Словами: «Напелись, наплясались мы...» — Учитель — он жил тогда в роще Гхоситараме, близ Косамби, — начал свой рассказ о тхере Сагате. Прожив все время дождей в Саваттхи, Всеблагой отправился бродить по стране, собирая подаяние. Паломничество привело его в городок Бхаддаватику, где все тамошние пастухи — и те, что пасли коров, и те, что пасли коз, — крестьяне и просто путники, едва завидев Учителя, почтительно его приветствовали, а затем принимались дружно уговаривать Всеблагого никогда не приближаться к тому месту на берегу реки, где росли манговые деревья. «Почтенный, — говорили они, — в той манговой роще на берегу реки, где основали свою обитель длинноволосые подвижники, проживает смертельно ядовитый и опасный змей-наг по прозвищу «Амбатиттхика» — «Обитающий в манговой купели». Этот змей способен причинить тебе, Всеблагой, любое зло! Не ходи туда!» И, хотя Всеблагого остерегали так трижды, оп сделал вид, будто ничего не слыхал, спокойно направился к той роще на берегу реки, неподалеку от Бхаддаватики, и там расположился. Покуда он безмятежно отдыхал, близкий к Пробужденному тхера по имени Сагата, наделенный чудотворными, хотя и вполне доступными даже простым мирянам способностями, направился в ту самую обитель длинноволосых подвижников, принес охапку травы, бросил ее на землю около жилища царя нагов и уселся на нее, подобрав под себя ноги. Не в силах сдержать ярость, змей-наг стал выпускать клубы дыма. То же сделал и тхера. Наг начал жечь его огнем. И тхера, в свой черед, принялся палить его! Но змеи своим жаром ничего не мог поделать с тхерой, а тхера своим жаром одолел нага. И, в мгновение ока обратив повелителя нагов на путь истинный, указав ему на Будду, дхамму и сангу как на единственные прибежища и наставив царя змей в заповедях, тхера воротился к Учителю. 

Пожив вБхаддаватикестолько, сколько ему требовалось, Учитель со всем своим окружением отбыл в Косамби. К тому времени известие о том, что тхера Сагата обратил нага на путь истинный, облетело всю округу. Выйдя навстречу Учителю, жители города Косамби почтительно его приветствовали, затем подошли к тхере Сагате, который следовал за Учителем, окружили его и оказали ему особые почести. «Скажи нам, почтенный, есть ли что-нибудь такое, что тебе трудно достать? — спрашивали они его. — Обязательно добудем это для тебя». Тхера промолчал, но шестеро раскольников-бхиккху ответили за него:»Достойные! Вступившие на стезю монашества принуждены обходиться без красного, как ноги попугая, вина, — а оно для них — величайшее лакомство. Но смогли бы вы достать для тхеры хорошего красного вина?» «Охотно», — обрадовались горожане. Они пригласили Учителя с учениками отобедать у них на другой день, а затем обошли весь город, взывая к жителям: «Пусть каждый из вас угостит тхеру!» Везде было заготовлено крепкое красное вино. Все принимали у себя тхеру и поили и угощали его. Тхера упился до потери рассудка и, выходя из города, споткнулся и упал у самых ворот. Так он и лежал там, болтая всякий вздор. 

Возвращаясь вместе с другими бхиккху из города после обеда, устроенного в его честь, Учитель увидал тхеру, валявшегося в столь непотребном виде, и сказал монахам: «Заберите Сагату, братия». Монахи подхватили тхеру и отнесли его в сад. Туда же пришел и Учитель. Бхиккху положили тхеру головой к ногам Татхагаты, но он повернулся и лег ногами к Учителю. «Как вы полагаете, бхиккху, — вопросил тогда Учитель, — выказывает ли Сагата мне такое же почтение, как раньше?» «Нет, не выказывает, почтенный», — ответили бхиккху. «Скажите, бхиккху, — вновь спросил Учитель, — кто сумел обратить на путь истинный царя нагов, что жил возле манговой рощи?» «Сагата, почтенный», — отозвались бхиккху. «А как вы думаете, — продолжал Учитель, — удалось бы Сагате в таком состоянии обратить хотя бы безвредную водяную змею?» «Нет, конечно», — отвечали монахи. «Так скажите же мне, — вновь вопросил Учитель, — следует ли пить зелье, лишающее людей рассудка?» «Не следует», — дружно откликнулись монахи. Заклсимив в этих словах тхеру, Учитель заключил, обращаясь к монахам: «Тот, кто пьет вино и другие хмельные напитки, — совершает дурной поступок, который можно искупить только покаянием». Наставив так бхиккху в важнейшей из заповедей, Учитель поднялся и проследовал в свою благоухающую душистыми травами и цветами келыо. 

Сойдясь в зале собраний, монахи долго потом говорили друг с другом о скверне, проистекающей от хмельных напитков. «Поистине велика скверна, исходящая от випа, — рассуждали они между собой. — Даже мудрый Сагата, наделенный чудодейственными способностями, во хмелю не признал добродетелей, коими обладает наш Учитель». Тут в залу вошел Учитель и спросил собравшихся: «О чем это вы, братия, здесь беседуете?» Монахи поведали ему, о чем шла речь. «Не только ведь ныне, бхиккху, — заметил тогда Учитель, — монахи лишаются рассудка от вина, — и прежде уже случалось то же самое». II он рассказал собравшимся о том, что было в прошлой жизни. 

«Во времена стародавние, когда на бенаресском престоле восседал Брахмадатта, Бодхисатта появился на свет в царстве Каси. Отцом его был брахман с северо-запада. Когда Бодхисатта вырос, он сделался подвижником. Достигнув прозрения и овладев всеми совершенствами, он жил со своими пятьюстами учениками в предгорьях Гималаев, наслаждаясь погружением в глубины сосредоточенного размышления. Как-то раз, в нору дождей, ученики обратились к Бодхисатте с такой просьбой: «Наставник, позволь нам спуститься в долину и попросить у людей соли, пряностей и соды?» «Достойные, — сказал им в ответ наставник, — я останусь здесь, а вы ступайте. Подвергнув испытаниям плоть вашу, с окончанием поры дождей возвращайтесь обратно». «Хорошо», — сказали ученики и, почтительно простясь с Бодхисаттой, отправились в Бенарес. 

Ученики провели ночь в царском саду. Наутро они отправились собирать подаяние в деревню близ города, где их хорошо накормили. На следующий день они пошли в город. Люди охотно подавали им милостыню, и в скором времени придворные доложили царю: «Государь, с Гималайских гор пришли к нам пятьсот великих подвижников, поборовших соблазны плоти, людей, истинно праведных. Они расположились в твоем саду». Наслушавшись хвалебных речей о добродетелях подвижников, царь сам направился в сад, почтительно приветствовал гостей и в знак своего к ним внимания пригласил их пожить у него все четыре месяца, пока идут дожди. Ушел он только после того, как заручился их обещанием погостить у него еще некоторое время. С того дня подвижники жили в саду, а питались в самом царском дворце. 

Но вот однажды в городе был праздник, вовремя которого разрешается нить вино. «Подвижникам ведь очень редко приходилось пить хмельное», — подумал царь и велел послать им множество кувшинов отменного вина. Напившись, подвижники вернулись к себе в сад. Хмель совершенно лишил их разума: одни пускались в пляс, другие начинали петь, третьи, наплясавшись и напевшись, сбрасывали и пинали ногами корзины и чаши для сбора подаяния. Потом они все погрузились в сон. Когда подвижники, протрезвев, очнулись, то пришли в ужас, увидев, что они натворили, и услышав рассказы о своих непотребствах. «Мы сделали то, что недостойно подвижников, — горестно восклицали они и стенали: — Мы впали в такую скверну, потому что ушли от нашего наставника!» И подвижники тотчас покинули царский сад и направились обратно в Гималаи. Они почтительно склонились перед наставником и уселись немного от него поодаль, поставив рядом жертвенные чаши. «Ну как, любезные, — стал их расспрашивать наставник, — не устали ли вы от сбора подаяния? Счастливо ли пожили в миру? Не ссорились ли?» «О Учитель, — сказали подвижники, — жилось нам хорошо, однако мы выпили запретного и, утратив разум и память, принялись петь и плясать». Чтобы объяснить наставнику, что с ними произошло, они сложили и спели такой стих: 

Напелись, наплясались мы сполна — 

и улеглись, устав от кутерьмы. 

Одно лишь утешительно: вина 

испив, мартышками не стали мы. 

«Так всегда и бывает, — сказал им Бодхисатта. — с теми, кто не живет со старшими, под их присмотром». Он выбранил учеников и сказал им: «Смотрите же, впредь не делайте этого!» И, наставив так подвижников, Бодхисатта погрузился в глубины сосредоточенного размышления, которое больше уже ничем не прерывалось, и так подготовился к возрождению в мире Брахмы». 

В завершение своего урока дхаммы, Учитель так истолковал джатаку (отныне мы уже не станем употреблять слов «связав перерождения»): «В ту пору подвижниками были ученики Пробужденного, а их наставником я сам».

(Перевод Б. Захарьина)