Словами «С великим Ассакой-царем...» Учитель, что жил в ту пору в роще Джеты, начал свой рассказ о вожделении монаха к оставленной в миру жене.
Ибо монах тот на вопрос Учителя: «Правду ли говорят, монах, что ты охвачен тоскою?» — отвечал: «Да, это правда!» А на вопрос:
«По ком же тоскуешь ты?» — отвечал:
«По жене своей, что осталась в миру!» — О монах! — молвил тогда Учитель. — Не только ныне ведь испытываешь ты любовное томление из-за этой женщины, но и прежде ввергался ты из-за неё в великое страдание! И он поведал собравшимся о прошлом.
В стародавние времена в городе Летали, что в стране Каши, восседал на троне царь по имени Ассака. А старшую из жён его звали Уббари, и она, обаятельная, превосходно сложенная, ласкающая взор красотою, превосходящею всё видимое у людей, уступавшая прелестью разве лишь богам, была царём любима. И вот она скончалась. С её смертью погрузился царь в пучину горя и страдания и немного помрачился в уме. Приказал он набальзамировать тело покойной жены сезамовым жмыхом и в деревянном корыте поставить его под своё царское ложе. Сам же возлёг на ложе и лежал так, беспрестанно рыдая и причитая и отказываясь от пищи. Отец с матерью, прочие родичи, друзья и приближенные, брахманы, домовладельцы и иные подданные толпились вкруг него, говоря ему: «Не горюй так, о великий царь! Непостоянно ведь все созданное!» — и пытались они так или иначе утешить царя, но переубедить его не смогли. И так в тоске провёл он семь дней.
Бодхисаттва же в ту пору жил в предгорьях Гималаев и был отшельником, одолевшим пять сверхзнаний и восемь ступеней сосредоточения. Заостривши внутренний и внешний взор свой, он обозревал своим божественным оком всю Джамбудвипу. Увидев того царя Ассаку, столь сокрушавшегося, он решил: «Я должен оказать ему помощь!» Своей чудотворной силой он поднялся в воздух и, опустившись в царском саду, уселся на священный камень, уподобясь золотому истукану.
А в это самое время пришел в сад некий юный брахман, живший в городе Потопи. Увидев Бодхисаттву, он почтительно приветствовал его и сел неподалёку. Бодхисаттва отнёсся к юноше дружелюбно и вопросил:
— Скажи-ка, юноша, предан ли дхарме ваш царь?
— Да, почтенный, — отвечал ему юноша, — царь предан дхарме. Только вот жена у него умерла, и он распорядился поместить её тело в деревянное корыто, а сам лежит лежнем и рыдает — нынче уже седьмой день пошёл! Почему бы тебе не избавить царя от такого страдания?! Столь благочестивому и многознающему, как ты, вполне пристало приходить на помощь царям в подобных несчастьях!
— Но ведь я, юноша, — возразил Бодхисаттва, — с царём и незнаком. Вот если б он сам пришел ко мне и спросил, я бы показал ему место нового рождения его усопшей супруги и побудил бы её заговорить с ним!
— Тогда, почтенный, посиди тут, покуда я не приведу к тебе царя! — попросил юноша.
И, заручившись согласием Бодхисаттвы, юноша направился к царю. Поведав ему обо всем, он сказал: «Надо тебе поехать к тому отшельнику, обладающему даром божественного всевидения!»
Радуясь мысли, что он сможет увидеться со своей Уббари, царь взошёл на колесницу и направился к указанному месту. Почтительно приветствовал он отшельника, сел рядом с ним и спросил:
— Правду ли говорят, что ты знаешь место нового рождения госпожи моей?
— Да, это так, великий царь, — отвечал отшельник.
— Где ж возродилась она?
— Из-за того, что в прошлом рождении, о великий царь, опьянённая красотою своею, жена твоя всем прочим пренебрегала и не совершала благостных дел, она обрела новое существование в лоне самки навозного жука и теперь находится здесь — в этом саду.
— Не верю я в это! — воскликнул царь Ассака.
— Ну, тогда, — сказал отшельник, — я тебе её покажу и заставлю заговорить с тобой!
— Будь посему! — согласился царь.
Тогда Бодхисаттва произнёс:
«Эй вы, те двое, что скатываете шарик из навоза, явитесь к царю!» — и своею божественной силой заставил жуков приблизиться, и те тотчас подползли к царю.
Указав на одного, Бодхисаттва промолвил:
— Вот, о великий царь, госпожа твоя Уббари. Оставив свой навозный шарик, она ползёт следом за супругом-жуком. Узри же её!
— Нет, я по-прежнему не верю, почтенный, что моя Уббари обрела новое рождение в лоне самки навозного жука! — воскликнул царь.
— Что ж, я заставлю её заговорить! — сказал отшельник.
— Заставь, почтенный! — согласился царь.
Бодхисаттва, своею божественной силой побуждая самку жука начать разговор, воззвал:
— Эй, Уббари!
— Чего тебе, почтенный? — отвечала та человеческим голосом.
— Как звали тебя в твоём прежнем рождении?
— Я была старшей женой царя Ассаки, почтенный, а звали меня Уббари.
— А теперь кто тебе мил: царь Ассака или жук навозный?
— То, почтенный, — ответствовала Уббари, — было моё прежнее рождение! Тогда я с супругом моим гуляла по этому самому саду и наслаждалась всем тем, что имеет форму, звук, запах, вкус или что можно осязать. Но теперь, после того как с кончиною своею я отторглась от прежнего существования, что мне в этом царе?! Нынче я могла бы убить царя Ассаку и кровью из горла его умастить ноги супругу моему, навозному жуку! И, говоря так в присутствии всей царской свиты, она человеческим голосом спела:
— С великим Ассакой-царем,
Любимым, мужем дорогим,
Взаимной страсти полные,
Гуляли некогда мы тут!
Но боль и радость прежних дней
Затмилась новым бытием,
Вот почему навозный жук
Милей мне Ассаки — царя!
Услыхав её речи, царь Ассака понял, что скорбел напрасно. Там же, в саду, он распорядился, чтобы мёртвое тело вынесли вон из опочивальни. Потом омыл себе голову, почтительно простился с Бодхисаттвой и воротился в город. Избрав другую царицу старшей женою, он продолжал править царством в соответствии с дхармой.
Бодхисаттва же, наставив так царя и освободив его от тоски по умершей, удалился назад в Гималаи.
И, завершая своё наставление в дхарме, Учитель явил слушателям Четыре Благородные Истины и истолковал джатаку, связывая перерождения (с усвоением Благородных Истин страдавший от тоски монах, утвердившись в Потоке, обрёл свой первый плод): «Уббари в ту пору — это оставшаяся в миру супруга монаха. Царём Ассакой был тоскующий монах, отшельником же — я сам».