у двери.

— Зови, — кивнул нарочито плавно.

Старалась акцентироваться на лице Тарелла, но вид его возбужденного тела все-таки заставил любоваться ковром на полу.

— Все в порядке? — ухмыльнулся кан, будто бы невзначай чуть двинув бедрами.

— Н-нормально, — пробурчала нерешительно…

— Зови, — повторил Тарелл и исчез за дверью.