(Тетис)

Тет застыл на пороге своего дома, погруженный в тяжелые мысли, казалось, придавливающие к земле.

День убитого медведя… В детстве Тет ждал этого праздника как, вероятно, человеческая ребятня ждет Нового года или Дня благодарения. Обожал его!

Мечтал о том, как лучше всех пройдет посвящение в мужчины и примется выбирать женщин, словно десерт в кондитерской. Сколько хочешь, любого роду-племени, самых-пресамых! Еще бы! Брату потенциального вождя дозволено все!

Подростком выезжая в ничейные кварталы Тет с восторженным любопытством наблюдал жизнь и быт других рас, внезапно обнаружив, что она куда безопасней, интересней и радостней его собственной… С каждым подобным выездом сознание его неуловимо менялось, точно кто-то повернул в голове ключ…

Теперь паренек с ужасом ждал чудовищного обряда, считал дни и ночи до праздника, ощущая себя зверем, угодившем в капкан. Не выбраться, не отказаться! Обязан! Или растерзают, порвут на куски, а если чудом выживешь, изгонят из племени, превратив в отщепенца для всех стай. Обрекут на одиночество в мире людей, где никто не поймет и не оценит титанические усилия ради того, чтобы стать лучше, цивилизованней, побороть животные инстинкты чудовищной силы. Жестокий обряд представлялся теперь не истинным подвигом, а страшным унижением, на глазах сородичей. Последующая оргия рождала лютую ненависть к дремучей звериной жажде отдаться празднику плоти, всякий раз властно подминавшей самоконтроль. Напоминавшей, что Тет — разумное, развитое существо — еле-еле управляет собственным телом, порывами, желаниями, без видимых усилий подчиняемыми людьми.

Душа, сердце и все хорошее, что берег в себе, отчаянно отвоевывая у беспощадного хищника внутри, противилось грядущему. Но все же понимал — традиционное гулянье символизирует единение людоедов, их мощь, победу над извечным врагом, выживание племени, назло невзгодам.

Повзрослев, каждый год молил богов помочь вынести «крещение» мальчиков и… творящееся после.

Осознание того, сколько в нем еще первобытного, звериного, не подвластного голосу разума пугало до тошноты. Боялся этой части себя, как, вероятно, хронические больные страшатся очередного обострения. Опасался того, что может сотворить, если вдруг не удержится за соломинку моральных принципов, стремление эволюционировать по примеру людей — и подчинится древнему инстинкту. Захлебнется в адреналине и яростной гонке за добычей. Поддастся искушению прекратить ожесточенную войну с собой, выпустить на волю свирепого монстра, обитающего глубоко в теле, а, может, и в душе…

Мысль о том, что даже извечные враги, о которых молодежи испокон веков рассказывали не иначе как об исчадиях ада, во всем опережают канов, заставляла снова и снова сетовать на закостенелость собственного племени.

Верберы тоже праздновали победу над людоедами — через несколько дней. При всех их странных и даже нелепых обычаях, гулянье медведей намного цивилизованней и гуманней. Равно как и посвящение в мужчины — веселый, удалой праздник силы и ловкости.

Казалось, людоеды, в век солнечных батарей и космических спутников живут дремучими привычками времен, когда люди бегали в шкурах, а верберы и вовсе не знали что такое одежда.

Тет с усилием тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Надо подумать о чем-то хорошем! Например, о том, как здорово вернуться домой из поездки в ничейный квартал за продуктами, сбросить кошмарно неудобную «человеческую» одежду и наслаждаться свободой тела в традиционном костюме! Тончайших голубых холщевых брюках на голое тело.

После легализации канов, человеческие законы запретили оборотням гулять в общих кварталах и на территориях других рас без белья, хотя бы тонкой футболки и обуви. Привыкшие к чуть ли не полной наготе людоеды ненавидели новые правила. Но худшим из зол стали «костюмы для стоп», поначалу причинявшие жуткие неудобства. Любая обувка, будь то даже кеды или кроссовки представлялась канам настоящим орудием пытки. Поколение Тета худо-бедно приучило себя к новому гардеробу, однако при первой же возможности меняло его на тот, что носили предки.

Немного успокоившись, брат вождя заставил себя вернуться к повседневным обязанностям — все-таки сегодня его задача — проследить за приготовлениями к грядущей вакханалии.

Женщины племени суетливо мельтешили туда-сюда под жарким полуденным солнцем, стряпая, до блеска начищая посуду для сервировки столов, готовя традиционные оранжевые скатерти. Глупые людоедки! Даже занятые делом улучают минутку пошушукаться: дескать, брат альфы-то в монахи собрался, или вообще извращенец. Все потому, что Тет усиленно сторонился общеплеменных оргий.

Им не понять. Секс ради развлечения, удовлетворения похоти сродни охоте на человека. Пережиток диких времен, когда каны мало отличались от зверей. Безумно хотелось надеяться, что единение тел и душ доступно людоедам, так же как и смертным. И в женщине можно увидеть равное себе существо, родное и близкое, не просто самку, годную для рождения потомства и ухода за мужчиной.

Закончив с подготовкой к пиршеству, людоедки кинулись «вылизывать» овальную площадку в самом центре квартала, легко вмещавшую несколько сот человек. Ритуалы, гуляния, обряды чаще всего проходили здесь или возле коттеджей Тарелла и Тета, высившихся неподалеку.

Каны не жалели места, не теснились — размеры их «владений» поражали многих гостей. «Хоть Олимпиады проводи!» — восхитился один полицейский. Даже редким деревьям и кустарникам, рискнувшим вырасти рядом с домами, доставалось из-за вечной любви хозяев к просторам. Яркие свидетели тому — обломанные ветки и вырванные с корнем поросли, валяющиеся среди бурьяна и редкой травы — единственных жителей гигантских полисадников, окружавших каждое жилище.

Тет невольно восхитился тем, как Индира — почти точная копия Тарелла в женском обличье, подобно заправскому генералу распоряжалась предпраздничной кутерьмой. Ее платье-халат из грубой льняной ткани не скрывало игру мощных мускулов. Не каждый воин племени мог похвастаться подобными. Не удивительно, что в свои сорок лет замуж Индира так и не вышла. В общине она вроде домохозяйки… Устраивала пиршества, обряды, заведуя абсолютно всем — от кулинарии до подготовки к торжествам.

Однако, сколько ни пытался Тет отвлечься на созерцание, упрямые мысли вернулись к обряду посвящения юных людоедов в мужчины. Парнишкам предстояло спариться с настоящей… пантерой. Разумеется, в зверином обличье… После чего начинался, так называемый, «пир тела». Мужчины выбирали себе любую женщину ниже сословием, а если пожелают — то и нескольких. И покрывали их столько раз, сколько захотят и осилят.

Тет не раз сталкивался с неподдельным удивлением других рас, прослышавших, что людоеды делятся на знать и плебеев. Впрочем, они просто не знали, что ничего цивилизованного в этом делении не было и в помине. Канами благородных кровей считались семьи тех, кто убивал в бою больше врагов. В мирное время засчитывались охотничьи трофеи. Звери, разумеется. Официально считалось, якобы людоеды больше не загоняют человека… Любой, «случайно-нарочно» заглянувший в поселение служитель закона, должен наглядно в этом убедиться. Воины и охотники приносили головы противников, либо добычи, вожаку в мешке. Демонстрировали народу, высыпая на зеленую траву, как яблоки из корзины. В детстве Тет восхищался этим зрелищем. Думалось, оно показывает величие племени, силу и непобедимость. Со временем, вид катящихся по земле голов с белесыми глазами и жуткими одутловатыми чертами, порождал иные чувства и ассоциации. Мерзко, отвратительно, тошнотворно. Наименее удачливые людоеды, как и семьи, где на сегодня нет молодых мужчин — объявлялись чернью.

Ясно как божий день — Тарелл, по обыкновению, будет демонстрировать народу мужскую силу. За ночь вожак с легкостью покрывал с десяток женщин. И многие из «праздничных любовниц» альфы получали наслаждение от жесткого секса. Для них, плебеек, это казалось подарком судьбы.

— Можно к тебе? — Стелла, одна красивейших девушек племени, робко подошла к Тету.

Люди сочли бы ее чересчур рослой и мускулистой. Однако если отбросить представления смертных о прелести хрупких женщин, Стелла выглядела весьма привлекательно. Восточные черты лица, раскосые карие глаза и чувственные губы очень украшали людоедку, немного широковатый нос почти не портил. Коротко стриженные иссиня-черные волосы гладко ложились вокруг миловидного личика. Фигура Стеллы не отличалась классическими пропорциями, при которых талия заметно уже бедер. Но длинные стройные ноги так и притягивали взгляд. В легком облегающем трикотажном платье, людоедка выглядела по-домашнему уютно.

— Хочешь, чтобы опять прикрыл? — мелькнула догадка.

— Да, — кивнула Стелла.

— Знаешь ведь — Тарелл разозлится, — Тет невольно вздохнул.

— Ну не могу я присутствовать на празднике. Другая встреча, — мило пожала плечами людоедка.

— С его стороны я бы выбрал менее заметное время, — покачал головой Тет.

— Ты знаешь, почему он выбрал именно это время, — твердо заявила Стелла.

— Знаю, в этом весь он. Ну ладно, что-нибудь придумаю…

— Спасибо! — людоедка грациозно подскочила и чмокнула в щеку.

Вздох вырвался из груди. Тарелл не особо любил Стеллу. К тому же, девушка — дочь знаменитого воина, значит, высокородные каны не имеют права покрыть ее. В общем, альфа вряд ли сильно расстроится из-за отсутствия Стеллы на предстоящем гулянии. Но ему уж точно не понравится, что людоедка пренебрегает праздником, испокон веков считавшимся важным и символичным.

Опять придется лгать…

В прошлый раз Тет пустил в ход слезную историю о тяжелой болезни начальника Стеллы. Мол, бедолага полный сирота — ни родных, ни близких, вот девушка и согласилась помочь. Тарелл иронично высказался по поводу подвига «доброй самаритянки». И вопрос сняли с повестки дня.

Сегодня… что же сказать сегодня?

Не успел Тет придумать стоящую отговорку, на пороге возникла тяжеловесная фигура Тарелла. Удивительно! Вождь умудрялся появляться именно тогда, когда меньше всего ждешь. Возможно, в этом и заключался пресловутый инстинкт охотника. Если кто-то скрытничал, либо происходило такое, что однозначно пришлось бы Тареллу не по нутру, он немедленно оказывался в самой гуще событий.

Альфа, как всегда, облачился в мешковатые белые льняные брюки.

Размашистая походка вожака демонстрировала грацию хищника, лениво прогуливающегося после сытного обеда и хорошего сна. Но кому как не Тету знать, насколько эта неспешность обманчива. В любой момент брат может превратиться в дикую черную кошку и стремительно разорвать на части добычу, как и всякого, вызвавшего ярость.

— Что опять нужно от тебя Стелле? — Тарелл умел зацепиться за главное.

— Хочет пойти на обследование по поводу недавнего недомогания, — выдал Тет первое, пришедшее на ум.

— Недомогания? — густая бровь вождя поползла к виску. — Это серьезно? Нам нужны здоровые самки.

— Не думаю, что серьезно, но именно — помятуя, о том, что канам требуется хороший приплод, решила все же провериться.

— Вернется к празднику? — опять в самый центр мишени.

Поразительно! Как вообще от Тарелла удается хоть что-то утаить?

— Не уверен. Говорит, в клинике очереди.

— А чего ей вздумалось пойти туда именно сегодня? — кажется, вождь начал злиться — в голосе мелькнули металлические нотки, брови слились на переносице в одну сплошную линию.

— Это очень хорошая больница для двуликих, и принимает только по записи.

Выдерживая допросы брата не раз и не два, Тет навострился так беспардонно врать, что временами сам себе удивлялся. Дезинформация лилась рекой, словно ничего естественней и быть не могло.

Неприятно! Ненавистно! Противно! Да, иначе нельзя. Но до чего же стыдно!

Кому как не ближайшему родственнику понимать все плюсы и минусы Тарелла! Как и то, что корни их отнюдь не в характере или природной склонности, а в воспитании будущего вождя канов.

Благодаря уникальной физиологии людоедов, альфа царствовал, как правило, лет до ста двадцати-ста тридцати. Хотя и это не предел. Ведь в отличие от остальных оборотней, людоеды и медведи до ста тридцати-ста пятидесяти оставались молодыми и сильными, выглядели на тридцать пять, в худшем случае — на сорок.

Тет почти дословно помнил мифы, рассказываемые детям, будто все благодаря человеческой плоти и плоти заклятых врагов — верберов. Не забыл и смутные времена, когда людоеды шептались в паническом ужасе: мол, переход на клонированное мясо — прямая дорога к быстрому старению и дряхлению как у людей. Еще бы! Древние обычаи канов не щадили рано «сдавших» и многие страшились этого даже больше, нежели «иссушения». Лишившись естественной пищи, каны и медведи будто обезвоживались, тело покрывалось коростой, органы отказывали один за другим. Зато смерть наступала быстро — месяц-два — и готово! Настоящий подарок богов, если сравнить ее с участью не по возрасту ослабевших, живших впроголодь, которых каждый сильный мужчина мог ударить, а то и изувечить без единого повода.

Тет был еще мальчиком, когда, по обычаю, за десятилетие до критического возраста главы поселения беты принялись готовить ему смену, на долгие годы разлучив будущего вожака с братом. Отбирали самых сильных и умных мальчиков, жестко муштровали, учили молниеносно убивать, решать насущные проблемы племени и… постоянно стравливали. Ребятишки непрерывно дрались друг с другом, доказывая право однажды биться «за престол».

Ежегодно, на Празднике Смерти вождь сражался с сильнейшими воинами племени. И вот когда, наконец, проиграл три боя подряд, настал день страшного поединка. Мальчики, десятилетие учившиеся быть лучшими, превращались в зверей и дрались не жизнь, а на смерть. До тех пор, пока в облике животного останется лишь один. Серьезно раненые и погибшие людоеды частично превращались в людей и выглядели как полузвери, нечто вроде египетских богов. Альфой назначался тот, кто последним останется в теле черного полутигра-полупантеры. Он, вне всякого сомнения, выходил из схватки, наиболее здоровым и целым.

В отличие от большинства ровесников, восторженно улюлюкающих и визжащих, глядя как лучшие из канов рвут друг друга на части, Тет не нашел в себе мужества наблюдать за кровавым действом. Лишь с замиранием сердца ждал объявления «выбывших», всякий раз облегченно вздыхая, не услышав родного имени. Многие претенденты погибли, другие получили ужасные увечья. Все как обычно, если верить рассказам старших.

Семнадцатилетний Тарелл вышел из схватки «за престол» почти невредимым. Лишь один соперник порвал ему руку. Оборотни регенерировали быстро и через сутки (время, даруемое победителю для зелечивания ран) на «коронации» новоиспеченный вожак почти исцелился.

По-настоящему величественно вышел к народу, и каны, все, как один, бухнулись на колени, опустив голову и чуть склонив набок. Жест подчинения, перенятый у животных, означал нечто вроде «да здравствует король».

Пятьсот лет назад после такой церемонии прежнего вождя забили бы заточенными палками. Удары наносил бы каждый мужчина племени — это считалось знаком высшего уважения, последним даром народа уходящему альфе. К счастью, теперь отставной вожак просто ушел в сторону, жил в почете и достатке. Женщины его семьи числились неприкосновенными для покрытия. Они и только они сами выбирали себе мужей.

Дар человеческой цивилизации — народу канов… Капелька гуманизма. Капля меда в бочке дегтя.

Разве можно не уважать Тарелла за стойкость, смелость и силу? Не восхищаться несомненными достоинствами альфы? И самое главное, при всей вспыльчивости и жестокости, честнее и справедливей вождя поискать.

Тарелл наказывал жестко, по законам предков, не признавал гуманные настроения бет, порой предлагавших смягчить участь провинившегося, отметая их как слабость. Но никогда не осуждал по злобе или из-за чьих-то грязных наветов. Дабы наказать соплеменника, альфа должен был на сто процентов убедиться в его виновности. И не с чьих-то слов, не потому, что кто-то донес первым, а на фактах и после свидетельств хотя бы нескольких очевидцев, не заинтересованных в споре.

Вот почему Тету настолько противно обманывать Тарелла!

Темно-синие глаза главы племени буравили…

— Ладно, — отмахнулся он. — Бог с ней, со Стеллой. Пошли готовиться к празднику. У меня есть для тебя пара огненных… Они более изящные и женственные. И хороши для покрытия, — вождь лукаво подмигнул.

Тет направился следом. Невольный вздох обнажал и облегчение, и усталость. Вопрос со Стеллой закрыт и, наконец-то, можно расслабиться! Однако Тарелл так и не оставил идею-фикс — непременно подобрать брату достойную самку.

Да не надо! Лучше дал бы судьбе самой свести обреченных создать настоящую семью! Тет верил в это, ждал, надеялся. И никогда бы не стал проверять годность женщин покрытием по методу Тарелла. Подобное аморально и унизительно для обоих!

Но если вождю что-то втемяшится в голову…