Я прибежал домой, когда ее уже не было. Я звонил, она не отвечала. Потом я понял почему — ее телефон остался дома. Ну да, умница, ты сама говорила, что эта встроенная в наши «трубы» микросхема позволит определить координаты аппаратов с точностью до двух–трех метров.

Дело в том, что было уже темно. Темно! А темнота — это синоним страха и смерти. И почему–то мне уже было наплевать, кто из нас профессионал. Потому что я не знал, кого она ждала. Может быть, она напрасно ждала того, кто лежит сейчас задушенным в своем редакторском кабинете. Увезти его еще не успели — фотографируют. Но кто–то же сумел придушить его бесшумно. Да так, что трое сидевших в соседней комнате людей и не заметили.

На этот раз я не стал искать шпильку. Десять выданных мне Варькой патронов все еще лежали внизу, в тире. Я сегодня утром не успел пострелять. И великолепное помповое ружье было там же. Пристегнуть пистолетную рукоятку с металлическим раскладным прикладом и укороченный ствол — дело минуты. Десять патронов? Господи, я не Рэмбо и не Шварценнеггер, я не собираюсь прыгать, уворачиваться, стрелять, стрелять и стрелять. Мне бы хоть раз пальнуть.

Стол из красного дерева разворотило так… Боже, сестрена меня убьет! Я‑то думал только замок… Ладно, один патрон израсходован, один дошлем в ствол и один добавим в магазин. Все девять при деле, в руках тащить ничего не надо. Варька, Варька, Варька, что же ты тут нашла… А вот и знакомое лицо.

Таисия Ивановна? Ну что ж, я так и не показал тебя Карасеву. И умерла ты от десяти до полуночи, если верить экспертизе. И теперь, видя перед собой страницы этого дела я даже знаю где.

Варькина машина по–прежнему дома, в этом я убедился. Только прав у меня нет и пытаться мчаться на ней сейчас желания тоже нет — здесь не кино. А вот сестренкин велосипед…

Мой плащ отлично скроет переброшенное через плечо помповое ружье. Укороченный ствол, укороченный приклад — что еще надо боевику–терористу? Разве что немного профессиональной подготовки. Но я же стрелял в тире. Черт, до первого мента еду! До первого мента! Хорошо еще, если попадется не слабонервный и не начнет палить без предупреждения при виде этой бандуры у меня под плащом.

Здание поликлиники, знаменитый местный долгострой, было таким же, как два с половиной года назад. Еще при Анке Матвеевой. Вот только, может быть, кто–то имеет виды на этот недостроенный домик — на фасаде, том, который обращен к проезжей части, появились прожектора. Но мы, ниндзи, рыцари ночи выбираем темную сторону. Нам уж, куда уж? Долбанный велосипед проваливается передним колесом в какую–то канаву. Слава Богу, проклятая пушка на предохранителе. Она вообще очень надежна…

Да, так наверное Варька и догадалась. С чего–то же Анка начала много пить. Может быть для того, чтобы что–то забыть. А значит это «что–то» произошло незадолго до…

Я задыхаюсь. Руки влажны от пота. Тут не игрушки, дурак, тут не игрушки. Стараюсь дышать размеренно, осторожно крадусь. Этот подьезд? Если верить бумажкам, этот. Варька, я должен почувствовать, где ты.

Я шагаю. Медленно заношу ногу, ставлю перед собой. Неужели это все, и правда, так громко? Снимаю плащ. Сначала вытираю им руки. Да нет, к чему врать? Сначала я переложил в карман штанов золотую «Зиппо». Вы можете меня презирать. Но с другой стороны, единственная память о ней — зажигалка и часы.

«Роллекс» на запястье, но мне от него не жарко и не холодно. Я не знаю времени «Ч». Медицинская экспертиза — это медицинская экспертиза. Кто знает точно, во сколько случилось то, с чего все началось?

Я крадусь вверх по ступеням. Медленно — для меня это синоним «бесшумно». Маленькие камушки на цементных ступенях грохочут, когда я наступаю на них. От хриплого дыхания содрогаются стены. Мне ни от кого не спрятаться. Я не профессионал.

Второй этаж. Предохранитель, дурак, предохранитель! Ты должен успеть выстрелить хотя бы раз. Здесь не игрушка, здесь тебе не удастся перенести два–три ответных попадания. Ты просто сдохнешь, так ничего никому и не доказав.

Третий этаж. Боже мой, тут же кругом темнота кромешная. Я из–за собственного дыхания ничего не слышу. Меня же слышно за километр.

Первая ступенька… вторая… Голоса. Да, голоса! Слишком спокойные для того, чтобы меня кто–то ждал. Медленнее… Что ж, ты уже не сможешь уйти назад. Ты себе этого не простишь.