"Благообразный, безобразному…" — это произнёс Учитель, пребывая в роще Джеты, о том, как действовать на благо людям. Повод к этому был такой же, как в истории о большом чёрном псе. На этот раз Татхагата произнёс: "Не только теперь, о монахи, но и прежде Татхагата стремился принести людям благо" — и рассказал о былом.

"Некогда в Варанаси правил царь Брахмадатта. Бодхисаттва тогда был Шакрой. В ту пору некий колдун повадился по ночам блудить: ведовским заклинанием он открывал себе за полночь путь на женскую половину дворца варанасийского царя и прелюбодействовал с его главной супругой. Прислужницы о том дознались, да и сама она пришла к царю и повинилась:

"Государь, за полночь является ко мне в опочивальню неизвестный мужчина и силою берёт меня". –

"А ты бы не могла оставить на нём метку, чтобы его нам уличить?" –

"Попытаюсь, государь", — и царица велела поставить в опочивальне чашку с киноварью. Ночью, когда колдун, натешившись с нею, собрался уходить, она смочила руку в киновари и отпечатала прямо на его спине всю пятерню. Рано утром об этом дали знать царю. Царь призвал сыщиков:

"Ищите человека с красным отпечатком пятерни на спине. Увидите — хватайте". А колдун, блудя по ночам, дни проводил у погребальных кострищ: стоял там на одной ноге, как солнцепоклонник. Царёвы сыщики углядели его и окружили.

"Видать, о моих проделках стало известно", — сообразил колдун, прошептал заклинание и взлетел в воздух. Сыщики воротились к царю ни с чем.

"Ну что, разыскали его?" — спросил тот. –

"Да, разыскали". –

"Кто же он?" –

"Подвижник какой-то, государь".

Раз колдун ходил днём в подвижничьем рубище, они его подвижником и сочли. А царь это принял на веру, и гнев его пал на всех подвижников:

"Ишь ты, днём святых из себя строят, а по ночам блудить вздумали!" Он велел под бой гонгов объявить повсеместно:

"Пусть все подвижники убираются из моего царства. А если кто из них попадётся мне на глаза — предам казни!"

И вот из Кашийского царства, простёршегося на триста йоджан, подвижники побежали в соседние государства и их столицы, и не осталось во всей стране ни единого преданного дхарме шрамана или брахмана, — никого, кто мог бы преподать народу благое наставление. Без наставлений народ огрубел, позабыл о щедрости и о нравственности, и умиравшие стали все попадать в ад и иные дурные места, на небесах же никто после смерти уже и не возрождался.

"В чём дело?" — озаботился Шакра, не встречая новых богов, и выяснил причину. Оказалось, это царь Варанаси рассердился на колдуна и понапрасну распространил свой гнев на всех подвижников, изгнал их из своего царства.

"Ну что ж, — решил Шакра, — некому, кроме меня, разубедить царя Варанаси. Если я возьму это дело на себя, я облагодетельствую и царя, и всех жителей царства". Он перенёсся к подножию горы Нандамулы, где обитала община пробуждённых-для-себя, и воззвал:

"Почтенные! Я прошу отправиться со мною одного из вас. Нужно, чтобы он был уже в летах. Я хочу вразумить обитателей царства Каши". Сам старейшина общины согласился помочь ему. Они вместе перенеслись в город Варанаси. Тут Шакра обернулся молодым брахманом необычайной красоты. Вдвоём они трижды прошли по городу из конца в конец. Пробуждённый шёл первым, а Шакра — за ним и нёс его чашу и покрывало. Остановившись перед дворцом, Шакра воспарил над землёю, молитвенно сложил руки над головою и поклонился старцу. Доложили царю:

"Государь! Неизвестный юноша-брахман, очень красивый, привёл сюда шрамана, а сам парит в воздухе перед вратами дворца". Царь встал с трона, выглянул в окно и спросил:

"Скажи, пригожий юноша: за что

Невзрачного ты почитаешь старца?

Ужели превосходит он тебя?

Как звать тебя и как — его, ответь!"

"Государь, — отвечал Шакра, — шраманы заслуживают столь великого почтения, что я не смею произнести вслух его имя, могу только назваться сам.

О государь! Цари не вправе знать

Ни имени, ни рода пробуждённых.

Своё же имя я назвать могу:

Я Шакра, небожителей владыка".

Тогда царь спросил:

"Коль, видя добронравного монаха,

Почтенье искренне ему окажешь,

Что доброго с тобой по смерти будет?

Ответь мне на вопрос, о небожитель!"

Шакра ответил:

"Кто, видя добронравного монаха,

Почтенье искренне ему окажет –

Заслужит тот при жизни похвалу,

А после смерти — возродится богом".

Речь Шакры побудила царя переменить своё мнение о подвижниках, и он радостно произнёс:

"Сегодня у меня счастливый день,

Я повстречал небесного владыку!

Узрев шрамана и тебя, о Индра,

Я совершу немало добрых дел!"

Шакра одобрил решение:

"Отлично! Почитай же тех, кто мудр,

Кто много думал и немало знает.

Узрев шрамана и меня, о царь,

Ты совершишь немало добрых дел!"

А царь заключил:

"Отныне, безгневен и светёл в душе,

Я щедро гостей одарять своих буду,

Гордыню оставлю и стану приветлив.

Я внял твоей речи, о царь-небожитель".

Он вышел из дворца и почтительно склонился перед пробуждённым. А тот воспарил в воздухе, сел, скрестив ноги, и наставил царя:

"Государь, не путай колдунов и подвижников! Тебе следует знать, что свет — не без добродетельных шраманов и брахманов. Приноси дары, блюди обеты, следуй обрядам постного дня". Шакра же, сменив личину брахмана на свой истинный божественный облик, дал наказ горожанам: "Отныне вы должны образумиться". Он велел под бой гонгов объявить повсеместно:

"Пусть возвращаются в царство шраманы и брахманы, бежавшие на чужбину". С тем они и покинули город. Царь же не отступал от полученного наказа и творил благие дела".

Закончив это наставление, Учитель изъяснил арийские положения, а затем отождествил перерождения: "Пробуждённый тогда же упокоился, царём был Ананда, а Шакрой — я сам".