Sutta pitaka. Khuddaka nikāya. Jātaka. Eka-Nipata. 97 Namasiddhi-Jataka.

Перевод с пали Б.А. Захарьина.

Словами: "Живого увидав умершим..." – Учитель – он жил тогда в Джетаване – начал рассказ о бхиккху, который верил в то, что имя определяет судьбу.

Рассказывают, что некий юноша из хорошей семьи, которого звали "Папака" – "Полный скверны", обратился сердцем к истинному вероучению и принял монашество. Слыша, что монахи то и дело окликают его: "Подойди-ка, почтенный Папака", или же: "Постой-ка, почтенный Папака", – стал он думать: "Ведь в миру "папака" означает "полный скверны", так называют тех, кто впал в скверну ещё в прежних существованиях, тех, кто приносит несчастье и сам несчастлив. Попрошу-ка я, чтобы меня нарекли другим, благостным именем, предвещающим счастье". Папака отправился к своим учителям и наставникам и стал их просить: "Достопочтенные, у меня дурное имя, назовите меня по-другому". Те, однако, ответили ему: "Любезный, да ведь имя – всего лишь отличительная мета. Неверно думать, будто бы оно может предвещать успех или осуществление надежд. Довольствуйся же тем именем, что у тебя есть". Однако бхиккху снова и снова обращался к ним всё с той же просьбой, пока, наконец, всей общине не стало известно, что он верит, будто имя определяет судьбу.

И вот однажды, сойдясь в зале собраний, монахи сидели и рассуждали между собой о поведении этого бхиккху. "Почтенные, – говорили они, – такой-то бхиккху полагает, будто имена определяют судьбу, и просит, чтобы ему дозволили называться новым, благостным именем". В эту самую минуту в залу вошёл Учитель и спросил их: "О ком это вы, братия, тут беседуете?" "Да вот о таком-то", – ответили ему монахи. "О бхиккху, – сказал тогда Учитель. – Не только ведь ныне, но и в прежние времена уже этот человек веровал в значенье имён", – и он поведал монахам о том, что было в прошлой жизни.

"Во времена стародавние бодхисаттва был всемирно прославленным наставником в Таккасиле и учил истинной мудрости пятьсот юных учеников. Среди этих учеников был один но имени Папака, который, слыша, как все обращаются к нему: "Эй, Папака!" – или: "Ступай, Папака!" – решил, что имя у него плохое, ибо предвещает несчастье, и что надобно ему просить себе другого имени. Отправясь к наставнику, он объяснил, что считает имя дурным, и просил наставника назвать его по-другому. И ответил ему наставник: "Вот что, любезный! Ступай-ка, походи по стране, собирая подаяние. Когда наконец найдёшь имя, которое тебе понравится и которое, по твоему, сулит благо, возвращайся назад. Как только ты придёшь обратно, я велю изменить твоё имя, нареку тебя иначе". Ученик согласился, взял с собою всё необходимое для странствия и отправился в путь.

Переходя из деревни в деревню, Папака добрался наконец до города, где только что умер человек по имени Дживака – "Живой". Видя процессию родственников, которая направлялась с телом покойного к месту сожжения, Папака спросил у них: "Как звали умершего?" "Дживака", – ответили ему, – "Разве Дживака может умереть?" – удивился Папака, "И Дживака смертен, и Адживака – "Неживой" – тоже смертен, ибо имя ведь только отличительная мета, – ответили ему родственники с раздражением и добавили: – А ты, видно, дурак набитый". Выслушав их, юноша пошёл дальше по городу, так и не приняв никакого решения об имени.

У ворот одного из домов хозяева секли плетьми распутную девку по имени Дханапали – "Богачка", за то, что та не хотела отдать им деньги за своё содержание. Проходя по улице, Папака увидел, как бьют распутницу, и спросил у прохожих: "За что её так?" "А за то, – отвечали ему, – что она не может уплатить за постой". "А как её зовут?" – полюбопытствовал юноша. "Дханапали", – сказали ему. "Неужели же "Богачка" неспособна отдать хозяевам плату?" – удивился Папака. "И Дханапали – "Богачка", и Адханапали – "Бедная" – обе могут оказаться без денег, – рассерженно ответили Папаке. – Ведь имя – всего лишь отличительная мета". И добавили: "А ты, видно, дурак набитый!"

После этого разговора Папака стал меньше стыдиться собственного имени. Покинув город, он вышел на большую дорогу и зашагал но ней. Вскоре он увидел у обочины человека, сбившегося с пути. "Что ты тут торчишь?" – окликнул он его. "Я сбился с дороги, господин", – ответил путник. "А как тебя зовут?" – полюбопытствовал Папака. "Пантхака – "Вожатый", – отозвался тот. "Пантхака? – удивился юноша. – И Пантхака мог заблудиться?" "Что ж, – недовольно буркнул путник, – Пантхака – Вожатый, и Апантхака – "Не ведающий пути" – оба могут заблудиться. Ведь имя – всего лишь отличительная мета". И он добавил: "А ты, как я погляжу, глуп, братец!"

И вот, окончательно примиренный с собственным именем, юноша воротился к бодхисаттве. "Ну как, любезный, – спросил его наставник, – избрал ли ты себе какое-нибудь имя?" "Учитель, – отвечал ему юноша, – я понял, что люди по имени Дживака умирают точно так же, как и те, которые зовутся Адживака; что нищими могут быть и Дханапали и Адханапали, что, наконец, и те, кто носит имя Пантхака, как и те, кто зовется Апантхака, вполне могут сбиться с дороги. Воистину, имя только различительная мета, и не именем определяется человеческая судьба, а поступками – и только ими. Я не хочу никакого другого имени, пусть остается прежнее". И бодхисаттва, подводя итог всему, что юноша видел и сделал, спел тогда такую гатху:

Живого увидав умершим,

Богачку – в нищете безмерной,

Вожатого – бродящим в дебрях, –

Остался Папакою Скверный".

Завершая свой рассказ о прошлом, Учитель добавил: "Так что, бхиккху, не только ныне, но и в прежнем своём существовании этот монах верил, что имя определяет судьбу". И он так истолковал джатаку: "В ту пору юношей, который верил в значение имён, был наш бхиккху, который и сейчас полон тех же предрассудков; учениками наставника были ученики Пробуждённого; наставником же – я сам".