— Труп я не трогала, пусть этим эксперты займутся. Двери на сцену и в кинозал с первого этажа были закрыты. Через нашу дверь, кроме покойника не входил никто, кроме обнаруживших труп. Остается служебная лестница. Вверх по ней будка киномеханика, и пара офисов. Все помещения закрыты. Есть еще выход в чердачное помещение, но обследовать его в полной темноте затруднительно. Если идти по служебной лестнице вниз, то через туалет можно попасть на первый этаж. Там есть еще одна дверь на улицу, она заперта, но теоретически… — рассуждала Варька.

— Там снаружи замочная скважина стальной пластиной заварена, — перебил Семенов. — Наши ребята здесь на дискотеке дежурят, я это точно знаю.

Я подошел сразу же как только увидел, что Варька и Дрожко обменялись рукопожатиями. Полковник вперил в меня тяжелый неподвижный взгляд.

— Исключено, — тихо сказала моя начальница. — Можете мне поверить, товарищ полковник, — абсолютно исключено. Удушить шнуром? Уж я‑то его знаю.

— Эх, Варвара Викентьевна, — грустно пробормотал Дрожко, — ну что вы постоянно… — он вздохнул. — Проверить надо эту пластину.

Последнее относилось к Семенову, но Варька отправилась вместе с ним. Я вдруг почувствовал нечто вроде ревности.

— Идем–ка, — поманил меня полковник подальше от вертящихся вокруг милицейских чинов. В холле наступила зловещая тишина. Я просто физически ощутил на себе взгляды собравшихся. Вернее, тех из них, кто еще был достаточно трезв. Наверное, со стороны это выглядело как картина, достойная кисти Репина: «Полковник Дрожко лично допрашивает убийцу Хорька».

— Генерал! — тихо и зловеще уставившись мне в глаза вдруг промолвил полковник. — Генерал возлагает на тебя большие надежды. И ему очень не хочется, чтобы ты его разочаровал,

Мне стало не по себе, потому что я сразу же понял о ком это он. Генерал — это Варькин дядя Сережа, начальник нашей областной милиции, пришедший на этот пост из других, куда более значимых органов. Учитывая, что, по Варькиным словам, всему, что она умеет, она научилась у дяди, разочаровывать его мне сразу же расхотелось. Видели бы вы, как Варька ребром ладони перебивает дюймовые доски.

— Он надеется, — так же тихо и зловеще продолжил полковник Дрожко, — что она будет жить, как положено нормальной девушке ее возраста. Не будет заниматься уголовными делами. Выйдет замуж. Может быть, родит ребенка.

— Так это… Товарищ полковник, — начал оправдываться я. — Никаких же уголовных дел. Мне это самому, как нож к горлу! Я‑то думал: ну, выйдем на городское культурное мероприятие. Поэты, опять же, народ интеллигентный. Музыканты всякие. Пусть развлечется девчонка. Чего ей в четырех стенах сидеть. А тут гнида эта, Хорек проклятый! Угораздило же его кого–то так достать, что его пришили!

— Поэты? Музыканты? — Дрожко с омерзением окинул взором окрестности. — Алкаши! Наркоманы! Богема чертова!

Слово «богема» прозвучало в его устах как самое страшное ругательство.

— Пластина на месте. С той стороны дверь не откроешь, — доложил запыхавшийся Семенов.

— И не закроешь, — добавила подошедшая вслед за ним Варька.

— Милая, — как можно ласковее воззвал я. — Пусть уж милиция занимается. Давай пока посидим в сторонке.

— Идем, дорогой, — она заботливо взяла меня под руку и отвела подальше от остальных. — Ты что себе позволяешь, а?

Я быстрехонько пересказал ей все, что узнал от Дрожко о надеждах возлагаемых на меня генералом.

— Все просто отлично, — просияла Варька. — При полковнике так и действуй: милая, любимая, родная, Варенька, Варюша. В конце концов, ты первый мужчина, живущий в моем доме. Почему бы дяде и не поверить в то, что мы любовники?

— А если он все–таки узнает правду?

— Он решит, что ты просто какой–то недоумок, которого я использовала для того, чтобы его обмануть, — утешила меня любимая начальница.