Словами: "Живого увидав умершим..." — Учитель — он жил тогда в Джетаване — начал рассказ о бхиккху, который верил в то, что имя определяет судьбу. Рассказывают, что некий юноша из хорошей семьи, которого звали "Папака" — "Полный скверны", обратился сердцем к истинному вероучению и принял монашество. Слыша, что монахи то и дело окликают его: "Подойди-ка, почтенный Папака", или же: "Постой-ка, почтенный Папака", — стал он думать: "Ведь в миру "папака" означает "полный скверны", так называют тех, кто впал в скверну ещё в прежних существованиях, тех, кто приносит несчастье и сам несчастлив. Попрошу-ка я, чтобы меня нарекли другим, благостным именем, предвещающим счастье". Папака отправился к своим учителям и наставникам и стал их просить:
"Достопочтенные, у меня дурное имя, назовите меня по-другому". Те, однако, ответили ему:
"Любезный, да ведь имя — всего лишь отличительная мета. Неверно думать, будто бы оно может предвещать успех или осуществление надежд. Довольствуйся же тем именем, что у тебя есть". Однако бхиккху снова и снова обращался к ним всё с той же просьбой, пока, наконец, всей общине не стало известно, что он верит, будто имя определяет судьбу.
И вот однажды, сойдясь в зале собраний, монахи сидели и рассуждали между собой о поведении этого бхиккху.
"Почтенные, — говорили они, — такой-то бхиккху полагает, будто имена определяют судьбу, и просит, чтобы ему дозволили называться новым, благостным именем". В эту самую минуту в залу вошёл Учитель и спросил их:
"О ком это вы, братия, тут беседуете?"
"Да вот о таком-то", — ответили ему монахи.
"О бхиккху, — сказал тогда Учитель. — Не только ведь ныне, но и в прежние времена уже этот человек веровал в значенье имён", — и он поведал монахам о том, что было в прошлой жизни.
"Во времена стародавние бодхисаттва был всемирно прославленным наставником в Таккасиле и учил истинной мудрости пятьсот юных учеников. Среди этих учеников был один но имени Папака, который, слыша, как все обращаются к нему: "Эй, Папака!" — или: "Ступай, Папака!" — решил, что имя у него плохое, ибо предвещает несчастье, и что надобно ему просить себе другого имени. Отправясь к наставнику, он объяснил, что считает имя дурным, и просил наставника назвать его по-другому. И ответил ему наставник: "Вот что, любезный! Ступай-ка, походи по стране, собирая подаяние. Когда наконец найдёшь имя, которое тебе понравится и которое, по твоему, сулит благо, возвращайся назад. Как только ты придёшь обратно, я велю изменить твоё имя, нареку тебя иначе". Ученик согласился, взял с собою всё необходимое для странствия и отправился в путь.
Переходя из деревни в деревню, Папака добрался наконец до города, где только что умер человек по имени Дживака — "Живой". Видя процессию родственников, которая направлялась с телом покойного к месту сожжения, Папака спросил у них:
"Как звали умершего?"
"Дживака", — ответили ему, -
"Разве Дживака может умереть?" — удивился Папака,
"И Дживака смертен, и Адживака — "Неживой" — тоже смертен, ибо имя ведь только отличительная мета, — ответили ему родственники с раздражением и добавили: — А ты, видно, дурак набитый". Выслушав их, юноша пошёл дальше по городу, так и не приняв никакого решения об имени.
У ворот одного из домов хозяева секли плетьми распутную девку по имени Дханапали — "Богачка", за то, что та не хотела отдать им деньги за своё содержание. Проходя по улице, Папака увидел, как бьют распутницу, и спросил у прохожих:
"За что её так?"
"А за то, — отвечали ему, — что она не может уплатить за постой".
"А как её зовут?" — полюбопытствовал юноша. "Дханапали", — сказали ему.
"Неужели же "Богачка" неспособна отдать хозяевам плату?" — удивился Папака.
"И Дханапали — "Богачка", и Адханапали — "Бедная" — обе могут оказаться без денег, — рассерженно ответили Папаке. — Ведь имя — всего лишь отличительная мета". И добавили: "А ты, видно, дурак набитый!"
После этого разговора Папака стал меньше стыдиться собственного имени. Покинув город, он вышел на большую дорогу и зашагал но ней. Вскоре он увидел у обочины человека, сбившегося с пути.
"Что ты тут торчишь?" — окликнул он его.
"Я сбился с дороги, господин", — ответил путник.
"А как тебя зовут?" — полюбопытствовал Папака.
"Пантхака — "Вожатый", — отозвался тот.
"Пантхака? — удивился юноша. — И Пантхака мог заблудиться?"
"Что ж, — недовольно буркнул путник, — Пантхака — Вожатый, и Апантхака — "Не ведающий пути" — оба могут заблудиться. Ведь имя — всего лишь отличительная мета". И он добавил: "А ты, как я погляжу, глуп, братец!"
И вот, окончательно примирённый с собственным именем, юноша воротился к бодхисаттве.
"Ну как, любезный, — спросил его наставник, — избрал ли ты себе какое-нибудь имя?"
"Учитель, — отвечал ему юноша, — я понял, что люди по имени Дживака умирают точно так же, как и те, которые зовутся Адживака; что нищими могут быть и Дханапали и Адханапали, что, наконец, и те, кто носит имя Пантхака, как и те, кто зовётся Апантхака, вполне могут сбиться с дороги. Воистину, имя только различительная мета, и не именем определяется человеческая судьба, а поступками — и только ими. Я не хочу никакого другого имени, пусть остаётся прежнее". И бодхисаттва, подводя итог всему, что юноша видел и сделал, спел тогда такую гатху:
Живого увидав умершим,
Богачку — в нищете безмерной,
Вожатого — бродящим в дебрях, -
Остался Папакою Скверный".
Завершая свой рассказ о прошлом, Учитель добавил: "Так что, бхиккху, не только ныне, но и в прежнем своём существовании этот монах верил, что имя определяет судьбу". И он так истолковал джатаку: "В ту пору юношей, который верил в значение имён, был наш бхиккху, который и сейчас полон тех же предрассудков; учениками наставника были ученики Пробуждённого; наставником же — я сам".